Часть 14.
Утро было особенно тихим. Лагерь, будто зная, что пришло время прощаний, затаил дыхание: не было ни привычного шума ребят, ни громкой музыки с уличных колонок — только легкое шуршание ветра в соснах и щебет птиц, которых раньше не замечалось. Адриана проснулась задолго до сигнала подъема.
Ее глаза сразу нашли потолок — будто в нем можно было найти ответы, которых не хватало. В груди — плотный ком. Никакой паники, но и не покой. Просто... тяжесть.
Последнее утро. Последний день в лагере.
Сбоку спала Кира, свернувшись в клубок под тонким пледом. А Адриана лежала на спине, широко раскрыв глаза.
Руслан.
Это было что-то, что начиналось с разговоров после отбоя, с случайных касаний, с вечерних прогулок в темноте вдоль ограды лагеря. Были его ладони на её талии, его голос у самого уха, его губы, легкие, как ветер. Но так и не прозвучало ни одного «мы».
Иногда ей казалось, что он просто не решается. Иногда — что не хочет брать на себя ответственность. А порой в голову стучала совсем болезненная мысль: может, для него это было не всерьез.
Она села, медленно, будто боялась нарушить хрупкое равновесие этого утра. Надела худи, босыми ногами ступила на прохладный пол. Подошла к чемодану и встала над ним. Начинать собирать вещи — значило признать, что все заканчивается.
– Уже не спится? – Кира, не открывая глаз, потянулась и зевнула.
– Нет, – коротко ответила Адриана.
Кира села, откинула волосы назад и посмотрела на неё внимательно.
Кира хмыкнула. Затем обе начали собирать вещи. Одежда — аккуратными стопками. Косметичка — в боковой карман. Сувениры, открытки, лагерные мелочи — к нижнему слою.
В комнате пахло летом: чуть влажными полотенцами, хвоей и чем-то сладким из пакета с леденцами на подоконнике.
Иногда она замирала, держась за вещь, с которой был связан момент: та самая толстовка, в которой он ее обнимал. Или черная резинка, которую он подобрал с земли и, улыбаясь, надел ей на запястье, как браслет.
Каждая мелочь — как укол.
Когда чемодан был почти собран, она подошла к окну. На улице стоял Руслан. Он разговаривал с другими вожатыми, смеялся, смотрел куда-то в сторону. Он не искал её взглядом. Не пытался увидеть. Не поднимал голову. Или... может, просто делал вид.
Она смотрела на него долго. Словно хотела запомнить его таким — живым, улыбающимся, теплым. Как лето.
Что будет дальше?
Он напишет? Или исчезнет?
Стоит ли ей самой проявиться? Или это будет слабостью?
Она даже не знала, кто она для него.
Была ли кем-то вообще?
Слёзы подступили к глазам — не бурно, а медленно. Сдержанно. Она утерла их тыльной стороной ладони и застегнула молнию чемодана.
– Ну вот и всё, – пробормотала она, будто про себя.
Кира молча подошла и обняла её сзади, крепко.
– Всё начинается. Или всё только что закончилось. Как знать.
И в этой фразе, пожалуй, было больше правды, чем ей хотелось бы.
Из-за динамика у входа вдруг раздался знакомый хрипловатый голос главного вожатого:
– Внимание, ребята! Через десять минут всем быть на улице с вещами. Финальная линейка. Время прощаться с лагерем. Повторяю — десять минут!
Голос пронзил комнату, как холодная капля за шиворот.
Адриана застыла на месте, держа в руках последнюю футболку, которую только что свернула.
Кира повернулась к ней с тревожным взглядом:
– Всё. Пора.
– Пора, – эхом повторила Адриана, но голос предательски дрогнул.
Она попыталась сделать глубокий вдох, чтобы прогнать ту невыносимую смесь тревоги и ожидания, которая расползалась под кожей. Они знали, что любят друг друга. И он говорил это вслух.
Руслан говорил, что любит.
Он шептал ей об этом у озера, в полумраке, когда она сидела у него на коленях, прижавшись к нему всем телом. Он смотрел в её глаза и говорил, что если бы всё было проще, они были бы вместе уже сейчас. Но... было "но".
Он сказал, что сначала должен уладить одну важную вещь дома — то, что касается его прежней жизни, до лагеря. И что не хочет тянуть её в это, пока не разберётся. Что хочет быть с ней честно, полностью, по-настоящему.
