Запрограммированное сердце

Так-так-так, что у нас здесь? Тахикардия, начавшийся хронический тремор, аритмия, а еще много-много разных слов, которые Уён услышал, сидя в кабинетах невролога и кардиолога. И это не говоря уже о болезнях кишечника и желудка, о которых всё и без того известно уже давно. Целый букет — неувядающий и цветущий в благоприятных для него самого условиях. Однако это было ожидаемо, и потому, наверное, после вердикта докторов не возникло ни уныния, ни огорчения. Появились они только тогда, когда пришел лечащий врач и сказал нечто страшное:

— Вы стремительно идете на поправку, господин Чон, через пару дней выписка. Поздравляю!

Но поздравлять было не с чем. Уён практически презирал себя за это, но очень хотел поддаться трусливому порыву и прикинуться невероятно больным, поранить себя снова, едва ли ни швы разорвать, но только не возвращаться в этот заметенный снегом, серый и ужасный внешний мир. Уёну казалось, что он привык к своему ритму жизни, и он не хотел жаловаться, но стоило на пару недель очутиться в месте, где можно спокойно спать, играть в игры на телефоне, смотреть фильмы и читать книги, как та клетка, в которой он находился всё это время, начинала казаться настоящей тюрьмой.

Каждый раз, когда приходили Миён, Сан, Юнхо или Пак Сонхва, Уён непроизвольно становился тем самым парнем, который смеется, задыхаясь, взвизгивает от возмущения, играючи катается по кровати, рассказывает глупые анекдоты о программистах, тверкает от всей души и прикидывается любовником Сана. Но стоило только прийти матери, как все эти эмоции сметало снежной бурей. Уён отчаянно пытался не провалиться в эту пустоту, гнал ее от себя прочь, уговаривал себя, что всё нормально, что он снова ко всему привыкнет, поднажмет, а потом уедет.

И не знал, как сказать об отъезде матери и как сможет оставить Миён и друзей.

В больнице было много времени подумать о том, что делать дальше, и теперь перед сном — о боже, как, оказывается, приятно спать! — он вспоминал свои былые посиделки с Саном на крыше его дома, в его комнате или в своей квартире, совместные занятия в тренажерном зале и катание по ночному городу на машине. Уён всё чаще задумывался о том, что Юнхо тоже всегда был рад подставить свое плечо: когда случилась ссора с Миён или когда выворачивало желудок, да и потом, когда рассказывал обо всем, что происходит в универе. А уж как они тогда вдвоем разнимали Сыльки и Миён! Чанми и Ёсан заходили, передавали что-то из еды или просто добрых пожеланий, а еще...

Сердце Уёна всегда билось быстрее, когда он думал о своей глупышке Миён.

Ему на ум приходило столько разных воспоминаний. Словно в калейдоскопе, они кружились там со страшной силой — плохие, хорошие, нейтральные, — да неважно! Главное, что они вообще были. А еще Уён с теплотой думал о той прекрасной, пусть и не лишенной передряг, неделе, что они вшестером провели вместе. Столько теплоты и уюта он не чувствовал никогда. Ему казалось, что он посекундно помнит тот первый секс, игры, готовку, пустую болтовню и дружный смех.

А еще в какой-то момент Уён осознал для себя, что совсем перестал вспоминать о том, что так грело его душу перед сном, и оно же сжимало ее в тиски. Наверное, он не мог как следует описать вновь родившееся чувство, никогда не отличался красноречием, и пояснить, почему так происходит, но факт оставался фактом — он вспоминает о матери только самое плохое. А еще чувствует затаенную угрозу, только пока непонятно, какую именно и как она себя проявит.

— Ты, чудик бестолковый, чего такой грустный?

Уён даже не заметил, как Миён вошла, но стоило ей появиться, как с лица тут же ушла тень, а на душе стало слишком хорошо и радостно, чтобы прекратить улыбаться. Грустный? Нет! Рядом с ней — счастливый.

— Врач сказал, что тебя скоро выпишут, — крепко поцеловав Уёна в губы и сняв с себя шубу с шарфом, сказала Миён и села на край кровати. — Замечательно ведь! Какое-то время не выходи на работу, лучше к сессии готовься. Вчера на экзамене я поговорила с преподавателем Пак, он сказал, что все преподы в курсе твоей ситуации и что пересдачи будут считаться обычными экзаменами. Так что всё прекрасно.

— Я бы и рад не работать, но с деньгами что делать? Я практически на нуле.

— А вот об этом я позабочусь! Я вспомнила, когда ты платишь за квартиру, это чуть пораньше, чем придет мой аванс... Попроси задержать оплату на пару дней, мы с Саном скинемся, и всё будет нормально, — почти скороговоркой проговорила последние слова Миён, не давая Уёну возразить, а потом, стоило ему открыть рот, накрыла его рукой. — Тс-с-с... Ты это слышишь?

— Чт?.. — только начал было Уён, но Миён сильнее сжала его челюсть ладонью и приложила указательный палец второй руки к своим губам.

— Совсем не слышишь, да?.. Это ветер воет... — она понизила свой голос до шепота. — Он забирает с собой все твои возмущения, раздражение и возражения, а вместо этого приносит денежки прямо на твою карту с двух счетов! И мнение чудиков бестолковых не учитывается, на случай их недовольства у меня разработана система кар в тетради. И поверь, там нет возможности амнистии для этих самых бестолковых чудиков!.. Я бы на их месте не рисковала.

