Красные огни

Марк смотрел, как по обнаженной спине Джудит рассыпались светлые волосы. В ее прядях пробежал зайчик солнечного света, проникший в зазор оконных портьер.

– И все еще ни следа брата? – Спросила она, выуживая из пышных простыней домашнюю сорочку.

– Никакого, – согласился Марк.

– А что ты делал последние полтора месяца?

– Собирался с силами, чтобы позвонить тебе, – ответил он, изо всех сил стараясь подавить сарказм в голосе. По ее резкому взгляду понял, что получается плохо, и поэтому примирительно добавил: – Работа, бег, сквош...

– Совершенно новая, счастливая жизнь, – подытожила Джудит. Натянув сорочку, она уселась к нему лицом по-турецки. – И все же позволь узнать, какую роль в ней играю я?

Марк подавил вздох. Обсуждение их отношений – последнее, чего ему хотелось в данный момент или когда-либо в жизни, но на что еще он мог рассчитывать, набирая вчера ее номер?

– Мне нужно понять, что делать дальше, – сказал он и отодвинулся к самому краю кровати.

Джудит одарила его взглядом на миллион долларов.

– А мне что, предлагаешь сидеть на скамейке запасных?

Марк промолчал.

– Твой отец вчера звонил. Поздравлял с новым годом. Спрашивал, не натворил ли ты глупостей.

Она произнесла это так непосредственно, словно подобные звонки были в порядке вещей. У Марка же от этих новостей дернулся глаз. Такой подставы от отца он совершенно не ожидал.

– Рад, что вы нашли себе новое хобби – обсуждать меня за моей спиной, – ответил он, уже вовсе не пытаясь выхолостить из голоса негодование.

Джудит в долгу не осталась.

– У меня есть занятия поинтереснее, чем разгадывать на кофейной гуще мотивацию твоего поведения! Всё равно шансы их понять нулевые! Но раз уж ты тут, то может сам объяснишь?

– А тебе на работу не надо? – Припомнил Марк.

Он заявился к ней на порог в полночь, как в какой-нибудь мрачной сказке, поскольку вместо добрых вестей и рыцарских подвигов принес тяжелую угрюмость, дерганые жесты и рассеянное поведение. Выпив по бокалу шампанского, они почти сразу отправились в кровать, но Джудит успела предупредить, что ей нужно будет уехать с самого утра: в художественной галерее, в которой она работала помощником менеджера по организации мероприятий, на второе января была назначена выставка, подготовку к которой ей нужно координировать.

Однако Джудит с достоинством заявила:

– Я уже написала, что приеду позже.

– Не знал, что так можно.

– Можно, если у тебя большой кредит доверия, заработанный усердным трудом. Знаешь, это как в отношениях с людьми. Чем больше вкладываешься – усилиями, честностью, надежностью, – тем больше отдача. И наоборот, когда лжешь, недоговариваешь и пропадаешь с горизонта месяца так на полтора...

Марк застонал, пытаясь заглушить вибрирующую интонацию ее голоса.

– Не начинай, а?

– ...тем скуднее кредит. Лично твой кредит доверия, Марк, уже пробил дно!

Она схватила с тумбочки расческу и принялась расчесывать волосы рвущими движениями. Марк закрыл глаза, выставляя между собой и миром черную вуаль, но, к сожалению, разозленное лицо Джудит плотно врезалось в сетчатку. Он бы много чего отдал, чтобы вернуться во вчерашний вечер, когда накаченный алкоголем и злостью поддался порыву ей позвонить. То, что вчера казалось самым удачным вариантом, по сути оказалось лишь сменой декораций одной кошмарной новогодней ночи. По своей недальновидности побег из базы девчонок к Джудит можно было сравнить с решением расплатиться за кредит микрозаймами или желанием утопить проблемы в алкоголе: сначала испытываешь облегчение, но очень скоро приходит возмездие за собственную глупость.

Открыв глаза, он вновь увидел Джудит во плоти: она вычищала из расчески выдранные волосы. Вид у нее был одновременно злой и отчаянный, словно она сошлась в битве со злейшим врагом.

– И почему ты разрешила мне приехать, раз я такой весь из себя хреновый? – Поинтересовался Марк.

– Посмотреть, скажешь ли ты что-то новое. Пока что ты не оправдал ожиданий, а кроме того, даже не удосужился узнать, как дела у меня!

– Как у тебя дела? – Спросил он, но не отфильтровал иронию в голосе, поскольку Джудит тут же взорвалась:

– Отвратительно! Мы знакомы пять лет, но я смотрю на тебя и вижу полнейшего незнакомца! – И она начала кидаться в него обвинительными аргументами, как доказательствами в суде: – Сначала – решение поработать в идиотском кафе. Потом – какая-то бессмыслица про брата. Вместе с этим – странные «коллеги», – она изобразила кавычки с искаженным лицом. – И это не говоря о твоем эффектном исчезновении на полтора месяца и триумфальном возвращении в новогоднюю ночь на грани психоза!

Ее злость передалась Марку, как зараза. В груди начало клокотать, и он огрызнулся:

– На грани психоза тут явно не я!

Он порывисто встал с кровати. До чего же дерьмовое начало года, подумал он и сорвал с пуфика форменную футболку "Акенсе". Однако даже злость не могла заглушить непрошеные чувства, скребущие на задворках души. Вина. Стыд. Джудит права. Это он напросился к ней – не наоборот.

Он слишком поздно понял, что не должен был устраивать себе повод для побега – в конце концов, он мог просто поехать домой, – но звонком Джудит он оправдал себя в своих же глазах, словно у него и впрямь есть неотложные дела. Словно дело в этих самых делах, а не в том, что после всего произошедшего он чувствовал себя как спущенная шина, скинутая в грязную канаву за ненадобностью.

Не реагируя на удивление Конрада и встревоженные вопросы Берты, он покинул квартиру, ограничившись скупыми словами, что плохо себя чувствует и устал (он не определился, что будет звучать правдоподобнее, и потому выдал оба варианта). Он не смотрел на Френсиса и не оглянулся, когда закрывал дверь, а потому не знал его реакции. Поднялся ли он с места, когда понял, что Марк уходит? Выглядел ли встревоженным? Как бы то ни было, наверное, он списал всё на перепалку за столом, которая случилась ранее и в которой Марк выступил главным антагонистом всех собравшихся. Надо же, жалеет теневых тварей. Какой наивный – не под стать остальным. Добрый до глупости. До самой жалости.

