20
— Чонгук, достаточно.
Глубокий голос Намджуна пронзает голову Чонгука и болезненно впивается в виски; в забитых потом ушах он звучит будто издалека, но при этом захватывает его внимание достаточно, чтобы парень выключил режим автопилота. Через секунду всё его тело ослабевает, он сгибается, руки падают на колени в попытке удержать корпус на весу. Чонгук устало наблюдает, как с него на пол капля за каплей капает пот, пока не собирается небольшая лужица. Его дыхание тяжелое и едва слетает с сухих губ, потому что жар душит, словно мешок с камнями, брошенный на него и не дающий встать, как бы он ни пытался.
Всю прошлую неделю он каждый день проводил в танцевальной студии, практиковался от восхода солнца до заката и полной темноты. Каждую секунду своего свободного времени, в которую его могли атаковать мысли, он занимал работой до тех пор, пока его мозг не мог сосредоточиться ни на чем, кроме жжения в конечностях. Даже когда он достигает своего предела и находится на грани обморока, он остается в студии, не желая возвращаться в общежитие, где на каждом углу что угодно напоминало ему определённого кое-кого.
Голос Намджуна снова звенит в его голове, вырывая из туманных мыслей. Он ясно слышит слова, которые эхом отдаются в его голове: слишком громко и размыто.
Парень выпрямляется, его голова кружится, зрение затуманивается.
— Включи с самого начала.
— Чонгук...
Минуя Намджуна, Чонгук сам с трудом шагает к музыкальному центру, рукой убирая влажные волосы с глаз и смахивая c лица пот, затем нажимая кнопку перемотки. Музыка включается так громко, что все присутствующие в зале от неожиданности подпрыгивают, но Чонгуку нормально: конечно, для его ушей это мука, и он вполне себе убежден, что это может привести к необратимым повреждениям слуха, но только так в его голове нет места мыслям.
Он возвращается в центр зала и пытается игнорировать вращающиеся вокруг него стены. Потолок становится полом, а в глазах всё чернеет, когда он смотрит на себя в зеркало, изо всех сил стараясь удержаться на ногах.
Чонгук изучает свое отражение: его тело блестит от пота, как будто его окунули в кипящую воду, в результате чего одежда прилипла к нему, как клей. Пот скатывается по лицу — выглядит так, будто парень только что вышел из душа, волосы прилипли ко лбу, закрывая глаза и успешно скрывая их покраснение и тяжелые темные круги.
Горло пересохло и горит от обезвоживания. Ощущение довольно знакомое, но на этот раз рядом нет того, кто с бутылкой воды и очаровательно надутыми губами непременно бы наругался на него за излишнюю упёртость.
Его тело застывает, и он вздрагивает, выкидывая из головы лишние мысли и заставляя своё тело двигаться, однако уже в следущий момент тая от боли во всех мышцах.
Кто-то должен был рассказать ему, как хреново расставаться. Может быть, тогда он не попал бы в такую ситуацию.
Всю свою жизнь он считал, что разрывы — это просто преувеличение того, что люди на самом деле чувствуют; что они просто драматизируют, пытаясь сделать всё ярче, чем оно на самом деле. Он думал, что кинематограф просто прославил и романтизировал разбитые сердца в стремлении сформировать свое идеальное клише, где любовь — единственное, что имеет значение. Он привык верить, что ни один человек не стоит того, чтобы тосковать, чувствовать боль и терять фокус намеченной жизни, которую он планировал с детства.
Он верил, что всё это просто смешно. Однако теперь он понимает...
Он был идиотом.
Возможно, он не лежит в постели весь день, не хандрит и не выплакивает все глаза, обдумывая всё, что потерял; он не становится затворником и не губит себя алкоголем, как то проповедуют мелодрамы, однако теперь он активен двадцать часов из двадцати четырех в сутки: не слушает лектора, не обращает внимание на бег времени, а остаётся на тренировках по максимуму, не ест ничего, кроме нездоровой пищи, вместо здорового питания, как он обычно делал перед соревнованиями, и...
Он не спит.
Внезапно исчезнувшая музыка вырывает Чонгука из мыслей. Он не может скрыть хмурый взгляд, когда оборачивается и видит недовольно смотрящего на него Юнги, долбанувшего кулаком по стерео.
Чонгук открывает рот, чтобы возмутиться, когда замечает, что все в комнате уставились на него, даже не пытаясь скрыть крайнюю озабоченность в глазах. Всё внимание на нем, и Чонгук не может не презирать это; он чувствует, как гнев пузырится в его груди.
— Какого хрена, хён?
— Идиот, пытаешься убить себя? — гаркает Юнги. Он отрывает руку от стереосистемы и хватает с пола бутылку с водой. — Выпей.
— Мне не хочется пить.
— Чёрта с два, — рычит Юнги и пихает воду в руки Чонгука. — Выпей, или я засуну её в твою чёртову глотку.
Чонгук злобно зыркает на Юнги, но старший не отступает, его взгляд даже становится острее, пока младший не чувствует дрожь во всём теле и вынужденно не уступает. Он вздыхает, закатывает глаза и подносит бутылку к губам.
Парень раздраженно смотрит на Юнги и демонстративно делает большой глоток, показывая, как он недоволен. Однако его горло настолько сухое, что, когда вода касается его, она будто кислота сжигает всё внутри. Чонгук начинает яростно кашлять и выплёвывает глоток обратно, роняя бутылку на пол и с трудом пытаясь дышать.
Чонгук отворачивается, чтобы никто не смог увидеть его, но прекрасно при этом понимает, что беспокойные взгляды всех присутствующих приклеены к нему через отражение зеркала.
Разочарование в самом себе бурлит в крови.
Он устал от людей, беспокоящихся о нём. Он не заслуживает того, чтобы о нём волновались. Он хочет, чтобы его оставили в покое.
Как только Чонгук перестает кашлять, он подносит руку к губам и вытирает воду и пот, пытаясь казаться совершенно невозмутимым, однако Юнги это не подкупает.
— Что за чертовщина?
— Извини, я уберу, — Чонгук откашливается и подходит к пианино, где лежат салфетки. Он избегает любых зрительных контактов, не отрывая взгляда от пола, однако затем чувствует на плече руку, и прежде чем он успевает отмахнуться, его грубо разворачивают.
