Danke

 — Поправилась? Нихуя, — Оксана с хлюпом высморкалась, отточенным движением закидывая шарф на плечи, не переставая при этом рыться в ящике комода, — Уже никакие капли от насморка не помогают, держусь на Долфине, будь он благословлён всеми богами. Температура спала, на том спасибо, а вот горло болит, пиздец просто. И икаю, — девушка торжествующе вытащила упаковку сухих салфеток, стукнув, поставила их на комод. Икнула и, взвыв, уткнулась в недавно использованный платок носом. Мы с Димой сидели на пуфах возле её кровати и могли лишь сдерживать добрые смешки. Оксана собой олицетворяла всю двойственную суть женской натуры. Могла быть сильной, независимой, гордой, но в определённые моменты и слабой, нежной, требующей заботы и ласки. Она могла носить рваные джинсы с толстовками, пить водку гранёными стаканами и злобно скалиться на пацанов из соседнего двора, а на следующий день прийти в светлом платье, говорить о веганстве и пользе минеральной воды и стрелять глазками в тех же пацанов. Пацаны хуели, а мы привыкли. — А нахуя ты тогда завтра в школу идёшь? Тебе так в кайф перед каникулами с простудой окна мыть? — Поз поджал под себя ноги, что-то быстро печатая в телефоне. Он поправил очки, сверкая отражением экрана, улыбнулся, прочитав что-то, и выключил устройство. С Матвиенычем переписывался, сотку ставлю. Развелось же гомосятины. Оксана плюхнулась на кровать, медленно подползая к краю и устраиваясь головой на своих сложенных руках. Закатила глаза, зевая и тут же икая. Нахмурилась, со скоростью света хватая платок и чихая в него, проговорила в нос: — Физручка, блять, тройку мне в полугодии грозится поставить, если не приду и не сдам ей нормативы. — Но до полугодий ещё два месяца, — недоумевал я, отпивая вкуснейший мятный чай, сваренный мамой подруги, — Да и ты болеешь, что за хуйня? Девушка лишь пожала плечами, подгребая под себя плюшевого пса и хватая с пола печенье-орео, которое пару часов назад нагребли в Ашане мы с Димой. Захрумкала, блаженно закатывая глаза, схватила с тумбочки таблетки и, закинув их в рот, запила всё горячим чаем. Предвидя длинную тираду о раздельном приёме медикаментов от Поза, проговорила заметно более расслабленным голосом: — Не ебу, но, видимо, для неё существенной причиной для пропуска занятия являются только роды. — Так в чём проблема-то, Ксанка? — поправляя очки и не переставая неодобрительно зыркать взглядом заебавшегося педиатра, решил пошутить друг. Когда шатенка снова схватила печенье с пола, одаривая его недоумевающим прищуром, продолжил, — Тебе забеременеть не так трудно. А молодым матерям ещё и льготы при поступлении дают. Суркова замерла с набитыми лакомством щеками. С её губ сорвались чёрные крошки, а я решил, что сегодня один из дней, когда в её душе преобладают воинственные настроения. Я с восхищением понаблюдал, как в карих глазах полыхнуло пламя ведьмовских костров, брови дёрнулись величественной дугой, и отчётливо представил, как в руках подруги появилось длинное лёгкое копьё, а на голове — ободок из ярких перьев. Фоном лучшие виды Амазонии прилагались. Внутренний историк возмущённо пыхтел, поправляя треснутые очки и указкой тыкая в почти пустой мозг, мол, амазонки не жили в Амазонии. Шастун, ты ёбнулся совсем, они обитали в Скифии и на Кавказе. Но знаете, пусть гетеросексуальность я и посеял, но пока был не готов принять горячих амазонок в пуховиках и с шампурами шашлыка в руках. — Дима, я, конечно, с бабами бухаю и с мальчиками гуляю, а иногда эти действия происходят одновременно, но не настолько же всё плохо, — я хрюкнул, присасываясь к чашке и косясь в сторону телефона Димы, что внимательно слушал гневную исповедь Сурковой, — Возможно, я ещё мелкая, но знаю, как