Джудит наблюдала за Марком, вцепившись себе в предплечья с такой силой, что под пальцами белела кожа. Ее взгляд обжигал злостью, как солнечные лучи, пытающиеся выжечь ему кожу. В один момент она воскликнула:

– Знаешь, что мне это напоминает? Ты либо что-то употребляешь, либо на кого-то запал – а срываешься на мне! Всю ночь мне казалось, что тебя тут нет, что ты совсем в другом месте!

– Не понимаю, о чем ты. – Выдав эту ложь, Марк начал поспешно натягивать носки.

– Избавь меня от своих выкидонов.

– Не знаю, что ты хочешь услышать.

– Правду. Начнём с самого простого. У тебя кто-то есть?

Марк устало вздохнул и выпрямился.

– Да нет у меня никого.

Она пристально в него вгляделась.

– У тебя зрачки расширились. Ты врешь.

Он бы рассмеялся, да вот только сил для этого совсем не осталось.

– То есть, ты будешь мне доверять, судя по моим зрачкам?

– Я вообще не уверена, что могу тебе доверять.

– Я не вру.

– Но ты не говоришь правду. Впрочем, как и всегда.

Марк потер лоб, не зная, куда себя деть. Идея об извинении в этом разговоре казалась такой же искусственной и надуманной, как признание в любви, а любая так называемая правда сделает все только хуже. Что она хочет знать? Какими способами он пытается найти брата? Принимает ли он какой-то препарат? Или о ком он думал ночью на самом деле?

Он не успел найтись с поводом к побегу: Джудит облегчила ему задачу. Она рассматривала его лицо на признаки утаенной правды, как детектив – место убийства. А затем неожиданно поднялась с кровати.

– Даже не знаю, на что я рассчитывала. – И прежде, чем покинуть собственную комнату, она обернулась; ее окаменевшее лицо уже законсервировало все чувства за толстым слоем холодной сдержанности. – Выйди через заднюю дверь, если не затруднит. Не хочу, чтобы мама тебя видела.

Дверь за Джудит закрылась, но Марк не планировал задерживаться ни секундой дольше. Он поскорее натянул толстовку, схватил куртку и выскочил из комнаты, будто в ней начался пожар.

Пустой автобус тяжело двигался по слякотным улицам, словно даже ему было трудно прийти в себя после приключений праздничной ночи. Марк сидел в конце салона, накинув на голову капюшон и прислонившись к окну. За стеклом, запотевшим от его дыхания, медленно тянулись безлюдные улицы серого города, стоявшего в полном забвении. Однако Марк не видел ничего, кроме событий прошедших суток, которые сменяли друг друга, как кадры неприятного фильма, который он не мог выключить. Перешагивая вчера в приятном расположении духа базу девчонок, он и подумать не мог, что ждет его дальше. А именно – крах по всем фронтам.

Он зажмурился, словно в попытке абстрагироваться от мира, который приносит одни разочарования. Он не только не хотел никого видеть – он хотел обо всем забыть. Хотя бы на день.

Через пару минут езды он решил, что закупится в ближайшем киоске снеками, запрется дома и будет смотреть сериалы, есть и спать. Всё. Телефон он отшвырнет куда-нибудь подальше, чтобы никакой Конрад не помешал его добровольной изоляции, а об остальном подумает после. И только это решение принесло ему некоторое подобие успокоения.

Вот только в своей фантазии затворничества он позволил себе забыть, что завтра – пятница.

А пятница означала утреннюю пробежку.

Вспомнил Марк только тогда, когда глубоким вечером – время уже подбежало к двенадцати, и он с головой ушел в сюжет малоизвестного мистического сериала, – он направился на кухню, чтобы достать газировки, и по пути машинальным жестом подхватил со стола телефон, который не проверял с самого утра.

И с ёкнувшим сердцем увидел на экране имя Френсиса. Непрочитанное сообщение.

"Готовь шерстяные трусы – завтра минус".

На это шутливое напоминание о беге Марк глазел пару секунд, как на неожиданное письмо из налоговой. Затем с его губ сорвалось ругательство – тихое, словно он тайно боялся, что Френсис может услышать.

Конечно, Марк помнил про свою завтрашнюю смену в кафе, но предполагал скоротать ее в благословенном одиночестве: Френсис по пятницам работал в мастерской, у Конрада дела в фотостудии, а Берта заходила на кофе с непредсказуемой частотой и потому Марк ее не слишком ожидал. И это к лучшему – никого из них он видеть не хотел.

Однако про бег он забыл начисто. Словно подсознание решило ему подыграть – и то ли включило выборочное забвение в отношении пробежки, то ли решило, что после подслушанного Марком разговора и сам Френсис вдруг решит его избегать. Так, словно на дальнем расстоянии они сошлись на этом уговоре, как два радио-сигнала, попавших на единую волну.

Но ничего общего с реальностью это не имело. В отличие от Марка, который ощущал себя так, словно его мир сделал кульбит в пустоту, для Френсиса не изменилось ровным счетом ничего. И тренировки стояли в расписании незыблемыми столпами, на которых покоилась сама способность Марка выполнять работу в Тени.

Глядя на сообщение, Марк понял, что выбора у него нет. Придется играть по устоявшимся правилам. У него нет повода таить на Френсиса зла – тот ему ничего, кроме помощи в поисках брата, не обещал. Марк сам виноват, что потерялся в стране размытых иллюзий, которые сам же себе придумал. И хотя он не мог точно сформулировать, чего именно он хотел от Френсиса – поскольку собственные желания в какую-либо внятную формулировку никогда не облагал даже в своей голове, – то теперь вдруг осознал, что чего бы ему там ни хотелось – этого не случится. И лучше бы отодвинуть это всё куда-нибудь подальше. А что касается Инги и ее неприятной философии... Это вопрос, ответ на который придет только со временем. А пока нужно делать то, что необходимо.

В таких безрадостных размышлениях Марк захлопнул ноутбук и отправился в кровать без капли сна в глазу – он уже мрачно представлял, каким овощем проснется в шесть утра.