— А для слизняков? — спросил Уён, стараясь подавить улыбку и непроизвольно делая губы уточкой.

— Нет.

— А для тростинок?

— Их сразу вырвут с корнем.

— А для умных дядек? — не сдавался Уён, и с каждым новым вопросом его голос становился громче и выше. Миён снова отрицательно покачала головой. — И даже для червяков не предусмотрено никакой амнистии? — состроив театрально расстроенную мордашку, спросил Уён.

— Н-н-н-не-а! — намерено растянув слово, наслаждаясь этим выражением лица, воскликнула Миён и закинула ногу на ногу.

Ненадолго повисло молчание.

— Тогда у меня остался последний вопрос, — наконец подал голос Уён и, схватив Миён за плечи, бросил ее под себя, нависнув сверху и растянув губы в довольной победной улыбке. — Что, мальчику по вызову тоже не ждать амнистии? — спросил он, наклонившись чуть ниже и забравшись ладонью под свитер и бюстгальтер Миён. Та смотрела на Уёна во все глаза и затаила дыхание, а потом и вовсе забыла, как дышать, когда ее губы смяли в требовательном быстром поцелуе.

Поначалу было отдавшись ему полностью, Миён приподнялась на локтях и ощутила ноющее возбуждение внизу живота, а потом вдруг опомнилась.

— Стой, мы же в больнице... — сказала она, с неохотой толкнув Уёна в грудь.

— Хм... да, кто-то может зайти, — кивнул он, встал, подпер дверь тумбочкой на колесах, а потом закрыл жалюзи. — А вот теперь вряд ли. Мы не сможем сейчас полноценно, но мой язык и мои руки всё еще при мне, — сказал он, буквально падая обратно на койку и придавливая едва не плачущую от возбуждения Миён. — Так что там по поводу амнистии для мальчиков по вызову?

— Мы всё еще в больнице... Я могу быть очень громкой!

— Еще чуть-чуть, и я подумаю, что ты нашла себе нового мальчика для удовлетворения всех своих потребностей, — не своим голосом проговорил Уён, начав нежно оглаживать бедро Миён и забираться под ее брюки. Секунда, и средний палец коснулся клитора, после чего прозвучал тихий стон. — Так что, мне нашлась замена? — Уён просто не хотел униматься, начав забираться пальцами во влажное лоно, попутно кусая мочку уха Миён, дыхание которой сбилось напрочь.

— Какой же ты... вредный... твои язык и пальцы можно чьими-то заменить?.. Хотя был один! Подкатывал тут ко мне в главном корпусе!

— Кто таков? — чуть оскалившись, спросил Уён.

— Пак Донхён какой-то. Спортсмен из гандбольной команды.Этот молодой человек местный мем в «Таянии льда».

— Знаю такого... но сейчас меньше всего я хочу говорить о нем! — воскликнул Уён, не став вдаваться в подробности, вместо этого заняв свой язык тем, чтобы сплести его с языком Миён.

Та больше не сопротивлялась и не пыталась возражать, чуть раздвинув ноги, чтобы Уён смог наощупь расстегнуть пуговицу на ее штанах и сильнее протолкнуть руку под ткань ее трусов, продолжая затем проникать пальцами всё глубже. Смазка так и сочилась, тело истосковалось по любимым ласкам, и сейчас Миён никак не могла насытиться, думая только о том, чтобы не застонать на всю палату и не привлечь излишнее внимание извне. А Уён словно нарочно пытался довести ее до того, чтобы даже не пыталась сдерживаться, начав всё активнее работать рукой и блуждать губами по лицу, шее и ключицам.

— Так и хочется прямо сейчас твои ноги развести пошире и трахнуть, — хриплым полушепотом проговорил Уён, против воли начав подаваться тазом вперед, так, что Миён сквозь одежду почувствовала вставший член.

— Ты прям какой-то... не как обычно...

— Просто очень хочу тебя... — Уён провел кончиком носа по шее Миён, вдыхая запах ее духов. — Черт, как же я люблю и хочу тебя...

Он принялся нашептывать что-то еще, устраиваясь между ее ног и едва не скуля от накатившего желания. И вот опять это безумие!.. Они непонятно где, без средств защиты и хотят друг друга до умопомрачения. Приподняв голову Уёна за подбородок, Миён вернулась к поцелую, дотянулась до пледа, что наполовину валялся на полу, закинула его на них, прислушалась к тому, что происходит за стенами, и обхватила ногами пояс Уёна, приподняв таз и потершись им о член.

— Ох... — вырвалось у Уёна. — Хочешь, твой мальчик по вызову поработает для тебя языком?.. А уже потом, у меня в квартире...

— Нет, давай здесь, — отрезала Миён, зная, что не в силах сопротивляться их обоюдному желанию. — Мы с тобой никуда не торопимся.

— Так больница же, как ты сама сказала... — Уён аж замер, не веря своим ушам.

— Важнее тебя ничего быть не может, — перебила Миён и потянула его на себя, втянув в очередной терпкий поцелуй и сразу же протолкнув язык в его рот, начав ласкать верхнее нёбо, а руки забрались под футболку, нащупав линию шва.

