Глава 21
Сжимал я ту же самую больничную простынь. Я сжимал ее. Я. СЖИМАЛ. ЭТУ. ЧЕРТОВУ. ПРОСТЫНЬ. Она на самом деле мялась в моей левой руке. Ее запах оставался на костлявой, отныне моей, руке. Первое, на что я уставился - не потолок, не Роэль, не испарившийся Адриан де Хаан, а обычная больничная простынь.
- Адриан, - Роэль склонился надо мной и рассмеялся. - Боже, Адриан, придурок, ты у меня сейчас обратно в кому впадешь, братан. Напугал, скотина!
Я зациклился на руке и схватил кислородную маску. Холодную кислородную маску. Второй рукой я помог стянуть резинку с башки, и маска уже валялась на койке. На меня напялили больничную пижаму, и катетеры прижимались к руке. Я не удержался и посмотрел на свои руки. Я потрогал ими свои кудрявые волосы, а Роэль, придурок, уставился на меня и не понимал, что со мной. Почему Адриан де Хаан ведет себя как идиот? Он вроде впал в кому на день, но мертв был восемь месяцев. Его руки - это его руки. Зачем их рассматривать? Просто теперь у меня стало четыре родинки на правой руке и две - на левой. Пальцы удлинились, и наросли волосы. Я рассмотрел линии на руках и, к счастью, хоть они походили на линии ван Белля.
Я перестал пялиться на руки, как в палату зашел врач. Старик осматривал меня, пока Роэль пасся у окна. Вбежавшие медсестры отцепили катетеры, и я показывал, как умею шевелить пальцами, садиться и вставать! Мне не верилось, что я видим. Медики обращаются ко мне, как к мистеру де Хаану и радуются.
Я сидел в пижаме на краю койки и захлебывался водой. Мне хотелось улыбаться. В голову лезли картинки, как я возвращаюсь домой и сажусь писать, и лечу в Нью-Йорк. Роэль бубнил, с черта я такой счастливый, а я игнорировал.
- Что же Вас, Адриан, содвинуло на суицид, если помните?
- Я в какой-то момент перестал контролировать себя, доктор.
- Вы хотите сказать, что Вы сделали это неосознанно? - он не отводил взгляда от меня.
- Отчасти, да, - я глотнул воды из стакана.
- Хорошо, что все обошлось, мистер де Хаан, - сказал он. - Вы впали в кому вчера вечером. Зачастую это гораздо больший срок, по несколько месяцев, а то и лет.
- Я знаю, - я решил повеселить его. - Я старался.
- Мистер, Вы не могли стараться и знать это, кома лишает пациентов и признаков жизни, как бы это грубо не звучало.
- Я шучу, доктор.
- Я вижу, Вы прекрасно чувствуете себя.
- Совершенно. Когда я могу вернуться домой?
- Я не вижу смысла Вас задерживать, мистер де Хаан.
- Тогда могу я узнать, где моя одежда? - я старался серьезничать, но искрился внутри.
- Да, конечно, - доктор обернулся к сестре. - Кэролайн, принесите мистеру де Хаану его вещи.
Я напялил свое шмотье - брюки, рубашку, туфли. Как выписали, Роэль потащил меня по коридору, удивляясь, что знаю, где выход. Солнце успело взойти, и Амстердам накрыла доза света. Я ощутил, что потяжелел и вырос, но не больше Роэля ван дер Хьюта. Августовский ветер бил в спину, и рубаха развивалась на теле, я чувствовал, я мог сунуть руки в карманы, и я мог теребить ключи от дома на Рокин, и, и... И я мог открывать двери!
- На трамвае поедем? - спросил я, стоя у вывески «OLVG».
- Нет, Адриан, я на работу опаздываю, на такси погнали, - он то ли рад был, то ли в шоке. - У тебя слишком помятый вид, не забудь душ принять, но и какого черта ты такой счастливый? - он раскинул руки и потащился к стоянке. - Что с тобой стало, парень?
Роэль оглянулся, а я только пожал плечами.