Ночь обволакивала, как смола. Марк лежал в удушающем одеяле и чувствовал себя так, словно ему перекрыли кислород. Распахнутая форточка не помогала. Часы показывали три. Таращась в стену, тускло освещенную луной, Марк со злостью думал, не написать ли Френсису, что не пойдет бегать – просто так, без объяснений. Это желание вступило в борьбу с осознанием, что это не только трусливый жест, приправленный необоснованным желанием отомстить Френсису, но и саботаж развития собственной выносливости – а она нужна в первую очередь ему самому, ведь кто знает, когда в следующий раз ему придется уматывать от гончих или кого похуже, рискуя жизнью.

Марк очнулся в четверть седьмого – по будильнику, который прозвонил уже трижды и который он трижды откладывал. Он чувствовал себя разбитым, как керамическая тарелка об стену. Через пятнадцать минут Френсис будет у подъезда, а ему еще нужно успеть сходить в душ и позавтракать. Он не успеет сделать и то, и то – придется выбирать.

Поскольку голода Марк не испытывал, он выбрал душ и выполз из кровати, как подыхающий слизняк. Когда через пятнадцать минут он натягивал толстовку, а мокрые волосы липли к шее и лицу, провибрировал телефон: Френсис на месте. Закинув на спину рюкзак со сменными вещами, Марк нехотя вышел из квартиры.

На улице сгущалась темнота. Мороз проникал за ворот. Марк прошел по дорожке, хрустящей свежевыпавшим снегом, и забрался внутрь форда, который урчал двигателем вдоль дороги. В салоне было тепло, как в кабине в лесу, нагретой жаром камина.

Марк решил минимизировать общение с Френсисом, чего бы ему это ни стоило, но к этому даже не пришлось придумывать причину: неподдельная усталость после бессонной ночи была расписана на его лице, как на картине в жанре экспрессионизма. Марк опустил козырек от солнца и взглянул в отражение в зеркальце: красные от недосыпа глаза в колодце темных синяков. В который раз иронично поблагодарив генетику за бледную и тонкую кожу, которая всякий раз выдавала недосып такими вот видами в отражении, Марк захлопнул козырек и отвернулся к окну. Снаружи проплывала зимняя улица с серыми домами и россыпью окон, горящих в темноте теплым светом.

Марк знал, что в его молчании не было ничего странного: он и прежде не отличался утренней болтливостью. И, наверное, по этой причине Френсис, ограничившись приветствием, лишь сделал погромче радио с новостями, которое теперь монотонно вещало на фоне. Плотный трафик на Тегеле – задержка семь минут. Затор на Мюллерштрассе – рекомендуется объезжать через Райникендорфштрассе. Движение по Рейнгауштрассе заблокировано – прорыв водопровода, на месте работают аварийные службы. Марк перестал слушать почти сразу, сосредоточившись на видах в окне, пока они не доехали до парка. Стоило Френсису заглушить двигатель, как Марк сразу вылез из теплого салона навстречу утреннему туману, ледяному воздуху и мерзлой почве.

Он бежал за Френсисом, глядя под ноги. Мерзли руки, изо рта рвался пар. Мороз обжигал ноздри, но он старался держать дыхание ровным, как струна. Под ногами хрустели желуди и скорлупа каштанов. В бодром темпе они пробежали полчаса, за которые Марк ни разу не остановился.

– Отлично! – Кинул за плечо Френсис. – Следующий марафон до Потсдамер-платц выдержишь без риска откинуться в пути.

Вместо ответа Марк продолжал бежать, изображая стойкую выносливость на тот случай, если Френсис решит обернуться. Однако боль рвала бок, в горле першило, а дыхание застревало в груди. Он уже не мог дышать нормально и вбирал в себя воздух беспорядочными шумными вздохами. Но несмотря на недосып и плохое настроение – а может, именно благодаря им, – он пытался держаться. Назло всему.

Однако через минуту организм взял верх и согнул его пополам. Уперев ладони в колени, Марк зажмурил глаза, изо всех сил стараясь не задохнуться.

Он услышал, как хрустит мерзлая трава. И вдруг – неожиданное прикосновение к ребрам.

– Здесь?

Френсис стоял рядом с покрасневшими скулами и протягивал руку, дотрагиваясь до его бока, сведенного судорогой. Немного отдышавшись, Марк кивнул.

– Твоя проблема – дыхание. Стоить тебе разогнаться, и ты начинаешь глотать воздух, как астматик в приступе. Учись дышать ровно.

Марк выпрямился в неуловимом предлоге отступить от его руки.

– Может, я еще ноги не так переставляю?

Это прозвучало более резко, чем он рассчитывал. Его тон заставил Френсиса приподнять брови.

– Если бы ты бегал так же хорошо, как язвишь, то был бы уже мировым чемпионом.

Он развернулся и направился к форду, подводя под пробежкой черту.

– Кто чем богат, – буркнул Марк, следуя за ним.

Френсис, кажется, понял настрой Марка, поскольку не стремился заводить праздных бесед. Он вывел музыку со своего телефона на магнитолу, сделал погромче и выехал на дорогу. Марк, слушая динамичную электронную мелодию с уклоном в транс, отвернулся к окну.

Только высаживая Марка у кафе, Френсис спросил:

– До воскресенья?

В переводе это означало партию сквоша, от которой Марк собирался увильнуть без зазрения совести, потому что относился к нему скорее как к развлечению, чем как к реальной тренировке, а сейчас подобные развлечения ему вообще не к месту – только лишний раз пялиться на Френсиса, на его сильные руки, сжимающие ракетку (он их чередовал, чем каждый раз удивлял Марка – ему самому удавалось играть только правой), и размашистые движения; на влажную шею и волосы под конец партии и совершенную непринужденность после тренировки, когда он стягивает футболку уже на пути в раздевалку, а чуть позже Марк мученически выжидает в душевой кабине, когда Френсис уйдет переодеваться.

Нет, спасибо.

– Я... Мне нужно помочь сестре с математикой, – ответил он, не считая нужным упомянуть тот факт, что способностей к математике у Эвелин в разы больше, чем у него.

Голос Френсиса прозвучал с прежней легкостью, когда он ответил:

– Удачи с логарифмами. И не забудь – во вторник мы идем в Тень.

Форд скрылся на дороге, а Марк поднялся по ступенькам и начал отпирать дверь, стараясь задушить росток уныния, пустившего корень в груди. Даже наедине с собой было стыдно признать, что он тщетно пытался уловить в реакции Френсиса признаки удивления или разочарования.

С досадой вытряхивая из головы мысли о Френсисе, он перешагнул порог.

