Глава 24
Все как в тумане. Я схватила сумку, одним движением сгребла все со стола и вылетела из аудитории под встревоженный возглас подруги и негодующий преподавателя. Перед глазами все плыло, я не могла остановить слезы и лишь бежала и бежала по направлению к выходу. Мне нужен был глоток свежего воздуха, просто необходим, иначе я бы просто задохнулась в тех эмоциях, что поглотили меня с головой. Боль, я ощущала неимоверную боль, которая сжимала мое сердце и не давала мне дышать. Я разрывалась на части под натиском чувств, что захватили меня. Они душили, терзали, поглощали и не отпускали, давая прочувствовать все до последней капли. Моя любовь обратилась против меня. Сыграла уничтожающую шутку с моим сердцем, со мной и продолжала меня убивать, не ведая пощады.
Я бежала вдоль покрытых тающим снегом улиц, не ведая куда. Я не видела никого и ничего. Я просто не могла позволить себе остановиться. Не могла дать себе возможность отдышаться и снова провалиться в пучину эмоций, способных разорвать мою душу на части. Я бежала и бежала, пока холодный воздух не стал невыносимо жечь легкие, и я была вынуждена остановиться.
Мне хотелось кричать, до невозможности громко, оповещая всех о той боли, что я сейчас испытывала. Меня трясло от истерики, что сопровождала меня, и я все еще продолжала задыхаться.
Как? Как он мог так поступить со мной? Что я ему сделала?! За что он так со мной? ЗА ЧТО?!
Я обхватила свои плечи руками и медленно побрела по неизвестной мне улице дальше, не желая останавливаться. Я должна была идти, так как сил на бег во мне уже не осталось, но и домой возвращаться я не хотела. Я не хотела услышать шквал вопросов, который бы мгновенно обрушился на меня. Мне нужна была тишина и покой. Мне необходимо было побыть одной и привести все свои мысли в порядок. Хотя бы на время, но я должна была это сделать.
Моменты прошлого всплывали в моей памяти, раня меня без ножа, и я как будто проживала их заново, ощущая очередную порцию боли, как только они уходили.
«...я не смело подхожу к Максиму после игры в волейбол, в которой он постоянно подстраховывал меня, чего не бывало ранее. Я смотрю в его глаза и ощущение такое, как будто я способна утонуть в них.
— Спасибо, — тихо, едва слышно произношу я.
— Не за что, мелкая, — уверенно, с улыбкой на лице отвечает он и сразу же направляется к команде...»
Это был первый раз, когда я заговорила с ним сама, не побоявшись последствий и осуждения. Ведь он мне нравился, безумно нравился еще с того момента, как я увидела его перед академией в окружении толпы его поклонниц. Он был моей недостижимой мечтой, как и многих других, но я была всецело с этим согласна и не хотела рушить мой маленький, созданный собственноручно мирок, где я была счастлива.
«...я выхожу за дверь аудитории и подхожу к идолу моих грез. Его улыбка завораживает, он спокоен и расслаблен, в то время как мое тело одолевает мелкая дрожь от его близости. Он протягивает мне шоколадку, обычную шоколадку, но для меня она значит больше чем возможно себе представить. Я смотрю на него своими несуразно большими глазами и неуверенно спрашиваю:
— Это зачем?
— Ну как зачем? Это противоаллерген на баскетболистов.
Все та же непоколебимая уверенность в себе, все тот же неимоверный взгляд фактически изумрудных глаз. Я слышу, как гулко бьется мое сердце, и боюсь, что он тоже его слышит. Мои щеки порозовели и мне уже ничем не скрыть своего волнения, но он как будто не замечает этого, прощается и уходит...»
Этот момент надолго врезался в мою память, а предшествующий ему я старалась удалить навсегда. Я не хотела вспоминать, чего мне стоило внимание Морозова в тот день. Не хотела вспоминать то, что мог сделать со мной Ершов. Я старалась забыть об этом, и порой у меня это получалось.
«...мы на трассе. Метель продолжает посыпать снегом землю, не собираясь останавливаться. Впереди нас слетела машина, и мы решили остановиться, переночевать прямо здесь.
