18
Горькая таблетка растаяла на языке, когда Антон не успел запить её водой. Ужасный вкус раздражал рецепторы, и парень поморщился, глотая горькую массу. — Как себя чувствуешь? — спросил Арсений, завязывая чёрный галстук, который так гармонировал с белой выглаженной рубашкой. — П-получше, — Антон отпил ещё жидкости и принялся натягивать теплые узкие джинсы на худые ноги. — А вы куда так? — он затормозил свой взгляд на Арсении, который выглядел так прекрасно, что внутри стягивался тугой узел, и мальчику оставалось лишь пускать слюни. Особенно хороши были брюки, которые идеально обтягивали подкачанный зад, вызывая лёгкую дрожь по всему телу. — По делам надо съездить, — он подошёл к зеркалу и стал поправлять прическу. — Как раз потом подъеду тебя забрать. Антон застегнул последнюю пуговицу на клетчатой рубашке и подошел к мужчине, изучая каждую деталь его сегодняшнего образа. — Вы красивый такой, — вырвалось у него, и он тут же смущённо отвёл взгляд в сторону. — Ну нет, малыш. — Арсений развернулся к мальчику, поправляя запонки. — Это ты прекрасный. — его взгляд зацепился за три пуговицы, которые пропустил Антон, и он, усмехнувшись, принялся их застёгивать. — Мне страшно так... — прошептал парень, наблюдая за действиями мужчины, — у меня плохое предчувствие. — Ничего не бойся, — рубашка наконец была полностью застегнута, — я с тобой. Всё будет хорошо. Антон чуть улыбнулся, и его тут же прижали к себе, целуя в макушку.
***
Машина мчала по оживленному шоссе, сопровождаемая гулом пробки и голосовой рекламой. Антон наблюдал за прохожими, которые толпились возле остановок, за водителями в более низких машинах, которые, высунув руку, делали затяжку за затяжкой и одновременно говорили по телефону. Его трясло так сильно, что он до боли сжимал кулаки, оставляя следы от ногтей на бледной коже. Антон снимал и надевал кольца снова и снова, вызывая короткие взгляды Арсения, который в такой момент брал мальчика за руку, заставляя того успокоиться. «Что скажет мама? Как начнёт разговор, и можно ли ему вернуться домой?» Антон написал папе вчера, что приедет утром, и получил положительный ответ. Он так соскучился и хочет их увидеть, что от предвкушения начинает трясти ногой.— Тош, успокойся, — тёплая рука хватает его за колено, заставляя парня резко перевести взгляд на Арсения. — Почти приехали. Машина завернула за угол и остановилась возле пятиэтажки. Шастун задумался о том, как, должно быть, Арсению смешно видеть, где живёт его ученик. Его хилый домишка и рядом не стоит с той «башней», в которой обитает сам Попов.— Здесь? — получив положительный кивок, Арс тепло улыбнулся и вытащил ключ зажигания. — Удачи, малыш. Антон всё ещё сидел в машине, смотря на обшарпанную дверь подъезда. Внутри сжимался комок страха, из-за которого больно ныл живот.— А вы...— Заберу тебя через часик, мне нужно встретиться с одним человеком, — голубые глаза сверкнули в свете солнечных лучей, и Антон сглотнул.— С сотрудницей «Эйвон»? Получив удивлённый взгляд, Антон чуть улыбнулся и вышел из машины. Стекло опустилось, и из него послышалось:— Я куплю помаду, Тош, — кокетливый взгляд Арса заставил мальчишку мелко задрожать и чуть не упасть на месте, пытаясь отойти подальше от машины. Ему определённо нравится эта идея с накрашенными губами, которые будут целовать его тело, но кто на такое решится? Все мы на словах таких дерзкие, хватит ли смелости Попову? В подъезде пахло свежей выпечкой и мокрым бетоном. Антон стоял возле входной двери, не решаясь нажать на звонок. Он держал в руках телефон, который давно оповестил своего хозяина о том, что мальчика ждут. Но что-то каждый раз отдёргивало его, и он прислонялся дрожащим телом к холодной стене. «Так. Всё. Просто нажми на чертов звонок!» Антон быстрым движением ткнул в чёрную кнопку и тут же отстранился, испугавшись своих действий. С другой стороны, кто-то начал шаркать ногами, выворачивать замок и перешёптываться. Дверь отворил отец. Он ярко улыбался. На нём был надет розовый фартук, а борода испачкана в муке. Антон чуть качнулся на месте, не решаясь ступить на порог.— Тош! — мужчина дёрнул его за рукав куртки, и мальчик тут же оказался в тёплых объятьях. Он уткнулся носом в шею и стал с остервенением вдыхать еле уловимый аромат терпких духов, смешанный с ментоловым гелем для душа, который Антон хорошо знал, так как пользовались они им вместе. Мальчик открыл глаза, всё ещё обнимая мужчину, и перед ним оказалась мама. Она стояла, опершись на стену позади себя, в руках держа полотенце, и смотрела таким чистым и искренним взглядом, что на секунду внутри что-то больно кольнуло. Ее глаза стали поблёскивать на свету, и Антон понял, что та плачет.— Ма... — женщина громко шмыгнула носом и начала утирать слёзы тем самым полотенцем, которое пропиталось запахом выпечки. Она отворачивала голову в сторону, стыдясь перед сыном, который не знал, что делать, когда родной ему человек вдруг начинает плакать.— Хватит... ну, — радушно сказал отец, отстраняясь от Антона, который переминался с ноги на ногу, смотря то на маму, то на отца. — Заходи, ты чего. Он нырнул в квартиру, сзади него закрылась дверь, и в нос ударил сладкий запах черничного пирога. Того самого, который мама пекла на его день рождения, прекрасно зная, как сыну нравятся все эти кислые ягоды. Она никогда не мирилась с тем, что он так просто может съесть ведро смородины или черники без сахара, а потому посыпала готовый пирог сахарной пудрой, которую Антон слизывал и щурился от удовольствия.— А где Кристина? — взгляд парня метнулся от матери к отцу, и он задумался, припоминая, куда она могла бы уйти. Мужчина нахмурился, смахивая с бороды муку, которую увидел только сейчас в отражении зеркала.