дети получаются, и уж точно не хочу стать участницей очередного шоу о малолетних мамочках. Ладно? Сергей Борисович Дим, не тупи На тРНК находится антикодон, на РНК - кодон Заебал уже путать Ещё раз увижу, что ты так ошибся, накажу Громко откашлялся, подавившись чаем. Уставился на друга диким взглядом, безмолвно своё «ахуеть, чё, блять, происходит у тебя в смсках» мнение выражая. Дима тут же выключил телефон, покраснев и чуть кивая в сторону. Движение, отточенное годами. Значило «схуяли приебался сейчас, попиздим об этом позже». Я чуть успокоился, снова поворачиваясь к заболевшей девушке, всё ещё злобно сопящей. Возможно, просто не хватало контекста, так? Я просто мог всё не так понять. Блять, он покраснел. Мой правильный до кончиков волос друг, не стыдившийся ни одного своего поступка (начиная обосраными пелёнками в младенчестве и заканчивая обосраными штанами на одной из первых и последних наших вписок пару месяцев назад), покраснел из-за сообщения смутного содержания от своего обожаемого преподавателя. Сука. Знаете, не то чтобы я был против связи между учеником и учителем. Боже, да я сам последние два месяца только о такой связи и мечтал, было бы пиздец эгоистично осуждать своего лучшего друга за такое, если бы не одно но. Обидно. Если между ними реально что-то было, очень обидно, что их отношения уже дошли до стадии наказаний. Я вот пока даже до стадии признания в чувствах не дошёл. Квест заведомо провален. Пока зависть полностью не сжевала меня, решил помочь всё ещё красному Диме выбраться из ямы сексисткого напряжения: — Ну, Окс, девушки от этого не застрахованы на сто процентов. Не говори об этом так уверенно, всегда есть возможность того, что через пару месяцев ты будешь мечтать о пузе и телешоу. — Биологический процесс, уже заложенный в тебе с рождения. Материнским инстинктом называется, — добил Позов, кидая быстрый взгляд в мою сторону. Я улыбнулся ему, чтобы расслабился, думая о том, что скоро выебу ему мозг расспросами об этих сообщениях. Возможно, он подскажет мне тайные ходы этого пиздецки сложного квеста? Оксана швырнула в нас подушкой, и мы свалились с дутых пуфов, мгновенно забывая обо всём, смеясь так громко и долго, что чуть не надорвали животы. Вскоре она тоже подхватила наш смех, а спустя пару секунд хрипло откашлялась, краснея и всем своим видом показывая, что собиралась выхаркнуть лёгкие. Позов оперативно подал кружку с чаем, а потом достал из недр своего рюкзака холз, говоря, что он способен заменить таблетки от кашля. Оксана кивнула благодарно и пару минут сидела молча, с умным видом рассасывая конфету и кутаясь в плед. — Вам Сергей Вячеславович что-нибудь сказал насчёт завтра? — тихо произнесла подруга. Мы с Димой переглянулись, сглатывая вязкую слюну страха. Потом кивнули. И рассказали, как через пару минут после произошедшего на нас обрушился выговор через трубку телефона. Как классный грозился отходить нас скакалками и отпинать мячами. Как несправедливо под раздачу попал Поз. Как это резко прекратилось, и как очко сжималось от осознания того, что с нами будет завтра. — Ты же знаешь Сергея Вячеславовича, он каждый раз в такого рода конфликтах заставляет ходить и извиняться перед учителем, — проныл я, откидываясь на пол и страдальчески закатывая глаза. — Надо было думать, когда ты Арсения Сергеевича посылал, — злобно шикнул друг, подпинывая меня, — Какого хера ты вообще на него наехал? Я уставился пустым взглядом в потолок, думая, как объяснить свой мимолётный порыв другу. Всё было вполне логично до того момента, пока я это не сделал. Сейчас я уже не смог бы рассказать, какими извилинами шевелил, когда наговорил своему любимому ненавистному учителю всю правду-матку. — Это тактика