Глава 7. Мори выходит на сцену
Это была на удивление ветряная ночь. Круглый диск Луны практически полностью скрылся за темными облаками, даже звёзд совершенно не было видно.
Мори такие не любила. Непогода отвлекала от работы, которой и сейчас было невпроворот.
Вот, на днях Канкуро забежал, и, буквально бросив в нее блокнот с расписанными в нем идеями новых кукол, для которых и полагалась чертежи, выскочил вон, сославшись на срочные дела незаменимого советника Казекаге.
Мори усмехнулась, разворачивая скатанную в рулон бумагу. Ну и шебутной же этот Канкуро!
Но она ему никогда не отказывала. А как откажешь, когда Канкуро столько для нее сделал?
А сделал он вот что.
Это произошло лет десять назад, может даже больше, Мори не считала. Она тогда жила в деревни Дымки, на своей родине.
Вообще, там было неплохо. Конечно, с деньгами проблемы были, как и у всех небольших деревень. Даже на экзамен на чуунина их не пригласили, что было отдельным (горьким) воспоминанием для Мори. То, как она слушая рассказы бывших в их деревне проездом коноховцев о прошедшем экзамене чуть ли не обливалась слезами просто не забывалось.
Мори хотела быть шиноби, очень хотела.
Но как-то не сложилось. И, вопреки слухам, техники у нее были — наследственные, разве что довольно слабые.
Девушка, прекрасно понимавшая это добровольно отказалась от роли ниндзя деревни. Обычная работа была ей гораздо ближе.
В общем, жила она в деревне довольно неплохо. До одного момента.
А именно — до захвата Дымки. Мори уже даже не помнила, кем. Вернее, помнила их лица, голоса, даже движения. Но не имена, к сожалению.
То, как они рыскали по деревне, врывались в дома и брали что хотели.
К ним тоже заходили. Мори тогда, как ей было приказано стояла лицом к стене, не в силах пошевелиться от страха. Судорога свела тело, а разум будто помутился, все звуки доходили до нее приглушённо, отдаваясь в голове эхом. Только потом ей разъяснили, что это и есть состояние паники.
К счастью, захватчикам от их дома нужны были парочка фамильных драгоценностей, а вовсе не жизни семьи Номура.
Ситуация довольно быстро стала настолько острой, что об этом прознали и крупные деревни. Закрывать глаза на подобные разбои не вышло.
Но действовать стал лишь Пятый Казекаге, прислав небольшую команду во главе с Канкуро им на выручку. Справились быстро, захватчики шиноби не были, а лишь отморозками с оружием.
Но за время короткого нахождения песчаников в деревне, уже после освобождения Дымки, случилось вот что.
Так уж повернулись обстоятельства, что шиноби из Сунагакуре потребовалась помощь обычных людей. Как оказалось, дело было в том, что в ходе задержания несколько кукол довольно сильно повредились, и теперь буквально разваливались на части.
А суновцам предстоял еще долгий путь домой, который мог быть полон опасностей. Вот и не пожелали они разбрасываться ценными марионетками, тем более возможность починить есть.
Канкуро, решивший, что дела у них есть и поважнее, в лице допроса преступников, собрал несколько человек, владеющих ремеслом и добровольно принудительно отправил помогать. Люди брались сразу же, все же, чувствовали себя в долгу перед отрядом из Песка.
Мори ничем таким не владела. Но переполненная искренней благодарностью по отношению к суновцам помогать ринулась незамедлительно.
К счастью, испортить она ничего не успела. Один из марионеточников быстро направил энтузиазм девушки в нужное русло.
И Канкуро застал ее именно в тот момент, когда Мори, вся измазанная в машинном масле прикручивала очередную гайку. Сначала кукловод рассмеялся. А потом, к превеликому удивлению девушки серьезно сказал:
— Не, нам такие нужны. Приезжай, коли надумаешь.
Эти слова главного кукловода Сунагакуре как бы послужили для девушки окончательным толчком в сторону выбора места работы, да и вообще жизни.