— У бабушки, — ответила за него жена и чуть заметно улыбнулась, — тут такая обстановка была недоброжелательная, нам нужно было привести всё в порядок.— Как давно? — Антон стянул с шеи шарф, секундой замечая, что тот пах Арсом.— Пару дней всего, — женщина подалась вперед, откидывая в сторону тряпку. — Мы должны были вернуть тебя, дорогой. И внутри всё сжалось. Странное чувство, не похожее ни на одно, что он раньше испытывал. Это была адская смесь из боли и счастья одновременно. Антон снял куртку, которую у него выхватил папа и повесил на крючок. «Слишком много заботы, к которой я не привык».— Я рада, что ты пришёл, — женщина стояла перед ним, такая маленькая, с заплаканными глазами и чуть дрожащими губами. Он никогда еще не видел её такой. Мама была для него эталоном какой-то статности и злобы одновременно. Она была всегда уверена в себе, всегда сдержана и сжата, но не теперь, нет. Это была слабая женщина, которая понимала, что по собственной глупости чуть не лишилась сына. Антон смотрит на неё сверху вниз, стараясь запечатлеть тот момент, когда он видит свою маму такой, а через секунду тут же припадает к женщине, прижимаясь всем телом и утыкаясь в плечо. Она пахнет все так же: кремами и приторным парфюмом. Нет и намека на то, что она провела весь день у плиты. Запах некой изысканности, который был характерен только для нее, никуда не испарился, а только усилился.— Прости меня... — шепчет она ему, и Антон чувствует, как эти слова разливаются жгучим теплом внутри, питая каждую клетку тела, заставляя улыбаться. Женщина тяжело выдыхает и, ещё раз крепко сжимая худое тело, отстраняется, будто понимая, что большего ей не дозволено.— Господи, ты так похудел! — внезапно вскрикивает она и пихает мужа под бок, прося, чтобы тот подтвердил её слова.— Мам, да прекрати... — Шастун откидывает в сторону кеды и улыбается.— Как прекрати? — она делает резкий взмах руками, чем пугает даже самого Антона, — Живо есть! Мама готовит вкусно. На столе стоит целая миска варёной картошки, по которой катятся кусочки сливочного масла, рядом очень аппетитно пристроилась запечённая курица, от которой большими клубами исходил пар, ну и... венец торжества: черничный пирог, который стоял отдельно на кухонной тумбе. А у Антона крутит живот, и к горлу подступает тошнота от одного вида всей этой «гоголевской жратвы», которая сейчас бы сманила на свою сторону каждую худеющую девушку, заставляя вцепиться в сочный кусок клыками, раздирая мясо. И не потому что он одна из них, а только лишь по причине болезни. Голова хоть и прошла, а горло все еще противно ноет, не давая парню даже намек на нормальный обед сегодня. Если он попытается съесть хоть кусочек — его стошнит. Антон улыбается, усаживается за стол и смущенно отводит взгляд на окно, всеми силами стараясь не смотреть на еду, от одного вида которой уже плохо.— Так, Миш, накладывай Тоше курицы, — мужчина берет тарелку и начинает разрезать тушку, примерно отмеряя больше, под чутким руководством мамы. Целая гора еды стоит перед мальчиком, и он хватается за кружку с соком, только чтобы перебить ужасный привкус выделившегося желудочного сока во рту. Женщина подвигается к сыну, чуть ли не смотря ему в тарелку, когда тот сдавленно улыбается и наконец берет в руку вилку. «Нужно хоть немного съесть, иначе она обидится». Антон цепляет краешком прибора немного картошки и подносит ко рту. Внутри все стягивается в тугой узел, который давит на стенки желудка, заставляя мальчика резко отстранить от себя тарелку и вцепиться в сок по второму кругу.—Ты... — женщина будто боится это произнести вслух, — Есть не хочешь? «Сказать матери, что ты вообще-то болеешь, чтобы получить „парацетамолом" по макушке, или соврать так, что она подумает, что готовит не вкусно?». Его взгляд мечется по столу, затем тормозит на отце, который жует огурец, и останавливается на матери, которая с прищуром смотрит на сына, ожидая хоть какой-то реакции.— Ну я просто поел вообще-то... — он виновато опускает голову, понимая, что эти слова станут зарождением скандала, — Так вышло. Я был не один, — тут он запинается, — мы завтракали вместе. «Что. Ты. Несешь.» Антон буквально слышит, как у матери что-то резко щёлкает в голове, и та отстраняется, обиженно опустив взгляд в пол. На заднем плане отец всё продолжает хрустеть огурцом, видимо, ожидая развязки.— Завтракал с кем? «Приехали. Господи. Ну неужели тебе было необходимо зацепиться именно за эти слова?»— С девушкой небось... — подтрунивает его отец и улыбается. Антон вспоминает о бордовой помаде на бледной коже, и по телу пробегают мурашки. Из-за этой фантазии он краснеет, и это замечает мама. «Просто так вспомнил.»— Пап! — он усмехается на попытку отца свести всё к шутке, но оба мужчины понимают, что от каждого последующего предложения мать всё больше и больше накручивает себя.— У тебя есть девушка? Ты у неё жил? «Приехали, блять...»— Нет, мам, — он делает ещё глоток сока, потому что во рту неожиданно пересыхает, — И на второй вопрос тоже ответ — нет. Женщина сжимает губы в тонкую линию и начинает ковырять салат вилкой, стараясь переосмыслить всё, что она сейчас услышала. Такая реакция вполне нормальна для этой семьи. И тем более нормальная для мамы, потому как она больше всех в мире хотела бы, чтобы у ее сына была самая лучшая девушка! Она спала и видела свадьбу, всех потенциальных будущих родственников, пятеро внуков и свою счастливую старость. Кто же знал, что у неё сын заднеприводный?— Я не глупая, Тош, — она чуть улыбается, видимо, составив все пазлы воедино, — и вижу, что ты влюблен. Ты так раскраснелся, Господи, ты только посмотри. К тому же... такое сразу видно. Антон понятия не имеет, как такое можно сразу видеть, видимо, у матерей это на подсознательном уровне. Любовный радар или ещё чего... Отцу, видимо, пофиг на ситуацию, он просто рад, что его сын наконец вернулся, а еще больше он рад тому, что может поесть. Потому как полдня готовить, вообще-то, ужасно, да еще и когда тебе не дают ложку облизнуть — вдвойне ужасно.