соблазнения такая, — только и смог сказать я. — Шаст, ты больной? Ты наговорил ему гадостей! Какое, блять, соблазнение? Соблазнение на убийство? — разорялся очкастый. Я мог лишь пожимать плечами, что было крайне неудобно делать лёжа. — Метод косичек. Действенный, даже очень, — хмыкнула Ксанка. Посмотрел на неё, едва ли поднимая голову, словил игривое подмигивание и улыбнулся, тут же поворачиваясь к Диме с видом полного торжествования. Тот вскипел так, что казалось, будто у него вот-вот запотеют очки. — Вы чё, какой метод косичек? Люди не так связь налаживают! — ходил по комнате, размахивая возмущённо руками он, — Нужно же сначала найти общий язык, темы соприкосновения. Потом общение продолжительное. И прочее. — Ну, как соберёшь мне инфу по Попову, тогда и поговорим, — осадил друга я. Дима остановился, глядя на меня озадаченно. Он уже, видимо, продумывал целую лекцию о правильном человеческом взаимодействии и общении, — Ты же на «допы» к Сергею Борисовичу ходить на каникулах будешь? Вот, там и соберёшь, — изобразив кавычки в воздухе, проговорил я. Дима пару минут заторможенно моргал, а потом осанился, поправил очки и проговорил так уверенно, что у меня губа выпятилась от гордости: — И соберу! Оксанка чихнула, и я решил принять это за хороший знак.

***

— Я больше не буду материться, я больше не буду материться, я больше.. материться, блять, не буду, — руки уже дрожали от напряжения, ноги сводило судорогами, а я продолжал, зная, что вполне оправдано заслужил, — Болт — это стержень, материться не буду. Болт — это часть крепления, материться не буду. Я больше не буду.., — последний рывок, и я упал на пол всем телом, поднимая тучи пыли и вызывая всплески аплодисментов одноклассников. Выдохнул горячий воздух в пол, — Материться, суууукаа... Возле моего носа оказались белые кроссовки, а их обладатель весело улыбнулся мне, наклонившись и потрепав по голове: — Молодец, Шастун, норматив сдан. Отдыхай, а потом дуй в кабинет. Тряпка и швабра тебя ждут. Классный удалился, поведя вслед за собой одноклассников, а я даже не смог собрать силы на то, чтобы показать Максу фак. Мышцы после сорока отжиманий гудели так, что хотелось плакать, но я честно осознавал, что это был лучший вариант наказания за мой проступок. Кстати о наказаниях. — Так что там с Сергеем Борисовичем, Дим? Рядом послышалось кряхтение. Я повернул голову на также лежащего морской звездой друга и улыбнулся тепло. Он тоже посмотрел на меня, да так измученно, что аж скупая мужская слеза невольно навернулась. — Да, бл-.. блин, Тох, то шутка была, — он прикрыл глаза на некоторое мгновение, а потом собрался, вдыхая через зубы с шипением холодный воздух спортзала, и поднялся, усаживаясь в подобие позы лотоса и облокачиваясь на пока ещё ледяные радиаторы позади себя, — У Сергея Борисовича своеобразное чувство юмора. Я фыркнул, тоже с трудом отрывая свою тушку от пола. Пружинисто подпрыгнул, тут же болезненно кривясь, хитро глянул на выглядевшего растерявшимся Диму и решил пока не пытаться поднять тему «своеобразных» намёков. Позже, тема-то серьёзная. — Чувак, ты же в курсе, я тебя поддержу в любом случае. Просто не самообманывайся слишком долго. Друг закатил глаза, а затем тоже поднялся, потирая своё занывшее плечо и поправляя задравшуюся футболку. Мы двинулись в сторону классного кабинета медленно, но уверенно. — Лазарев не сказал тебе подойти к Арсению Сергеевичу? — поинтересовался друг, я лишь кивнул отрицательно на это, тоже изрядно удивлённый тем фактом, что наш до кончиков пальцев правильный классный не призвал покаяться, — Не к добру... Мне оставалось лишь безмолвно согласиться. До кабинета мы дошли относительно быстро. Одноклассники, что встречались нам по пути, весело