Сначала было Миён испугалась, что не нарочно сделала больно, но Уён никак не отреагировал, даже, кажется, не заметил, будучи занятым тем, чтобы начать стягивать собственные штаны. Верх на обоих он решил оставить, чтобы не тратить лишних сил и времени. В коридоре кто-то громко засмеялся, что-то грохнулось, однако все эти звуки заглушили стоны и биение пульса где-то в ушах и горле. Подавшись тазом вверх, Миён дотянулась до бедер Уёна, попыталась быстро расстегнуть пуговицу и ширинку, но пальцы словно нарочно не слушались, соскальзывая, а когда наконец-то поддались, штаны полетели вниз сразу вместе с боксерами.

Миён, кажется, даже не моргала, обнимая Уёна и смотря на него в упор, в который раз любуясь родинкой на его губе и под глазам, его необычным носом, который так любила, даже провела вдоль него указательным пальцем, после чего поласкала щеку и потянулась к лицу поцелуями. А лоно так и сочилось влагой, хотелось на всю больницу закричать.

— Такая мокрая, — усмехнулся Уён, увидев на трусах влажное пятно, после чего ради собственного удовольствия сжал в ладони одну правую грудь Миён прям под бюстгальтером, а второй, дразня, массировал клитор. — Я хочу кое-что попробовать... Недавно только в голову пришло.

— И что же это такое? — не открывая закатанных от удовольствия глаз, спросила Миён.

— Не знаю, но надеюсь, тебе понравится. Только сначала нужно тебя немного расслабить, — прерываясь чуть ли не на каждом слоге от того, что Миён оглаживает его член, ответил Уён и наконец-то снял с нее трусы, собиравшись войти сначала только головкой, но тут же поняв, как внутри тепло, влажно и хорошо, настолько, что можно не сдерживаться. — Не пикали бы еще эти приборы...

— А я ничего не слышу!.. Уён, пожалуйста, замолчи и трахай меня уже!..

А Уён не собирался замолкать, а точнее — не хотел, чтобы молчала Миён, но они не в том месте и не в то время, и потому она дотянулась до стилуса, что лежал на планшете на тумбочке, и закусила его, хотя хмыканье и хриплое, почти рычащее мычание не прекратили разноситься по палате всё равно. Улегшись на Миён всем весом, Уён стал толкаться всё быстрее и быстрее, пока наконец-то не набрал привычный для себя темп и не перешел на более отрывистые и жесткие толчки, с каждым из которых всё больше начинала изводиться Миён.

Когда член дошел до основания, Уён с утробным рыком, сам не зная, что на него нашло, вбился внутрь еще несколько раз, после чего молча вышел, перевернул Миён под себя спиной вверх, провел, загипнотизированный формами, вдоль всей фигуры и снова улегся сверху, но на сей раз одной рукой легонько сжал между пальцами длинные темно-каштановые волосы, а второй забрался под живот Миён и соскользнул вниз, к клитору, принявшись нажимать на него большим пальцем, делая круговые движения то по часовой, то против часовой стрелки.

— Что ты делаешь?.. — выронив стилус изо рта, спросила Миён, скрипя ногтями по изголовью койки. — Господи, Уён, что ты делаешь?..

— Показываю, что скучал, — без обиняков ответил тот и стал вколачиваться резче и отрывистей, делая между толчками небольшие паузы, а палец не прекращал воспроизводить вращающие движения, нащупывая оставшуюся там размазанную смазку. — Нам правда нужно решить, кто будет таскать с собой презервативы, потому что после выписки я буду иметь тебя при любой удобной возможности.

— А я не согласна! — воскликнула Миён, обняв одной рукой подушку.

— Это еще почему?

— Это я имею тебя, потому что ты тут занимаешься моим обслуживанием.

— Ах да, точно! Как вам будет угодно, моя госпожа, — хохотнул Уён, вытащил руку, шлепнул Миён по ягодице, чуть сбоку, и вошел еще несколько раз и чуть было не забылся, хотя всё же успел вовремя опомниться.

Излившись на поясницу Миён, Уён почувствовал, как его забило судорогой оргазма, а потом быстрее принялся оглядываться в поисках того, чем можно вытереться. Хорошо, что здесь оказались влажные салфетки, а то... Какое-то время они оба лежали, прижавшись друг к другу и пытаясь отдышаться, после чего слились в легком плавном поцелуе, полной противоположности того, что между ними произошло несколько минут назад. Наклонившись, чтобы поднять их штаны, Миён заправила волосы за ухо и скривилась: теперь на одежде грязь.

— Хорошо, что хоть трусы на пол не скинули... — протянула она и поспешила одеться. — Твоя мать мне писала... Спрашивала о тебе. Прости, что я поступила именно так, но я показала переписку Чанми...

— И что она сказала? — нисколько не обидевшись, с интересом спросил Уён, хоть это и последняя тема, на которую ему сейчас хотелось бы поговорить. — Тоже, как Сан, говорит, что это всё надо прекращать?

— Сказала, что твоя мама пишет мне, чтобы подробнее узнать у меня, собираешься ли ты... ну... пускать ее к себе жить. Может быть, она правда волнуется, хоть так и не кажется? Я не смогу переехать к тебе даже на несколько дней, а тебе действительно нужны забота и уход после ранения.