Антон сидит в своей комнате и смотрит на застеленную кровать. Его одолевают приятные воспоминания, связанные с этим местом. Он будто бы не был дома несколько лет, и теперь все так ново... Окна плотно зашторены, на столе все стоит по струнке и на своём месте. При нём такой фигни не было. Антон плюхается на стул и поднимает голову к потолку, секундой замечая, что на нем все те же следы от гуаши, которую он, будучи шестилетним ребёнком, нечаянно разбрызгал по всей комнате. Он улыбается и отталкивается от стола, подъезжая к стеллажу с книгами. Взгляд его цепляется за шкатулку с украшениями, которая еле закрывалась от количества браслетов, колец и всякой чепухи. Кристина хоть и принесла тогда внушительную горсть побрякушек, но большая часть всё-таки осталась дома. Телефон отозвался вибрацией в заднем кармане, и Антон разблокировал экран, вперившись взглядом в пришедшее сообщение от Арса:12:30У тебя всё хорошо? Я задерживаюсь. Шастун расплывается в чертовой улыбке от заботы со стороны этого потрясающего мужчины. Да-да, именно потрясающего. Ну, а какой же он? Парень выглядит сейчас, как влюбленная семиклассница, которой признались в любви. Он весь покраснел и закусил губу, стараясь ответить на смс.— Тош, — дверь медленно распахнулась, и на пороге появилась мама, держа в руке кружку чая, от которой исходил пар, — я тебе принесла тут... Она не могла не заметить то, как раскраснелся её сын, увидев что-то в телефоне. Женщина прекрасно видела ту счастливую улыбку и горящие глаза.— Мам, — Антон быстро нажал «отправить» и сунул телефон в карман, — спасибо. Она поставила кружку на стол, а сама облокотилась о стену, наблюдая, как парень медленно делал глотки горячей жидкости.— Я чё пришла-то... — она подалась вперёд, подходя зачем-то к шкафу, вынимая из ящика небольшую коробочку. — Ты любишь браслетики свои, и я... Она протянула синий коробок прямо в окольцованные тонкие пальцы и чуть смутилась, когда заметила на себе взгляд зелёных глаз. Антон не привык получать подарки от мамы. Вообще не привык получать подарки, что уж там. Теперь эта ситуация выглядела для него немного нелепо, и он совершенно не знал, как нужно себя вести.— Мам, да не нужно мне... — он отстранил от себя коробочку и усмехнулся.— Тош, пожалуйста... — женщина переминалась с ноги на ногу, смотря на мальчика пристальным взглядом, — это меньшее, что я могу сделать после всего... Антон выдохнул и открыл коробку. Его лицо озарила улыбка, когда он увидел на маленькой мягкой подушечке кожаный черный браслет, с нанизанными двумя кристалликами, которые переливались на солнце, и большой шар в виде сердца.— Мам, — он закусил губу, чтобы не разреветься прямо на месте, хотя блестящие зеленые радужки выдавали его с потрохами... — Он такой красивый! Антон вытащил украшение и стал рассматривать его детально.— Давай-ка застегну! Женщина подскочила к сыну и принялась разбираться с застежкой, которая не поддавалась с первого раза, чем вызывала у неё раздражение. Как только браслет оказался на месте, Антон вытянул руку вперёд, любуясь на украшенное запястье. К его коллекции присоединился новый кожаный друг. Он значил намного больше, чем остальные... Не потому что был красивее или с такими блестящими камушками, боже! Нет. Он был от мамы, и Антон знал, что никогда уже не снимет его.