— Чёрт возьми, ты издеваешься надо мной? — гаркает Юнги. Чонгук фыркает, всё ещё отказываясь смотреть на него или любого из других друзей.
— Остынь, просто пошло не в то горло, — лжёт Чонгук. Однако у Юнги другая правда.
— Слушай, я знаю, что ты облажался, потому что Тэхён бросил тебя, но это не нормально.
Чонгук резко поднимает голову, кидая на Юнги смертельный взгляд, такой злой и острый, что Хосок встаёт с дивана и подходит к ним, кладя руку на его — как предупреждение на случай, если развяжется драка.
Все смотрят на него в недоумении, рты комично раскрыты, глаза распахнуты — все смотрят на него, как на какое-то животное в зоопарке.
Чонгук замечает, как застывает Сокджин, и когда они встречаются взглядами, старший отворачивается, как будто ему было слишком противно смотреть на него, а Юнги недоверчиво усмехается. Именно по этой причине он не сказал никому из своих друзей о разрыве. Чонгук даже не удивляется, уже зная, от кого Юнги и все остальные всё узнали.
— Что? — он огрызается на всех, вырывая руку из захвата Хосока, и все они неловко отводят взгляды, кроме Юнги, который не разрывает их зрительный контакт. — Ты можешь сказать своему парню, чтобы он перестал говорить обо мне?
Глаза Юнги сужаются.
Чонгук отзеркаливает выражение стоящего впереди и также щурится.
— Где он вообще?
Губы Юнги вытягиваются в прямую линию.
— Как ты думаешь?
Чонгук сжимает челюсти. Юнги прекрасно понимает, что Чонгук знает ответ. С Тэхёном, конечно же. Утешает его, обнимает и шепчет ободряющие слова — делает все то, что раньше делал Чонгук и что теперь ему не позволено. Теперь Чонгук стал причиной того, что Тэхёна нужно успокаивать.
— Что ты хочешь от меня услышать? — спрашивает Чонгук.
Это не так больно, как кажется.
— Хочешь, я поздравлю тебя? Ты был прав! Ты сказал, что это не сработает, и это не сработало. Хочешь сказать «я же тебе говорил»? Потому что давай, мне насрать.
Он пытается оттолкнуть Юнги, но тот шагает вперёд, блокируя проход к двери, его глаза мерцают решительностью.
— Мы поговорим об этом.
— Хах, нет, мы не поговорим, — Чонгук снова пытается шагнуть в сторону, но вновь Юнги блокирует его.
— Сокджин-хён, запри дверь.
— Какого черта?!
Джин слегка вздрагивает, и в его движениях видна очевидная паника, когда он спешит к двери и запирает её. Чонгук подозрительно хмурится.
— Что с ним такое, чёрт возьми?
Сокджин юркает обратно, и Юнги щёлкает пальцами перед лицом Чонгука, привлекая его внимание.
— Не пытайся сменить тему.
— Тут не о чем говорить.
— Чушь собачья.
— Нет!
— Тебе лучше перестать лгать, это, прежде всего, и есть причина, по которой ты сейчас в такой ситуации, — огрызается Юнги.
Чонгук закрывает глаза, и всё его тело напрягается, когда он вздрагивает. Ему приходится напомнить себе дышать, когда необъяснимая агония наполняет его грудь.
Юнги ждет, пока он немного расслабится, понимая, насколько все это тяжело, прежде чем с уже смягченным взглядом снова заговорить.
— Почему он расстался с тобой?
— Что? Так твой парень не сплетничал с тобой об этом?
— Думай, что говоришь, — вздыхает Юнги. — Такое отношение тебя никуда не приведёт.
Чонгук решительно выдыхает и подносит руки к лицу, пытаясь растереть горящие глаза и закрыть лицо, не желая, чтобы кто-либо из друзей увидел его выражение.
Он знает, что злость ничего не изменит, но он скорее разозлится, чем разобьёт сердце.
Чонгук чувствует мягкое прикосновение к плечу и поднимает взгляд, видя перед собой мягко смотрящего на него Намджуна, который успокаивающе гладит его по спине, а затем тянет к дивану.
Все окружают его, и он застывает от дискомфорта, чувствуя давление, даже клаустрофобию, однако зная, что это не из-за его друзей. Даже если сейчас ему хочется накричать на них, наругаться за излишнее любопытство, Чонгук знает, что должен прекратить голословно обвинять людей, поэтому он ничего не говорит. Все садятся где-то рядом, кроме Сокджина, который стоит позади, уставившись в стену, а сам Чонгук не смотрит ни на кого, кроме него.
— Почему ты ему не сказал? — спрашивает Юнги, всё ещё поглядывая на него в замешательстве, но Чонгук точно знает, что он имеет в виду.
— Я не хотел, чтобы он волновался, — честно отвечает Чонгук, в его горле застревает ком, и ему приходится сглотнуть и резко втянуть через ноздри воздух. — Я хотел, чтобы он сосредоточился на своем выступлении и не беспокоился обо мне.
— Ты правда считаешь, что это хорошая идея?
— Не знаю, но я прекрасно понимаю, что если скажу ему, то он будет думать только об этом.
Все озадачены, и Чонгук не винит их.
Сидящий рядом Хосок выпрямляется и хмурится в замешательстве.
— Подожди, что ты должен был рассказать?
Юнги кидает на Чонгука взгляд, его брови поднимаются, будто он спрашивает, может ли он рассказать. Первый инстинкт Чонгука — сказать «нет», сказать всем отвалить и заняться своими делами, потому что это личная территория, но он на своей шкуре узнал, что это ничего не исправит.
Чонгук пожимает плечами, и Юнги принимает это за добро.
Он отводит взгляд от младшего и спокойно вздыхает. Чонгук точно может сказать, что Юнги всё равно смотрит на него краем глаза и потому поворачивает голову в другую сторону, чтобы не казаться обеспокоенным.
Юнги берет паузу, прежде чем заговорить. Эта тишина мучительна, но Чонгук бы скорее промолчал, нежели снова услышал следующие слова.
— В этом месяце умерла мама Чонгука.
Его голос глубокий и тяжёлый, он отскакивает от стен, наполняя комнату гулким эхом, за которым не следует ничего, кроме тишины. Чонгук даже считает секунды, которые требуются для каждого, чтобы медленно повернуться к нему и шокированно посмотреть прямо в глаза.