Адриана верила ему.
Она застегнула молнию на чемодане. Слишком резко — зубцы заело, и она замерла, чтобы сдержать слезы. Потом села на край кровати, положила ладони на колени, закрыла глаза.
***
Они вышли из комнаты. Лагерь жил последним утром, как будто пытался отложить неизбежное. Ребята в одинаковых толстовках, сумки, чемоданы, суета — всё это было фоном.
Она искала его взглядом, и он — как будто по сигналу — появился.
Руслан стоял у сцены, разговаривал с другим вожатым, но взгляд его был направлен точно на неё. Он не улыбался — лицо было серьезное, сосредоточенное, но в этом взгляде было всё: и любовь, и напряжение, и желание подойти немедленно.
Они смотрели друг на друга, как будто всё вокруг исчезло. Все эти дети, музыка из колонок, команды через громкоговоритель — всё стало вторичным.
Только они двое.
Адриана сделала шаг. Он — тоже. Не бегом, не суетно. Просто уверенно, как люди, которые больше не хотят терять время.
Они встретились прямо посередине лагерной площади. Она поставила чемодан рядом, он остановился напротив, чуть не дотрагиваясь до её руки.
– Привет, – сказал он тихо.
– Привет, – ответила она. – скажи, ты... уверен, что сможешь решить это? Там, дома?
Он кивнул.
– Уверен. Просто мне нужно немного времени. Это не про то, что я сомневаюсь. Не про чувства. С ними у меня всё ясно.
Он медленно взял её за руку. Прямо посреди лагеря, под взглядами других ребят, вожатых и начальства. И это было заявлением. Пусть и молчаливым.
– Я не исчезну, Адри. Я тебя люблю. И я вернусь за тобой. Только сначала — закончу то, что должен. Чтобы прийти к тебе не с вопросами, а с уверенностью.
Она кивнула, проглотив слёзы.
И в этот момент за их спинами из колонок раздалось:
– Все готовы? Начинаем финальную линейку! Убедитесь, что вы с вещами и в строю. Смена — завершена!
Парень улыбнулся чуть грустно.
– Это конец смены. Но не конец нашей истории. Хорошо?
Она кивнула, обхватив его руку обеими ладонями.
Площадь у сцены постепенно заполнялась. Сначала вразнобой, потом — организованными отрядами: кто с шариками, кто с флагами, кто с хриплым, но бодрым речевым настроем.
Микрофон заскрипел, и голос ведущей, одной из старших вожатых, прозвучал по лагерю звонко и с легкой натяжкой бодрости:
– Друзья! Вот и подошло к концу наше летнее приключение! Сегодня вы уезжаете домой, но воспоминания о лагере мы берём с собой навсегда!
Аплодисменты, свист, немного фальшивой радости. Ребята снимали сторисы, обнимались, кто-то незаметно утирал слезы. Многим не хотелось уезжать. Некоторым — очень хотелось остаться.
***
Руслан стоял чуть сбоку от линейки, рядом с Адрианой. Их отряд по списку был почти последним, так что они просто наблюдали, как вожатые передают детей родителям у тропы, ведущей к дороге. Адриана уже не держалась за его руку, но стояла настолько близко, что чувствовала тепло от его плеча.
– Смотри, у второго отряда все рыдают, – усмехнулась она сквозь тревожное ожидание.
– Да, – сказал Руслан, улыбаясь, – но завтра уже будут сидеть дома с пиццей и говорить, что это был «прикольный опыт».
Они оба засмеялись, но смех был коротким — внутри каждого жило напряжение. Их прощание тоже было близко. И никто из них не знал, каким оно получится.
В этот момент в кармане Руслана завибрировал телефон. Он посмотрел на экран. Лоб его слегка нахмурился, а потом, по мере того как он слушал, брови поползли вверх от удивления. Он кивнул пару раз, произнес короткое:
– Да, понял. Конечно. Хорошо, договорились.
И сбросил.
– Что случилось? – спросила Адриана, настороженно глядя на него.
Руслан повернулся к ней, и на его лице уже появилась та самая хитрая улыбка, которую она хорошо знала — смесь облегчения, озорства и какой-то внутренней победы.
– Помнишь, ты говорила, что твои родители сейчас в Самаре у бабушки и ты не знаешь чем поедешь домой?
– Ну... да. А что?