***
Арсений, видимо, был слишком занят, а потому не отвечал на смс, но как только Антон решил устроиться поудобнее на собственной кровати, чтобы утонуть в пучине грёз, телефон завопил, и на дисплее показался Серёжа.— Да? — Антон устало ответил на звонок, буквально ложась на телефон, так как держать его было слишком лень. На другом конце провода он слышит сдавленный вздох и шарканье ног об асфальт.— Серёж? — парень распрямляется и берет трубку в руку.— Тох, — он сглатывает и пытается максимально сильно прижать устройство к уху, — я так люблю тебя! Антон чуть ли не разбивает телефон об пол, узнавая знакомый тон.— Твою мать! Серёж! Ты бухой, что ли? На другом конце слышны частые глотки, сопровождаемые шмыганьем носа. Видимо бухой.— Немножк... — Серёжа улыбается и хихикает, распрямляя ноги, которые уже затекли в положении сидя, — приезжай, а? Антон прижимает к груди подушку и изучает новый браслет, крутя его на запястье.— Ты где?— Хер знает! — он икает и снова смеётся.— Ты зачем так набухался? Головой думаешь вообще?— У меня причины, Шастун! Антон дёргается и откидывает подушку в сторону, прожигая взглядом белую стену.— Какие же? — голос становится более обеспокоенный.— Тащи сюда свой тощий зад, чёрт! — по звукам понятно, что Серёжа роняет бутылку, и та катится по асфальту, сопровождаемая бесконечным матом от Матвиенко, — Блять! Блять! Блять! Бутылочка, ты куда? Антон хмурится и ведёт взгляд в сторону своего шкафа. Не зря же у него есть ящичек, плотно закрытый на ключ, который находится там, где никто не знает... Эдакая заначка на «черный день», состоящая из парочки бутылок водки, дешёвого вина и совсем не дешёвого коньяка, который Шастун стырил прямо из-под носа матери, пока она не видела. Конина была знатная, подаренная шефом на День рождения, но мама такое не пила, а отцу она отдавать не рисковала.— Так. Давай-ка адрес мне, и я привалю к тебе! На другом конце слышно что-то типа «Ура! Шастуха едет ко мне с бухлом!» и «Я не ебу, где я, правда». Спустя почти тридцать минут разборок, касающихся местоположения Матвиенко, Антон пихает всю алкашку в рюкзак и выходит из дома под предлогом «Я приду к вечеру... но это не точно». Он слишком хороший друг, чтобы бросить Серёжу бухать одного.
***
Антон ехал в вагоне трамвая, который потрясывало и клонило в сторону каждый раз, когда тот заворачивал и хоть как-то маневрировал на дороге. И при каждом таком движении парень сильнее вцеплялся в поручень, а его рюкзак, полный бутылок алкоголя, одобрительно позвякивал.
Он никак не планировал бухать сегодня, даже близко таких планов не строил, но почему-то заранее знал, что это случится. По-другому быть не могло. Серёже плохо — плохо Антону. Матвиенко никогда не напивался без причины. Последний раз такое было, когда из его семьи ушел отец, оставив женщину совершенно одну, без гроша, воспитывать сына. Спустя год, семья оправилась, и мама Серёжи уехала на заработки в Москву, пропадая там по месяцам. Парень научился жить один, в какой-то степени ему так было даже лучше. Хоть и не хватало прежней жизни, главное — были деньги, которых теперь хватало с головой. Антон мог приблизительно представить, что случилось, ведь Серега писал о том, что отец вернулся, а это никогда ни к чему хорошему не приводило. На крутом повороте он чуть не свалился на кондуктора, но вовремя уцепился за кресло, оставаясь стоять ровно. Холодный ветер ворошил отросшие волосы и забирался под тоненькую джинсовку, заставляя парня дрожать всем телом. Серёжа сказал, что сидит на заброшке возле школы, в компании трех-четырех пустых бутылок пива и одной открытой водки, которую один он не решался начинать, боясь, что под действием алкоголя он просто сорвется с высокого этажа на каменные обломки. Антон подошел вплотную к зданию, одаривая его презрительным взглядом. Заброшенный завод хранил в себе много странных воспоминаний. Это и первый выпитый алкоголь, и первое убегание из дому, первое отчисление и первая ссора. Здесь они встречали закаты и рассветы, не желая идти домой. Ведь дома их ждали лишь проблемы, строгие родительские взгляды и больше ничего. Поднявшись по почти осунувшимся и разрушенным ступенькам, Антон заглянул в небольшую комнатку, в которой, развалившись на подоконнике, сидел Серёжа, томно смотрящий куда-то в даль, свесивши вниз ноги.— Серёг... — знакомый голос заставил его резко обернуться и перебросить вес тела в сторону комнаты. Взгляд Шастуна зацепился за алеющий синяк под глазом Матвиенко, и тот резко нахмурился, пытаясь углядеть еще какие-то следы увечий.— Тоха! — он подскочил на месте, одаряя друга приятной улыбкой. Антон же знал, что эта улыбка наигранная, выражала лишь боль и последнюю стадию саморазрушения, а совсем не радость. Парень скинул с плеч рюкзак и присел рядом на подоконник, секундой замечая, какой он был холодный. Он не мог оторвать взгляд от синей отметины, от красного глаза, в котором полопались капилляры.— Что случилось?! — испуганно спросил Антон, подбирая к себе худые ноги.— А? — Серёжа на секунду нахмурился, будто, не понимая, о чем идет речь, — Да херня, забей! — он похлопал друга по колену и уставился перед собой.