Чонгук вздрагивает, крепко сжав кулаки. Беги, говорит ему разум.
Убирайся оттуда.
Однако он остается на месте, он устал убегать.
— Я не знал... — шепчет Намджун, и Чонгук ненавидит тон его голоса. Он не хочет жалости. Ему не нужна помощь. Он ничего не хочет. — Так вот почему ты не спишь?
— Да, и никто не знал, — отвечает за младшего Юнги, держа свой взор на Чонгуке. — Даже Тэхён.
Чонгук падает лицом в ладони и стонет.
— Подожди, так Тэхён порвал с тобой, потому что ты не спал? — спрашивает Хосок со всё тем же недоумением в голосе.
Чонгук массирует переносицу, действительно не желая продолжать этот разговор.
— Нет, он порвал со мной, потому что я сказал кое-что действительно дерьмовое, что причинило ему боль, и я знаю, что не должен был этого говорить, но сказал, — вздыхает он. — Я просто... реально облажался.
Юнги откидывается на спинку дивана, так, чтобы можно было наблюдать за Чонгуком, и его глаза сознательно щурятся. Юнги знает Чонгука, знает, каким несносным младший может быть, когда он не выспался, но даже он не знает, чего же такого он наговорил, раз Тэхён разорвал с ним все отношения.
— Насколько дерьмовое?
Чонгук выглядит огорченным, а его губы поджимаются.
Юнги, кажется, немного напуган такой реакцией младшего, и выражение его лица напрягается.
— Чонгук, ответь.
Чонгук не смотрит на него.
— Чонгук!
— Просто очень плохое, хорошо? Слишком плохое, чтобы исправить, — огрызается он, но его тон смягчается, когда Юнги смотрит на него, говоря взглядом выложить всю правду. — Он сказал, что у меня больше нет к нему чувств.
Сокджин давится воздухом, поднося руки ко рту, чтобы откашляться, и все вскакивают, вздрагивая, и поворачиваются к нему, будто и вовсе забыли о его присутствии.
Чонгук хмурится. Он заметил, что Сокджин ведет себя странно ещё с тех пор, как он рассказал о разрыве; парень откладывал этот вопрос, но теперь становится уже смешно.
— Хён, всё в порядке?
Джин смотрит на него полными паники глазами, и Чонгук щурится.
— Хён?
Старший издает звук, похожий на вопль, и сжимает руки, как будто молится.
— Куки, мне так жаль!
Хмурость опешившего Чонгука углубляется.
— Что?
Лицо Сокджина краснеет, и он теребит подол своей футболки. Юнги также замечает это.
— Хён, ты ничего не хочешь нам рассказать?
Сокджин кусает губы, и это действие напоминает Чонгуку о Тэхёне; ему приходится отвернуться. Старший отвечает не сразу.
— Я причина, по которой Тэхён порвал с тобой.
Если странного поведения старшего было недостаточно, то эти слова определенно привлекают внимание Чонгука, и он немедленно вскидывает голову. Прозвучавшие слова не укладываются у него в голове, и он изо всех сил пытается вытащить их оттуда.
— Что?
— Чонгук, мне так жаль, — вскрикивает Сокджин, но его слова звучат глухо и бессвязно. — Он попросил у меня совета в отношениях, но сказал, что это для друга. Клянусь, я понятия не имел, что
он говорил о тебе! Он рассказал мне, как странно ты себя ведешь, и я, понимаешь, возможно, я сказал что-то о том, что ты теряешь к нему чувства и что он должен бросить тебя.
— Что? — повторяет Чонгук, всё его горло пересыхает, и каждый звук отдаёт болью.
Он медленно моргает, пытаясь сдержать жжение в глазах; больше он ничего не понимает и ясно не думает. Тэхён был неуверен в их отношениях и страдал в одиночестве — кто знает, как долго, — а Чонгук, дурак, совершено об этом не заботился.
— Что ещё он сказал?
Сокджин сглотнул, и Юнги кинул на него свой фирменный взгляд.
— Э-э, он сказал, что считает тебя отстраненным и что ты не сказал, что любишь его, когда сам он сказал это после... ну, ты знаешь.
В этот момент сердце Чонгука падает куда-то вниз, и вдруг ни боли в теле, ни жжения в горле — ничего не может сравниться с тем, как безумно саднит его грудь.
Чонгук не замечает слез, которые скользят по его лицу, он не видит озадаченности на лицах каждого своего друга. Он подносит ладони к глазам, ощущая мокрые, запятнанные щёки, и, когда он опускает руки, он пристально смотрит на них, изучая смоченные смесью пота и слез пальцы. Давненько Чонгук не плакал, и из-за этого ему хочется смеяться.
Он просто должен принять факт, что окончательно и бесповоротно облажался перед Ким Тэхёном. Парнем с широкой прямоугольной улыбкой, которая всегда освещала комнату, и глубоким медовым смехом, наполнявшим грудь Чонгука теплом. Парнем, без которого он не мог жить.
— Нет, хён, — шепчет Чонгук, не утруждаясь скрыть свои неловкие слёзы перед друзьями. Соль от них щиплет его потрескавшиеся губы, и когда парень сжимает их, чтобы попытать капельки, кожа там растягивается и трескается ещё сильнее. — Это не твоя вина, только моя. Он прав. Я отдалился, даже не подозревая об этом. Я только и думал о том, чтобы не позволить ему увидеть меня таким, и не понимал, что он вообще не видит меня и что этим я причиняю ему боль.
Все ошеломлённо молчали, не зная, что сказать, включая Юнги, который никогда не видел, чтобы Чонгук плакал, даже когда его мать умерла.
— Ещё не поздно, — шепчет Юнги. Чонгук вытирает слезы и встает с дивана.
— Нет, уже поздно. Он даже не хочет меня видеть.
— Ты любишь его.
Чонгук вздрагивает.
— Ты можешь это не говорить? Мы больше не вместе. Это последнее, что я хочу услышать.
— Нет, Чонгук, — уверенно говорит Юнги. — Ты должен это услышать.
— Почему?
— Потому что ты знаешь, что не можешь отказаться от него.
***
Тэхён не мог перестать дрожать.