Он сунул телефон обратно в карман и, не отводя от неё глаз, сказал:
– Это был заместитель директора. Твои родители ему позвонили. Извинились, сказали, что не успевают приехать. Попросили, чтобы кто-нибудь из лагеря тебя довёз домой. Сказали, что оплатят дорогу и всё такое.
– Что?.. – Адриана растерялась, но тут же приподняла брови. – Подожди.
– Да, – кивнул Руслан. – директор подумал, что ты из моего отряда... ну, в общем, поручил это мне. Я тебя везу.
Она смотрела на него, словно не до конца верила.
– Ты везёшь меня домой? Серьёзно?
– Абсолютно серьёзно, – сказал он с легкой, почти мальчишеской гордостью. – у нас будет парочка часов дороги. Ты, я, музыка, и, возможно, остановка за кофе. Если не уснёшь.
Адриана сначала замерла, переваривая новость, а потом на её лице появилась тихая, настоящая улыбка — не яркая, но глубокая, полная облегчения и внутреннего тепла.
– Значит... не прямо сейчас прощаемся?
– Наоборот. У нас только всё начинается.
Она посмотрела на него с таким взглядом, в котором было всё: благодарность, влюбленность, чуть-чуть смущения и надежда. И на этот раз она сама взяла его за руку, крепко.
А на сцене продолжалась линейка, кто-то получал грамоты, кто-то выкрикивал «Отряд, прощай!», а Адриана и Руслан стояли немного в стороне — с багажом в ногах и легкостью в груди.
***
После линейки, прощаний, суеты чемоданов и криков «Не забывайте подписывать сертификаты!», лагерь стал немного тише. Вожатые сопровождали последних ребят по тропе к дороге, где ждали родители. Кто-то уже уезжал, кто-то всё ещё обнимался на прощание.
Руслан и Адриана шли чуть в стороне от всех — в направлении вожатской парковки. Молчали, но в молчании не было напряжения — просто каждый переваривал происходящее.
Он катил её чемодан, а она несла рюкзак, иногда скользя по нему взглядом, как будто не до конца верила, что всё это — действительно происходит. Что он рядом. Что они едут домой вместе.
Парковка находилась за главным корпусом, за синим забором, где у вожатых была своя зона — с тенистыми деревьями, асфальтом с выщербленными линиями и запахом хвои в нагретом воздухе.
– Вон она, – сказал Руслан.
И показал на черную, чисто вымытый Porsche — большая, уверенная машина, с тонированными стеклами и блестящими дисками.
Адриана присвистнула:
– Я почему-то думала, у тебя будет старая «шестёрка». Или что-то, что гремит на кочках.
– Я вообще-то умею водить хорошо, – усмехнулся он. – И да, не суди по худи и кедам.
Он помог закинуть чемодан в багажник, обошёл машину и открыл ей пассажирскую дверь. Мягкое сиденье, прохлада от кондиционера, лёгкий запах кофе и мужского парфюма — внутри всё было аккуратно и... по-домашнему.
Когда они тронулись, в машине заиграла тихая инструментальная музыка — не радио, а чётко подобранный плейлист, успокаивающий и тёплый.
Дорога выныривала из леса, петляла между полей, и солнце лениво ложилось на стекло. Они ехали в тишине, но тишина снова была... особенная. Наполненная.
Однако спустя минут двадцать Руслан покосился на неё и прищурился.
– Ты что-то слишком замолчала.
– Просто думаю, – ответила она, не глядя. Пальцы теребили край шорт, губы поджаты.
– О чём?
Она медленно повернулась к нему:
– О той самой проблеме, которую ты должен уладить.
Руслан немного опустил голову и усмехнулся, будто знал, что вопрос снова назревает. Он протянул руку к панели и нажал кнопку звонка. Телефон, подключённый к Bluetooth, сразу вывел соединение на громкую связь.
– Эй... – Адриана нахмурилась. – Что ты...
– Подожди, – сказал он коротко, ведя машину спокойно, как будто всё это — обычный день.
Гудки тянулись долго. Один... два... три...
– Это неловко, – пробормотала она.
Пятый... шестой... седьмой...
На восьмом гудке прозвучал женский голос:
– Алло?
Руслан не колебался ни секунды.
– Мы расстаёмся. Я больше не испытываю к тебе чувств. И давно. Я просто не решался сказать, но теперь — говорю прямо.
Пауза.
