Дом на утёсе
💙 Прелестная обложка от _sunhaechanie_ 🤍💘
◇◇◇
Говорят, что жизнь после свадьбы меняется. Рутина разъедает скукой, будни мелькают один за другим серыми, вялыми кляксами, страсть тухнет, уходит в подполье и выползает изредко, когда по утрам стоит и самому лезть в трусы не хочется.
Можно женушку растолкать, и если та не пошлёт на хер спросонья, то присунуть ей. Мрак полный, одним словом. По крайней мере, Чонгуку так всё и расписывали знакомые перед свадьбой. Он их молча слушал, а сам диву давался, как эти умудрённые опытом мужики перед ним распинаются, втирают с важным видом о супружеской жизни, свято веря в то, что без пяти минут муженёк с их охренительно полезными рекомендациями и в постель с женой ляжет, и детей заделает, и до старости их советы золотые помнить будет.
А как иначе-то? Так же положено, и ты, малыш, не такой уж и особенный, чтобы из системы выпрыгивать, как ржавая пружина из обивки дивана.
Да уж, слушать пьяных женатиков, которые едва из-под юбки жены выползли на пару часов, было то ещё веселье. Учитывая то, что спустя час экзекуций Чонгук слинял, а любители почесать языком этого даже не заметили и выебали потом мозги каждому попавшемуся парню. Кто знает, может, те мужики и истину ему пытались вдолбить, да только он особой разницы после свадьбы не почувствовал. Наверное, потому, что со своей девушкой три года жил, и за это время в полной мере распробовал вкус совместной жизни. Бытовые размолвки, стандартные требования к порядку, крупные и мелкие ссоры, вечные просьбы что-нибудь починить, повесить, приколотить, утренняя суета перед рабочим днём, подгоревший завтрак, но отменный кофе, совместные прогулки и походы к родителям, праздники, генеральные уборки и ещё невообразимое количество мелочей. Чонгук всего и не помнил, но давно приноровился, влился, так сказать, поэтому и привыкать ни к чему не пришлось.
Ничего в ужас не приводило, ничего не шокировало. Одним словом, кота в мешке не подсунули. И когда он делал Джису предложение, то ясно понимал, зачем ему это и готов ли он к ответственности.
Свадьбой они занимались вместе и сразу же решили, что ораву незнакомых родственников видеть не хотят. Это слишком утомительно, шумно, долго и проблемно. Вряд ли с радостью и теплотой будешь вспоминать день, в который ты совершенно чужие рожи видел чаще, чем собственную жену. Нужно всем скалиться и говорить, как рад, что приняли приглашение и соизволили тащиться в такую даль, нужно всех благодарить по сотни раз, принимать поздравления, слушать, как нахваливают старые тётушки невесту, а за глаза недовольно качают трясущимися, сморщенными головами, потому что она, видите ли, не так улыбнулась, не в том месте засмеялась и вообще какая-то болезненно бледная из-за жёсткого корсажа платья и неудобных туфель.
Сплошное мозгоёбство и лицемерие. У Чонгука нервы крепкие, но не настолько, чтобы терпеть чопорную показушность. Поэтому на бракосочетании присутствовали только их семьи и пара-тройка друзей. Совершенно нетрадиционная свадьба, которую родители по началу совсем не одобрили, да только дети так упёрлись, так взбунтовались, что ничего не оставалось, кроме как скрепя сердце согласиться на их прихоть.
Церемония проходила в Пусане, в доме дедушки и бабушки Чонгука. Он стоял на утёсе, одинокий, старенький и такой же белый, как и низкие облака, с которыми он сливается порой, если смотреть на него снизу вверх. Из его окна всегда было видно море, и Чонгук больше всего на свете обожал проводить лето в этом месте. Его дед служил на флоте, был ветераном войны, и каждый год он мальчишкой неизменно упрашивал старика рассказать ему истории, которые слышал много раз, которые мог бы сам с поразительной точностью пересказать.
За их домом был сад; небольшой, но такой пёстрый, густой и цветущий, что в глазах рябило. О нем заботилась бабушка, когда была жива, а потом дед. Он в садоводстве совершенно ничего не понимал, закупался пособиями для новичков и изо всех сил не давал бабулиному раю прийти в запустение. В этом саду стояла старая, открытая беседка, которую ещё старик Чон сколотил, когда только закончил строить дом и въехал в него со своей молодой женой. Её фундамент и лестницы были каменные, покрывшиеся от времени и влаги мелкими трещинами и зелёным налётом мха, а стены стилизованы под вырезанные из дерева ветви.