Он сидит в углу, где-то между занавесками и кулисами, вдали от глаз и запертый в своих мыслях. Он зажал уши ладонями, пытаясь заглушить шум и болтовню из зала, однако в конечном счёте это оставило его наедине с хаосом и жалящими мыслями, которые кружатся вокруг его разума как буря, нарастающая в его сознании.
Обычно Тэхён перед выступлением приносит свои наушники, чтобы хоть как-то отвлечься: джаз, поп, классическая — всё, что угодно, однако сейчас он нервничал настолько, что забыл их, и теперь может только думать обо всех способах, которыми он потерпит неудачу. Тэхён покажет, что все были
правы насчет него, что он просто запасной, посмешище, которое не заслуживает быть здесь. С чего бы это ему заслуживать быть здесь, если он был в очереди два года?
Люди тренировались здесь годами и годами, а он? Он просто посмешище.
Тэхён проводит рукой по волосам и взъерошивает их, во все стороны разбрасывая пряди, слишком увлечённый волнением, чтобы заботиться о своей внешности.
В бесконечной хандре он тренировался без остановки неделями. Если так подумать, он должен быть благодарен за всю ту дополнительную практику, которую теперь он получил, когда у него нет свиданий или парня, о котором нужно было беспокоиться, однако Тэхён не может не чувствовать себя пустым, и всё это будет видно в его музыке.
— Ким Тэхён?
Тэхён поднимает голову и видит режиссера, сжимающего в руке планшет и держащего гарнитуру подальше от губ.
— Мы скоро начинаем.
Тэхён заметно бледнеет и яростно трясет головой.
— Н-Нет, я е-ещё не готов.
— Ну, у тебя есть десять минут, чтобы подготовиться, а потом твой выход, — и затем он уходит, оставляя Тэхёна дрожать ещё сильнее, с зажмуренными глазами и сердцем, безумно бьющимся о его грудную клетку.
Он подумывает просто уйти. Просто встать и уйти, чтобы никто из зала не смог уйти первым, однако тогда он будет трусом.
Тэхён думает, что он всего лишь: «Трус. И посмешище. И ничего, кроме жалкого...»
А потом парень чувствует, как что-то вдавливается ему в уши, и музыка наполняет его голову.
Это сладкая и нежная мелодия, она проникает в его мысли мгновенно, мягкие ноты переплетаются с его неуверенностью и отталкивают её, когда следующий ключ танцует в его уме.
Тэхён дёргается, открывая глаза, и его загнанное сердце почти останавливается.
— Ч-что ты здесь делаешь?
Он смотрит широко раскрытыми глазами, как парень перед ним играет с телефоном, регулируя громкость больше, чтобы в его голове не было ничего, кроме сладкой песни и шока, который, кажется, пересиливает всё.
Это первый раз, когда Тэхён видит Чонгука с тех пор, как он ушел от него, и тот по-прежнему красив, даже с этим изможденным видом: уставшие глаза и бледная, сухая кожа; он всё ещё прекрасен, как всегда.
Тэхён, вероятно, выглядит ужасно: сам почти не спит, а теперь ещё и безумно нервничает. Чонгук прекращает смотреть в телефон и опускает руки.
— Я обещал тебе, что приду.
Тэхён зажимает язык между зубами, кусает так сильно, что выступает кровь, а его тело настолько ошеломлено, что боль не заставляет его даже вздрогнуть.
— Мне пора, — быстро говорит Тэхён, поднимая руку, чтобы вытащить наушники из ушей, но Чонгук хватает его за запястье, останавливая, и Тэхён забывает, как дышать.
— У тебя есть ещё десять минут.
— Отпусти, — говорит Тэхён. Ему необходимо, чтобы голос не дрожал.
— Ты не обязан со мной разговаривать. Просто слушай, — почти шепчет Чонгук, сжимая его руку.
— Музыка помогает тебе успокоиться, я знаю.
Закрыв глаза, Тэхён выдыхает, а на его запястье горит от прикосновения младшего. В его голове музыка.
Это баллада, мягкая и успокаивающая; она практически кричит о Чонгуке.
Прости, Чонгукки.
— Я не хочу, чтобы ты был здесь.
Он не может держать его здесь. Тэхён так старался забыть его, но сколько бы усилий он не приложил, сделать этого не мог. Меньшее, что он мог сделать, — это притвориться, однако даже этого сделать он не может, особенно когда Чонгук здесь, стоит перед ним во плоти. Тэхён хочет просто сжать его в объятиях и никогда не отпускать.
Извини.
С мгновение Чонгук молчит. Затем:
— Я уйду.
Тэхён резко вдыхает, и воздух холодный, режущий его изнутри. Это то, чего он так хотел, однако всё равно так больно от того, как безразлично и легко это было.
— Но я уйду через десять минут.
Тэхён удивленно распахивает глаза, и взгляд Чонгука смягчается. Это тот самый мягкий взгляд, которого Тэхёну так не хватает, который заставлял его чувствовать себя драгоценным и который теперь отдаёт резким, болезненным ударом в грудь.
— Девять минут, — бормочет Тэхён, опустив взгляд и вытянув запястье из хватки младшего, не в силах больше вынести его обжигающего прикосновения.
Тэхён скучает по нему. Он стоит прямо перед ним, но Тэхён очень по нему скучает. Чонгук меняет песню, и та звучит знакомо.
Тэхён сразу хмурится, пытаясь вспомнить, где он слышал её, и снова закрывает глаза, и в темноте он практически видит, как его мозг проецирует ему, словно фильм в черно-белых тонах, старое воспоминание. Воспроизводил в памяти то, что испытать снова ему может и не доведётся: Чонгук, лежит на траве в парке, и Тэхён, умоляет его разрешить ему лечь на него, просто потому что в фильмах парочки всегда так делают. Чонгук неохотно, но в конце концов сдался. Он всегда сдавался. Они так и лежали там, близко и тепло, Тэхён с головой на его плече, смеясь над тем, что из телефона Чонгука для них играет идеальная фоновая музыка. Играет эта песня.
Тэхён не понимает, что плачет, пока не чувствует мягкое прикосновение на своей щеке, и от этого он открывает глаза, видя перед собой глядящего на него сверху вниз Чонгука. Его глаза печальны, когда он мягко проводит большим пальцем по оливковой коже, как раньше он всегда это делал.
