ГЛАВА 24
Отец, которого помнил Грегор и который исчез из его жизни два года семь месяцев и уже непонятно сколько дней назад, был на редкость здоровым и сильным человеком. Он был высоким, живым и полным энергии, которая словно била из него ключом.
Человек же, который теперь подслеповато щурился на них из глубины колодца, был таким худым и слабым, что не мог стоять на ногах. Он упал на четвереньки и рукой поддерживал голову, чтобы смотреть наверх.
«Папа?!» — попытался произнести Грегор, но у него пересохло во рту, и он не смог выдавить из себя ни звука. Он рухнул перед колодцем на колени и протянул руки к отцу. Это был бессмысленный жест — между ними было метров пятнадцать, не меньше, и Грегор все равно не смог бы до него дотянуться. И руки Грегора повисли в пустоте.
Люкса и Генри опустились на дно, помогли жалкому существу взобраться на спину Авроры и подняли его наверх.
Все еще стоя на коленях, Грегор схватил отца за руку, когда-то такую сильную и ловкую. Трогая эти высохшие безжизненные пальцы, Грегор вспоминал, с какой легкостью отец колол в руке грецкие орехи.
— Папа, — выдавил он наконец, на этот раз вполне внятно. — Пап, это я, Грегор.
Отец нахмурился, словно что-то припоминая:
— У меня лихорадка. И я брежу…
— Нет, пап, это правда я, и я здесь! И Босоножка здесь! — сказал Грегор.
— Какая босоножка? — снова нахмурился отец, и Грегор вдруг вспомнил, что отец никогда не видел свою младшую дочь, — она родилась уже после того, как он пропал.
— Маргарет, — поправился Грегор. Когда мама была беременна, родители уже заранее придумали девочке имя — в честь бабушки отца.
— Маргарет? — Отец окончательно запутался и, смутившись, потер глаза: — Бабушка?
В пророчестве упоминался «некто, который ждет впереди». Но Грегор не ожидал найти своего отца таким потерянным и жалким.
Отец был худ как скелет и очень слаб. А что сталось с его волосами и бородой! Они сделались белы как снег.
Грегор дотронулся до плеча отца и вдруг заметил, что тот одет в плащ из крысиной шкуры. Неудивительно, что сверху он принял папу за крысу.
— Спать… только спать… — невнятно пробормотал отец.
Это было чудовищно. Грегор ожидал, что, одолев все преграды, он снова вернет себе своего папу. И снова почувствует себя мальчиком, который не должен постоянно брать на себя ответственность за себя и за окружающих, — ведь он всего-навсего ребенок. Но стоявший перед ним человек был даже более беспомощным и слабым, чем Босоножка.
Люкса приложила ладонь ко лбу отца Грегора и нахмурилась:
— Да он горит! У него жар не меньше, чем у твоей сестры. И у него совсем нет сил сопротивляться болезни. Вот почему он не может понять, что происходит.
— Может, если я с ним немного поговорю, он вспомнит? Он должен вспомнить, Люкса! — в отчаянии сказал Грегор.
— Нам нужно лететь, Грегор. Прямо сейчас, — настаивала Люкса, вливая большой глоток лекарства из голубой бутылочки в рот отца. — Мы сможем как следует заняться его лечением, когда вернемся в Регалию. Генри, помоги мне закрепить его. — И она принялась приматывать ноги отца Грегора к спине Авроры лентами паутины, которую быстро напряла Гокс. — Генри, ну же! — нетерпеливо повторила Люкса.
Но Генри стоял в стороне и даже не пошевелился. Он не помогал. Не торопился. Он даже не пытался хотя бы сделать вид, что взволнован.
— Нет, Люкса. Нам уже некуда спешить.
Это был очень странный ответ. Никто не понял, что это значит. Никто, кроме Живоглота.
На морде крысы появилось странное выражение:
— Ах вот оно что! Насколько я понимаю, наш Генри уже обо всем позаботился.
— Именно. Генри обо всем позаботился, — сказал Генри.
Он засунул пальцы в рот и громко свистнул.
— Ты что, спятил? Что ты делаешь?! — зашептал Грегор.
Он взглянул на Люксу, которая, казалось, готова была рухнуть без сознания. Шелковая паутина выпала у нее из рук и плавно опустилась на землю.
На дороге послышался топот множества крысиных лап. Но что происходит?! Зачем Генри это сделал?!
— Живоглот! — позвал Грегор.
— Кажется, я тут не единственный шпион, Наземный, — криво усмехнулся Живоглот. — Кое-кто из членов королевской семьи составил мне конкуренцию.