Мори тогда впервые задумалась, что хочет переехать. А ещё о возможной жизни в Суне. И перспектива эта ей жутко понравилась.
Расставаться с семьёй было жаль. Только все прекрасно понимали, что устройся она в Суне, и лучшая жизнь обеспечена. А потому девушку практически не отговаривали, только горячо любимая сестра Мори по имени Хару все вздыхала и просила писать ей письма. А потом пообещала тоже приехать, да все только никак не собралась.
В общем, Мори надумала быстро.
Ведь уже через полгода, в мастерскую Канкуро завалилась именно она, нагруженная сумками и чемоданами, с горящими огнем глазами и абсолютно уверенная в правильности своего решения.
И начались трудовые будни.
Канкуро, к превеликой радости Мори, пристроил ее в Корпус помощником главного чертежника. Советы давал, навещал изредка.
Девушку это очень радовало. Она думала, что в этих незнакомых Песках у нее появился первый, настоящий друг. И считала Мори так ровно до того момента, пока окончательно не поняла, что Канкуро подбивает к ней клинья.
Он в тот вечер снова пришёл к ней, благо, в комнате кроме девушки никого не оказалось. Мори, сидя за письменным столом как раз выполняла задание от своего так называемого Мастера, а на самом деле лишь старшего по званию.
Канкуро сел рядом. Пожаловался на то, что древесину хорошую не найти, а Гаара опять нудит и даже приближаться к кабакам ему запрещает.
Мори слушала, параллельно перенося деталь в разрезе себе на бумагу. Духота в помещении к вечеру становилась невыносимая, даже открытые окна не спасали. И Мори допустила непоправимую ошибку — расстегнула первые три пуговицы на своей голубоватой шифоновой блузе.
И стоило ей это сделать, как ладонь главного кукловода деревни, успевшего встать и отойти ей за спину опустилась ей где-то пониже ключиц. Опустилась, и начала медленно сползать все ниже и ниже.
Мори даже не закричала. Развернулась, хлопнула подвернувшейся под руку папкой Канкуро по затылку и вылетела из комнаты прочь.
Это был сильный удар для нее. Полная неожиданность, просто шок.
Потом, что удивительно, с Канкуро они поговорили и все выяснили. Кукловод в своем поведении ничего такого не видел, и все говорил, что Мори сама ему намекнула, кокетливо оголив ключицы. Девушки на такие его реплики только закатывала глаза.
Но отношения их не испортились, просто перешли в разряд деловых. Она помогала Канкуро, а он ей. Иногда выбирались вместе, чаще всего веселой и шумной компанией марионеточников.
Так и подружились снова. Мори к Канкуро неприязни не чувствовала, простила в итоге. Слишком хорошее было отношение самому человеку. Настолько хорошее, что даже такой поступок его не испортил. Только держать стала с ним ухо востро, и вольностей особых не позволяла. Приняла к сведению, что кукловод может выкинуть что-нибудь этакое.
А Канкуро ведь извинился. Даже циркуль подарил новый, заместо банального букета.
А потом случились уже описанные ранее события в Дымке, когда Мори обнаружила всплеск силы песка и сразу же доложила об этом Гааре. Пятый, с которым она уже была знакома, к счастью, принял ее слова всерьез.
Мори вообще его уважала. Сначала даже восхищалась, наслушавшись о его благородстве и справедливости. А сблизившись с семьёй Казекаге поняла, что он — просто человек, такой же как она. Только со стальным стержнем внутри и милосердным сердцем, что и выделяло Гаару среди остальных.
Собственно, к превеликому счастью Мори, после появившегося совместного дела в лице расследования, они сблизились.
Более того, окончательно удивив девушку, Гаара — просто шок! — попросил у нее совета.
Мори офигела. Она и помыслить не могла, чтобы сам Казекаге общался с ней на равных.
А дело было вот в чем. Гааре она банально напоминала ему Темари, только поспокойнее.