— Серёж... — тёплая рука накрыла бледную холодную, притягивая парня к себе, — рассказывай! Серёжа оказался зажатый между обвалившейся старой стеной и телом Шастуна, который навязчиво держал того за руку, боясь отпустить.— Да ну... — он сглотнул, всё надеясь на то, что сможет откосить от разговора, — папа... приехал, блять.— Это он ударил? — Антон коснулся большим пальцем синяка и тут же одёрнул руку, боясь причинить боль.— Получается, что так... — глаза наполнились болью, а губы задрожали от накативших эмоций. Алкоголь еще не выбил все чувства, а только усилил, — Сам виноват, Тох. Антон нахмурился, крепче сжимая холодное запястье.— Ты чего несешь? Что случилось вообще? Мама знает? Где она? Он правда пытался контролировать словесный поток, который неконтролируемой волной выплеснулся наружу, но получалось у него хреново.— Он приехал позавчера и сказал, что мама ему что-то должна, ну какие-то деньги... — голос его дрожал, как и тело, — Она отрицала это и просила его уехать, но так как они не разведены по контракту, то выпроводить не смогла. Отец прописан в Питере, хоть и живет хер знает где. Антон почти не моргал, все вслушивался в каждое слово, уже примерно представляя конец истории.— Он остался у нас на ночь, а утром стал требовать часть от маминой зарплаты. Потом пришла Влада, он при ней начал такую дичь нести, Тох... ты бы знал. Попер на маму, грозясь ударить, ну я и не выдержал, пошел на него, в открытую говоря, какой он обмудок, что так поступил с нами и теперь требует денег. А он... — парень поджал губы и закрыл глаза, стараясь скрыть лицо в передней части локтя, — пошёл на меня. Антон зажмурился, будто от сильной боли и потянул на себя не сопротивляющегося друга, который сразу пристроился на плече Шастуна, продолжая мелко дрожать. Его холодные руки обвили шею Тоши, стараясь как можно ближе прижаться к нему. Серёжа томно дышал тому в плечо, постепенно успокаиваясь.— Почему ты не позвонил мне вчера? Мы бы поговорили... — стоявшая рядом с Матвиенко открытая бутылка водки качнулась на месте, когда парень выпрямился, и свалилась вниз, разбиваясь вдребезги.— Блять! — Серёжа от испуга чуть не подпрыгнул на месте, даже забывая о теме разговора, — Бутылочка... — он так жалостливо смотрел на разлившуюся по бетону жидкость, что у Антона больно ёкало в груди. Как же ему хреново. Он видит своё спасение сейчас лишь в алкоголе.— Не волнуйся, я приволок достаточно... — он вспомнил про стоявший рядом рюкзак и, дёрнув замок на кармане, оголил несколько манящих бутылок.— Вот это я понимаю! — Серёжа дёрнул из сумки коробку вина и радостно стал откручивать крышку, — Будешь? — его взгляд тормознул на Антоне, который смотрел на цветастую упаковку, как бы решаясь.— Конечно. С этих слов всегда начинается всё веселье. Открыв коробку вина, Сережа тут же прильнул к ней губами, делая три жадных глотка. Неприятная жгучая жидкость, конечно, ведь это дешевый алкоголь, разлилась по стенкам горла и упала на дно, расползаясь огнем внутри. Антон скривил нос, примерно представляя, какое же это дерьмо на вкус, перенял на себя коробку и проделал те же самые действия.— Хорош! — крикнул Серёжа, хлопая друга по плечу. Начали они с вина. Закончили смесью водки и коньяка. Перед глазами всё плыло, Антон пытался стоять на месте прямо, но выходило хреново. Его шатало из стороны в сторону, и как бы сильно он не цеплялся за обшарпанные стены, все равно валился вниз, целуясь с полом.
Холодный ветер гулял по дырявому зданию, заставляя парней ежиться и прижиматься друг к другу, дабы хоть как-то согреться. Серёжа опрокидывал в себя вторую половину прозрачной жидкости, уже не замечая вкуса и того, что та буквально выжигает все воспоминания и здравый смысл. На улице смеркалось, и в здании становилось до ужаса темно. Упав на кровать, состоявшую из железных пружинок, Антон застонал в голос, понимая, насколько же он ужрался. Последний раз такое было прошлым летом, и то, чисто случайно. Он примерно помнил, как ему было на утро, но сейчас эти мысли тонули в дурмане, совсем не волнуя парня.— Ебать! — Серёжа развернулся на месте, чуть не вбиваясь носом в стенку впереди. — Влада звонит! Оба парня встрепенулись, переглядываясь. Это хреново. Девушка знала, что случилось этим утром. Матвиенко попросил её уйти и обещал не натворить глупостей. Уйти-то она ушла, но глупости...— Шаст! Поговори с ней! — он подбежал к слабо соображающему парню, который смотрел на него затуманенным взглядом. — Ты хоть что-то соображаешь. Рисунки на стенах стали растекаться, образуя какие-то странные профили и причудливые фигуры. Антон улыбнулся, кивнул и принял телефон. «Конечно, соображаю».— Влада! — парень максимально сильно пытался говорить спокойно и обыденно, при этом ведя мысочком кроссовка по бетону, и восхищаясь тому, как мелкие крупицы расходятся, образуя полукруг, — Как жизнь? Серёжа стоял, облокотившись о стену и изо всех сил старался сдержать смех. На том конце послышались какие-то звуки, которые он не смог различить, а потому уселся на корточки, выжидающе смотря на друга, который вел важные переговоры.