Разговор как-то не клеился. Я стеснялась, в какой-то степени даже боялась. Нет, я знала, что он не причинит мне вреда, просто я еще никогда не была наедине с ним. Никогда ранее я не разговаривала с ним так долго. Я боялась ляпнуть какую-то глупость, после которой он решит, что ему не стоит общаться со мной. И это могло стать самой ужасной потерей для влюбчивой девушки в моем лице.
Он наклонился ко мне и прошептал мое имя, мое дыхание взяло тайм-аут, и я на мгновение замерла. Он ухмыльнулся и сразу же поцеловал меня. Здесь не было места нежности, здесь было все четко и ясно. Он не церемонился, а сразу переходил к излюбленному им темпу, заставляя меня подстраиваться под него. И я отвечала, отвечала на его поцелуй, не задумываясь о том, что его руки уже гуляют по моему телу и исследуют его изгибы. Но я остановила его. Вырывалась, стараясь отдышаться...»
Первый поцелуй — ненастоящий, продиктованный его правилами, его желаниями. Он зачислил меня в ряды тех, с кем можно было развлечься, не думая о последствиях, и ошибся. Несмотря на все чувства, что я к нему испытывала, я не была готова переспать с ним. Я не могла позволить себе стать его очередной девочкой на ночь. И дело тут не в воспитании, дело во внутренних принципах. Я бы перестала себя уважать, а это губительно для меня.
«...Морозов в хлам, едва переставляет ноги, язык заплетается, но он усердно пытается расстегнуть свой ремень. В конце концов, он сдается и просит меня помочь ему. Я даже не стараюсь скрыть своего удивления и всецело отрицаю эту идею. Нет! Нет! И еще раз нет! Расстегивать брюки я на нем не буду, пусть даже не надеется. Это же издательство надо мной! Он и так по пояс голый, от чего у меня дух захватывает, а вот зрелище его обнаженного, будет посещать меня во снах слишком долго.
Но я все же сдаюсь, когда он зажимает меня у стенки. Мне приходиться упираться руками в его грудь и ощущать бурлящий жар его тела. Я снова краснею и учащенно дышу, бесстыдно рассматривая его идеально вылепленный торс.
— Стой смирно и убери руки так, чтобы я их видела, — командным голосом произношу я, шумно сглатывая.
— Окей, — отвечает парень, мысленно раздевающий меня уже несколько сотен раз, с привычной ухмылкой на лице.
Мне нужно лишь мгновение, чтобы собраться с мыслями, и я тяну ремень на себя, расстегивая его, чувствуя, как ткань брюк расправляется над наливающимся желанием членом Максима. Я резко отдергиваю руки под пошлые комментарии парня и в очередной раз заливаюсь краской...»
Тогда я в первый раз увидела его таким. Совершенно не идеальным, но настоящим. Хотя в прочем, даже в таком состоянии он был великолепен. Кажется, его ничто не может испортить. Он был рожден лидером с соответствующими качествами и потенциалом. Он таким и останется.
«...я смотрю на Морозова окруженного толпой фанаток, которые так и норовят пощупать его и поцеловать. Во мне закипает ревностность со злостью, образовывая несокрушимый коктейль. Я расталкиваю всех и вся на своем пути и подхожу к парню, сверля в нем дырку гневным взглядом. И прямо передо мной всплывает перекрашенная вобла, намереваясь поцеловать МОЕГО ПАРНЯ. Ух, я просто предвкушала, как прибью ее на ровном месте, но Максим не дал мне этого сделать. Он прижал меня к себе, шепча на мое ушко успокаивающие нежности и громко, на весь зал заявил:
— Прошу любить и жаловать, моя весьма эмоциональная девушка — Лера Волкова.
Я готова была провалиться сквозь землю, когда на меня обрушился шквал вспышек фотокамер и толпа журналистов. И во всем этом безобразии был виноват он — брюнет с невероятно зелеными глазами и удивительной улыбкой...»
Не знаю, объявлял ли ранее Максим о своих отношениях, но тогда он сделал это во всеуслышание. Как бы я не смущалась и не возмущалась, мне было безумно приятно это слышать. До невозможности приятно.