* * *

В этот раз Френсис выбрал двухэтажное здание за прогнившей решеткой забора.

– Школа, – прокомментировал он, когда они пересекали игровую площадку, которая выглядела так, словно не далее как пару часов назад на ней случилась резня: между облезлыми горками и грязной песочницей растеклись лужи иссиня-зеленой жижы с красными вкраплениями. Рядом валялись куски зеленой плоти, напоминающие чешуйчатую кожу змеи. Френсис обернулся и многозначительно, словно это объясняло побоище, добавил: – Начальные классы.

Парадные двери корпуса были выбиты, словно на дне открытых дверей, где всем без исключения рады. Марк остановился на пороге и вгляделся в мрак коридора. Глубокая черная пасть. Можешь войти – но никто не обещает, что выйдешь. У него зародилось дурное предчувствие, как будто здание готовится проглотить их заживо.

Френсиса гнетущая атмосфера кромешной тьмы и звенящей в ушах тишины совсем не тревожила. Он перешагнул порог с шутливыми словами:

– Тут сторож не нужен. Давай за мной.

Его ярко полыхающие глаза сверкнули в темноте, но вот он уже отвернулся. Марк почти ожидал, что глаза Френсиса осветят проход, как факелы, но ничего подобного не произошло: темнота захватила силуэт Френсиса, скрывая его в глубине.

Марк с неохотой сделал шаг вперед, еще один, и наконец ступил в устье мрака. Он слышал, что Френсис шел вдоль коридора, и тишина впитывала звук его легкой поступи. Казалось, это место заполонили призраки, и сейчас они притаились, прикидывая, чего ждать от новых гостей. Марк прибавил скорость, чтобы не отстать. В попытке развеять угнетающее воздействие давящих мраком стен он нарочито спокойно спросил:

– Ты здесь уже бывал?

Френсис был уже за углом, откуда послышалось:

– Как-то тут открылся веном.

Его тихий голос тонул в густой тишине, словно погружаясь в жадный бархат сыпучих песков.

С новым поворотом Марк почувствовал себя так, словно окончательно потерял зрение. Только мелькнувшие в темноте глаза Френсиса говорили, что он всё еще способен видеть – по крайней мере там, где это возможно. Он прошел по хрустящим осколкам, как по настилу, и через несколько шагов остановился. У него создалось чувство, словно он угодил в глотку черной дыры. Он вытянул руки, остерегаясь идти вслепую, и только тогда сделал новый шаг.

– Твои глаза скоро привыкнут, – услышал он Френсиса.

– И я увижу все в свете софитов?

– С агнийским зрением софиты не нужны.

– Значит, мое зрение бракованное или я не агниец, – раздраженно ответил Мрак.

– Знаешь, капля терпения не убавит тебе шарма.

Марк намеренно пропустил это замечание мимо ушей – не то шутливый комплимент, не то мягкий упрёк, а может всё разом, – и выверенным до грамма нейтральным голосом спросил:

– Хочешь сказать, ты всё прекрасно видишь?

– Ну, я точно вижу, как ты тянешь руки на ходу, как зомби из ужастика.

Марк тут же их опустил.

– Адаптируйся. А пока зрение привыкает – ориентируйся на звуки и не переживай: это типичная школа. Никаких ловушек и дыр в преисподнюю.

– Школа и есть преисподняя, – пробормотал Марк с мрачной шуткой в голосе; хотя школьные годы украсило немало приятных воспоминаний – например, дружба с Конрадом и Джужит, которая перешла к ним в старших классах, – но также была тонна такого, отчего бы ему хотелось получить амнезию.

– Восхищаюсь твоей способностью драматизировать на ходу, – отозвался Френсис беспечным голосом, словно с ним даже в школе не происходило событий, которые хотелось бы стереть из головы. – Ну что, готов?

– Готов? – С недоверием повторил Марк. – Я как будто собираюсь нырять на дно без акваланга.

– Зачем акваланг, когда есть жабры?

Марк вздрогнул, когда с дальнего конца коридора раздался странный звук, напоминающий скрип. Он уставился в темноту с таким напряжением, будто мог включить зрение силой воли.

– Что это?

– Ты сам знаешь.

То, что голос Френсиса прозвучал совершенно спокойно, утешило Марка, и потому он с раздражением бросил:

– Ага, поэтому я тебя спрашиваю...

– Ты спрашиваешь, потому что не думаешь, – перебил Френсис. – Возвращаясь к ремарке про терпение.

Марк сжал зубы и промолчал. Скрежет затих, а затем возобновился с новой силой. Френсис добавил:

– Так скажи мне – что это?

Марк прислушался. Казалось, кто-то скребет когтями по мрамору. При этом звук раздавался неравномерно: он то складывался слоями, будто количество когтей увеличивалось втрое, то вдруг сиротел и звучал лишь единичным скрежетом. А кроме этого – ни звука.

– Тихаки! – Осенило Марка. У тихаков были мелкие коготочки, а кроме этого они совершенно бесшумны – за исключением ситуаций, когда чувствовали себя в опасности, и тогда они начинали издавать паническую вибрацию, ощущаемую скорее кожей, чем слухом.

– Ну вот, стоило только подумать.

В голосе Френсиса звучала насмешка, и Марк огрызнулся:

– Ну извини, что у меня нет твоего опыта!

– За этим мы сюда и ходим. Погнали, сверху есть еще кое-что.

Марк последовал за удаляющимися шагами Френсиса, надеясь, что не споткнется о какое-нибудь препятствие. Однако ему казалось – или это игра воображения под гнётом мрака? – что он начинает различать шероховатости во тьме. Мрак вокруг напоминал скетч, плотно затушеванный угольным карандашом. И всё же местами штрихи прорисовывались ярче, а вот тут они – более зернистые, очерчивающие дверной проем...

Марк вытянул руку, чтобы проверить, и вправду ли он видит то, что подсказывало ему агнийское зрение. И к его удивлению рука и вправду нащупала дверной косяк, затем – приоткрытую дверь с окошком в верхней половине. Стекло было выбито, и зернистость картинки подсказывала, что в углах торчит острие битого стекла. Марк прикоснулся к осколку – и отдернул руку, когда палец резанула боль, словно осколок только и ждал момента, чтобы врезаться в чью-нибудь плоть.

– Ты выглядишь как турист, – послышался из глубины коридора голос Френсиса, – а должен стать местным.