И советы охотно раздавала, и помогала чем могла. В общем, довольно полезный человек, как рассудил Гаара. Тем более, после парочки его откровений о проблемах с детьми, оказалось, что их взгляды на жизнь довольно похожи.
И вот за что Гаара был благодарен, так это за то, что Мори помогала с Йодо.
С воспитанницей всегда было сложнее, чем с тем же Шинки, и Пятому тяжело было понять, как бы не старалась ему разъяснить все тонкости Темари.
А Мори просто поболтала с Йодо, а потом заверила Гаару, что все нормально. Только пересказывать диалог отказалась, уверив, что это совсем уж невежливо по отношению к воспитаннице Пятого.
И, наверное, то, что больше всего ценил Гаара — это то, что она присматривала за Канкуро, не позволяя окончательно спиться.
Конечно, закономерный вопрос у Пятого возник — зачем ей все это? И задал он его в своей собственной манере — прямой и честной, как всегда общался.
Мори на это даже смеяться не стала.
— Это честь для меня, господин Пятый.
После этого Гаара и понял, что искать суновскую логику в этой девушке не стоит. В Дымке свои порядки, свои негласные законы и культура, которую из Мори уже никуда не денешь. Да Гаара и не пытался, если ей так комфортно, то незачем и соваться. Не его это ума дело.
И как говаривал ещё Канкуро, именно в адрес Мори — можно вывезти девушку из Дымки, но Дымку из девушки — никогда.
Вот и теперь Гааре нужна была помощь. А может просто человек, которому можно выговориться.
Потому что просто так в два часа ночи не звонит никто. Тем более Пятый.
Мори от звонка подскочила. На каминарифоне старой модели, подаренном ей на день рождения любимой сестрой громкость убавлять не получалось, а потому каждый звонок звучал как военная тревога. Особенно в тишине ночи он легко мог довести Мори до белого каления.
Но очнулась она довольно быстро, взяла, и, услышав взволнованный и тихий голос Гаары вся напряглась.
— Здравствуйте?
— Мори, — Гаара по ту сторону трубки судорожно вздохнул. — Тут случилось нечто непредвиденное. Шинки… Я не знаю, что с ним. Он сорвался.
— Никто не пострадал? Как он себя чувствует? Мне придти? — мгновенно подскочила Мори.
— Нет, никто. Сейчас спит, — принялся отвечать на вопросы Пятый. — приходи утром, хорошо?
— Да, конечно. Звоните, если будут новости.
— Да, конечно… До завтра. — голос Гаары подрагивал, а в конце и вовсе окончательно надломился. Мори это нервировало.
— До свидания.
Девушка нервно заметалась по комнате. Шинки она знала не как сына Гаары, а именно как отдельную личность, к которой довольно тепло относилась.
Вот так и разнервничалась. Сказывалось то самое чувство эмпатии, не дающее Мори жить спокойно.
Что случилось, как случилось?
Но вытрясать из господина Пятого информацию насильно в такой момент — настоящая жестокость и невежливость.
Завтра она придет, и все узнает. Но даже в такой момент у Мори в сердце ёкнуло от того, что сам господин Казекаге пустил ее в свой дом. Но мысль об этом она отогнала, в очередной раз отругав саму себя за то, что думает не о том.
Мори была на взводе, и в таком состоянии кропотливая работа над чертежами откровенно у нее не получалась.
И, решив, что Канкуро и как-нибудь подождёт, не горит уж, Мори отправилась на кухню заваривать чай. Дел у нее, помимо чертежей было предостаточно.
***
Шинки проснулся абсолютно разбитый.
Голова гудела, а тело ломило, как бывало либо после особо усердной тренировки, либо падения с высоты.
У парня же была несколько иная ситуация. Сатецу, в тот раз взбунтовавшееся вредило ему изнутри, разрушало. Физических увечий не наносило, только футболку немного разорвало. Но боль внутренняя, и как говорил отец — истинная, мучала куда сильнее.
Сейчас стало лучше.