Тэхён застывает, не отпирается, но и не льнёт ближе. Он ненавидит, когда его сердце колотится от этих прикосновений.
— Ты плачешь, — бормочет Чонгук. — Почему я всегда тебя расстраиваю?
Тэхён хочет сказать ему, что он не всегда его расстраивал, что намного чаще он делал его безумно счастливым, однако вместо этого парень говорит:
— Шесть минут.
— Едва минута прошла.
— Пять минут.
Чонгук хмурится.
— Время так не работает.
Тэхён фыркает и тянет за наушники, чтобы их вырвать.
— Четыре.
Чонгук протягивает руку и хватает Тэхёна за запястье.
— Тэхён, я люблю тебя.
Рука старшего автоматически замирает, и его хватка вокруг наушников ослабевает, пока они не выскальзывают из его пальцев и не свисают с одного уха. Он видит, как младший смотрит, как наушник, словно маятник, качается влево и вправо.
Тэхён просто разинул рот от удивления, его глаза широко раскрылись, а разум опустел.
— Что?
Чонгук не сразу отвечает, выражение его лица спокойное, а взгляд опущен. Он наклоняется и ловит наушники пальцами, только тогда поднимая взгляд, и Тэхён видит, каким ошарашенным он сам выглядит, через отражение глаз младшего.
Чонгук протягивает руку и вкладывает наушник обратно в ухо Тэхёна. С секунду после этого он ещё держит руку у лица старшего, а затем осторожно заправляет прядь волос за ухо, прежде чем, наконец, отстраниться.
— Я люблю тебя, — повторяет он, и то, насколько спокойно он звучит, удивляет Тэхёна, — но я боялся признаться в этом, потому что я чёртов трус.
Тэхён задерживает дыхание, и, несмотря на музыку, которая заполняет уши мелодией до самой глубины его сознания, он теряется в мягком голосе Чонгука.
— Тогда почему?.. — Тэхён не может закончить предложение из-за того, насколько стягивает его грудь, однако Чонгук, кажется, всё понимает.
— Когда ты сказал мне, что любишь меня, я почувствовал себя по-настоящему... хорошо. Я не знаю, как это описать, — он подносит руку к груди и похлопывает её. — Просто здесь было очень тепло и светло, впервые в жизни здесь было светло, и я понял, что люди имеют в виду, когда говорят, что эти слова снимали с них тяжелый груз. Это было очень свободно и... хорошо, — повторяет он.
Тэхёну кажется, будто перед ним стоит ребёнок, который не знает, что сказать, и пытается подобрать нужные слова, но он не может судить Чонгука, потому что сам может только смотреть.
— Я не знаю, что это было вначале, — признает Чонгук, — но в первый раз я не испугался этого и подумал: «Чёрт возьми, всё может быть хорошо».
Тэхён непонимающе хмурится. Всё это время он думал, что Чонгук так вёл себя из-за того, что он сказал, что любит его. Теперь в голове парня ничего не сходится.
— Но потом я вспомнил, что ты сказал раньше, — Чонгук вздыхает.
Хмурый взгляд Тэхёна углубляется, а Чонгук улыбается сочувственно, будто уверен, что его слова не имеют смысла.
— Что ты будешь скучать по мне.
Тэхён чувствует, как его брови дёргаются и морщинка между ними медленно выравнивается. Он вспоминает, что случилось той ночью, но он просто не понимает, что пошло не так.
— Я не знал, что ты имел в виду, но вдруг почувствовал себя не очень хорошо.
Тэхён качает головой. Он всё ещё не понимает.
— Что? Почему? Я...
— Ты сказал, что будешь скучать по мне, когда меня не будет рядом, — перебивает его Чонгук, — и я понятия не имел, что это значит, но после я не мог думать ни о чём другом. О том, что скоро мы выпустимся, о том, как сильно ты будешь скучать по мне, как быстро время тикает и что скоро меня
вообще не будет рядом.
Рот Тэхёна раскрывается, но никаких звуков не издаёт, так что Чонгук продолжает.
— Я не знаю, просто казалось, что конец уже настал, он наступил даже прежде, чем что-то произошло, поэтому, когда ты сказал, что любишь меня, всё было так запутанно, потому что всё было так хорошо, но при этом... всё будто насмехалось надо мной.
Старший имел в виду совершенно не это и не знал, как Чонгук пришел к такому выводу, но Тэхён прекрасно чувствует глубокий страх внутри него. Он никогда не думал, что слова, которые несут любовь, могут дать совершенно противоположный сигнал.
— Может, я был параноиком, может, не был, но мне показалось, что ты живешь в совершенно другом мире, нежели я, и что я единственный, кто хотел сохранить наши отношения надолго, что меня, чёрт возьми, напугало, потому что с каких это пор я стал таким прилипчивым. Я хотел сказать тебе, что люблю тебя, но это было неправильно. Я бы только сдерживал тебя. В тебе так много потенциала, и я не хотел, чтобы всё это было потрачено на меня впустую, — Чонгук делает паузу, чтобы глубоко вздохнуть, а затем продолжает. — Я ненавидел то, как хорошо мне было, когда ты сказал, что любишь меня, потому что уже долгое время никто не говорил мне такого, даже мои друзья. Я сам попросил их никогда не говорить мне этого, потому что я боялся. Я боялся любить кого-то, потому если этот человек бросит меня, то нет никакой гарантии, что я не останусь совершенно один.
От слов Чонгука всё в горле Тэхёна пересыхает, и он не может вымолвить и слова, даже если в голове их проносится миллион.
— Но я подумал, что даже если это ненадолго, я хочу быть с тобой. Я знаю, что вёл себя странно, и я знал, что ты... знаешь, — он вздыхает и отчаянно проводит рукой по волосам, а Тэхён только и может, что просто смотреть. — Я не хотел отдаляться, мне просто не хотелось тратить наше время вместе на беспокойство обо мне, я не хотел, чтобы ты волновался и рисковал своим выступлением.
Тэхёну же хочется сказать, что всё совершенно не так, но слова, похоже, застревают в его горле.
— А потом ты сказал, что не сможешь помогать мне после выпуска, — продолжает Чонгук, закрывая глаза. — И я подумал, чёрт возьми, всё это действительно когда-нибудь закончится. Выпускной уже не за горами, и скоро мы будем кем-то, кого нам будет не хватать.
