Глава 17
Нет, еще не конец.
Прошел месяц. В мае мне исполнится восемнадцать, и я все еще девственник, что ж, я не выполнил просьбу Монно. Тот день прошел обычно - я забежал к mama, понаблюдал, как она оплакивала фотку, не вытерпел и слинял на скамью поляны у Рейксмузея. Долго я не выдержал ютиться там и вернулся на Сингел, к mama, всего спустя неделю после того, как оставил Эль, и она улетела в Нью-Йорк. Еще неделю я боролся с депрессией и непонятно чего ждал. У меня были собственные обои, на которые я мог пялиться сутками и искать среди масляных пятен очертания лягушек и мамонтов, и никто не гнобил бы меня расспросами. Я думал, если я буду страдать чертпоймичем, я надоем Всевышнему, и он отправит меня куда подальше, в другую галактику, ждать следующей жизни. И когда встанет выбор кем родиться, я стану собакой, которая будет бродить по Нью-Йорку, найду Эль, буду тереться об ее ноги, и она возьмет меня к себе жить, будет кормить косточками и играть со мной. Хотя бы так я смогу быть с ней (если, конечно, человеком родиться не получится). Впрочем, у меня разыгралось воображение. Это все обои. Когда смотришь в пустоту, начинаешь выдумывать всякую чушь.
Еще я помирился со старыми друзьями - столом, тумбочкой, кроватью, но никак не мог помириться с карандашом и бумагой. Времени у меня было отвалом, дабы как-то выдавливать буквы, только бумаг ни черта. И моя комната превратилась в пещеру, из которой я не выбирался, mama толком не заходила, может раз за пару недель, дабы вытереть пыль и проветрить. Назло она держала дверь закрытой и, получается, когда Пим и mama были дома, я запирался в комнате, дверь нельзя было открывать, не пугать чтобы. Пару дней, конечно, я решил погнить в зале на софе, пару раз в спальне предков. Видел, как они «шпилятся». Ужасное зрелище, правда, под одеялом, но все равно ужасное, я быстро убежал.
И, черт, блин, жесть ... (Какие еще более-менее культурные слова доступны?) Я ХОТЕЛ УЖЕ СДОХНУТЬ. ОТПРАВИТЬСЯ НАФИГ ОТСЮДА. Я НЕ МОГ УТОНУТЬ В КАНАЛЕ. Я Б ТАМ ПОПЛАВАЛ И НИ ЧЕРТА. СБРОСИТЬСЯ - НЕ ВАРИАНТ. ДА И ЗДАНИЯ ТРЕХ-ЧЕТЫРЕХ-ЭТАЖНЫЕ В АМСТЕРДАМЕ. Просто, КУДА-ААА?
Ездил в Шеллингвуд на участок к Корнелису и Хендрике. Они восстановливали дом. Но ничего интересного.
По паре раз пересмотрел все фильмы в кинотеатре. Ничего интересного.
Ничего. Ничего интересного.
Тогда я начал задумываться, как таскать книги из книжного магазина. Недалеко от дома, на площади Спёй, был Американский книжный центр. Я ходил и при жизни туда, закупал по десятку книг, как накапливал денег, и мне хватало дозы на месяц. Помню, у меня был список из сотни книг, которые следовало прочитать, чтобы выбить из себя писателя, но я и полтинника прочесть не успел, так как помер. Я еле помнил уже, в чем нуждался прочесть, и оставалось лишь предполагать. В конце концов, найти бедолагу и тырить то же.
Я поселился в Американском книжном центре и нашел бедолагу. Его звали Адриан, как понял. Эта шпала напялил жеванный белый свитер и джинсовку, укороченные джинсы и хилые кеды. Физиономия у парня была вампирская, а каштановая кудрявая челка свисала на левую бровь, и глаза черт пойми какого цвета были.