– Я начал видеть! – Воскликнул Марк, задетый тем, что этот значимый виток прогресса не удостоился внимания Френсиса.

– Шампанское на потом прибережем – у нас не так много времени.

С этими словами, судя по звукам, Френсис ступил на лестницу. Марк последовал за ним, во все глаза пытаясь рассмотреть теневые очертания каменной лестницы, которые приближались с каждым шагом. Он поднялся пролетом выше и попал в коридор, затопленный тишиной. Тишиной, в которой Марк слышал лишь собственное колотящееся сердце.

– Френсис? – Тихо позвал он.

Ответа он не получил.

Должно быть, зашел в какой-то кабинет, подумал Марк – вряд ли бы он пошел этажом выше, а больше вариантов не было. Он направился вперед, и перед каждым кабинетом, была ли дверь снесена с петель, приоткрыта или закрыта полностью, останавливался и прислушивался. У каждой двери, в окошке которой отсутствовало стекло, он вглядывался внутрь, но его зрение было не настолько сильно, чтобы он видел очертания вдаль. За очередной приоткрытой дверью он услышал шорох и, ожидая Френсиса, с облегчением вздохнул.

Вздох застрял в горле, когда ушей коснулся незнакомый угрожающий звук.

Гортанный. Булькающий. Словно кто-то подавился и захлебывался собственной слюной.

Через секунду страшная догадка пришла в голову. Это смех. Страшный, глубинный, застрявший в грудной клетке. Марк вздрогнул от щелчка, прозвеневшим в тишине, напоминающий хлыстом – и вдруг дверь с грохотом ударилась о стену.

Марк отскочил, но прежде, чем он успел сориентироваться, на него вылетело нечто, что скрутило ему ноги и стянуло их как удавкой. Он повалился на холодный мрамор и тут же вцепился в то, что оплело ноги. На ощупь это было чем-то вроде лианы: плотной, холодной, шероховатой... живой.

Кажется, лиана была чьим-то хвостом.

И следом, не давая времени на раздумья, на него обрушилось нечто, что стряхнуло его руки с хвоста и швырнуло лопатками на пол. Чужая тяжесть навалилась на грудь, и Марк зарычал – совершенно испуганно и совсем не воинственно. Он не знал, с чем имеет дело, и это было страшнее всего. Испуг затмевал и без того хреновое зрение, и Марк схватил неведомое существо за сухую кожу, пытаясь столкнуть с себя. Тела у существа как такового не было – лишь длинное шершавое горло, которое спускалось вниз и, судя по всему, оканчивалось тем самым хвостом. Словно гигантская змея, которую он не может различить в темноте. А хвост, плотно сжимающий ему ноги, быстро полз выше и от коленей перешел уже к бедрам. Со страшной ясностью Марк вдруг осознал, что существо оплетает его снизу вверх, как смертоносная лиана-убийца. Если существо не сломает ему кости силой хватки и не пережмет так, что начнут лопаться внутренности, тогда конечной целью станет шея, на которой кончик хвоста сомкнется, как удавка.

В груди неведомой твари клокотал глубинный смех, словно она читала мысли Марка и радовалась подобной затее. Наряду с ужасом Марк вдруг почувствовал злость. Эта гадина еще и смеется над ним! И вместо того, чтобы бестолково отталкивать ее от себя, он схватил и притянул ее ближе, превозмогая отвращение и страх – так, словно собирался поцеловать.

Тварь как будто этого совершенно не ожидала, поскольку с легкостью поддалась, а клокочущий смех вдруг затих. Марку почудилось, что она собирается отпрянуть, и распахнул рот – а может, скорее звериную пасть, поскольку Марк дорос до полноценных клыков, которыми можно порвать насмерть. И прежде, чем к горлу подступил рвотный рефлекс, он вцепился в бесконечно длинную шею твари, хвост которой уже сжимал ему пояс.

Раздался визг – такой же глубинный и булькающий, словно раздавался из набитых водой легких, и тварь начала дергаться и извиваться, пытаясь вырваться из хватки Марка. Хвост ослаб, отпрянул и захлестал по стенам и полу, щелкая при каждом ударе, как хлыст наездника.

Марк сплюнул громадный кусок окровавленной плоти и с силой оттолкнул тварь от себя. Продолжая хлестать, та дернулась вперед – Марк на мгновение испугался, что только разозлил ее, – но вместо нападения бросилась по коридору. Ее утробное повизгивание становились всё тише, пока не исчезло где-то в глубине.

Сев на полу, Марк с отвращением сплюнул на пол кислую кровь. Морщась, собрал во рту слюну и сплюнул снова в попытке промыть рот.

– Не переживай, она без паразитов.

Марк поднял взгляд и увидел яркие глаза Френсиса. Он стоял прямо перед ним, появившись будто из ниоткуда. Сплюнув в третий раз, Марк спросил:

– Всё это время ты стоял и смотрел, как эта гадина пытается меня убить?

– Технически я не стоял. Я был на потолке вот в этом кабинете. Тут удобные люстры.

– Ты что, блять, серьезно? – Не выдержал Марк. Обычно он не разговаривал таким тоном с Френсисом, но его нервы за этот поход уже дали трещину и с треском крошились, совсем как стекло под ногами, по которому он недавно ступал.

Когда Френсис ответил, в его голосе не было ничего, кроме хладнокровия:

– Не принимай близко к сердцу. Это тренировка, Марк, – ничего личного.

Марк промолчал, тут же устыдившись собственной необоснованной вспышки. Френсис прав – они ходят сюда ради тренировок. Подход, конечно, не самый деликатный – швырнуть его в пасть твари, от которой он даже не знает, чего ждать. Но главное – это работает. Морщась, он пытался соскрести зубами мерзкий привкус крови с языка. А Френсис легко добавил:

– Из всех существ Тени эта больше всего похожа на монстра из хренового ужастика. Можешь радоваться, что едва видишь, иначе бы несколько ночей эта рожа приходила тебе в кошмарах.

Марк последовал на поводке непрошеного любопытства и спросил:

– И что это за существо?

– Акуро. Так их называет Мун, в переводе "злой дух". Точнее, на японском звучит немного иначе, но уже неважно. Мне нравится, как Мун включает режим злой училки, когда мы делаем эту ошибку в произношении – но что поделать, "акуро" уже прижилось.

Марк поднялся на ноги и затем, сбитый с толку, спросил:

– Как Мун может их как-то называть, если она никогда их не видела?