Может, из-за того, что выспался, а может просто стало спокойнее. Шинки не знал, мыслей не было никаких.
Пусто. Абсолютно. Ни боли, ничего. Даже нервов нет, что это повториться.
Тихий стук заставил Шинки резко подняться, и обратить все свое внимание на дверь.
— Шинки… Это я. — тихий, слегка подрагивающий голос Йодо раздался из-под двери. — Можно?..
— Да, проходи.
Йодо зашла, осторожно притворив дверь. Вгляделась в Шинки, как бы стараясь понять, в порядке ли он. Так и не найдя в безразличном лице названного брата ничего, чтобы выдало его состояние, Йодо спросила:
— Как ты?
— В порядке. Сатецу успокоилось.
— А что… Почему? — Йодо села на краешек кровати и посмотрела ему прямо глаза. — Почему это случилось?
Шинки задумался.
Обстоятельства были довольно сомнительные, и стоит ли доверять их хоть кому-то он не знал.
Но Йодо… Она же не будет пускать слухи, верно? Ей-то можно доверять. Как и Арае.
— Ты только… Не говори никому, ладно? — Йодо на эти слова быстро-быстро закивала. — Знаешь, я тогда только спать лёг. И… Ко мне пришел один. В окно залез…
— Кто? — Йодо невольно сорвалась на крик от таких новостей.
— А я почём знаю. Но… Представляешь, что он сказал… Что он…
Шинки замялся. Хотелось поведать Йодо абсолютно обо всём, что с ним случилось.
А случилось с ним вот что.
Шинки вчера лег спать в растрепанных чувствах. Но только этого обстоятельства не хватило бы для полноценного срыва сатецу.
Просто когда он уже практически уснул, окно открылось. Распахнулось не от ветра, не от бушующей где-то далеко бури.
И в этот же момент Шинки оплел туман. Связал запястья, окутал целиком и полностью, приглушил зрение и слух. Будто бы отгородил занавеской от остального мира, цветного и яркого, в отличии от серого дыма.
Холодные, неприятные липкие ощущения захватили Шинки с головой. Он не успел среагировать, даже помыслить не мог, что сейчас на него может быть совершено покушение. Но времени винить себя не было, и парень постарался сориентироваться, понять, что происходит и найти выход из сложившейся ситуации.
Повелитель сатецу, чей разум затапливала паника, резко повернулся на тихий скрип подоконника рядом.
Окно открыл человек.
Высокий, худой парень, в традиционных одеждах какой-то чужой деревни. Тонкие, летящие ткани явно не из Сунагакуре. И не светлое (либо же синее), как предпочитали носить здесь, а чёрное, отливающее серебром одеяние.
Шокированный Шинки отметил это скорее машинально, чем осознанно. Давала о себе знать природная наблюдательность парня.
Незнакомец тогда так и замер на карнизе его комнаты, глядя на Шинки пронзительными серыми глазами. Повелитель сатецу даже засомневался, не владеет ли незваный гость гендзюцу.
Сатецу собралось вокруг него, да только туман ему значительно мешал. Будто бы вода рассеивала песок, не позволяя окончательно сгруппироваться.
Шинки нападать бы все равно не стал. Вот так не подумаешь, ударишь, и сам сдохнешь от того, что противник гораздо могущественнее себя. Шинки понимал риск сражения с незнакомцем, а потому решил сначала оценить его способности, а потом уже действовать.
— Шинки Песка, — голос. Низкий, всепоглощающий и глубокий. Но до Шинки он доносился приглушённо, словно через ткань. Скорее всего, из-за тумана. — рад нашей встречи. Не бойся.
И незнакомец поглядел на свою ладонь, вокруг которой клубился густой черный туман.
— Представлюсь, пожалуй. Меня зовут Джун. Фамилия… — и парень тихо рассмеялся. — Хонодэ. Такая же, как и у тебя. Понимаешь?
Шинки не понимал.
Он совершенно не мог понять, даже что происходит. Зачем пришёл этот парень, если не напасть на Шинки?