- Да, Роэль... - он зашел ко мне на этаж, прижимая телефон ухом к плечу. - Я в книжном, Заеду еще в Альберт, тебе взять что-нибудь? ... Ладно, не буду. ... Какого черта!? Мне нужно сдать рукопись через две недели, Роэль! ... Я как двадцать один год Адриан ... Да, знаю я, что мне не ставили никаких рамок, но меня задолбало каждый вечер драть одну и ту же страницу, сколько можно!?
- Мистер, можно тише, - шепнула мадам в кресле.
- О, мадам, извините, - кивнул он. - Так ты приедешь? ... Роэль, мы договаривались, черт подери тебя! ... - дольше он посмеялся. - К восьми?
Адриан был громок, зол и неловок. Я смотрел на него, вслушивался во все, что он говорит и просматривал обложку каждой книги, которую он берет. Он нашел нужную, с фисташковой обложкой и косым текстом. Книга Роя Питера Кларка - «50 приемов письма». Адриан улыбнулся кончиком губ, смахнул телефон в карман и длинными шагами поскакал к кассе.
Я сразу понял, что он долбаный. Я пожил в книжном на Спёт неделю, сидя в кресле у нон-фикшн, по магазину шлялось много придурковатых, но Адриан оказался самым придурковатым. Он знал, куда идти. А я шел за ним, ведь терять мне было нечего. Почему? Я не знаю. Он редактировал бумаги. С каким-то Роэлем, конечно.
Мы вышли на улицу, как Адриан отдал за книгу десяток евро, и он свалил ее в корзину велика, оттолкнулся, посадил зад на сиденье, и мне, черт подери, пришлось бежать.
На каждого в Амстердаме приходилось по полтора велика. Двадцать первого марта, в тот день, я успел их разлюбить. Я мог не бежать за Адрианом, но опомнился поздно - он остановился у дома. И, как оказалось, парень гнил на Рокин, прямо у Археологического музея. Он пристегнул велик к столбу.
Если бы я жил, меня бы уже посадили.
Я вошел в абсолютно чужой дом.
Я маньяк с топором. А может, и насильник. Может, я вор? Нет. Определенно, я маньяк с топором. И мне просто интересно, как Адриан редактирует литру. В этом нет ничего нелегального. Я добрый. Наверно.
Квартира походила на чердак. Парня обжигал камин зимой, а пальцы стирались об бумаги. Он курил прям там и тушил сигареты там, и эта вонь разлеталась по залу там. Я подсел ближе к Адриану, как тот поставил чайник, вернулся, сдвинул макулатуру с края кофейного стола и ляпнулся в кресло с пособием Кларка. Я подумал, как Адриан пахнул и нюхнул его. Он отдавал сигаретами, а я пахнул яблочками, и меня осенило, что я еще ребенок по сравнению с этим парнем. Он напоминал красивое чудовище с вампирской рожей. Может, он вампир? Нет. Определенно он пришелец. Но мне с ним не страшно, ведь я маньяк с топором. Я надеялся, что Адриан не позовет своих друзей-инопланетян, потому что я вряд ли смогу отмахнуться одним топором от стада НЛО. Я надеялся, что Роэль не будет пришельцем и окажется единственным адекватным существом среди нас. Он, кстати, должен был прийти в восемь.
Время стояло 19:47.
Роэль вплыл в дом Адриана на Рокин в 20:07 с пакетом чипсов и апельсинового сока, что выжимают в супермаркетах. И Роэль, Роэль ван дер Хьют, как выплеснул Адриан, оказался умней того, что вслепую листал «50 приемов письма» и выпил за полчаса три чашки чая. Роэль походил на милого Монно. Такой же короткостриженый и высокий, выше Адриана на полголовы, под два метра. Он повалился на софу, подобрав с края стола бумаги, и вычерпнул пару красных карандашей из стакана на камине. Один Роэль отдал Адриану.
- Оставь ее, она не понадобится, - голос у Роэля был прокуренный. Он коснулся края пособия в руках друга.
- Я тут начеркал, посмотри, - кивнул Адриан.