— Он... мы, мы у меня! — Антон улыбался, словно чешир, проводя рукой по взъерошенным волосам, — Серёжа спит, вот я и взял. Шастун сдерживал приступ смеха, как только мог. Кусая губы, закрывая рот рукой, но мелкие смешки все же вырывались наружу, сбивая девушку с толку.— Хорошо! Да! — видимо, девушка сказала что-то очень важное и душевное, на что Антон многозначительно кивнул и только потом понял, что его не видят, — Да! Получив удовлетворительный ответ, он еще раз зачем-то кивнул и, отключив вызов, сунул телефон в карман.— Брат! Всё сделал! — Антон снова рухнул на кровать, рукой хватая открытую бутылку коньяка.— Спасибо... — процедил Серёжа, пристраиваясь рядом с парнем, ложась на него сверху, — Тох? — он уткнулся ему в шею, стараясь припомнить, о чем хотел спросить. Получив короткое «М?», он продолжил: — А вы с Арсом уже... это? Ну тавойто?— Чегойто? — бровь Шастуна непонимающе взмыла вверх, а зелёные глаза уставились на парня, которого совершенно не смущал данный разговор. К черту, он бухой.— Сексом занимались, а? — Серёжа, поняв, что Антона переклинило, выхватил из его рук выпивку и сделал один большой глоток.— Нет... — смущённо ответил Шаст, уводя взгляд куда-то в сторону. Даже будучи в таком состоянии ему было совестно говорить о чем-то интимном. Особенно, если это касается Арсения Сергеевича.— Ну хоть целовались уже? — Серёжа ждал положительный ответ, удобно устроившись на груди друга.— Нет... — снова отрицание, прожигающее огромную зияющую дыру в сердце мальчика. Антон задумчиво уставился на провалившийся потолок, стараясь привести себя в чувства, но алкоголь ударил с новой силой, выбивая из-под ног землю и унося того намного дальше материального мира. Тело расплывалось в невесомости, подхваченное волнами удовольствия и блаженства.— Как так? — снова вопрос из пустоты, который Антон старался воспринять как-то иначе. Слова растягивались на несколько октав, и весь мир был, словно в замедленной съемке.— Два месяца, — только и ответил он, прижимая друга к себе. Его тёплая рука приятно поглаживала Сережу по спине, заставляя того полностью раствориться в ощущениях.— Тебе будет восемнадцать, — констатировал парень, перехватывая руку друга, чтобы тот прекращал его усыплять, — И вы поцелуетесь?— Наверное... С улицы послышался лай собак и шум дороги, и все эти звуки слились воедино, мешая реальность с мыслями, которые, словно скорые поезда, летали в голове.— Как вот ты понял, что ты гей, а? — Серёжа резко вскочил с кровати, вперившись взглядом в Антона, который только усмехнулся и потянулся к коньяку. Поглощение алкоголя давно вышло за рамки приемлемого, но никто и не устанавливал здесь рамки.— Так, ну... — Шастун уселся рядом и задумался, будто припоминая, как так вышло. Но вдруг осознал, что не было такого переломного момента. Ему просто понравился Арсений, а не кто-то ещё. Он, может быть, и мог бы встречаться с девушкой, только как-то не сложилось... Припомнив все те моменты, когда он пускал слюни на студентов прошлой весной, во время дня открытых дверей, Антон нахмурился и понял, что девушки его явно не интересуют. Ну или его вообще в этой жизни никто не интересует, кроме Арса... Да, именно так.— Хрен его знает!— Чёрт, ты так долго думал, чтобы сказать это? — Серёжа даже расстроился.— А что ты ожидал?— Ну не знаю... краткую инструкцию. Тест на пидорство. Рассказ Шастуна «Как я пидором стал». Или...— Я понял. Антон усмехнулся и поджал под себя ноги, которые совсем задубели от холода. Если он заболеет ещё сильнее, ему явно влетит, и не только от мамы.— Я к слову... — Серёжа снова подал голос, чем выбил Шаста из размышлений, — Может, я тоже один из вас и не знаю этого? За окном послышались сдавленные смешки проходящих мимо подростков, а в комнате царила абсолютная тишина.— Серёг... — Антон заулыбался, явно ожидавший любого, только не этого, — Не волнуйся, я думаю, ты точно не один из нас. Смешки всё продолжались, а Матвиенко не успокоился ни на йоту.— Погоди, — Серёжа резко прижал парня к стене, заставляя застопорить взгляд на себе.— Ты не можешь быть в этом уверен, Тош. И я не могу... Блять! — он смотрел таким безумным взглядом, что Антону даже стало страшно.— Боже... — парень попытался выпутаться из оков, но выходило это туго, так что он остался на месте, прибитый к стене сильной рукой, — С чего такие мысли вообще?