«...я у Морозова дома и я плачу, он лгал мне, он все время лгал мне. Каждую минуту, каждую секунду, что я была с ним. Это был всего лишь спектакль, разыгранный им, чтобы затащить меня в свою койку, да еще и на спор. Как же жалко я себя ощущала: разбитой, опустошенной, преданной, ненужной. Он побоялся своих чувств и решил уничтожить мои...»
Первая его ложь, после которой мне не следовало возвращаться к нему, не следовало прощать его, не следовало снова доверять ему свои чувства.
«...я стою возле арт-кафе «Розмари» и наблюдаю за Максимом, который курит возле машины. Я делаю неспешные шаги в его сторону, и мы стараемся вести диалог, не отрывая друг от друга взглядов, переполненных недосказанными чувствами. Мы замолкаем и продолжаем изучать друг друга, взвешивая все "за" и "против". Морозов не выдерживает первым. Он жестко притягивает меня к себе за шею и шепчет прямо в мои губы:
— Почему я не могу отказаться от тебя? Почему я постоянно думаю о тебе? Почему желаю тебя, хотя могу иметь сотни других?
Я продолжаю молчать, не в силах ответить ему. Ощущая лишь как бьется мое сердце и перехватывает дыхание от его прикосновений.
— Ответь мне, не молчи, Лера, я прошу тебя, — касаясь губами моих губ, произносит парень, фактически моля меня об этом.
Для меня все происходящие — пытка. Я не могу больше выдерживать его прикосновений. Не могу чувствовать сладость его губ, не в состоянии вкусить их. Я тянусь к нему за поцелуем, но он уходит от меня, ожидая ответа. И я сдаюсь.
— Я не знаю, — шепчу я в его губы и сразу же, только для него, молю. — Поцелуй меня.
Его губы осторожно накрывают мои, как должно было быть в первый раз, когда в груди зарождается страх перед неизвестным. Он оттягивает нижнюю и прикусывает ее, заставляя меня испустить едва уловимый стон. И все барьеры вмиг рушатся. Мы горим в пламени друг друга. Мы не можем остановиться. Мы дышим в унисон.
— Я люблю тебя, — шепчут его губы впервые за все время, что я знакома с ним.
Мое сердце готово выскочить из груди на крыльях, что подарили ему его слова и я отвечаю ему, на секунду отрываясь от поцелуя:
— Я больше...»
Я была счастлива, поистине счастлива в тот момент, но если бы я только знала, какую боль он причинит мне сейчас. Я бы никогда, ни-ког-да, не ответила бы ему взаимностью. Потому что то, что я испытывала сейчас, разрывало меня на ничтожно маленькие кусочки с маниакальной сосредоточенностью. До такой степени искусно, что я больше никогда не смогла бы собрать в себе эти чувства заново. Чтобы я никогда больше не смогла увидеть этой картины целиком, чтобы навсегда во мне осталась эта уничтожающая боль, и я ничем и никем не могла утолить ее.
Очередное воспоминание нахлынуло на меня, заставляя все тело пробраться дрожью. Наш первый раз, чарующий и необыкновенный, наполненный тысячами эмоций, что зародились между нами, образовывая нерушимую связь, как мы тогда думали. В тот миг ничего не имело смысла, кроме жара наших тел, кроме чувств, поглощающих нас.
«Все смешалось, от нежного и осторожного парня не осталось и следа. Передо мной предстал настоящий, жаждущий страсти и огня, распаляющего сердце, Морозов, с присущей ему похотью и страстью в глазах. Его губы опаляли мою кожу, а руки ласкали и дарили ни с чем несравнимое наслаждение. Сладостная нега поглощала меня раз за разом и не было этому дурману ни конца ни края.»
Мне стало дурно от этих мыслей, дурно от воспоминаний о том, что между нами было, что я чувствовала к нему. Я ненавидела себя за эти чувства. Ненавидела себя за слабость перед ним. Я вспомнила все до последней капли. Всю боль, что он причинял мне. Его измену, после того как мы в первый раз поссорились, с секретаршей его отца. Его несдержанность и вспышки агрессии, часто проявляющиеся по мелочам, каждый раз задевающие меня. Его упертость и нежелание слушать кого-то кроме себя, вследствие чего мы постоянно ссорились. Его нежелание принимать правду и отторжение ее, даже если она была спасением для него.