– По моим рисункам. По описанию.

– А, – сказал Марк и замолчал.

– Встретимся этажом выше.

Френсис развернулся к лестнице.

– И кого еще ты мне заготовил? – Не удержавшись, поинтересовался Марк. – Я прям как в парке развлечений – не на жизнь, а на смерть.

– Ну какой тут интерес, если я так просто раскрою тебе все карты?

– А мы можем обойтись без интриг?

– Извини, – послышался голос, в котором не скользило ни капли сожаления, а одна лишь насмешка, – не ты тут правила пишешь.

Его шаги скрылись на ступенях, и Марк направился следом. Поднимаясь, он чувствовал себя готовым ко всему – но не к тому, что его тут же собьют с ног.

Марк вскочил и хотел развернуться, но под чужим натиском оказался свален на холодную площадку у лестницы. Френсис удерживал его смертельной хваткой, сверкая в темноте бордовым огнем глаз.

– Теневые твари кончились? – Пропыхтел Марк, пытаясь отбиться.

– Сильнее соперника тебе тут не найти.

– Какая скромность!

– Правду за скромностью скрывают только придурки.

Марк попытался ударить его локтем, но не сумел и потому начал извиваться в попытке высвободиться хоть на мгновение – а там он сумеет уйти в сторону...

Френсис зарычал, прижимая его к полу. Марк дергался так, словно сквозь него пропускали электрические разряды, но хватка не ослабевала.

– Я не был готов! – Наконец отчаявшись, огрызнулся он за плечо. – И в чем же тут сила?

– Думаешь, когда Высший захочет напасть, он тебе сначала весточку пришлет? – Рявкнул Френсис. А затем вдруг отпустил его и поднялся на ноги. – Ну, давай. Если думаешь, что в этом всё дело, попробуем снова. И увидишь: я снова уложу тебя под себя.

Марк вскочил на ноги, глядя в его огненные глаза. Последняя фраза прозвучала двусмысленно и обожгла ниже пояса. Не сдержавшись, Марк поддался порыву и остервенело спросил:

– Нравится быть сверху?

Марк различил, как оскалился Френсис, словно бы оценив шутку.

– С тобой – только так.

– Не сегодня.

– Ты забыл? Игра идет по моим правилам.

– Это мы посмотрим.

Марк бросился вперед, пытаясь свалить его на пол, но Френсис уклонился с неожиданной быстротой, и Марк оказался схвачен из-за спины. Он тут же выдернул руки и отступил, сверкая глазами, к стене. Через секунду кинулся вновь.

Они вступили в рукопашную. Френсис отбивался играючи и даже посмеивался словно в издевку. Взбешенный до предела, Марк бросался на него снова и снова, но Френсис уворачивался или перехватывал его удары на лету, то отталкивая его руки, то схватывая их в капкан. Раз за раз оказываясь обездвиженным, с заломанными руками или прижатый к стене, Марк рычал и отбивался, и кажется, Френсис отпускал его только в насмешку, будто подначивал продолжать – продолжать и каждый раз проигрывать.

Это бесило Марка сверх меры. Это невыносимо. Френсис опытней, сильнее, выше – шансов одолеть его в честной схватке немного. И Марк решил действовать иначе.

Вместо того, чтобы в очередной раз броситься вперед, он согнулся и упер руки в колени, словно бы лишился всех сил – совсем как на пробежках, когда он не мог сделать больше ни шагу вперед.

– Что, готов сдаться? – Поинтересовался Френсис.

Марк поднял голову и прищурился. Он различил, как Френсис наклонил голову, а на его губах, кажется, лежала усмешка. Марк молчал, притворяясь, что не может ни прямо стоять, ни слова сказать.

– Ну тогда возвращаемся. Тебе носилки нужны? – Продолжал подтрунивать Френсис.

– Стой... – Прошептал Марк не громче дыхания, словно бы даже голосовые связки отказывались ему служить.

– Что? – Френсис наклонился ближе. – Неужели я правильно услышал – ты хочешь налажать еще разок?

Марк продолжал тихо, устало дышать, словно пытался найтись с силами – а затем в быстром прыжке метнулся на Френсиса, не ожидающего подлянки. Подставив ему подножку на лету, Марк повалил его спиной на мрамор пола. Оказавшись сверху, он надавил предплечьем Френсису поперек груди и приблизил к нему лицо.

Чувствуя дыхание Френсиса на своей коже, Марк процедил:

– Ну что, кто теперь сверху?

Глаза Френсиса смотрели спокойно, и когда он ответил, в голосе оставалась прежняя насмешка:

– Думаешь, Высший будет терпеливо ждать, пока ты придумаешь какую-нибудь уловку?

– Думаешь, Высший будет играть по твоим правилам? – Издевательски передразнил его Марк. – Ставлю на то, что плевать Теневые твари хотели на твои правила. Как и я.

Вместо ответа Френсис вдруг рассмеялся. Однако Марку было совсем не до смеха.

Огонь бешенства прожигал солнечное сплетение, а горячее тело Френсиса, к которому он прижимался, бросило жар ниже. Марк хотел отомстить, вцепиться в него, причинить боль. Но еще больше ему хотелось наклониться и вспомнить тепло его губ. Без спроса забрать глубокий, алчный, бесстыдный поцелуй. Хотелось протянуть руку вниз – под ткань штанов и стереть с лица Френсиса ухмылку. Заставить его стонать.

Тень усиливала не только рецепторы, сообщающие об опасностях вокруг, и не только зрение, позволяющее различать окружение даже в глубокой тьме; таким же образом Тень усиливала все чувства. Любое желание Тень усилит в сто крат, превращая его в непреодолимое стремление.

Например, в стремление отдаться Френсису на этом самом месте.

И хотя где-то в глубине души Марк всегда понимал, что его влечет к Френсису, он никогда не сталкивался с этим желанием лицом к лицу. Никогда не позволял ему выйти на поверхность и заявить о себе. Все это время он подавлял любые мысли, делая вид, что их вовсе не существует. И Тень сорвала с них покров, вытащив на поверхность. Взглянув своим желаниям в лицо, Марк уже не мог их игнорировать. Животное влечение – это то, что пробуждается в нем от одной мысли о человеке, на котором он прямо сейчас лежал сверху.

Абсолютная ясность собственных помыслов ударила Марка пощечиной страха. И этот страх заставил его отпрянуть с нечеловеческой быстротой, словно его отбросило силой шквалистого ветра.