Тэхён отчаянно качает головой и чувствует, как его глаза горят, а комок в горле растёт.
— Чонгук, я не это имел в виду, — его слова умирают на полпути, и он начинает дрожать. Младший аккуратно берёт его лицо в свои руки, всем своим выражением показывая пустоту.
— Я был так ослеплен болью от того, что ты собирался оставить меня, — как все всегда делают, — что я сказал то, что тогда сказал, но сейчас позволь мне признать, Ким Тэхён, ничто не может оправдать то, что я сказал тебе. Я восхищаюсь тобой всеми возможными способами. Ты увлечен музыкой, и я ни на секунду не сомневаюсь, что сегодня ты будешь великолепен.
Тэхён безмолвен, а слезы снова начинают стекать по его щекам.
— Я, наверное, больше верю в тебя, чем в себя, если честно, — горько смеется Чонгук, смахивая чужие слезы своими большими пальцами. — Я не должен был тебя избегать или заставлять чувствовать, будто я потерял к тебе чувства, потому что ты последний человек, который этого заслуживает. В тот вечер, на твоём первом концерте, ты был невероятен. Я не преувеличиваю, когда говорю, что был в восторге. У тебя талант, которого нет ни у кого в этой школе. Твоя любовь и страсть — всё в твоей музыке, и любой, кто слушает её, может это почувствовать.
Размытый из-за слёз взгляд Тэхёна ищет лицо Чонгука. Кажется, он всегда может чётко видеть его; даже когда глаза закрыты, он может ясно видеть его. Проходит где-то пара минут, когда слова Чонгука наконец-то доходят до Тэхёна, и тот резко выдыхает, распахивая глаза.
— На моем концерте?
Тэхён чувствует, пальцы Чонгука на его щеках застывают.
— Ты сказал, что опоздал и не смог посмотреть мое выступление.
Он быстро моргает, чтобы избавиться от слёз, и смотрит Чонгуку прямо в глаза. Выражение у последнего спокойное, и уголки его губ слегка приподнимаются, когда он продолжает вытирать
слезы другого, и это подтверждает подозрение Тэхёна.
— Почему ты солгал?
Тэхён чувствует, как руки младшего касаются его скул, как проводит пальцами по ней, а его глаза становятся грустными.
— Потому что даже тогда я был глупо влюблен в тебя, и это пугало меня до смерти.
Для Тэхёна это словно выпад в живот, ему кажется, что ещё чуть-чуть и его вывернет наизнанку. Он не знает, что сказать, но слова подкатывают к горлу Тэхёна, и он знает, что они будут изливаться без всякой мысли, однако не успевает он даже открыть рот, чтобы заговорить, как из-за угла к нему спешит режиссер.
— Мы начинаем, пойдём со мной.
Тэхён тут же теряет все слова, и его нервы начинают тревожно жечь, он в панике смотрит на Чонгука, и тот ободряюще улыбается.
— Иди и получай удовольствие, — шепчет он, выглядя так, будто хочет поцеловать его, но не целует.
— Не смотри на зрителей, ты делаешь это не для них, ты делаешь это для себя. Сегодня твой вечер.
Тэхён едва ли кивает, и Чонгук убирает руки с его лица, к большому огорчению старшего, вытаскивая наушники и в последний раз нежно вытирает его слёзы. Всё это время Тэхён не двигается: просто смотрит на него широко раскрытыми, всё ещё слезящимися глазами, и не шевелится, пока режиссер физически не оттаскивает его от парня.
Даже когда его тянут куда-то к сцене, Тэхён оглядывается на Чонгука, и тот слегка улыбается ему, но чем дальше он отходит, тем меньше видит младшего.
Останься, хочет сказать он.
Однако прежде, чем ему это удаётся, ему в руки пихают его саксофон и толкают к сцене.
— Для начала, позвольте представить вам Ким Тэхёна с отделения духовых с оригинальным произведением под названием «Петля во времени».
Тэхён оглядывается назад в последний раз, но Чонгук уже ушел, и, когда он выходит на сцену, ему приходится оттолкнуть от сердца сокрушительное чувство.
Он заставляет себя не смотреть на аудиторию, чтобы не искать там Чонгука, потому что этот концерт для него, не для Чонгука, не кого-либо ещё, кроме него.
Он подходит к центру сцены и кланяется, слегка вздрагивая от резкого света прожекторов, прожигающих его уже вспотевшую кожу.
Иди и получай удовольствие.
Он подносит трость ко рту и закрывает глаза, начиная тихо, но потом, нарастая, становясь всё сильнее; каждая нота выходит чётко, а музыка, как теплый мёд, заполняет уши и грудь Тэхёна, однако ни на что больше он не обращает внимание: он делает то, как говорит Чонгук, что делает лучше всего.
Подключает свои эмоции к музыке.
Он думает обо всем, что делает его счастливым. Что он любит. Родители аплодировали ему стоя на первом же выступлении. В шутку притворяется, что читает газету с отцом.
Помогает матери готовить во время обеда. Встречи с бабушкой на выходных.
По возвращении домой его встречает собака. Играет в видеоигры со своими братьями и сестрами.
Получение письма о зачислении в академию. Киномарафоны с Чимином.
Слушать музыку, созданную Юнги. И Чонгук.
Встреча с Чонгуком.
Играть с волосами Чонгука поздно ночью, просто разговаривая с ним. Слушать смех Чонгука и смотреть на его улыбку.
Целовать Чонгука.
Заниматься любовью с Чонгуком. Любить Чонгука.
Чонгук любит его в ответ. А потом аплодисменты.
Тэхён открывает глаза. Всё размыто, и только тогда он понимает, что снова плачет. Он оглядывает толпу, которая вся стоит и аплодирует.
Они любят его.
Однако его это не волнует, он сканирует толпу, ища знакомое лицо.
Тем не менее, не находит, и его тело переполняют разочарование и боль. Он видит Чимина, который бодро машет ему, но который тут же замирает, когда замечает слезы на лице Тэхёна.
Тэхён делает поклон, вежливо, но в сторону кулис даже не двигается. Вместо этого он бежит вниз по ступенькам со сцены и выскакивает из зала в приступе паники и отчаяния.