Бешеный взгляд смягчился, теперь смотря как-то рассеянно. «И правда. Что это я?»— У всех такие мысли возникают, и я не исключение... — Серёжа коротко вздохнул, цепляясь взглядом за лицо Антона, который смотрел на него сверху вниз, ехидно улыбаясь.— Тох... — парень прервал ровное дыхание Шаста, останавливая свое внимание на розовых губах, которые все еще держали улыбку, — Можешь, как друг, мне помочь? Антон непонимающе наклонил голову в сторону, изучая Сережу, который, даже будучи под алкогольным опьянением, стеснялся собственных просьб, которые казались не совсем корректными.— М?— Можешь поцеловать меня? Антон поперхнулся собственной слюной смотря ошарашенным взглядом на Матвиенко, который со спокойным выражением лица сидел рядом, ожидая ответа. И вся ситуация нормальному человеку бы показалась смешной, но в данный момент это был самый драматичный момент в жизни Сережи, который гордился собой. Гордился тем, что отважился проверить свою натуральность, путем поцелуя с другом-геем.— Сереж... — Шаст попытался отстраниться, — Я как бы... ну...— Пожалуйста, Тош. Мне надо, а с другими я бы не смог, — он придвинулся ближе, практически дыша ему в губы, — Просто надо понять, нравится мне или нет.— Да вдруг тебе со мной не понравится!— Почему это?— Ну я как бы твой друг и... — Антон тяжело выдохнул, фиксируя свой взгляд на таких доверчивых глазах Серёжи, который действительно этого хотел и нуждался в помощи, — Я, может быть, хреново целуюсь. Тебе не понравится, и ты подумаешь, что ты не гей, а я просто... херовый любовник. Матвиенко нахмурился, вдумываясь в эти слова. Ему даже показалось, что в голове промелькнула здравая мысль, но только показалось.— Я умею. Влада говорит, что я классно целуюсь! — радостно завопил парень, вспоминая слова девушки.— Вот именно! Серёж, у тебя девушка есть! И тебе же... ну, нравится с ней... — Антон часто моргал, пытаясь скрыть смущение от данного разговора, и как можно дальше оттянуть последующие возможные действия.— Тох, чё тебе стоит? «Действительно, что это мне стоит? Всего-то поцеловать лучшего друга».— Блять... Антон почувствовал себя вдвойне неуютно в одну секунду и начал ерзать на неудобной кровати, которая, кажется, уже до мозолей натерла зад. Он ещё раз поднял взгляд на Серёжу, который все так же преданно ожидал вердикта. Ещё раз взглянул на луну за окном, еще раз хлебнул коньяка, надеясь, что тот сотрет эти воспоминания из его головы к утру.— Иди сюда... — со вздохом проговорил Антон, двигаясь ближе. Серёжа, видимо, опешивший от такого заявления, испуганно попятился назад.— Ну и чё ты отползаешь?— Да-да, прости... Просто ты так неожиданно, я...— Серёжа! Давай просто сделаем это и всё. Антон уселся поудобнее и потянулся вперед, к сидевшему на коленках парню, который даже, мать твою, не мог прикрыть глаза, чтобы не было так ужасно неловко!— Бля... Можешь хоть как-то действовать, а не тупо пялиться на меня? Серёжа кивнул и потянулся вперёд. Антон прикрыл глаза, заставляя свое воображение подыграть хоть сейчас, и представить кого-то иного, а не его лучшего друга. Тёплая рука опустилась на широкие плечи Антона, придвигая его к себе, а вторая затерялась где-то в мягких волосах. Серёжа прикрыл глаза и, почувствовав на своей скуле тонкие окольцованные пальцы, вздрогнул всем телом, скорее от неожиданности соприкосновения холодного металла с кожей, чем от предвкушения. Антон потянулся вперед, совсем невесомо касаясь своими губами чужих, всеми силами представляя Арсения и его розовые губы, которые он так отчаянно желал все это время. Серёжа, видимо, войдя во вкус и почувствовав хоть какую-то уверенность, уже более агрессивно впился в шастуновские губы, сминая их под своими, стараясь максимально сильно прочувствовать все детали и особенности мужских уст. Антон, опешив от такого активного действия, немного отстал от парня, но через секунду возобновил поцелуй, стараясь использовать меньше языка и больше губ. Он, теряясь в своем воображении, максимально углубил поцелуй, напрочь забывая о том, с кем находится. В голове витал лишь плывущий образ Арсения и его голубых глаз, которые, наверняка, тоже были бы прикрыты, наслаждаясь поцелуем.— Тоха... — прямо в губы выдохнул ему Серёжа, переводя дыхание и смотря на парня.— Ты, блять, чот разошёлся... Антон смущённо отвел взгляд в сторону, пальцами касаясь собственных губ. Его будто пробило током осознание, что целовался он вовсе не с мужчиной своей мечты, а с Серёгой. «Перед ним было стыдно. Стыдно признаться в своих мыслях. Да и вообще, не хочет он об этом говорить...» Они отсели друг от друга, утопая в давящей тишине. Каждый думал о своём. Серёжа прокручивал в голове то, что произошло, и сердце его жадно ныло до женских поцелуев, которые определенно ему нравились больше, хоть отличались, на самом-то деле, не многим...— Бля, — раздалось эхом в пустой комнате, — Походу, не пидор.— Всё так плохо? — с усмешкой спросил Антон, поправляя выбившиеся пряди волос.— Да нет. Хорошо. Просто мне больше с Владой нравится, знаешь ли...— Я не удивлён. Ты же её любишь, Серёж.— Замнём это?— Конечно. А потом раздался дикий смех на всю заброшку, от которого разбежались все подпольные крысы и ночующие ласточки. Друзья ещё как минимум час сидели на окне, допивая початую бутылку конины, которая знатно откинула их еще разок от реальности, заставляя по второму кругу пройти все стадии опьянения. Клонило в сон. Так сильно, что Антон буквально засыпал на плече у друга, который старательно пытался соскрести со стеклянной бутылки этикетку. Он выудил из кармана куртки телефон и с ужасом увидел где-то пару десятков пропущенных от Арсения Сергеевича, еще столько же смс и семь дозвонов от мамы.— Ты ко мне пойдёшь? — спросил Антон, прежде чем написать маме. Серёжа удовлетворительно кивнул, уже не в состоянии даже что-то говорить.