— Ты хочешь сказать, что Генри…
Нет, ни за что на свете Грегор не поверил бы, что Генри шпионит для крыс. Ведь крысы убили его родителей, они истребляют его народ!
— Но он не мог! — бормотал Грегор. — Он не мог! То есть… а как же Люкса?!
Ведь они были так близки, эти двое.
— Извини, кузина, — быстро сказал Генри, — у меня не было выбора. Викус вел нас к катастрофе. Он заключал союзы со слабаками, а ведь наш единственный шанс на выживание — союз с теми, у кого реальная сила. Мы должны объединиться с крысами — и править вместе. Ты и я.
Голос Люксы прозвучал удивительно спокойно — такой спокойной Грегор ее еще не видел:
— Нет, Генри. Этого не будет.
— Ты должна, Люкса! Все равно у тебя нет выбора. Ты обязана либо присоединиться к нам, либо умереть, — сказал Генри холодно, но голос его дрогнул.
— Сегодня или завтра — какая разница? — ответила Люкса. — Может, сегодня даже предпочтительнее.
Она говорила так, будто прожила уже тысячу лет и страшно от этого устала. Но испуга в ее голосе не было.
— Значит, они обещали тебе трон? Генри-Генри, неужто ты такой дурак, что веришь их обещаниям! — громко захохотал Живоглот.
— Они их выполнят. Мы сообща очистим Подземье от тараканов и пауков и разделим его между собой, — сказал Генри.
— Но зачем? Зачем ты это делаешь? — спросил Грегор.
— Я не желаю иметь в союзниках слабаков и трусов, — заявил Генри. — Крысы-то уж точно не слабаки. Мы сними будем защищать друг друга. Вместе мы будем править в Подземье. И тогда люди Подземья обретут спокойствие и безопасность. Это уже решенный вопрос.
— Ах вот как! Вместе значит, — передразнил его Живоглот. — Разбежался. Какое же тебя ждет разочарование! А, вот и твои дружки.
Крыс было не меньше пяти десятков. Они быстро рассредоточились и окружили путников. Многие радостно скалились, жадно пожирая глазами богатую добычу.
Грегор оглянулся на своих спутников. Кто будет сражаться на его стороне? Отец бормочет что-то невнятное о какой-то рыбе. Босоножка лежит в лихорадке на спине у Темпа. Генри предатель, а следовательно, на Ареса можно не рассчитывать. Значит, остаются лишь он, Грегор, Люкса, Аврора, Гокс и…
Грегор вдруг понял, что уже не так уверен в отношении Живоглота. С кем он? На чьей стороне?
Грегор глянул на Живоглота, и тот в ответ подмигнул:
— Помнишь, Грегор, в пророчестве говорится, что лишь четверо из двенадцати погибнут. Как думаешь, покажем им, где раки зимуют, ты и я?
Отлично, по крайней мере одна крыса за него, зато какая!
Кольцо между тем сужалось. В середину круга широкими шагами выступила огромная серебристая крыса. На ухе у нее болталась криво надетая золотая корона, явно предназначенная для человека. Грегор услышал, как судорожно вздохнула Люкса, и понял, что корона, по всей видимости, принадлежала ее отцу или матери.
— Король Грызер! — склонился Живоглот в низком поклоне. — Не смел надеяться, что вы почтите нас своим присутствием.
— Эти бестолковые тараканы говорили нам, что ты утонул, Живоглот, — низким голосом промолвил король.
— Ну, да, таков был план, — кивнул Живоглот в ответ. — Но планы часто меняются.
— Мы должны поблагодарить тебя за то, что ты завел воина столь далеко в наши владения. На самом деле благодарить тебя должен был Генри, но это уже не имеет значения, главное — воин здесь. Я должен удостовериться. Хочу хорошенько рассмотреть его, прежде чем с ним будет кончено. Итак, это он?
Король Грызер в упор уставился на Грегора:
— Ну… я ожидал большего.
— О, не делайте скоропалительных выводов, ваше величество, — сказал Живоглот. — За время пути ему удалось не раз меня удивить.
Он пошел по кругу, время от времени почесывая себе нос. И всякий раз, как он вскидывал лапу, очередная крыса приседала и отшатывалась от него.
— А, это ты, Коготь… И ты, Кровохлеб… и — о, какая радость! — Ты ли это, Колючка? Ты себе не представляешь, как больно мне видеть тебя здесь, в обществе его величества.
Крыса по имени Колючка опустила глаза, не выдержав взгляда Живоглота. Ей что — стыдно? Но разве крысы способны испытывать стыд?