– Хорошо, – спокойно ответила женщина. – Я тоже об этом думала. Я соберу вещи и завтра уеду.
– Спасибо. Прости.
– Всё в порядке. Пока, Руслан.
– Пока.
Связь оборвалась. На секунду в машине стало особенно тихо — даже музыка казалась выдохшейся.
Адриана медленно повернулась к нему, с глазами, полными настоящего шока.
– Ты только что... расстался с ней... по телефону?!
Руслан повернул голову к ней и рассмеялся. Настоящим, облегчённым смехом, от которого у неё аж мурашки по коже пошли.
– Я знаю, я говорил, что такие вещи не решаются по телефону. Но...
Он повернул руль, обгоняя грузовик, и добавил:
– В данном случае, это был просто финальный штрих. Всё давно закончилось. Мы не были вместе по-настоящему. Просто оставались по инерции. Я ждал момента. И когда увидел, как ты сидишь рядом и переживаешь, понял — момент настал.
Она долго молчала, глядя на него в полупрофиль. Потом выдохнула, уставилась в лобовое стекло и произнесла:
– Ты вообще нормальный? Это... Это была одна из самых странных, безумных и чертовски честных вещей, что я когда-либо слышала.
Руслан повернулся к ней снова.
– Я просто хотел, чтобы ты знала: всё. Я свободен. Не только физически, но и... внутри.
Он улыбнулся, мягко, спокойно, с теплотой.
И в этом взгляде Адриана увидела то, чего так боялась не найти:
уверенность, решение и начало. Настоящее начало. Только для них двоих.
***
Город начал пробуждаться за окном — сначала широкие развязки и пустые улицы, потом уже более знакомые улочки, дома, вывески, какие-то детали, от которых у Адрианы внутри всё защемило: она дома.
– Прямо тут, –сказала она тихо, показывая рукой поворот. Руслан кивнул, не говоря ни слова.
Машина мягко свернула во двор, а затем, аккуратно припарковавшись возле подъезда, замерла. Мотор стих. Музыка замолкла. И наступила такая тишина, в которой всё важное вдруг стало слышно — дыхание, пульс, мысли.
Руслан не сразу повернулся к ней. Сначала просто смотрел вперёд, будто собирался с чем-то. И только потом медленно повернулся, опершись рукой о руль, и взглянул прямо в глаза.
– Знаешь... – начал он, немного хрипловато. – Я много раз представлял, как всё это будет. Как мы будем говорить об этом. И каждый раз думал: не получится сказать как в кино. Не получится сделать красиво. Потому что, ну... я не актёр. И не герой романов. Я просто... я.
Он на мгновение замолчал, как будто проверяя, не убежит ли она взглядом. Но она не отвела глаз.
– Но знаешь что? – он слегка улыбнулся. – Сейчас — всё по-настоящему. И мне плевать, насколько это пафосно прозвучит.
Он взял её за руку — крепко, уверенно, как будто держал то, что боялся потерять, и выдохнул:
– Хочешь быть со мной? Официально стать моей девушкой. Как в самых банальных любовных фильмах? Не просто «мы что-то чувствуем», не «давай потом»... А вот сейчас. Я и ты. Вместе.
Глаза Адрианы наполнились влагой — не слезами грусти, а тем тёплым, дрожащим светом, который появляется, когда сбывается нечто важное.
– Ты серьёзно? – прошептала она, еле слышно.
Руслан кивнул.
– Абсолютно. Я не хочу больше думать «потом» или «как-нибудь». Я знаю, чего хочу. Хочу — тебя.
Адриана откинулась в кресле, на секунду прикрыла глаза, глубоко вдохнула, а потом — улыбнулась, широко, как умеет только она.
– Да, — сказала она. – я согласна.
Руслан рассмеялся, притянул её ближе и поцеловал — не поспешно, не из жажды, а из спокойной, осознанной нежности. В поцелуе было всё: дорога, озеро, их разговоры, её взгляд на линейке, телефонный звонок, тишина в машине и... этот момент.
Когда губы оторвались, он прошептал:
– Всё. Теперь ты моя официальная девушка. Ужасно пафосно, да?
– Ужасно идеально, – ответила она и прижалась к его щеке.
А потом они просто сидели в машине у подъезда, не торопясь выходить. Потому что иногда лучшие сцены любви — не в кино, а вот так: в тишине, с бьющимся сердцем, со сбившимся дыханием...
И с ощущением, что всё только начинается.