посмеивались над нами и давали пять, респектуя. Я аж вкус популярности почувствовал. Сергей Вячеславович тоже посмеивался, давая нам в руки тряпки и так и не сказав ни слова об извинении. Напряжно. Некоторое время мы дружно драили кабинет: очищали стены от следов обуви, пол от жвачки, а парты от надписей (иногда посмеивались над особенно прикольными и фоткали их в инстаграммы), пинали Макса, бессовестно пинающего хуи. Я уже почти забыл про недавний провал, когда в кабинет вихрем вишнёвых ароматов ворвалась беловолосая женщина. Твою ж. Блять. — Здравствуйте, Полина Сергеевна, — прогудели одноклассники. Я молчал, пустым взглядом следя за мельчайшими эмоциями завуча по воспитательной работе. Она кивнула, быстрым движением поправляя выпавшую из небрежного хвостика прядь волос, что-то прошептала классному на ухо, на что тот ответил безоговорочным согласием, повернулся к комоду, чуть порылся там, а потом чуть ли не торжественно вручил ей моток полиэтиленовых пакетов для мусора. Она снова кивнула, обворожительно улыбаясь, и уже было скрылась в дверном проёме, когда заметила меня: — Шастун, — строго проговорила, привлекая внимание. Нахмурилась, складывая руки на груди, заставляя моё сердце биться чаще, а кровь стремительно отливать от лица. Мне не хотелось идти к директору. Опять. На моё счастье, она тут же изменилась в лице, расслабленно улыбаясь, — Отомри, милый. Тебе повезло, что Арсений Сергеевич не написал докладную на имя Екатерины Владимировны, — подмигнула, и я расслабленно улыбнулся. Повезло, ещё как повезло, — Кстати! — Полина Сергеевна снова нырнула в наш пропахший моющими средствами класс, предварительно засунув рулон с пакетами в карман, похлопала в ладоши, привлекая внимание всех присутствовавших, — В конце ноября или начале декабря мы с вами пишем заявление на сдачу ЕГЭ. Постарайтесь ответственно подойти к выбору предметов, которые вы укажете в документе. После написания этого документа отказаться от одного из экзаменов можно, добавить ещё один — нельзя, — класс загудел, а завуч качнулась с пятки на носок, закусив губу, что-то вспоминая, — А, и ещё! — воскликнула она, — Со следующей четверти у нас начнётся реконструкция главного входа, которая продлится до середины января. Мы откроем запасные входы, а также запасные лестницы и рассадим вас по кабинетам. Но, говорю сразу, на вас кабинета не хватает, — одноклассники ещё громче разговорились, классному пришлось немного прикрикнуть, чтобы Полина Сергеевна могла закончить свою мысль, — Скорее всего мы оборудуем вам один из закрытых кабинетов, но он пыльный не немного... Посмотрим! Гагарина удалилась так же быстро, как и появилась. Сергей Вячеславович тоже куда-то убежал, наказав старосте проследить, чтобы никто не ушёл раньше часа дня. Дима испарился из класса в приподнятом настроении в ту же секунду, когда к нему пришла смска. Я уже было почувствовал себя кинутым. — Пиздеееец, — прогудела рядом со мной осипшим голосом Оксана, — У меня ж аллергия на пыль... — Как физра? — поинтересовался я, третий раз вытирая окно от разводов. — Никак, блять, — злобно прогудела девушка, скрещивая руки на груди и облокачиваясь об учительский стол, — Она не пришла! Прикинь?! Я час её ждала в холодной раздевалке. — Блять, Шаст, ты нихуя не моешь, только размазываешь! — прокричал Макс с другого конца класса. — Может, тогда домой пойдёшь? — обеспокоенно предложил я, наблюдая, как щёки подруги горели нездоровым румянцем, а грудь изредка содрогалась от кашля, — А как ты это в Драгон Эйдже увидел?! — ответил однокласснику, а затем снова переключился на Суркову, довольно скалясь в сторону максовского фака, — Хочешь, провожу тебя? Она кивнула, и мы уже почти собрались, когда нас