Они переплетались между собой до того естественно, что казалось, будто из балок сами по себе прорезались и срослись. Остроносая крыша, покрытая крупной, выцветшей на солнце черепицей, накрывала грибной шапочкой восьмиугольное строение. Беседка непременно была бы открыта ветрам, дождю и частым штормам, которые бушевали в море и достигали домика на утёсе только отголосками, если бы не выращенная бабушкой глициния, чьи нежно-лиловые, густые кисти, немного напоминающие свисающие веники, не оплели худенькие, плетёные стены. Растение так разрослось, что если подкрасться к беседке со "спины", то и не разглядишь в листве и ароматных соцветиях старую, задушенную лианами древесину.
Даже на перилах расползлись плетистые розы; вгрызлись, стянули туго колючими, гибкими веточками деревянные перекладины и пахли сладко, свежо белыми, мелкими бутонами. В этой беседке церемония и проходила. Им даже украшать ничего не нужно было: лучшего места для самого знаменательного дня в жизни и не придумаешь.
Джису была в восторге, когда впервые оказалась там, хоть и не застала сад в том виде, в котором он поражал сильнее всего. Дедушки не стало три года назад, и дом вместе с участком по завещанию полностью перешёл во владение внука. Это и было всё имущество стариков. Чонгук очень старался раз в неделю приезжать, наводить порядок и не давать саду зарасти сорняками, но навыками цветоводства похвастаться не мог.
Потом с ним повадилась и Джису, и всего лишь за месяц она вернула осиротевшим растениям бабули их прежнее состояние. Даже саженцы яблони посадила, и под одной из них, самой ветвистой, Чонгук установил для неё лавочку: она там часто читала, и он каждый раз заставал её задремавшей с книгой на груди и очками, сползшими на кончик носа. В тот день море было таким тихим и лазурным, что даже смотреть больно было.
Ласковый, солёный бриз не оставлял в покое грузные глицинии, и те осыпались нежными, фиолетовыми лепестками на дощатый пол, на его плечи и волосы. Он под ними почти утонул, и когда Джису пришла к нему под руку с отцом и встала напротив, то долго хихикала и стряхивала с него цветочную труху.
Краснела, дурочка, от смеха, всё губы жевала, а сама в своих тяжелых локонах парочку лиловых пятнышек не замечала. Она была красивая. Чонгук готов был поклясться, что не дышал, когда Джису шла к нему по давно протоптанной тропинке, аккуратно придерживая длинную юбку платья. Оно было похоже на облачко: такое же воздушное и мягкое. В нем ей было комфортно, хотя Чону казалось, что верх соскользнёт с её голых плеч от одного неосторожного движения. Когда он сжимал ладонь Су, когда смотрел ей в глаза, ему стало вдруг по-странному горько и вместе с тем несравнимо тепло.
Удивительное сочетание. Чонгук вспоминал своё детство, счастливую жизнь, проведённую в старом дедушкином доме, где беспрерывно бурчал радиоприёмник под аккомпанемент тихого храпа старика, где пахло рисовыми пирожками и рыбой, пойманной на утренней рыбалке, где велась охота на кротов в саду с древней, ленивой псиной, где на чердаке больше пятидесяти лет хранилось столько сокровищ, что и за всё лето не перебрать, где море каждое утро блестело так, будто кто-то с неба его золотом обсыпал, где он ребёнком по душным вечерам сидел с дедом на сырых лестницах беседки, а в свои двадцать восемь в том же месте надевал кольцо на палец любимой девушки и соглашался провести с ней всю жизнь.
Ему было горько, потому что они не дожили до этого дня, и тепло, потому что старики даже после смерти вряд ли покинули бы родные стены дома, который они строили, в котором прожили долгую жизнь, в котором вырастили детей и внуков, в котором простились друг с другом.
Чонгуку в наследство оставили вовсе не землю и недвижимость: ему подарили память, позволили с ней не расставаться и жить так, чтобы воспоминания о старом доме на утёсе могли наполнить собой и его дни. Прошёл год с тех пор, как они сыграли свадьбу, а Чонгук так и не улавливает никаких изменений в привычном укладе жизни.
Разве что Джису взяла его фамилию, а ему доставляло невероятное удовольствие называть её не своей девушкой или даже невестой, а женой; нравилось чувствовать на пальце нагретое собственным теплом кольцо и ловить блики золотого обруча на её безымянном пальчике.
Нравилось просыпаться утром и видеть, что на перемигивающиеся солнечные зайчики в елозящих волнах неизменного моря он снова смотрит не один.
◇◇◇
Понравилась история? Нажми на звёздочку💌