Он лихорадочно оглядывается, но коридоры пусты, за исключением нескольких студентов.
Он крепко прижимает саксофон к пульсирующей груди и сдерживает всхлипы, когда поворачивается, чтобы пройтись по коридорам, внимательно заглядывая в лицо каждого студента, молясь, чтобы один из них был Чонгуком, и терпя боль, которую он чувствует после каждой ложной надежды, которая терпит неудачу.
Когда он доходит до конца коридора, он даёт волю слезам, и те без всякого контроля начинают скатываться по его лицу. Он вытаскивает телефон, но его руки дрожат так сильно, что он роняет его на пол, и экран разбивается в мелкие трещины.
Он отчаянно вскрикивает и падает на колени, отбрасывая саксофон в сторону и даже не вздрагивая, слыша глухой стук инструмента о пол, вместо этого он поднимает свой телефон, пытаясь включить его.
Однако тот не работает.
— Тэхён! — слышит он, и ему не нужно поднимать взгляд, чтобы узнать Чимина.
Он завороженно наблюдает, как слезы падают на экран, не поднимая глаз, когда Чимин становится перед ним на колени, положив руку ему на плечо.
— Тэхён, что с тобой? — кричит Чимин. — Ты выступил потрясающе, почему ты...
— Дай мне свой телефон, — перебивает его Тэхён, отрывая взгляд от разбитого телефона, чтобы посмотреть на друга со льющимся из глаз отчаянием.
— Что, зачем? Тэ, скажи мне, что происходит!
— Чонгук, — выдыхает Тэхён, почти задыхаясь с комом в горле. — Чонгук сказал мне, что любит меня.
Чимин хмурится.
— Тэ, о чём ты говоришь? Чонгука здесь не было.
Тэхён качает головой.
— Он был там, за кулисами. Он сказал, что любит меня, а я сказал ему уйти, и он ушёл. Мне нужно с ним поговорить!
— Тэхён, Чонгука не было! — повторяет Чимин и слегка сжимает руки Тэхёна, встряхивая его. — Я знаю, ты всё ещё расстроен из-за него, но это заходит слишком далеко!
Тэхён качает головой.
— Я знаю, ты считаешь меня сумасшедшим. Может и так, мне на это плевать! Но он был там. Ты должен мне поверить.
Чимин по-прежнему выглядит настороженным, но, видя, что его лучший друг расстроен, он вытаскивает свой телефон и передает его ему.
Тэхён почти вырывает гаджет из его рук, пытаясь контролировать дрожь своих пальцев и нажимая на имя контакта Чонгука.
Он подносит его к уху, откидывая голову назад и закрывая глаза, пока слёзы катятся по его щекам. Он молится, чтобы тот ответил.
Даже когда он звонит в пятый раз, он всё равно надеется, что там ответят.
Однако ответом ему служит голосовая почта, и Тэхён сдувается. Он протягивает Чимину телефон и встает, поворачиваясь, чтобы уйти.
Рука Чимина инстинктивно дёргается вперёд, хватая Тэхёна за локоть.
— Подожди, что ты делаешь?
— Мне нужно найти Чонгука.
— А что потом? — спрашивает Чимин. — Ты собираешься вернуться к нему?
— Я-я не знаю, — запинается Тэхён, пытаясь освободить руку. — Мне просто нужно его увидеть.
Чимин сжимает его крепче.
— Он тебе рассказал?
— По поводу?
— Насчёт его матери.
Это ожидаемо привлекает внимание Тэхёна, и он остановился, пытаясь освободиться от хватки Чимина.
— Нет?
Чимин вздыхает, и теперь уже Тэхён хватает его за плечи, встряхивая.
— Ты что-то знаешь.
— Юнги рассказал мне, — шепчет Чимин. — В этом месяце... это месяц, когда умерла мама Чонгука. С тех пор он всегда отдалялся от людей и боролся с бессонницей, но с каждым годом в мае становилось всё сложнее и хуже. Намного хуже.
Слова бьют звонкой пощечиной, и Тэхён замирает, когда воспоминания начинают рушиться на него все и сразу.
«Кое-кто... близкий мне человек умер во сне».
«Говоря о Чонгуке, будь добр к нему, хорошо? Особенно в следующем месяце».
«Я был так ослеплен болью, что ты оставишь меня, как все всегда делают».
Тэхён смахивает слёзы, и Чимин сочувствующе смотрит на него.
— Это причина, почему Чонгук не мог в последнее время спать.
Младший хрипит, зарываясь руками в свои волосы и бегая глазами в полном неверии и полном разочаровании.
— П-почему он мне не сказал? Почему я всё всегда узнаю о нём от других людей?
— Юнги рассказал, что Чонгук не хотел отвлекать тебя от работы.
Тэхён закрывает глаза, грубо оттягивая волосы, потому что правда сокрушает его.
— Ох, чёрт побери, — проклинает он. — Когда он сказал мне, что кто-то из его близких умер, я не знал, что это его мама! Его родитель, чёрт возьми. Я думал, что это друг или одноклассник, но, господи, не мать! — руки Тэхёна закрывают его лицо. — Я... я облажался.
— Нет, это не так, — твердо говорит Чимин. — Он просто не рассказал тебе, а то, что он тогда тебе наговорил, было непростительно.
Тэхён качает головой.
— Мне не следовало с ним расставаться. Я должен был быть рядом с ним.
Вдруг, Чимин резко хватает его за плечо и сильно трясёт. От удивления Тэхён распахивает глаза.
— Ким Тэхён, перестань с этим «должен» и прочим дерьмом. Вы с Чонгуком должны перестать винить и друг друга, и себя. Это абсолютно ничего не значит, и это больше вредит вам, нежели помогает. Если вы хотите двигаться дальше и всё исправить, то должны перестать обвинять. Ты не сделал ничего плохого!
Тэхён сглатывает, слова быстро впитываются в его голову, и он понимает, что Чимин прав.
— Ч-что мне делать? Он не отвечает на звонки, и я не знаю, будет ли он в общежитии. Ты же знаешь, как он хорошо умеет прятаться.
Чимин сжимает губы и скрещивает руки на груди.
— Тэхён, я не хочу, чтобы тебе снова причинили боль.
Парень со всхлипом втягивает воздух.
— Мне сейчас очень больно. Это так больно, Чимин. Я просто хочу его увидеть.