— Ничего мне не нужно. Раньше сам справлялся, и сейчас справлюсь... — ответил Уён, в груди которого вспыхнула злоба. Он замолчал, попытавшись воскресить в своей голове образы из своего детства, такими, какими вспоминал их долгое время, но не смог — перед глазами возникало перекошенное от крика и злости лицо госпожи Чон, и больше ничего. — Я не знаю, как сказать маме о том, что я не хочу, чтобы она переживала... Не хочу выслушивать обвинения, обиды, да и обидеть ее саму тоже выше моих сил. Но я не... не могу я, понимаешь? Я боюсь.

— Чего? — ласково спросила Миён, сев рядом с Уёном.

— Я боюсь увидеть в квартире на столе рюмки и соджу. Боюсь вернуться с работы или учебы домой и почувствовать запах спирта или пива... Боюсь получить пощечину за то, что стараюсь уговорить ее лечь спать.

Он крепко сжал ладонями голову, когда в ушах вдруг зазвенел крик госпожи Чон, одно из самых страшных воспоминаний, когда Уёна ударили чем-то по лицу и заперли в сарае, приказав не выходить. Сделал это отец, но потом до ушей донеслось материно: «вот и правильно, будет меньше в компьютер играть». Странно, раньше такого не вспоминалось.

— Тогда скажем как есть. Нам еще идти к тебе домой на ужин сразу после выписки... Я буду рядом, может, тогда она не станет ругаться и кричать. Вдруг после ранения что-то переосмыслила? Надежды мало, но лучше убедиться, — проговорила Миён, прижав Уёна к себе покрепче. — Много долгов еще выплачивать?

— Как оказалось, там еще кредиты... Долги по коммуналке мы с Саном закрыли, а вот кредиты... Да я их все сам выплачу, если надо, только один. Просто мне кажется, что если я пущу маму к себе, то она опять сорвется, и тогда я совсем перестану возвращаться домой, как тогда, когда еще жил с родителями...

— Так, тише, тише. Ничего страшного еще не случилось. Твоя мать старается быть милой со мной, пока не знаю зачем, но мы это выясним. Кстати, я спросила у Сана, что нам делать с этим ужином, а он, — Миён нервно хохотнула, — он сказал «муравью хер приделать, сами разбирайтесь» и пошел.

— Просто он уже знает, что мы в курсе, что он думает об этой ситуации, — тихо рассмеялся Уён. — Я могу и один на ужин пойти. Боюсь за тебя.

— Ничего со мной не случится. Сходим сначала к твоим, тем более что твоего папы не будет, как сказала твоя мама, а потом я познакомлю тебя со своими родителями. Они всё время спрашивают о тебе. Папа немного ревнует, но вроде как чисто внешне ты ему понравился.

— Удивительно... — хмыкнул Уён. — Мне тоже страшно, что меня не примут. Не знаю, ровня ли я тебе по меркам твоих родителей... И вообще порой смотрю на тебя и не понимаю, за какие такие заслуги мне досталось такое счастье.

— Будешь так говорить — мальчики по вызову амнистии тоже могут не ждать.

— Сколько ж всё же у меня прозвищ, — Уён накрыл рот рукой и расхохотался, прокрутив их все у себя в голове, а потом посмотрев на Миён и накрыв ее бедро ладонью. — Пожалуй, извинюсь за свои слова перед моей госпожой и отработаю свою провинность. Зря ты оделась... — проговорил он и сел на колени на пол, раздвинув ноги Миён и снова принявшись за пуговицу на ее штанах.

— Люблю, когда ты такой инициативный, — промолвила, привстав, чтобы легче было снять одежду, она. — Это всё еще очень... неуважительно к этой замечательной больнице.

— Плевать! Пока я не закончу, тебя отсюда не выпущу... — и Уён сорвал одежду, тут же проникнув в лоно языком.

*****

— Поможешь застегнуть? — спросила Миён, показывая большим пальцем себе за спину. Уён, до этого занятый тем, чтобы выбрать кофту как можно более безразмернее, тут же отвлекся и, перебросив длинные волосы через плечо, просунул пуговицу в петельку и молча помог застегнуть их и на манжетах. — Оцени, как в твоей квартире чисто! Терпеть не могу убираться, но у тебя тут было столько пыли и прилипших пятен, что без моей помощи было не обойтись! Ну и Чанми помогла.

— А я-то думаю: что мне так легко дышится? — посмеялся Уён и демонстративно провел двумя пальцами по поверхности столика, на котором стоял тот самый ночник с Тони Старком. — Фу, пылинки остались! Тоже мне, клининговая служба!

— За бесплатно я вообще могла у тебя здесь только мусор вынести, да и то, поставить его у входа в подъезде, чтобы тот сосед, который впихнул тебе в дверь бумажку с просьбой вести себя потише в наших сексуальных игрищах, наконец отправился на тот свет, — Миён улыбнулась, когда вновь услышала позади себя этот визгливый смех, и едва не смазала стрелку, которую с таким старанием рисовала.

Довольный, Уён принялся бегать по квартире в поисках своих аксессуаров, поменял сережки на другие, взглянул на себя в зеркало, отправив нижнюю часть лица направо, что постоянно очень забавляло Сана и Миён, настолько, что те начинали его изображать, выбрал носки, сменил линзы на очки и забросил в рюкзак всё необходимое.