Неконтролируемый, агрессивный, безудержный, подчиняющийся лишь своим желаниям и никак иначе. Таким он был внутри: холодным и отстраненным. И в этом мире кристального льда ему было комфортно, и никто ему не был нужен. Он просто не может сосуществовать с кем-то. Он привык быть один. Привык бороться со своими призраками сам и не нуждался в помощи, которую я пыталась предложить ему. А я больше не могла с этим мириться. Не могла просто так прощать ему ту боль, что он привык причинять мне. И не хотела.
Я больше не стану прощать ему этого. Больше никогда. Ни в этой жизни, ни в какой другой. Он умер для меня. Его не существует, и никогда не существовало.
***
Прошла неделя моих беспросветных рыданий и терзаний. Я не смогла заставить себя появиться в академии и просто валялась дома, просматривая сопливые романтичные комедии попеременно с ужасами и расчлененкой. Родители, что поначалу пытались у меня что-то выпытать, бросили свои попытки уже через несколько дней, давая мне время прийти в себя, за что я была им благодарна. Анька же приходила ко мне каждый день, рассказывая о том, что было на парах, и старалась вытащить меня на учебу, но все ее попытки были тщетны. Я отрицала любую возможность встречи с Морозовым и попросту предпочитала прятаться в родных стенах, нежели стараться избегать его в академии.
— Так, все, с меня хватит! — заявила вошедшая в комнату подруга и стащила с меня нежно-голубое махровое одеяло. — Подъем, хандрящая красавица, нас ждут великие дела!
— Отвянь, — буркнула я, отворачиваясь к стенке.
— Ага, счас, уже отвяла. Вставай, я говорю! — не унималась Аня, начиная стаскивать меня за ногу с кровати.
— Белова, отвали. Не видишь, я пытаюсь сдохнуть!
— Сдохнешь как-нибудь в другой раз! Подъем!
Больше отнекиваться я не могла, и мне все же пришлось встать и даже направиться в душ для того, чтобы придать себе хоть что-то схожее с человеческим видом. Вернувшись в комнату, я скептически осмотрела выбранное для меня одеяние подругой и отрицательно закачала головой.
— Я это не надену, — заявила я, указав пальцем на короткую джинсовую юбку, блузку и лиловую кофточку.
— Еще как наденешь, — угрожающе произнесла Аня, вставая в позу.
Все же мне пришлось впихнуть свое истощавшее за неделю тельце в выбранные шмотки, которые, к моему удивлению, смотрелись на мне прекрасно. Покрутившись перед зеркалом, я задала себе лишь один вопрос: почему я раньше не додумалась кроме джинс и шорт, хоть изредка, надевать юбки?
— Отлично, теперь смело можешь довериться моим чудо-ручкам, и я за полчаса сделаю из тебя неузнаваемую куклу, — потирая ладони в предвкушении, сказала Анька под моим встревоженным взглядом.
Эх, ладно, пусть творит, что хочет, мне все равно. Я махнула на ее заявление рукой и удобно устроилась перед зеркалом на кресле, в то время как подруга стала порхать вокруг меня аки бабочка, совершая различные манипуляции. Когда она закончила, я наконец-то смогла посмотреть на себя и невольно ахнула. Макияж, что она мне нанесла, настолько идеально подчеркнул мои и без того большие глаза и четко выраженные скулы, скрывая все недостатки, что вылезли после недели импровизированной голодовки, что я была готова ее расцеловать. Я выглядела так, как будто всю неделю отдыхала на курорте, а не валялась дома, рыдая в подушку.
— Ты обязана научить меня этим хитростям, — указывая на свое лицо, произнесла я.
— Легко, — пожав плечами, ответила Аня. — А теперь, коль мы уже собрались, нам пора на учебу.
Шумно выдохнув, я обреченно пожала плечами и поплелась за Беловой в коридор. Накинув зимнее пальто и обув высокие сапожки на танкетке, я еще раз посмотрела на себя в зеркало, отмечая, что уже давно не выглядела так хорошо. Я всегда предпочитала что-то из ряда пацанских шмоток, нежели что-то более менее женственное, потому что чувствовала себя в них намного комфортнее. И меня вполне это устраивало. Раньше устраивало.
Во дворе нас ждал Кирилл, разговаривая с кем-то по телефону возле своей машины. Анька подтолкнула меня к нему, многозначительно посмотрев на меня.