В общем, как братан погнал искать тачку, я распрыгался от счастья. Я прыгал за Роэлем, что нашел свободного водилу, и повелел шлепнуться назад с ним. Мужик брякнул кондиционером и, настроив GPS, рванул со стоянки на Остерпарк, у канала свернув налево.
И. ЭТО. БЫЛО. ПОТРЯСАЮЩЕ. НИКОГДА, БУДУЧИ ЖИВЫМ АВЕ ВАН БЕЛЛЕМ, Я НЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ, КАК ЧЕРТОВСКИ КЛАССНО ЕХАТЬ ДОМОЙ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ПО СОЛНЕЧНОМУ АМСТЕРДАМУ ЖИВЫМ!!! Мои колени тряслись от счастья. Колени обычаем бьются от страха, а у меня бились от счастья, от ожидания. Я вспомнил, что тявкнул в горящем доме Корнелиса. Я подумал, что выход можно найти всегда. Можно выламывать стены, прорывать норы, но найти. А ЕСЛИ НЕ НАЙТИ ВЫХОД - СОЗДАТЬ ВХОД, В КОНЦЕ КОНЦОВ. И мы создали его.
Я сомкнул веки и ловил просачивающиеся сквозь них лучи. Роэль тронул меня.
- Ну и зачем ты сделал это? - спросил ван дер Хьют, а я также лобзался с окном.
- Я просто расстроился из-за книги.
- Чувак, ну это не повод, - он подвинулся и продолжил шепотом. - Кончать с собой. Ты напишешь десятки книг, и, я клянусь тебе, они будут продаваться стопками.
- Все в прошлом, Роэль, - я сопел. - Я напишу эти чертовы книги и сделаю все, чтобы они продавались стопками, - я сомкнул губы в улыбке.
- Я рад, что ты понял.
Он взглянул на водилу, свернувшего на Весперстраат, и сунул руку в карман, отдав мне ключи.
- Ты не пойдешь со мной? - спросил я.
- Нет, я же сказал, что мне на работу, Адриан.
Я уже не ожидал, что меня вновь назовут Аве, за час я привык к своему новому имени. И мне оно нравилось, ведь начиналось на «А». И теперь у меня появилась тату - «А» на ключице.
Роэль ван дер Хьют повелел остановиться на Амстел и завести меня домой. Странно, я вроде лежал в коме, а хотел спать и отрубился в тачке. Проснулся, когда водила завез Роэля, и тот ткнул меня в плечо. Роэль отдал бабло мужчине и удрал.
Я затянул копошиться с ключами, и, как вошел в квартиру, время мелькнуло девять. Швырнул туфли, ключи на полку и завис в паре дюймов от зеркала. Я отразился впервой за восемь месяцев, и зеркало приковало к себе. Моя башка напоминала кратер, а волосы разлетелись и дряхло пахли. Срочно стоило принять душ, а я только разглядывал грубые черты и расстегивал рубаху. Адриан де Хаан родился красивой, гнилой мразью. Каштановые ржавые волосы свисали на лоб, и я зализывал их. А получалось мерзче. Я вытянул ремень, и брюки слетели, спали к моим ступням. Оставалось едва перешагнуть, загрузить глыбу шмотья в стиралку и выстираться.
Я полетел в ванну.
Тело Адриана было другим - тяжелей, выше, тверже моего. И в ванной я уставился в зеркало. Я не верил, неужели отныне, черт, я такой красавчик? Убедившись в том, я рассмеялся. Когда был Аве, я считал Адриана обычным типом. Возможно, со стороны так и есть..
Я настроил струю воды и встал под душ.
И. ЭТО. ПРЕВОСХОДНО. ВОДА ТЕКЛА ПО МНЕ. ОНА ОБВОЛАКИВАЛА, КАК НИКОГДА РАНЬШЕ! ТЕМПЕРАТУРА ТЕЛА, ДА, ПОВЫШАЛАСЬ ПОД ГОРЯЧИМ ШЛАНГОМ! И МОИ СТУПНИ СКОЛЬЗИЛИ ПО ДНУ! И Я ЛОВИЛ КАПЛИ РТОМ! И Я ВТОРОЙ РАЗ НАХЛЕБАЛСЯ ВОДЫ ЗА ВОСЕМЬ МЕСЯЦЕВ!