Он прижался к холодной стене и отвернулся. Сердце, еще не готовое смириться с отступлением, стучало в груди боевую дробь. Лоб покрыла испарина, и он схватил себя за предплечья, словно удерживая от того, чтобы броситься назад. Кружилась голова. Казалось, им завладел похотливый дух Тени, который не собирался так просто отпускать его на свободу.

– Ты в порядке? – Раздался позади голос Френсиса. Он уже поднялся на ноги и теперь смотрел на него, неизвестно что думая в своей голове. Интересно, мог ли он чувствовать энергию, которая окружала Марка словно аура из огня его желаний?

Марк не ответил, не мог открыть рта и сказать что-то осмысленное.

– Возвращаемся?

Марк сумел кивнуть. Френсис развернулся и шагнул в ближайший кабинет со словами:

– Через окно. По классике.

Френсис больше на него не смотрел, и Марк с облегчением двинулся следом, выдерживая дистанцию, словно сам себе не доверял. Словно вот-вот – и кинется на Френсиса, чтобы осуществить хоть один из одолевающих его помыслов. Однако буйство желаний потихоньку гасло, дыхание восстанавливалось, и спрыгивая с оконной рамы на удивительно свежую теневую улицу, Марк уже мог себе доверять.

Весь следующий день он провел дома, занимаясь хаотичными делами, лишь бы чем-то отвлечься. Мысли о случившемся в Тени не оставляли в покое. Снова и снова в его голове вспыхивало то, что он чувствовал и чего хотел рядом с Френсисом – и тогда, ощущая в лице жар, Марк бросался убирать кухню, включать фильм, сюжет которого даже отследить не мог, или лез в социальные сети, едва ли понимая, что он читает.

В один момент он решил отвлечься рисованием, чего не делал неизвестно сколько лет, и лег на диван с блокнотом и карандашом в руках. Он попытался изобразить скетч шакари, но вышло из рук вон плохо – как контуженная собака в конвульсии. Может, у некоторых людей и получается работать на двух работах, рисовать как Леонардо, бегать как олимпиец, жонглировать кофейными приблудами, как будто ты был рожден с ними в руках, иметь тысячу друзей, драться врукопашную как Брюс Ли и неизвестно что еще сверху – но он не среди этих счастливчиков. И он явно не вписывается в один с ними ряд.

Марк раздосадовано отбросил блокнот, жалея, что не может так же легко выкинуть из головы Френсиса. Им овладевало отчаяние. За что он ни брался – всему сопутствовал провал. Впереди – ничего многообещающего, лишь слабая и, как ему теперь казалось, безнадежно глупая надежда отыскать брата, а что сопутствует ему на пути? Хаотичность жизни, пустые желания, обман и одиночество.

Марк закрыл глаза, отодвигая все мысли, одна чернее другой, и сам не заметил, как вечер погрузил его в глубокий сон.

...Он бежал вперед, преследуя тень.

Его сознание блуждало, не способное ни на чем сосредоточиться. Все, что он знал, – тень удаляется, но ему непременно нужно ее поймать. Он прибавил ход, сделал хищный рывок, но тень свернула за угол. Он прыгнул следом и уперся в стену. Стена надвигалась, как цунами.

Стеной была толпа ксафанов.

От резкого как удар испуга сознание вдруг прояснилось, и Марк вспомнил, кто он такой.

Он в Тени! Как он здесь оказался?

Вперед выступил ксафан, приближаясь к нему с неумолимой скоростью. Ничего доброго это не сулило. Времени на размышления не было.

Находясь на грани паники, Мак развернулся и бросился бежать. Он ведь был дома! Он видел сон... Сон про Тень...

Однако страх, который стучал в его голове, не мог быть сном.

Ощущая в ноздрях холодный воздух вечной ночи, Марк свернул за угол и затормозил. Весь воздух вдруг испарился из легких.

Ксафан стоял прямо перед ним. Растушеванная рука тянулась вперед, собираясь схватить его за горло.

Марк кинулся вбок и дальше по улице. Дорогу рассекала горизонтальная расщелина, напоминающая глубокий шрам. От одного только вида желудок Марка обернулся морским ежом, протыкая его иглами ужаса. Он осознал сразу две вещи.

Первая: он не видит в глубине дна.

Вторая: пути назад уже нет.

Подлетев к краю пропасти, он оттолкнулся в грандиозном прыжке, одновременно прощаясь с жизнью.

Сгруппировавшись в комок, он швырнув себя вперед и зажмурился. Дыхание сбилось на лету. Страшно открыть глаза и увидеть, как он летит во тьму расщелины подобно брошенному кирпичу. Еще страшнее – не знать, куда именно ведет траектория прыжка.

Долгая секунда всепоглощающего ужаса, бьющего в груди сошедшей с ума птицы, – и сильный удар вышиб из легких весь воздух. Он распластался на асфальте и открыл глаза.

Над ним простерся непроглядно-черный небосклон.

Моргнув, он приподнялся. Бок парализовала боль, но у него не было времени отдавать ей должное. Пошатываясь, он поднялся на ноги и оглянулся.

Он только что перепрыгнул расстояние трехэтажного дома.

Толпа приближаясь к противоположному краю. Марк собрался было побежать дальше, но тут же налетел на ксафана, вставшего прямо перед ним. Череда человеческих лиц, мелькавших в дыре головы, неожиданно захватила его разум.

Марк понял, что попался, в ту секунду, когда не смог отвести взгляд.

Он хотел отвернуться, хотел закричать – но не мог. Его глаза жили своей жизнью: они, как под гипнозом, не отрывались от растушеванных лиц. Веки не закрывались. Марк чувствовал на щеках слезы. Под толстый слой ужаса прокралось невербальное чувство, словно кто-то пытался отвинтить его черепную коробку. Рассеянность опустилась на разум, и понимание, кто он такой и что происходит, внезапно ушло. Все, что осталось, – непреодолимая слабость.

...И вдруг все прекратилось. Он сумел сделать судорожный вздох – и яркая картина, как вспышка фейерверка, осветила сознание.

Поляна в густой чаще леса, на окраине которой замерла смутная тень. Человеческий силуэт – слишком материальный, чтобы быть ксафаном. На скрытом лице мелькнули глаза, горящие черным огнем.