— Ты точно уверена, что пойдешь?..

— Уверена. Если что-то пойдет не так, то мы просто возьмем и уедем. Не переживай, я тебя в обиду не дам.

— Это я должен тебе говорить, — Уён подошел к Миён, взял ее лицо в ладони и, повиляв бедрами, чмокнул ее в нос, после чего обнял за талию и вызвал такси. — Только если тебе вдруг покажется, что что-то идет не так, а я не замечу, то тут же мне об этом скажи. Между тобой и кем угодно я всегда выберу тебя.

— Мы едем не на расстрел, а всего лишь на ужин к твоей матери. Давай, выходим!

Уён слабо кивнул, натянув улыбку, помог Миён надеть шубу, после чего открыл ей дверь такси и забрался на заднее сидение рядом.

Они очень пытались друг друга поддержать, но оба смертельно волновались по одной и той же причине — не знали, чего ожидать. Стараясь сохранять приподнятое настроение, Миён держала руку Уёна в своей и любовалась заснеженным городом, украшенным гирляндами, правда, недолго, потому что скоро узнала тот самый поворот, на котором они когда-то свернули с Саном, потом скамейку, на которой одиноко сидел Уён, после чего они с Миён решили быть вместе, а затем виду открылся страшная и запустелая пригородная местность.

Да, верно говорили, это не те виды, к которым Миён привыкла. Она никогда здесь не была.

Нищета — пожалуй, это единственное слово, которым можно было описать эту «живописную» местность. Компания взрослых пьяных мужчин перекричала играющую на радио музыку и стук едущих колес. Фонари горели через один, так что водителю пришлось включить дополнительный свет на фарах. Но даже то, что Миён удалось увидеть, ее не обрадовало: повсюду мусор, бедные дома со старыми оконными рамами, крышами и калитками, только изредка встречалось что-то более-менее приличное, и то, только в сравнении с остальным. Закрыв дверное окно из-за тошнотворной вони, Миён отсела поближе к середине сидения и рассмотрела какое-то ужасное порно-граффити, которое каждый день по дороге в школу видел Уён.

— Остановить здесь? — спросил таксист, осторожно тормозя у кирпичного здания, на котором «красовалась» вывеска парикмахерской и продуктового рядом друг с другом.

— Да, — ответил Уён и вышел из машины, после чего открыл дверь с другой стороны. — Пойдем, тут надо будет один дом пройти, мы остановились возле соседей. Ты в порядке? Выглядишь... Как будто у тебя здесь всё вызывает отвращение. Хотя у меня тоже, так что всё норм. Мы всё еще можем уехать.

— Нет-нет, я просто... ты был прав, я к такому не привыкла. Идем.

Кивнув, Уён покрепче сжал руку Миён и подвел ее к своему деревянному забору, толкнув сколоченную из нескольких досок кривоватую калитку. Та вообще никак не запиралась. Послышалось кудахтанье куриц и вскрики гусей, залаяла со стороны соседей цепная собака, немного напугав Миён, которой отчего-то становилось всё страшнее, и только теплый свет в окне немного успокаивал. Опустив ручку входной двери, Уён вошел первым и, к собственному облегчению, не услышал лишние голоса, в том числе собственного отца. Вот уж с кем точно не хотелось знакомить Миён, так это с ним.

— Ох, я уже хотела звонить, вы немного опоздали! — добродушно воскликнула госпожа Чон, и Уён едва заметно тепло улыбнулся, учуяв знакомые с детства запахи выпечки и материн самгёпсаль. — Проходите на кухню, у меня там уже всё стынет. Вы поди и не ели после выписки? Нет? Даже хорошо!

— Спасибо, пахнет очень вкусно, — с улыбкой сказала Миён и кивнула Уёну, мол, смотри, всё пока идет лучше некуда.

Вдвоем они уселись за кухонный стол и принялись осматривать помещение, и Уён отметил про себя, что мать постаралась всё убрать на славу. Обычно по углам валяются бычки, куча мусора и пустых банок, да и спирт никогда не выветривался. Госпожа Чон тем временем накладывала в тарелки самгёпсаль, а когда закончила, вынула из серванта бутылку вина и поставила хорошо начищенные фужеры.

— Предлагаю выпить за то, что всё обошлось и что тех людей наконец-то посадили. Если бы я только знала, за сына сама бы глотки перегрызла, клянусь! — воскликнула госпожа Чон, а Уён, которому резануло слух слово «выпить», всё же встал, чтобы открыть вино и разлить его по фужерам. — Как так вообще получилось? Теперь можете рассказать.

— Да так... не понравилось, что я не взял деньги, чтобы помочь им споить девушку... — уклончиво ответил Уён, и Миён взяла слово за него, начав повествование во всех подробностях: о той драке в баре, об угрозах, о нападении на Юнхо, которого перепутали с Уёном, о взломе и далее, и далее.

— В общем, мы никогда не думали, что они пойдут на такое, хотели, чтобы твари занялись своими проблемами... — завершила она.

— Ох, Уён всегда таким был — всех защищал: и девочек в школе обижать не давал, и меня... тоже... — ее саму передернуло от каких-то воспоминаний. Кажется, Миён заметила шрам над ее левых глазом. — Но не будем об этом. Скажите, а кто такой Юнхо? — спросила госпожа Чон, переведя пристальный взгляд на Уёна. — Я знаю только Сана.