— Здорово выглядишь, — отклонив вызов и обратив на нас внимание, обратился ко мне парень.
— Спасибо, — сдержанно ответила я, прижимая к себе сумку.
Кир хотел что-то спросить, но подруга перебила его:
— Если мы не поторопимся, то точно опоздаем.
Анька села в машину, в то время как я все еще продолжала с наслаждением вдыхать морозный воздух и смотреть на Гордеева. Он убрал выбившуюся прядь моих волос за ушко, хмурясь и всматриваясь в мои глаза.
— Все будет хорошо.
— Может быть, но не сейчас.
— Если хочешь знать, то Максу...
— Стоп, — я выставила предостерегающе ладонь вверх, чеканя каждое слово. — Я ничего не хочу о нем слышать. Сделаем вид, что ты не его лучший друг, а я не его бывшая девушка, окей?
— Лер...
— Мне это не интересно.
Я открыла заднюю дверцу машины и присела на сидение, захлопывая ее за собой. Кирилл провел пятерней по своим кудрявым волосам, поджимая губы, и занял место водителя. Анька включила музыку, заполняя образовавшуюся тишину, и мы тронулись с места в сторону академии.
Уже почти на подъезде песня, что играла в колонках, оборвалась не щадящей слух мелодией, и Кирилл незамедлительно ответил на звонок.
— Горда, я встал в пробку на центральной, могу опоздать. Так что проведешь разминку без меня, — послышался до боли знакомый голос.
— Не вопрос, — ответил парень, как в следующую секунду Аня громко и с выражением позвала меня.
Черт, я когда-нибудь точно ее убью. Я, молча, протянула ей блеск, испепеляя ее взглядом.
— Спасибо, любимка, это мой любимый цвет, — улыбаясь, произнесла Белова, делая вид, что он ей действительно понадобился.
— У тебя компания, — утвердительно произнес Максим как можно менее эмоционально, явно подкуривая сигарету.
От его голоса по моему телу прошла нервная дрожь, а внутри как будто все сжалось. Я шумно выдохнула, прикрыв на несколько секунд глаза.
— Есть такое дело, подвезу девчонок в юрку и сразу поеду к комплексу, — окинув меня мимолетным взглядом, ответил Кирилл.
— Окей, поторопись, — бросил Морозов и отключился.
— М-да, у кого-то сегодня с настроением напряг, — изрекла Анька, возвращая мне блеск.
— Зачем ты это сделала? — вопросила я.
— Что? — изображая из себя полнейшую дуру, вопросом на вопрос ответила подруга.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — с нажимом произнесла я.
— Понятия не имею, я всего лишь попросила у тебя блеск, — невинно прощебетала Аня, улыбаясь.
Я фыркнула, откинувшись на сидение. Ну как же, явно что-то задумала, только ни черта у нее не получится. Я давно уже все для себя решила и не собиралась что-либо менять. С меня достаточно. Я по горло сыта «отношениями», у которых изначально не было будущего, и более не стану допускать ошибок прошлого.
Кирилл в действительности подвез нас к самому входу, а сам поехал дальше к спорткомплексу. Оказывается, на завтра была назначена финальная игра, и они уже неделю тренировались практически по десять часов в сутки, выползая из зала неимоверно уставшими, чтобы завоевать лидерство.
— Лер, прости меня, ладно? Я не должна была этого делать. Просто после того, как я узнала о вашем разрыве... — на последнем слове Аня запнулась, тревожно посмотрев на меня, но, не заметив никакой реакции, продолжила. — В общем, мне кажется, что Максим был не до конца честен с тобой. Я хотела рассказать тебе раньше, но ты была так подавлена...
— Белова, тема Морозова — закрыта. Я понятия не имею, о ком ты говоришь, — прочеканила я, открывая дверь аудитории.
— Ты должна меня выслушать, — настаивала на своем подруга.
— Кому должна — я всем прощаю, — выдавив из себя улыбку, ответила я, оставляя сумку на парте, и направилась обратно в коридор.
Боже! Неужели нет ни одной другой темы для обсуждения? Почему раз за разом я возвращаюсь к нему? Разве мало я от него натерпелась? Что мне нужно сделать, чтобы его призраки не преследовали меня?!