Марк отшатнулся. Он снова увидел ксафана и неожиданно потерял равновесие. Свалившись на куски асфальта, он замахнулся рукой, словно пытался отогнать прочь весь этот кошмар. Ему хотелось очнуться, вернуться в свою спальню, сбежать от орды теневых существ, которая окружала его плотным кольцом...

Сквозь тело прошла пульсация, подобная электромагнитному импульсу. Город задвоился, ксафаны заплясали и закрутились, и весь мир превратился в водоворот, который его куда-то тянул. Марк почувствовал, как сильное давление легло на гортань, и схватился за горло, будто пытаясь нащупать чужую руку...

И вдруг все исчезло. Пропало удушье. Вместе с этим пропал и мир.

Он видел только черноту, словно попал в чертог материи вне времени и пространства.

С нарастающей паникой Марк завертел головой, пытаясь отыскать хоть какой-то просвет во всепоглощающей тьме небытия. Будто с далекой планеты, он слышал гул теневого города, треск огня, далекий вой гончих, шепот ксафанов... Тело проваливалось дальше, еще глубже...

...И он открыл глаза.

Спина ныла, в бедре отдавалась боль, а кожей рук он ощущал влажный холод.

Над ним висело темное небо. Отыскав серп луны с парой тусклых звезд, Марк моргнул. Это не походило на небо Тени. До ушей доносился глухой шум проносящихся автомобилей, из ближайшего окна гудела кофемашина, и откуда-то неподалеку слышалась неразличимая, но явно человеческая речь.

Испытывая слабость в голове, Марк сел. Ладони уперлись в ледяной камень, и с чувством подступающей паники он огляделся. Темный переулок меж жилых домов с аккуратными рядами припаркованных автомобилей, чьи крыши припорошил тонкий слой снега. Желтый свет фонарей освещал темную улицу.

Марк осознал, что сидит на каменной кладке тротуара в домашних трико и майке, а кожа немеет от мороза. Он поднялся, пошатнувшись, и прислонился к стене дома. Кладка обжигала холодом.

Он не должен быть здесь. Он должен быть дома, в собственной постели. Вместо этого – он на зимней улице непонятно где, и если так продолжится, он отморозит себе все конечности.

Паника схватила горло, и он поспешил вдоль стены, наращивая скорость с каждым шагом. Ледяной камень под босыми ступнями подгонял не хуже плетей. Он выбежал за угол – туда, где слышал автомобильный гул, – и оказался на широкой дороге с трамвайными путями. Он кинулся к ближайшей остановке, пытаясь держать панику в узде.

Он едва успел на трамвай, который мигал красными лампочками на отбытие, и ворвался в вагон, заполненный людьми в пальто и куртках. Пытаясь слиться с толпой, что оказалось крайне затруднительным мероприятием, Марк вжался в противоположную дверь и поднял взгляд на табло. 7:05 утра.

Он тупо смотрел на время, поджимая пальцы ног и потирая предплечья в попытке согреться. Ясное понимание, что он только что вернулся с теневой стороны посреди Берлина, билось страхом в голове и отдавало дробью холода на зубах. Он сжал челюсть и начал потирать предплечья с удвоенной силой. Рядом освободилось место, и он поспешно сел, подтянул ноги к груди и уткнулся в колени. Что ж, вероятно, он выглядит как наркоман, психопат или бездомный – или все вместе. Утешало одно: люди привыкшие – это ж Берлин. Странного народа и без него наберется.

Лихорадочно соображая, куда ему ехать, он вновь сверился с табло: он был на M13. Значит, с одной пересадкой на метро он может добраться до "Акенсе". Это лучший вариант – домой без ключей он все равно не попадет. Сегодня четверг, а значит – смена Конрада.... Хоть что-то хорошее.

Обхватив себя за плечи, Марк прикрыл глаза, выставляя между собой и окружающим миром ментальную стену. Подогрев сидения медленно отогревал тело, тем не менее его все еще била дрожь – не столько от холода, сколько от погранично-истеричного состояния. Кто-то надрывно кашлял. Пожилая женщина напротив осуждающе сверкала очками в его сторону. Марк усердно ее игнорировал, с нетерпением дожидаясь своей остановки.

Он бегом пересел на метро, активно делая вид, что он предмет декораций. В вагоне на скамье, повернувшись спиной к пассажирам, громко храпел воняющий бездомный, с которым Марк поделил всеобщее внимание.

Без четверти восемь он наконец выбрался на поверхность в нескольких минутах ходьбы от кафе. Перебегая дорогу по ледяной кладке, он всей душой надеялся, что Конрад уже на месте. Дверь была заперта, и Марк забарабанил по ней изо всех сил.

В замке повернулся ключ, и дверь распахнулась.

Перед ним предстал неприлично бодрый Конрад с зеленой шапкой на макушке. При виде Марка палитра эмоций на его добродушном лице сменялась со скоростью кометы: удивление, радость, изумление, шок.

– Марк? Ты...

Он осекся, в конце концов уставившись на Марка как на инопланетянина. Его трудно было винить: Марк представил, как он выглядит со стороны, в предрассветной темноте глубокой зимы заявившись на порог кафе босиком, в домашних трико и майке, с безумным видом обхватив себя руками.

Не дожидаясь, когда Конрад очнется, Марк втиснулся в дверной проем и помчался к лестнице. На втором этаже он кинулся к шкафу за кроватью и вытащил первые попавшиеся носки и теплую кофту на несколько размеров больше собственного.

Конрад с топотом взлетел следом. Глядя, как Марк рухнул на диван и сворачивается клубком, как бездомный кот, Конрад ошарашено спросил:

– Что случилось?

Марк наконец почувствовал, как заледеневшие кости потихоньку оттаивают. Он застегнул кофту до самого горла и вдохнул идущий от ворота древесно-цитрусовый аромат с табачными нотками. С непрошеным наслаждением Марк прикрыл глаза. Запах принадлежал Френсису. Впервые с того момента, как очнулся в Тени, Марк ощутил успокоение, словно оказался в объятиях надежного друга, и его голос почти не дрожал, когда он заговорил:

– Мне нужна твоя помощь.

________________________________________________

От Автора: Новая глава заняла время, но хочу заверить, что работа над произведением продолжается. Спасибо всем, кто в этот период писал, интересовался и поддерживал, особенно Симоне К. - невероятно важно порой получить подтверждение, что твоя работа ценна и важна не только для тебя самого. :)

Продолжение следует...