Знала б mama, Эль, Корнелис, Хендрика, Кикой, какой я, поверили?
Стоя в душе, я придумал переодеться после и свалить на Сингел, к mama. Я мигом намылил голову и пошеркался, смыл шампунь-гель и стянул с веревки полотенце, обернув низ им. Я перескочил на плитку и дернул в спальню де Хаана, к гардеробу. Перед зеркалом зализал волосы, но взворошил вперед и стал ждать, когда челка свернется в трубку.
Я ТАК ОСЧАСТЛИВИЛСЯ. НЕОБЫКНОВЕННО ОСЧАСТЛИВИЛСЯ. Я ПРЫГАЛ ОТ РАДОСТИ, ПРОСТО. Я УСТРОИЛ БОИ С ПОДУШКОЙ И СКАКАЛ У ЗЕРКАЛА. СКОЛЬКО МНЕ ЛЕТ? ДВАДЦАТЬ ОДИН? МНЕ ДВАДЦАТЬ ОДИН, Я ШЛЕПАЮ ПОДУШКУ И СКАЧУ ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ!
- Я живой, боже, Милый А, ты живой, черт подери! Как ты докатился до такого? - я спрашивал Адриана в зеркале. - Как ты, черт подери, сделал это!? Я тебя обожаю. Адриан, мне посрать, - я вскинул башку. - Мне посрать, слышишь ли ты меня, но я тебя обожаю, братан!
***
Я вылетел на Рокин в 17:05 и спустился на Сингел. На мне пестрило нежно-розовое поло и светлые джинсы - настоящий пай-мальчик Аве-Адриан. Я думал о mama, и колени взлетали к потолку, а сердце выпрыгивало из груди, захватывало все чертовы органы и выбивалось из меня. Так сильно я волновался, только когда перелезал к Эль через окно. И когда спасал Монно. Амстердам старался успокоить, а меня тошнило. Я глотал слюну и искал дом, подбирал слова. Узнает ли mama меня в Адриане де Хаане?
Я нашел дом и, дабы не подхватить еще страха, сразу стукнул в дверь.
- Здравствуйте, Вы ко мне?
Mama гнулась в проходе в офисном фиолетовом платье с сакурой.
«Говори!» - я фыркнул на себя.
- Mama...
- Молодой человек, Вы, видимо, ошиблись домом. У Вас все хорошо? Я могу помочь?
Я хотел кинуться в объятия mama, как маленький мальчик. Духи mama били в нос мне через порог, я сглотнул и сжался.
- Я Аве.
- Юноша, с Вами точно все в порядке? Вы знали моего сына? - она пропищала.
- Я Аве, mama...
- Молодой человек, не стройте из меня дуру. Я знаю своего сына, и мой сын погиб в Рождество.
Я ожидал, mama хлопнет дверью мне перед носом. Ее зрачки расширились, а пальцы щекотали друг друга. Я начал соображать, как, что выбить, если слова застревают в горле, и все проглатывается? Я взглянул в щель за спиной mama и рассмотрел, что на вешалке.
- В начале марта Эль прилетела в Амстердам из Нью-Йорка, - я смотрел прямо в глаза mama. - Она оставила тебе пачку в том пальто, что весит на вешалке. Ты никогда его не убираешь. Вы пили чай, ты показывала Эль фото с Кекенхофа и твердила, что она слишком красивая, и как сильно я люблю вас, - я сглотнул.
Mama остолбенела и двинулась назад.
- Прошу, покиньте меня, иначе я буду вынуждена вызвать полицию и сообщить, что за мной следят. Чего Вы добиваетесь!? Немедленно покиньте меня и уйдите с моего крыльца, живо! Я Вас запомнила! - она кричала, а я не двинулся с места. - Вам что-то не ясно? Уйдите с порога!
