Год на Двоих

Подвал старого особняка Кастелло никогда не был просто подвалом. Здесь не хранили вино, здесь не забывали старые вещи. Здесь решали судьбы. Коротко. Жестоко. Без свидетелей.

Стефания сидела на стуле посреди бетонного помещения. На ней были дорогие туфли, теперь испачканные пылью, и белое пальто, не по сезону. Лицо — потеряло остатки гордости. Волосы — растрёпаны. Губы — искусаны.

В углу стояли двое охранников. Молчаливые, как стены. Стефания пыталась говорить с ними, пыталась кричать, приказывать, шантажировать, умолять — всё впустую. Они не реагировали.

Дверь отворилась только под утро.

Он вошёл. Лука Кастелло. В плаще. В перчатках. В холоде. В ярости. Но контролируемой, ледяной ярости, которая страшнее любой истерики.

Он подошёл медленно. Ни одного лишнего движения.

— Тебе удобно? — спросил он.

Стефания попыталась выдавить улыбку.

— Лука... это всё... ошибка. Пожалуйста, ты...

— Замолчи, — спокойно. — Я дам тебе говорить. Но не сейчас.

Он обошёл её, посмотрел на исписанную стену, на капли влаги, на старые пятна крови, которые не отмываются даже кислотой.

— Знаешь, в этом подвале был один человек. Он предал мою семью. Тогда я ещё сомневался, что делать. Сейчас — нет.

Он подошёл ближе, взял стул напротив и сел. Лицом к лицу.

— Ты знала, что София беременна?

Стефания сглотнула.
— Я...

— Ответ: да или нет.

— Да.

— И ты всё равно сделала то, что сделала. Ты слила фальшивку. Ты запустила грязь. Ты хотела разрушить женщину, которая дала мне то, чего не дал никто: смысл. Ты хотела убить моего ребёнка. Ты не просто завистливая. Ты — пуля, выпущенная в спину. Только ты не знала, что я стою сзади.

Он встал. Подошёл ближе. Схватил её за подбородок. Глаза в глаза.

— Я любил тебя. Когда-то. Да. А теперь я жалею, что не поставил точку раньше. Ты вырвала у меня неделю жизни. Ты положила её в чёрную коробку, облила бензином и подожгла.

Он оттолкнул её.
— Но ты забыла одну вещь.

Он щёлкнул пальцами.

Один из охранников подошёл, передал папку. Лука открыл.

— Здесь — все документы. Счета, записи звонков, переписки. Всё, что ты пыталась скрыть. Я передал их полиции. Не из жалости. Из принципа. Ты не умрёшь, Стефания. Нет.
Ты будешь жить. Но тебе не позволят никуда уехать.
Ни одна дверь, ни один контракт, ни одна съёмка больше не будет твоей. Ты исчезнешь.

Он наклонился к ней.

— А если ещё раз услышу твоё имя рядом с именем моей жены — ты умрёшь не от пули. От страха. От изоляции. От того, что каждый день будешь просыпаться и знать — тебе некуда идти.

Стефания попыталась говорить, но голос сорвался. Она поняла. Его не надо просить. Лука уже вынес приговор.

Он повернулся к охранникам:

— Очистите подвал. И выкиньте это вон из моего дома. Больше ни на шаг на эту землю.

И вышел.

Медленно. Ровно. Словно поставил жирную точку в истории, которая никогда больше не повторится.