Роэль вытянул лапы и надул щеки, просматривая текст, и я уже подвинулся к нему. Интересно, сколько Роэлю? Двадцать пять? Тридцать? Выглядит он старше нас всех. Знали бы они, что здесь делает подросток-призрак, вышвырнули бы из дома и вызвали копов. А пока бояться нечего.
- Что!? - Роэль наморщился. - Ее запах напоминал мне запах простыней, что вешала мама на мороз, когда цветы только-только выглядывали из своих гнезд и появлялись на глазах детей. Ты серьезно?
- Ну да, - он отпил сок после чая. - Разве нет?
- Нет!
- Ну это же красиво! Послушай!
- Плевать, что красиво, что нет, Адри. Мы же обсуждали это, черт подери, ты растянул воды на четыре гребанных строки! - Роэль опять морщился.
- Нет, тут на две, - Адриан подвинулся поближе, подобрав упавший карандаш с полу. - Оставь это.
- Нет, это исчадие ада, Адриан, это нужно вычеркнуть.
- Почему?
- Разве когда Люси появилась в твоей жизни, ты вспомнил простыни, которые твоя mama вешала на мороз?
- Эй, он прав, - я посмотрел на недоумевавшего Адриана.
- Ее запах сделал из тебя наркомана, - погрубел Роэль и отпил апельсинового соку из горла.
И во мне разыгрался восторг, что я вскочил и начал бродить по комнате, восхищаясь им. Роэлем.
- А глаза? - продолжил ван дер Хьют.
- Что глаза?
- Они дали тебе потечь лавой, и твой вулкан вулканизировал ежесекундно??? Хотя, это более-менее, сойдет.
- Подожди, - выхватил у Роэля верхний лист Адриан и вынул из-за уха карандаш.
Он начал черкать.
- Просто... «Я вулканизировал, смотря на нее».
- Растешь. Дальше.
«Ее запах сделал из меня наркомана, и я вулканизировал, смотря на нее. Когда Люси оттолкнула мое плечо, ее волосы швырнулись в мое лицо. Она ударила меня своими волосами. Это была лучшая пощечина в моей жизни. Кажется, я влюбился. Ведь где, как не в любви, боль может делать нас счастливыми?»
***
Роэль ван дер Хьют и Адриан де Хаан стали мне учителями. Их роман был о девушке Лиссе с витилиго, белыми пятнами на коже, и как в нее влюбился бельгиец Нолан. По сюжету же я ни черта не понял, ведь парни уже заканчивали книгу. Роэль приходил в восемь и засиживался у Адриана до полуночи. Тогда в дом не слалось ни луча, и парни застревали под лампой, черкая. По разговорам я узнал, что Адриан де Хаан написал четыре романа, включая тот, о девушке с витилиго. И они все пылились на полке. Раз, когда Адриан ушел, я старался достать пачку бумаг, свалил ее на пол, и все разлетелось в стороны. Мне пришлось собирать роман по частям, но страницы разлетелись. В углу не печатался номер, и я просто свалил все обратно в стопку и вернул на место. Тогда я внаглую решил почитать пособия. Мне хватило недели, дабы усвоить «50 приемов письма» Кларка, «Дзен в искусстве написания книг» Бредбери и «Слово живое и мертвое» Норы Галь. И, черт подери, я так много не знал!
Я старался зайти в его комп. Хотел написать историю. Сохранить в тайной папке. А после, когда б я улетучился, Адриан обнаружил бы ее. Но я не мог разобрать пароль, когда Адриан вводил его. И все оказалось тщетно, как всегда.
Я хотел написать книгу. Свою. Собственную. Только о чем?
Я знал, что могу писать о любви.
Я не знал материала, чтоб писать о полицейских, пришельцах или космонавтах. Даже о быте. Я не мог писать о болезнях, как Адриан, о технологиях и о прошлом.
Тогда о чем я мог писать? Что я знаю?
Я знаю, что смерть - катастрофа.
Я знаю, что хреновей, чем умереть, является отбирать, будучи мертвым, жизнь у другого.
Я также знаю, что любовь есть не только до, но и после гроба.
И я знаю, что любовь пахнет молоком и Мальборо.