Mama хлопнула дверью мне перед носом, и я уткнулся лбом в древесину. Оставалось свалить. Казалось, mama прислушивается за дверью и хныкает. Ждет, что я что-то скажу еще.
Машинально я шмякнулся на ступени крыльца, долбанув спиной дверь, и закрылся в себе. «Можно догнать восьмой десяток, - я подумал. - И оставить mama вспоминать о мертвом сыне, не правда ли?»
- Я так и не застирал в декабре тюль, испачкал ее гребанными красками и не застирал! ... За неделю до смерти меня, Монно, mama, у меня начались психозы, поэтому я свалил в Шеллингвуд. На панихиде ты выбила, что дети не должны подыхать раньше родителей. Мне понравилась твоя речь, mama. Очень понравилась. И Эль забирала рукописи! Дело в том, - я запрокинул башку и зациклился на кронах над каналом. - Это сумасшествие, но я вселился в тело одного парня, впавшего в кому! Я все эти месяца шлялся по Амстердаму и был у Эль... Я прошу, поверь мне. Ты веришь мне? Mama...
Веки сомкнулись, и я провалился назад, поскольку mama распахнула дверь. Я поднял глаза и затмил ее растерянной и заплаканной. Понимала ли она, что я не маньяк? Я плевал, понимала ли. Сидя в пороге дома на Сингел, я просто обхватил mama и прижался лбом к ее коленям.
- Я так скучал... Я так хотел обнять тебя. Я знаю, это все безумие, знаю!
Mama дернула коленями, дабы я отпустил, и скатилась к порогу. Она теребила мои волосы и обнимала.
Mama обнимала меня спустя месяца боли.
***
Вонь яблок и газет отчетливо забилась в ноздри, особенно на кухне, где в вазу mama сваливала фрукты, а по утрам листала прессу. Она усадила меня в угол на кухне и примостилась напротив, взяв меня за руку. Ее руки были по-прежнему теплые. Mama не ставила чайника, не накладывала еды, мы просто сели и смотрели друг другу в глаза. Я пустил пальцы в пашню волос mama и мельком убрал руку, как mama заговорила.
- Я ничего не понимаю, Аве.
- Теперь меня зовут Адриан, mama, - я промямлил. - Мне стоит привыкать.
- Адриан... Хорошо.
- Я, правда, сам ничего не понимаю.
Я вырвал руку почесать наросшую щетину и смотрел прямо в глаза mama. Я всегда смотрел ей в глаза. Многих я боялся, в глаза не смотрел, но mama в глаза, как ни странно, пялился донельзя.
- Но я очень счастлив, - я улыбнулся, будто готов был расплакаться. - Я очнулся только сегодня, и мне хватило и пары часов, чтобы понять всю ценность. И как я не ценил! Будь я, если б я знал, mama, я б никогда не запил и не закурил, и я бы выбил всю грязь из Монно кулаками, чтобы того, что произошло, никогда не происходило...
- Что будет дальше?
- Все будет хорошо. У меня есть квартира, я найду работу, с которой справлюсь, у меня есть капитал, я напишу книг и издамся, и мне стоит слетать к Эль как можно быстрей. Все будет хорошо. Теперь мне кажутся пустяками всякие проблемы.
- А что мы скажем Корнелису и Пиму, и Хендри, Аве, Адриан, что мы скажем? - спросила mama, приблизившись.
- Я не знаю... Мне кажется, не стоит ничего говорить, - я сглотнул.
Mama убрала руку от моей и поднесла к губам.
- Как они? - я спросил.
- Они вернулись в Шеллингвуд, восстановили дом, но все сильно поменялось. Я боюсь, Корнелис и Хендрика могут совсем рассориться.
- Это из-за Монно?
-Да...
- Я так скучаю по нему.
- Мы тоже все скучаем по Монно, дорогой.
Mama встала у плиты, поставила на газ чайник и выпила успокоительного. Даже в паре метров от нее я чувствовал ее духи, и как бешено у mama колотится сердце.
- Ты стал совсем другой, Милый А.
- Я знаю, mama...