— Волкова, ты мне как раз таки и нужна, — обратился ко мне мужчина средних лет, бывший деканом по учебной части.
— Алексей Яковлевич, доброе утро.
— Доброе, Валерия, у вас сейчас Каминская?
— Да, именно она, — незамедлительно ответила я.
— Хорошо, тогда я тебя отпрошу. Занеси эти списки в спортзал, — протягивая мне папку, сказал мужчина. — Пусть наши чудо баскетболисты распишутся, после чего занесешь документы в мой кабинет. Если меня не будет, оставишь папку на столе.
— Сделаю, — обреченно ответила я, проклиная всех и вся.
Кто-то явно надо мной издевается. Почему именно я? Почему, черт побери, из тысяч студентов, бродящих по коридорам академии, он наткнулся именно на меня? Почему эти гребанные списки нужно подписать именно баскетболистам?! Черт! Почему?!
Я медленно шла по коридору, медленно спускалась по лестнице, медленно направлялась к спорткомплексу, оттягивая время. Я собиралась с мыслями, вдыхая воздух полной грудью, старясь привести нервно бьющийся ритм сердца в размеренно-спокойный. Но все мои попытки были тщетны. Я продолжала накручивать себя, готовясь к неизбежному, и никак не могла унять дрожь во всем теле.
Я не видела его неделю, я не слышала его неделю и желала, чтобы все так и оставалось, пока я бы полностью не остыла к нему. Сейчас же мое сердце грозилось вырваться из груди, я ощущала пульсацию в висках и не могла заставить себя успокоиться.
В зале было душно, а в воздухе витал слабый запах пота. Тренировка только началась, но каждый из парней уже был взмокший. Многие уже сняли с себя майки и продолжали набивать мячи. На трибунах я заметила нескольких девушек, среди которых была и Фролова. Ну как же, куда же без нее! Небось, и ночует здесь. Я закатила глаза, слегка покачав головой, и принялась взглядом искать среди толпы тренера, но так и не нашла его. Прекрасно, утешает только одно, что и Морозова пока еще не было. Точно, он же говорил, что застрял в пробке. Едва я облегченно выдохнула, как почувствовала за своей спиной размеренное дыхание. Шумно сглотнув, я развернулась и встретилась со взглядом насыщенно зеленых глаз, изучающих меня.
— Хорошо выглядишь, — слегка наклонив голову в бок, произнес Максим.
— Спасибо, — потупив взгляд в пол, ответила я.
Я не могла спокойно смотреть на него. Не могла находиться в полуметре от него, ощущая аромат его одеколона. Не могла чувствовать его близость, не в силах прикоснуться к нему. Я замерла, судорожно вдыхая и выдыхая воздух. Я снова погружалась в омут бесконечно терзающей меня боли. Я снова практически физически ощущала это давление, нисходившее на меня. Я начинала задыхаться. Зачем? Зачем я согласилась пойти сюда? Глупая, как я только могла подумать, что совладаю со своими чувствами? Как?
— Лер, все в порядке? — осторожно прикоснувшись ко мне и приподняв мое лицо за подбородок, спросил парень, но я отпрянула от него как ошпаренная.
Сердце колотилось так, будто я пробежала стометровку за рекордное время. Кожа же пылала там, где к ней прикоснулись его пальцы. Я как загнанный зверек посмотрела на него, отступая назад.
— Никогда больше не прикасайся ко мне. Слышишь, ни-ког-да, — сдерживая слезы, прошептала я.
— Волкова, не дури, — делая шаг в мою сторону и тем самым вжимая меня в стенку, произнес Максим.
— Пожалуйста, не надо, — смахивая слезы, взмолилась я, прикрывая глаза.
— Тебе так противны мои прикосновения? — нависая надо мной, с нотами раздражения спросил парень, не решаясь дотронуться до меня.
— Мне так противен ты, — отталкивая его от себя, прошипела я, направляясь в зал.
— Вот и славно! — услышала я в след, но даже не обернулась.
Плевать. На все плевать. Он больше не будет манипулировать мной. Никогда не будет. Я соберу эти чертовы подписи и как ни в чем не бывало вернусь в аудиторию. Все просто. Все элементарно просто.