Живоглот приблизился к Генри и подтолкнул его:
— Давай, давай, давай! Встань-ка к своим дружкам.
Генри отбежал и встал за королем Грызером, случайно наступив тому на хвост.
Крысы принялись хохотать, складываясь пополам от смеха. Только король не смеялся — он вытянул хвост из-под ног Генри и со свистом рассек им воздух, разрубив на две половинки бедную Гокс.
Смех мгновенно оборвался. Грегор смотрел, как растекается по земле голубая кровь паука. Все произошло так быстро. Доля секунды — и третий член их маленького отряда мертв.
— Отчего же вы не смеетесь? — спросил король Грызер. — Приказываю всем смеяться!
И крысы стали издавать какие-то нелепые звуки, похожие на блеяние овцы.
Король тем временем растянулся на земле в самой расслабленной позе, но Грегор видел, что его мышцы все еще напряжены от гнева.
— Итак, кто следующий? — спросил Грызер. — Давайте, не стесняйтесь. Может, начать с малявки? Все равно она выглядит так, словно одной ногой уже в могиле, — и он жадно вперился в Босоножку.
«Ну нет, только не Босоножка, — подумал Грегор. — Не Босоножка — пока я жив!»
Какая-то смутная мысль зародилась на краю сознания Грегора. Что это было? О чем-то ему вдруг вспомнилось… И вдруг его осенило. Он понял, о чем говорится в последней части пророчества.
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ТЕХ, КОМУ УМИРАТЬ, РЕШИТ ОСТАЛЬНЫХ СУДЬБУ.
ХОТЬ ВЫБОР БУДЕТ НЕЛЕГКИМ, НЕЛЬЗЯ ПРЕКРАЩАТЬ БОРЬБУ.
«Это я, — наконец осознал Грегор. — Я тот последний, кому суждено погибнуть».
Теперь это было очевидно. Крысам нужен он, Грегор. Ведь он — воин. От него для них исходит угроза. И это ему придется решить судьбу остальных. Решить, а не стоять истуканом и смотреть, как убивают тех, кого он любит. Он воин, а в пророчестве говорится, что именно воину выпало спасать людей.
Теперь, когда он это понял, ему стало легко. Он примерился, разбежался и перепрыгнул через серебристую спину короля Грызера. Позади него раздался оглушительный рев, но Грегор уже несся по дороге. По воплям, что доносились сзади, он догадался, что Люкса, Аврора и Живоглот вступили в бой, чтобы дать ему уйти. Но он был уверен, что большая часть самых воинственных крыс бросилась сейчас в погоню.
Отлично. Значит, у остальных есть шанс спастись. Кроме Генри и Ареса — ему наплевать, что будет с ними.
Фонарик в его руке потускнел, пятно света стало еле различимым, и он отбросил фонарик в сторону. В темноте бежать намного труднее, а ему ведь следовало увести крыс как можно дальше от остальных. Он вдруг вспомнил о фонарике на своей каске — он не включал его, берег на крайний случай. Что ж — видимо, этот случай самый крайний.
Он на ходу включил фонарик, и на дорогу упал яркий луч света.
Но что же делать?! Он совсем забыл, сколь коротка дорога! Уже около ста метров отделяло его от «пропасти без дна». Бежать по тропинке вдоль ущелья было бесполезно, там крысы бы нагнали его в два счета, а больше бежать было некуда.
Он не хотел вот так погибнуть. Не хотел доставить крысам такое удовольствие.
Он слышал, как они шумно дышат и щелкают зубами. А король Грызер хрипит от ярости.
И в этот ужасный миг ему вдруг стало понятно, о чем говорится в последних двух строчках пророчества:
ПОРОЙ, ЧТОБ ЛЕТЕТЬ ВЫСОКО И НЕ ПАДАТЬ, ПРИХОДИТСЯ ПАДАТЬ ВНИЗ. ПОРОЙ ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СМЕРТЬЮ, А В СМЕРТИ КРОЕТСЯ ЖИЗНЬ.
Вот оно! Он должен прыгнуть в пропасть! И его смерть спасет жизнь остальным.
Вот что пытался сказать Сандвич. И теперь Грегор ему верил.
Он прибавил скорости — как на соревнованиях по бегу, когда выходил на финишную прямую. Выложился на всю катушку.
В последнюю секунду на самом краю пропасти он почувствовал острую боль в ноге, но все же Грегор Наземный сумел хорошенько сгруппироваться и оттолкнуться от земли.