Шастун напечатал быстрое «Приду с Серёжей, потом всё объясню», и открыл следующий диалог с Арсом, который пестрил отборным матом. «Эх, а еще учитель, называется...» Он только хотел ответить, как телефон озарился ярким светом и на дисплее высветился дозвон от Арса и две кнопки: «зеленая» и «красная».— Чёрт, это Арсений Сергеевич... — Антон смотрел на телефонный номер, не решаясь ответить. Пока Серёжа, раздражённый музыкой, не ткнул в зелёную кнопку и снова прильнул к другу, почти отрубаясь.— Бл... нет! Здравствуйте! — резко ответил он, прислоняя гаджет к уху.— Антон! — Арсений явно был зол, так зол, что по спине пробежались мурашки лишь от такого властного тона.— Д-да...— Ты где, мать твою, шляешься?! Чёрт возьми, я чуть с ума не сошёл! — он тяжело выдохнул, видимо, пытаясь контролировать вспышки гнева.— Я н-на... — голова начинала кружиться, и слова сами собой путались, — на где... где-то на.— Шастун, ты пьяный? — не получив ответа, Арсений зло рыкнул, что даже Серёжу заставило на секунду проснуться и непонимающе покоситься на друга, — Где ты? Скажи, я приеду.— Я тут с Серёжей... — он чуть улыбнулся, наивно полагая, что это как-то смягчит приговор.— Где вы?— На... — он снова запинается, стараясь вообще понять, что и как говорить, — на заброшке возле школы.— Господи, Антон, ну там же опасно, а вы ещё и в нетрезвом виде... — голос его чуть дрогнул и на другом конце послышался звон ключей и хлопок двери, — Я буду через десять минут. И он отключился. Заставляя парня часто моргать, дабы прийти в себя. Осознание того, что ему придется буквально тащить на себе Сережу вниз, что придется предстать во всей красе перед учителем, именно тогда, когда язык заплетается, а в голове абсолютный сумбур, мягко говоря, не вдохновляет даже встать с кровати. Машина подъехала действительно через десять минут. К этому времени Сережа раззадорился и теперь сновал туда-сюда, подкидывая рюкзак в воздух и ловя его, изображая вселенское счастье от этого процесса. Дверь резко отворилась, и в свете тусклого фонаря показался знакомый суровый профиль. Мужчина был одет во всё то, что Антон видел ещё утром. Неужели он сидел так дома, всё ожидая того, чтобы забрать мальчишку из дома? Он ведь действительно испугался, что с ним что-то случилось. Даже приезжал к дому, но выведать номер квартиры не удалось, потому оставалось только ждать, когда его ребенок наиграется, чтобы соизволить позвонить своему «папочке».— АрсеньСергеич! — промямлил Антон, приподнимаясь на ватных ногах с бетонной плиты. Его тут же одаривают злым взглядом, именно таким, когда не видно голубой радужки, потому как ее перекрывает черный зрачок. Арсений быстро оглядывает парня, боясь найти какие-то повреждения и, не увидев ничего резко отклоняющегося от нормы, толкает его в машину, заставляя тут же пристегнуться. Он даже не успевает ничего сказать, как рядом с такой же скоростью оказывается Серёжа, который стал чересчур активен и теперь не может усидеть на месте, потому мечется на кресле, словно юла.— Арсений Сергеевич... — вновь начинает Антон, когда дверь захлопывается и машина ревёт, выезжая на шоссе. Учитель сильно стискивает кожаный руль и смотрит по сторонам, дабы следить за дорогой и встречкой. Серёжа внезапно осознаёт, где он находится, и теперь изо всех сил старается пролезть к окну. Ну потому что ночной город привлекает. Особенно пьяных людей, склонных к философии.— Тоха! — он тычет пальцем в стекло, указывая на переливающиеся огнями мосты,— Смотри, как красиво! Антон не отрывает взгляд от отражения мужчины в зеркале. Ему стыдно. Ему так стыдно, что даже не хочется оправдываться. Машина выезжает на тот самый мост, и Серёжа прилипает лицом к стеклу, оставляя влажный след.— О! — внезапно вскрикивает он, обращаясь к водителю, который от такого всплеска внимания только сильнее стискивает руль, — Арсений Сергеевич, а я не гей! Попов хмыкает, не понимая, зачем ему такая информация. Хотя тот факт, что сказано это было после проведения вечера с его Шастуном. Да, его Шастуном! Немного пугает, ну как немного...— Заткнись! — шикает на него Антон и отстраняется к другому окну, изо всех сил стараясь дожить до конца поездки. Машина заворачивает в знакомый двор, и парень облегченно выдыхает, уже видя родную дверь. «Ещё чуть-чуть, и всё закончится. Завтра разберусь со всем этим...»— Арсений Сергеевич, — вновь обращается к учителю совсем повеселевший Матвиенко, покачиваясь на месте, — Антон у вас отлично целуется! Мне, правда, всё равно девушки нравятся, но вы это... не тяните! Вам так повезло! Шастун давится воздухом и закрывает глаза, стараясь досчитать до того момента, как в него полетит его же рюкзак, лежащий на переднем сидении, прямо под рукой Арса. Машина тормозит прямо рядом с подъездом, и из нее пулей вылетает Сережа, который не может усидеть на месте. Антон всё сидит на месте, боясь поднять взгляд на мужчину и вообще пошевелиться. Но спустя секунду он слышит хлопок двери и резко поднимает взгляд на водительское сидение, которое пустует. Шастун вертит головой, не понимая, куда делся учитель, пока его взгляд не цепляется за темную фигуру, стоящую рядом с подъездной дверью и Матвиенко. Он что-то говорит парню, пока тот покачивается на месте, совсем не желая участвовать в диалоге. Антон зажимает ручку двери, уже собираясь выйти, как на улице раздается мат и сдавленный крик боли. Парень резко возвращает взгляд на пару и видит, как Серёжа стоит, сгорбившись, хватаясь за щеку и мыча от боли. Арсений крутит кулаком, расслабляя суставы и, что-то ещё сказав, резко разворачивается на носках к машине. Рядом с которой, испуганно прижался Антон, полностью потерявший дар речи. Он жмётся задом к закрытой двери, а на него идёт мужчина, шипя от злости. Арсений резко отворяет переднюю дверь, хватает рюкзак и тут же пихает его в руки Антона, который только хватает ртом воздух, словно рыба, пытается что-то сказать, но язык не поворачивается, когда тебя прожигает темный антрацит, буравящий своим взглядом дыру в груди.
Мужчина ничего не говорит, лишь быстро захлопывает дверь тачки и с характерным рёвом выезжает на шоссе, теряясь среди потока машин.