— Юнхо — это мой лучший друг. Мы с ним давно общаемся, часто по субботам фильмы смотрим, ночевать иногда друг у друга остаемся. Вот... — ответила Миён, но вдруг вся сжалась: едва слышное хмыканье госпожи Чон ее смутило. — Сейчас мы дружим все вместе: Уён, Сан, я, Юнхо, мой брат и моя подруга из Ульсана, которая с Саном встречается.

— Да... — добавил Уён, попытавшись сгладить непонятную неловкость. — Просто из-за парного проекта с Миён начали общаться, вот и пошло-поехало. Юнхо очень помог мне в плане здоровья, в плане учебы немного, да и то, что попытался защитить Миён, для меня очень ценно. Поэтому я и взбесился и нагадил тем придуркам по жизни.

— Главное, что это всё в прошлом, — сказала госпожа Чон и встала, приподняв бокал. — Давайте выпьем за то, чтобы такое никогда больше не повторялось, и за долгую счастливую жизнь! — она чокнулась с Уёном и Миён, синхронно пригубившим вино, и выпила залпом едва ли не весь бокал. — Ты первая девочка, которую Уён приводит домой, поэтому так волнительно! А твои родители знают о нем?

— Уже да, я рассказала. Тоже ждут нас на ужин.

— А меня не приглашали? — на полном серьезе спросила госпожа Чон.

У Миён аж сердце в пятки ушло.

— Да шучу я! — госпожа Чон громко расхохоталась, а Уён еле заметно сглотнул. — Но нам нужно будет познакомиться с твоими родителями, раз уж у вас двоих, как я поняла, всё серьезно. Но это позже, сначала Уёну надо восстановить силы, да и мои вещи к нему в квартиру перевезти.

Теперь сплохело уже Уёну, настолько, что затряслись руки, но он, преодолев колкий животный страх, подал дрожащий голос:

— Не думаю, что будет удобно... У меня же типа квартира-студия. Раньше это была просто маленькая однушка, но там хозяева стенку сломали, вот... Я даже не знаю, где тебе спать, не в одной же кровати со мной. И шкаф там только на одного рассчитан.

— А на кухне места много?

— Оно есть, но...

— Вот и купим туда диван, — пожала плечами госпожа Чон и сама себе налила еще вина, сделав крупный глоток и с грохотом поставив фужер на стол. — Должна же мать о тебе позаботиться. Там потом вместе на работу выйдем. Не переживай так, сынок, когда Миён будет приходить, выйду куда-нибудь.

— Мама, я вообще... — Уён ощутил, как Миён буквально вцепляется в его руку под столом. — Мне кажется, жить нам с тобой вместе — это плохая идея. Некому будет следить за этим домом, кроме тебя, отец его просто развалит, в центре куда труднее найти работу, я постоянно занят, да и места мало. Правда мало.

— Ну и что? Я уже подыскиваю работу. Если что, сменим квартиру. Все эти проблемы очень даже решаемы, — словно не понимая, к чему клонит Уён, продолжала госпожа Чон. — Короче, не оставлять же тебя одного, в конце-то концов. Или что? Там у тебя Сан за папашу, что ли, и он против? Или ты, Миён, может быть против моего общества?

— Нет, что вы!.. Это не мое дело, а...

— Мама, я просто не хочу, чтобы ты жила со мной, — наконец сказал как есть Уён, лишь бы отвести от Миён удар. — Я привык справляться один, помощь мне нужна, а если вдруг понадобится, то друзья всегда рядом. Тебе это не надо, работу ты там не найдешь, а один я нас двоих не потяну. Миён и так мне деньгами помогает.

— Ну на подарки же у тебя деньги находятся, — госпожа Чон выразительно посмотрел на кольцо, что блестело в свете лампы, нанизанное на палец Миён. — Ладно, не хочешь — как хочешь. Я только пыталась помочь, — она снова сделала глоток вина. — Раз ты уже так вырос, что помощь матери для меня излишня, то разбирайся со своими проблемами сам, только потом не ной.

— Не буду, — оскалился Уён, потеряв всякое подобие аппетита.

— Миён, кушай. Если сидишь на диете, то сейчас забей, для вас же старалась. Как наешься, по всем традициям знакомства с родителями буду показывать тебе наш семейный альбом, глянешь на Уёна маленького.

— С удовольствием, — кивнула Миён и заставила себя взяться за палочки.

Дальше разговор перешел в более обыденное русло, но Уёна уже трудно было расслабить. В какую бы комнату мать ни повела Миён, он бегал за ними хвостиком, старался садиться между ними обеими, переключать темы беседы, если вдруг ему что-то не нравилось, и не выпускал из виду ни одного жеста госпожи Чон, чего-то боясь, словно в какой-то момент эта рука может ударить. Они действительно достали семейные альбомы, но Уён не очень-то хотел просматривать свои детские фотографии, потому что знал — у него всплывет масса воспоминаний: и ужасных, и теплых, но омраченных тем, что происходит сейчас.

— Вот здесь мы на речку с друзьями ходили, — сказала госпожа Чон, указывая на фотографию, где Уён сидел полураздетый, еще лет десяти, и строил замок из песка. — Помню, Уён тогда песка в шорты насобирал, а они новые были... — она рассмеялась. — Зато повеселились!