— А если всё запутается ещё больше?
— Всё уже и так запутано.
— Если станет ещё хуже, — повторяет Чимин.
— Тогда я разберусь с этим потом, — отвечает Тэхён. — Если что-то не получается, значит, не получается. Нам не нужно быть вместе, но я не могу вот так оставить Чонгука, даже не как любовника, а как человека. Ты же знаешь, как оно бывает, когда он не спит. Он может получить серьезную травму!
Выражение лица Чимина смягчается, но Тэхён может сказать, что тот тоже очень обеспокоен: его губы дрожат, а глаза мерцают. Несмотря на то, что они лучшие друзья, и старший был готов скальп содрать с Чонгука за то, что он сказал, он всё ещё заботится о нём.
В конце концов он вздыхает и опускает руки.
— Танцевальный конкурс в эти выходные. Он выступает, так что можешь поймать его там.
Тэхён медленно кивает, пытаясь успокоиться и не паниковать, по крайней мере не больше, чем оно уже есть. Чимин замечает это и кладет руку на его плечо.
— Если тебе станет от этого легче, ты выполнил своё обещание.
— Какое обещание?
Чимин слабо улыбается.
— Ты заставил Чон Чонгука плакать.
Это не помогает ему почувствовать себя лучше.
***
— Успокойся, Тэ, ты уже весь извертелся, — хмурится Юнги.
Тэхён нервно прикусывает губу, наблюдая, как все рассаживаются по своим местам.
Он был прав в том, что не сможет связаться с Чонгуком. Будучи не самым обеспеченным студентом, новый телефон Тэхён не покупает и использует все смартфоны друзей при каждом удобном случае, даже порой просит позвонить совершенно незнакомого человека, когда чувствует особое отчаяние, но всё заканчивается одним и тем же: голосовой почтой снова и снова, запись которой Тэхён, вероятно, уже может повторить и во сне.
Он ходит в общежитие несколько раз в день, молясь застать там младшего, но каждый день одно и то же: один и тот же носок на полу, одна и та же кровать, одна и та же одежда. И вот тогда Тэхён с ужасом понял, что Чонгук совершенно не приходит в общежитие.
И вот поэтому он здесь, на танцевальном соревновании Чонгука в надежде увидеть его.
Перед началом Тэхён даже пытался пройти за кулисы, чтобы найти его, но его остановила охрана и отправила прямиком обратно к зрителям, ему даже интересно, как младшему удалось проскользнуть на его выступление, которое было гораздо более надежно защищено.
Чимин также выступает, так что Тэхён отбирает у Юнги телефон и пишет другу каждые несколько минут, чтобы узнать, не нашёл ли он за кулисами Чонгука.
Вот почему, когда телефон Юнги оповещает о новом сообщении, его шея почти ломается пополам от того, как быстро он смотрит на экран.
Он здесь.
Тэхён шумно втягивает воздух и начинает судорожно печатать сообщение.
Ты можешь с ним поговорить?
Чимин отвечает почти сразу.
Нет, он уже выходит на сцену.
Только потом гаснет свет, и Тэхён пихает в руки Юнги его телефон, а его собственные руки начинают дрожать от того, насколько сильно он нервничает. Он практически слышит собственное сердцебиение, зная, что он скоро увидит Чонгука, и боль от того, что он по нему скучает, становится только сильнее и ещё более невыносимой.
— Претендент номер один, Чон Чонгук.
В ожидании, Тэхён сжимает кулаки и ерзает так, что Юнги грозит ему остановиться.
Однако все слова Юнги исчезают в тот момент, когда на сцену выходит Чонгук, сильный и уверенный в себе, и Тэхёна атаковывает желание бежать прямо к нему, которое он с трудом подавляет.
На Чонгуке чёрная бейсболка, вероятно, чтобы покрыть его усталое лицо, и свободная белая футболка с черными кожаными брюками, которые просто творят чудеса с его бедрами. Тэхён чувствует неожиданный прилив гордости, но на это чувство, в основном, накладывается слой тревоги.
На заднем плане начинает играть трек, но Чонгук всё ещё не смотрит в толпу, его глаза закрыты, и Тэхён боковым зрением видит, как Юнги начинает хмуриться.
Смотря на парня, Тэхён сам невольно нервничает, но потом Чонгук начинает танцевать, и старшему становится интересно, как он вообще мог усомниться в нём даже на секунду.
Чонгук движется невероятно синхронно с музыкой, как будто она была написана для него, и Тэхён убежден, что подготовка наверняка заняла много времени и усилий, и вдруг все старания и частые посещения студии приобрели полный смысл. Тэхён ничего не понимает в танцах, но знает, что техника у младшего была безупречно тяжелой, хотя Чонгук и делал вид, будто это было самое простое, что человеческое тело могло сделать. Что, безусловно, не так.
Однако ближе к концу выступления Юнги говорит то, что полностью сбивает Тэхёна с толку.
— Что-то не так.
Тэхён отрывает взгляд от Чонгука и смотрит на Юнги, хмурясь в замешательстве.
— В смысле? У него всё отлично получается.
— Почему у него закрыты глаза?
Тэхён медленно моргает и снова смотрит на сцену, только сейчас понимая, что за козырьком от бейсболки у Чонгука по-прежнему плотно зажмурены глаза, а брови нахмурены от боли, и даже Тэхён теперь чувствует, что что-то не так. Он сам исполнитель, он знает, что люди закрывают глаза всякий раз, когда выступают, это не редкость, но не так сильно, чтобы на висках выступали вены.
Однако это не мешает старшему всё отрицать.
— М-может быть, он просто сосредоточен?
— Нет, дело не в этом, — без колебаний отвечает Юнги и напряженно опирается на край стула, словно раздумывая, вставать или нет. — У него кружится голова. Посмотри, движения его ног становятся неаккуратными. Он закрывает глаза, потому что пытается не упасть в обморок.
— Ч-Что?
И тогда, как будто услышав их, Чонгук спотыкается и чуть не падает со сцены, а вся толпа вздыхает, Тэхён — испускает испуганный крик.
Чонгук, к счастью, вовремя делает шаг назад, но удачи на всё не хватает, поэтому, сделав несколько сумбурных шагов в сторону и неудачно попытавшись поймать себя, парень падает на пол.