Чего он хочет вообще?
Шинки сглотнул, судорожно оглянулся по сторонам. Туман сковывал движения, и особо повертеться у него бы не получилось.
Звать — глупо. Этот человек расправиться с ним за подобное, вероятнее всего. Самому нападать, не дожидаясь его атаки — уже логичнее. А ещё лучше — подождать, узнать все, что можно и лишь потом вынести этого Джуна с помощью сатецу с одного удара.
— И скажу сразу — мне нужна твоя помощь. Не только мне, вернее. Но перед этим ответь мне на один вопрос — ты хочешь узнать свою настоящую семью?
И Шинки, к своему жгучему стыду задумался. А должен был не размышляя сказать нет, врезать таки этому наглецу, посмевшему забраться в дом к Казекаге! Ведь как настоящий, благодарный приемный сын Шинки даже мыслить не должен о возможности общения с бросившей его родней, которую он знал лишь в раннем детстве.
Но нет. Что-то внутри Шинки перевернулось, когда он услышал это слова Джуна.
Ему хотелось узнать, искренне хотелось. Не предать так горячо любимого Отца, а просто понять, откуда он родом. Может, даже пообщаться с людьми, которые родные ему по крови…
— Шинки, неужели не хочешь? Неужели ты не разу не замечал, что Казекаге так и не смог полюбить тебя, как родного сына? — и, поглядев в широко распахнутые от удивления глаза Шинки, Джун продолжил. — Вот, видишь. Ты сомневаешься. Пойдем со мной, и так будет только лучше. Нам нужна помощь.
— Кому «нам»? — хрипло выдавил из себя Шинки. На большее он сейчас был не способен, и прибывал в глубоком смятении.
— Нам. Узнаешь. Когда вернёшься в свою родную деревню. Так что, ты согласен?
Теперь уже Шинки окончательно определился.
Пламенный гнев рос в его душе. Шинки понимал, что им наглым образом пытаются манипулировать. И он практически повелся, но…
Но разве не главное сделать в итоге правильный выбор?
И, решив это, Шинки собрал все свои, уязвленные туманом силы, сгруппировал сатецу в огромный кулак и вдарил прямо по парню.
Джун отпрыгнул. Туман вокруг повелителя сатецу сгустился, практически не позволяя двигаться. Шинки метался в нем, как муха в паутине.
А потом была боль. Резкая, короткая, от стрелы, вонзившейся неглубоко в ногу Шинки. Парень отпрянул, насколько позволял дым вокруг, и уставился на Джуна.
Тот смотрел на него сузившимися от злости серыми глазами.
— Раз так… — сказал он, ещё сильнее понизив голос. — То, пожалуй, об этой встрече не должна знать не одна живая душа. Рано или поздно, но ты согласишься на мои условия. До встречи, Шинки Песка.
Шинки уже потом понял, что стрела вовсе ядовита, когда уже внимательнее все осмотрел глубокой ночью, уже после срыва. Тогда он просто выткнул стрелу, и сатецу тут же взбесилось.
А Шинки ведь попытался списать было этот бунт на отравление, но оказалось, что эта версия несостоятельна.
В итоге, поразмыслив о возможных причинах срыва, Шинки пришел к выводу, что это стало лишь пиком напряжения. Моменты, намекающие на такой исход уже были. Но он тогда решил, что это все случилось из-за Химавари, подозрительно сильно влияющей на него.
Скорее всего, это лишь этакая «кульминация» его состояния. Нервничать нужно поменьше и дело с концом. Да ещё и эта девчонка Узумаки…
Шинки украдкой поглядел на Йодо, напряжённо ждущую продолжения истории. Да, пожалуй, ей он может это поведать.
Только ей.
Но почему же не Отцу?
Шинки хотел. Но в итоге, глядя на то, насколько Отец напряжен и растерян, не решился. У него ведь сердце больное, а сын и так хлопот достаточно доставил.