«А отец за ухо оттаскал, так, что оно потом неделю болело, — пронеслось в голове у Уёна. — Однозначно счастливый был денек».

— Ты такой милый, — улыбнулась Миён, взглянув на него, стоящего за спинкой дивана. — Даже не сразу узнать можно.

— Да ходил бы он еще в чем-то нормальном, а не этих безразмерках! Как бомж какой-то, честное слово, вечно из-за него краснеть приходится. Ну подумаешь, поправился в больнице, чего там от матери-то скрывать? — госпожа Чон подошла к сыну, подергала его за рукав и поцокала. — Сынок, принеси мне соджу, пожалуйста, на кухне стоит. Вы будете?

— Нет. Мам, может, не надо?

— Надо, надо! Неси!

— Не принесу. Мы собрались не для выпивок, а чтобы пообщаться и познакомиться поближе, — ответил Уён, всем своим видом показывая твердость, но стараясь говорить как можно более ласково. — Отец пусть носит, когда нас здесь не будет.

— Что-то не так? — спросила мать, впрочем, без всякой нежности.

— Ты и так уже пьяна, тебе хватит. Да и еще вот думаю, кто тебя будет останавливать, когда я уеду! — озлобишись окончательно, стоило только услышать про соджу, воскликнул Уён, и Миён подскочила с дивана. — Ты обещала остановиться, мы с тобой договаривались, что пока здесь Миён, ты будешь вести себя прилично, а ты уже начала со своим соджу! Нет, не принесу, и точка!

— А что, за мать стыдно? Куда ты собрался уезжать?

— Отойдем, я не хочу, чтобы Миён всё это слышала, — сквозь зубы проговорил Уён и кивнул головой в сторону кухни.

— Что Миён там слышать нельзя? Ты куда собрался, придурок малолетний? И посмотрите-ка на него, Миён слышать не должна! — саркастично рассмеялась госпожа Чон, всплеснув руками так, что на пол упала и разбилась ваза. — Носишься всё с ней, как с царевной, а она там наверняка со своим Юнхо развлекалась, пока ты в больнице валялся! Прибилась к тебе за подарки, а ты и рот разинул! С Юнхо там поди тоже трахается за подарочки! Слышу от тебя только «Миён, Миён, Миён»!

— В США я собрался, по обмену! Уже летом! — крикнул Уён, подавив в себе порыв самому поднять руку. — И не открывай рот в сторону Миён и Юнхо! Обо мне говори что хочешь, но о них — не смей! В них я уверен больше, чем в тебе! И пока ты бухала где-то здесь со своими подружками, в больнице были со мной они и Сан!

— Ах, Сан! Точно! А он тебе кто, выкормыш ты недоношенный? Брат? Сват? Отец? Кто он тебе, что ты так с ним носишься? Он тебя против матери и настроил, а тут и шалава твоя подключилась. В США он собрался! Да кому ты там нужен, такое убожество?! — она подошла к сыну вплотную, настолько, что Уён почувствовал ее дыхание. — Только мне, матери, ты и нужен, а остальные чхать на тебя хотели! Сейчас твоя Миён возьмет от тебя всё что ей нужно, вот тогда-то и вспомнишь! Поди и в Америку ее с собой заберешь! Она надоумила, да?

— Я еще раз повторяю — не смей ничего о ней говорить! — прошипел Уён. Его руки сжались в кулаки, а из ноздрей повалил пар. — Я надеялся, что всё пройдет нормально, что ты наконец-то решила измениться, но Сан прав: это дохлый номер. Ты никогда, вообще никогда не изменишься! Да я на работе подыхаю ради тебя с отцом, чтобы ваши гребанные долги закрыть, и вот благодарность! То, в чем ты обвиняешь Миён, — это всё о тебе! Это тебе нужен не сын, а кошелек! Теперь я наконец-то ясно это вижу!

— Ах вот ты как заговорил! Я тебя, выродка, не для того рожала, чтобы...

— Как вы смеете так с ним разговаривать?! — перейдя чуть ли не на визг, закричала Миён, немедленно подбежав к Уёну. — Да он ради вас!.. Да он!.. Вы вправе думать обо мне что угодно, я достаточно нового о себе сегодня узнала, но Уён!.. Вы не видели, а я видела, как он сгорает на работе, как он мучается головными болями и болями в животе, видела все его обмороки! Всё видела! Как можно быть такой бессердечной к сыну, который так сильно вас любит?! Вы же...

Миён и слова вставить не успела, как на ее щеку обрушилась такая мощная пощечина, что не удержали ноги. Уён тут же подхватил ее под мышки, не давая упасть, потом со всей силы толкнул мать и, схватив Миён за запястье, вывел ее в коридор, затем громко захлопнув дверь на кухню.

— После того, что ты сейчас сделала, ноги моей больше здесь не будет. Я тебе сказал это еще осенью, но теперь уж точно слово свое сдержу: я выплачиваю оставшиеся у вас с отцом долги и умываю руки. Как вы будете жить дальше, мне не интересно, а я задолбался выживать ради вас. Уеду в США, придумаю, как нам с Миён быть вместе, и заживу счастливо. Подальше отсюда, от этого дома и главное — тебя! — выплюнул он эти слова и развернулся, уже не слушая, что там кричит мать и какими проклятьями сыплет в его сторону.