остановила староста, попросив меня принести из двадцать первого кабинета средство для мытья окон. Я согласился, посчитав, что на это времени уйдёт немного, и попросил старосту проследить за тем, чтобы Окси хорошо застегнулась к тому времени, когда я всё сделаю. Я торопился, перешагивая порог кабинета немецкого языка, думал лишь о состоянии больной подруги. Поэтому и не заметил, что добровольно пришёл в кабинет немецкого. Тем более не заметил тёмную фигуру за преподавательским столом. Когда развернулся с синим вонючим флаконом в ту сторону, подскочил от неожиданности. Арсений Сергеевич расслабленно расположился в кресле, откинувшись на спинку, скрещивая руки на груди, отчего его футболка выгодно натянулась в нужных местах, наблюдая за мной сквозь стекло очков насмешливо, с полуулыбкой. Всем своим видом он показывал, что я теперь был в ловушке, и, к своему стыду, проблема Оксаны померкла на фоне этой катастрофы. Я не знаю, что тогда так подействовало на меня, но блеск голубых глаз заставил пройти весь кабинет и сесть прямо напротив преподавательского стола, будто в трансе. Он смотрел всё так же насмешливо, но теперь ещё и строго, так, что губа немного дрожала от ощущения давящей на мозг мужской энергетики. — Ну, я слушаю, Junge, — наконец произнёс немец, чуть рычаще прокатывая на языке моё, видимо, прозвище. Я непонимающе уставился на него, наклоняясь чуть вперед, будто от этого информация могла стать более понятной. Видя моё позамешательство, он продолжил, — Ответь мне части тела, Антон, — я всё так же тупил, теперь уже помирая от акцента, абсолютно не контролируя некоторые части своего тела и непроизвольно наклоняясь ещё чуть ближе, — Упрощу задачу, — он подался мне навстречу, отчего меня окатило мощным ароматом его одеколона, чуть не сшибая с места, — Ответь мне одно слово, — шептал мне в лицо он, всё приближаясь и приближаясь. Коленки уже дрожали, дыхание сбилось, и я молил всех богов о том, чтобы это не было сном, — Danke, Антон, — опалил уже мои губы он, глазами перехватывая мой взгляд и психологически уже не позволяя как-либо его отводить. Истома наполнила тело, воображение активно подкидывало всевозможные картины, а я мог лишь дышать-дышать-дышать и мысленно просить-просить-просить, чтобы эти восхитительные губы хоть на мгновение коснулись моих, — Sag mir danke, Junge*, — ещё строже и давяще прорычал он, сжимая руки в кулаки и почти касаясь моих губ своими. Я будто очнулся. Да, со стояком, да, со стоном, застывшим на губах, да, со стойким желанием поцеловать немца, но с таким же стойким осознанием того, что он мной игрался. Так, как хотел. Издевался. Насмехался. — Какой же Вы садист, Арсений Сергеевич, — всё ещё плывя взглядом, прошептал я, — Зачем мучаете меня? На долю секунды я увидел, как он в удивлении поднял бровь, а потом мой мозг снова отключился, когда Попов, оттолкнувшись руками, навис надо мной, почти касаясь своей щекой моей, и опалил горячим дыханием ухо: — Не выдумывай, Junge. Даже такая милая мордашка, как у тебя, не поможет получить удовлетворительную оценку по моему предмету. — А если отсосу? Я не видел его лица, но заметил, как он дёрнулся всем телом и как медленно двинулся его кадык при сглатывании. Затем меня опалило смешком, и, когда немец отодвинулся, на его губах застыла хищная насмешка. Он снова удобно развалился на кресле и стянул очки, с явным удовольствием рассматривая мою покрасневшую рожу, пророкотал: — С малолетками не сплю. — Ну, тогда идите нахуй. Собрав всю свою смелость в яйца, я выбежал из кабинета, а потом и из школы, на ходу прощаясь с Позом, отдавая треклятое средство старосте и хватая Оксанку. Даже на свежем воздухе я толком не понял, что произошло. А пойму ли вообще?