Нет уж, Шинки разберётся сам, вон, с той же Йодо поделиться. Не нужно морочить подобным бредом голову Отцу.
— Он… Джун, — поправил самого себя Шинки. — говорит, что ему помощь нужна. В нашей родной деревне. И да, — Шинки вытащил из ящика стола стрелу и протянул ее Йодо. — держи. Это он оставил. Поможешь, передашь в Корпус, а там уж ее на предмет ядов осмотрят. Лучше бы Арае.
— Хорошо, — Йодо повертела стрелу в руках. Выглядит необычно для Суны. Здесь таких черных, будто лакированных не делают. И хвоста практически нет. — А ты уже рассказал об этом Казекаге-саме?
— Нет, и прошу от тебя того же. Сохрани все в тайне, пожалуйста. Как придет время, я сам все расскажу Отцу.
— Как знаешь. — подала плечами сестра.
Йодо отреагировала так просто не случайно. За годы их дружбы она абсолютно и полностью доверяла названному брату, вот и сейчас решила, что у него есть повод не делиться этой, вроде как, важной информацией.
Значит, Шинки все продумал и исходит из каких-то, ему одному известных факторов. В общем, Йодо просто не стала лезть во все эти личностные перипетии названного брата, доверившись ему.
— Но и это ещё не всё. — Шинки хитро поглядел на заинтригованную Йодо, выдержал театральную паузу. — Я считаю, нам все же следует сделать так, чтобы Химавари отправилась обратно в Коноху. На всякий случай, а то от нее сатецу совсем разнервничалось.
— Ах, да, в целях безопасности. Вдруг снова срыв спровоцирует!
Шинки поднял палец вверх, призывая Йодо замолчать. И лишь когда девушка вновь дала ему сказать, продолжил:
— И я даже знаю каким именно образом это можно сделать…
***
А ничего не подозревающая об этом плане Химавари, тем временем, начала выполнять свой собственный план по тому, как вырваться из-под вездесущего контроля матери, который ей уже знатно осточертел. Пусть даже для этого и придется переехать...
Замужество в другой деревне Химавари отмела сразу же. Откровенно не хотелось снова быть зависимой от кого-то. Тем более в Суне, где ей пришлось бы рожать штук шесть детей для "приличия".
Но сама деревня Песка девушке нравилась. В особенности их культура. И именно тут она нашла первую зацепку.
В Суне (да и вообще во всей стране Ветра) была невероятно популярна роспись стен. Такое позволить могли себе либо крупные заведения, либо богатые люди. Работа кропотливая, требующая полной сосредоточенности и внимательности. Но и платят соответствующе.
В общем, именно это дело и привлекло Химавари, которая роспись любила, хоть и практически ей не занималась, предпочитая натюрморты и пейзажи.
Но если в Конохе художнику заработать было проблематично, то здесь, кабы получить парочку таких заказов можно и состояние сколотить.
И сколачиванием этого самого состояния Химавари планировала заняться немедленно. Она уже разузнала, как тут обстоят дела с мастерами художественного дела, и как оказалось - довольно туго.
Все хоть немного склонные к искусству люди шли в Корпус, а вовсе не расписывать здания. Тем более кукловоды зарабатывали тоже неплохо, да только привилегий явно больше, и работа интересней будет.
Химавари даже сама хотела заглянуть в Корпус, посмотреть, не нужны ли им эскизы новых марионеток, которые она бы могла сделать. Конечно, организация эта в основном на технику рассчитана, но и без творческого мышления тут никуда. Кто-то же придумывает все эти куклы, верно?
И когда Йодо, вдруг ни с того, ни с сего предложила Химавари отправиться в Корпус осмотреться, Узумаки знатно удивилась. И тут же согласилась, окончательно решив, что это ничто иное как знак судьбы, и ей обязательно нужно заглянуть в обитель марионеточников.
Может, хоть там она найдет то, чтобы позволило ей остаться в Суне... Или от контроля избавиться, по крайней мере.
Так оно, в общем-то, и случилось.