Теперь это уже неважно.

Уён наспех помог Миён одеться, сам накинул куртку уже на улице и, молча пройдя несколько метров, вызвал такси, после чего упал на замерзший деревянный ящик и утробно зарычал себе в ладони.

— Мне так стыдно перед тобой... Я не думал, что всё будет настолько... я не... Прости меня, прости, прости, прости! — воскликнул Уён, почувствовав, как Миён садится на корточки и кладет подбородок и локти на его колени. — Если бы я был расторопнее, она бы тебя не ударила! — он истерически впился рукой в свои волосы. — Может, она вообще права — я ничтожество, которое не смогло тебя защитить. Дважды. Какой любви я после этого достоин?

— Уён... Достоин. Я же тебя люблю, — проговорила Миён, а потом проследила за тем, как Уён отнимает руки от собственного лица и смотрит на нее красными измученными глазами, не веря ушам. — Я так долго тянула с этими словами, но не потому что сомневалась, а потому что... Не знаю, боялась, не хотела показаться глупой, как-то всё в горле застревало. Меня пугала твоя реакция. Но я люблю тебя, Уёни, — Миён сложила руку на его щеку и стерла единственную крупную слезу. — Я тебя люблю. Сан тебя любит. Твои друзья тебя любят. Не верь своей матери. Тот, кто не умеет любить сам, никогда этого не поймет.

Уён шмыгнул носом и потерся щекой о ее ладонь, стараясь унять дрожь и истерику, а еще — понять, точно ли он слышал то, что он слышал.

— Миён... Тебе нужно домой? — внезапно спросил Уён.

— Нет, я предупредила, что буду поздно или приеду утром... А что?

— Поехали ко мне. Сегодня только ты и я, а больше никого, — шепотом проговорил Уён, соединив их губы в поцелуе.

В машине он достал телефон, обнаружил кучу гневных сообщений и от матери, и от отца, которому та уже успела нажаловаться, мельком прочитал и удалил диалоги с обоими, после чего заблокировал вместе с рядом контактов, которые так или иначе были связаны с родителями. О себе Уён был готов слушать что угодно, но пощечина, которой наградила госпожа Чон Миён, стала последней каплей, окончательно переполнившей чашу терпения. Всё.

На сей раз это точно всё. Картинка того удара оказалась слишком живой и болезненной.

Когда входная дверь закрылась, Уён расстегнул шубу Миён и пустил ее по плечам, после чего погладил ударенную щеку, на которой до сих пор красовался след и возникла легкая опухлость. Внутри будто всё замерло, стало и хорошо, и плохо одновременно. «Я люблю тебя» — вот слова, которые заставили сердце вновь начать биться, принимая, пусть и с легким недоверием, что кому-то он действительно нужен таким, каков он есть. Заправив волосы Миён за ухо, Уён принялся осыпать ее щеки и всё лицо тоннами поцелуев.

— Ты в порядке? — спросила она, прижавшись к стене и подставляя под поцелуи подбородок и шею.

— С тобой мне не бывает плохо... Я как от кошмара какого-то очнулся, — промолвил Уён и упал на колени, выправив блузку Миён и коснувшись губами ее живота. — Ты сказала, что любишь меня, и теперь я самый счастливый человек на свете.

— А мать?.. Она же была для тебя очень близким человеком и...

— Она умерла для меня. Та мать, которую я знал, — этого человека больше нет и не будет. И если я однажды буду рваться позвонить ей или приехать, останавливай меня всеми силами, я больше не хочу ничего... Ее нет, а значит — говорить не о чем, — он потянул брюки на резинке вниз, залез ладонями под ткань трусов по бокам и сорвал их, после чего подхватил Миён под ягодицы и осторожно опустил на кровать. — Сейчас в моем мире есть только ты... Мое сокровище и моя любовь.

— Тогда, думаю, тебе тоже пора раздеться, — прошептала Миён, когда Уён навис над ней, и снова погладила его нос, после чего залезла под худи. — Не будем о плохом, теперь только о хорошем.

— Ты как всегда права.

Уён смолк, помог раздеть себя, подошел к столу, в одном из ящиков которого лежали презервативы, и немедля вернулся к Миён, которая к тому времени заглушила свет, оставив гореть лишь ночник с Тони Старком, решив, что цвет морской волны подойдет как нельзя кстати. Так комната снова погружается в волшебство. Раздвинув ноги Миён за колени, Уён осторожно толкнулся внутрь и, опершись на вытянутые руки, заставил себя держать глаза открытыми, чтобы они могли смотреть на то прекрасное, что появилось в его жизни и не отпускает.

— Скажи мне это еще раз, пожалуйста... — простонал Уён, чуть замедлившись.

— Я люблю тебя...

— Погромче и потверже.

— Я люблю тебя, — усмехнулась Миён.

— А еще разок?

— Я люблю тебя! И больше не скажу, если будешь таким медленным! — воскликнула Миён, но Уён уже получил то, что хотел, и просто весь отдался близости, цепляясь за каждый вздох, прикосновение и поцелуй.

Уён чувствовал, что наконец-то проснулся, что он наконец-то может дышать и что его сердце наполняется любовью.