Глава 2.
После разговора с Луи Ева задумалась о том, что действительно собиралась покинуть дом Куперов. Ни разу в своей жизни она не сомневалась, что дядя Чарли приедет за ней на ее двенадцатилетие. Тринадцатого марта, ровно через два дня, он должен будет появиться на пороге их навороченного дома.
Ева почти не помнила его лица, лишь грустные серые глаза и грязные коленки. В воспоминаниях из детства, он время от времени появлялся в доме ее родителей. И тогда папа много смеялся, а мама готовила кучу вкусностей. Племяннице он вечно привозил какие-то подарки, любимым и единственным оставшимся после переезда, был медведь по имени Джон, сидящий на полке. У него была участливая мордочка. И когда Ева радовалась, казалось, что он тоже счастлив, и наоборот.
Девочка подумала, что совершенно не желает отмечать свой день рождения с какими-то там банкирами и деловущими партнерами дяди Кларенса. Ее, прямо говоря, тошнило от одной мысли, что провести этот день, ей придется, в такой компании.
В дверь постучали, и в комнату вплыла тетя Барбара.
— Нам нужно выбрать тебе платье для ужина,— пропела она.
— Я не хочу выбирать платье,— пробубнила Ева.
— Глупости! Собирайся, все девочки любят покупать новые наряды.
— А я не люблю! Могу я пойти на ужин в джинсах?
— Давай сегодня обойдемся без твоих странностей, Ева! — миссис Купер решительно проигнорировала этот вопрос.— И одень ты ради бога носки одинакового цвета.— Бросила она, гордо удаляясь из комнаты.
Ева с грустью уставилась на солнечно-желтый носочек на правой ноге и на серый на левой. Еще одна «странность», которая раздражала тетушку. «Нет, бы купить себе ярких платьев и кофточек, нет! Она накупит себе всякого невзрачного тряпья и носки всех цветов радуги и радуется!»— жаловалась она мужу. Кларенс что-то недовольно бурчал, а потом лишь удрученно качал головой. «Это ведь носки, дорогая, только носки! Учитывая то, КЕМ был ее папаша, это ерунда»,— обычно говорил он, но весь оставшийся день поглядывал на Еву так, будто искал в ней что-то ненормальное, неестественное. Все это объяснимо, ведь когда он говорил: «КЕМ был ее папаша»,— он имел в виду, что ее отец был безумцем.
Ева привыкла к этому. Очень рано она поняла одну прекрасную вещь, люди могут думать о ней и ее семье все, что угодно, но правда останется правдой. И высокий мужчина из ее воспоминаний не был безумен. Ева часто спрашивала себя, как она может быть в этом уверена, если помнит так мало. Но она просто знала, не утешала себя, а просто чувствовала это.
Когда тетя Барбара попросила ее обойтись без странностей, Ева вздохнула. Уж, чего, а этого добра в ее жизни хватало. Однажды в ее комнате посреди ночи появился добрый десяток светлячков, но когда она рассказала об этом тете с дядей, те лишь усмехнулись, мол, ну, и воображении, какие насекомые посреди зимы! Но они-то были, светились, сияли совершенно по-настоящему. На ее окне часто каким-то загадочным оказывались сухие цветочные лепестки. Кто-то посреди ночи топал по стенам в ее комнате, что-то сквозь утренний сон подмигивало ей холодными светящимися глазами. Не так-то просто обойтись без странностей, когда они так и носятся за тобой по пятам.
***
Целых три часа тетя Барбара таскала девочку по магазинам. Вкус у нее был, прямо говоря, своеобразный. Поэтому она надевала на Еву только самые вычурные наряды. Девочка с ужасом таращилась на себя в примерочных. А продавщицы бегали вокруг и ворковали, что тот или иное платье ей ужасно идет. В итоге, миссис Купер остановила свой выбор на совершенно отвратительно розовом платье, в котором Ева была похожа на квадрат.
— Я не хочу это платье, — с ужасом пропищала девочка, когда тетушка начала расхваливать его.
— Почему!? Очень красивое платье! Ты в нем похожа на принцессу.
— Я не хочу покупать ЭТО!— Ева ощущала отчаяние.
— Зато Я хочу!— отрезала миссис Купер.
Всю дорогу домой Ева думала о жестокости и несправедливости жизни. Она не стала напоминать, о том, что тринадцатого марта у нее день рождения. Не стала ссориться с тетушкой из-за проклятого платья. Но ей было обидно, как всякому человеку, чье мнение не ценят и не считаются с ним.
Мистер Купер сказал, что платье прекрасное, но Кендис оно бы пошло больше. Карл расхохотался, увидев это произведение искусства, а Луи расхохотался, увидев, как смеется Карл.
Ева предпочла, как можно раньше скрыться в своей комнате в этот день, ссылаясь на головную боль. Это известие никого особо не заинтересовало. Весь вечер она рисовала какие-то затейливые узоры. Это отвлекало от дурных мыслей.
За окном стояла поздняя ночь, когда она, наконец, легла спать. Девочка чувствовала себя странно. Ее руки будто покалывало, а внутри что-то кипело. Но Ева не успела толком подумать об этом, она провалилась в сон тихий и безоблачный.
Следующий день прошел еще менее интересно, чем предыдущий. Тетушка затеяла уборку, и Ева была обязана помочь ей в добровольно-принудительном порядке. И весь день ведра с водой опрокидывались, тряпки рвались, из крана шла либо ледяная вода, либо кипяток. А странное чувство в руках продолжало расти. Вечером Ева даже решила сказать об этом миссис Купер.
— Ох, ну, такое иногда бывает. Наверное, ты перетрудилась, иди-ка отдохни,— сказала она.
Ева уснула, стоило ее голове коснуться подушки. А утро пришло слишком рано и совершенно не принесло бодрости. Девочке хотелось бы оставаться в кровати весь день, а то и всю жизнь. Но тетя Барбара заставила ее спуститься к завтраку.
— Выглядишь не очень,— отметил Карл.
— Не очень,— подтвердил Луи.
— Ешьте быстрее, а то опоздаете в школу!— настроение у миссис Купер всегда было прямо-таки зверским перед каким-либо важным мероприятием.
Поэтому все поспешили убраться из-за стола как можно скорее, даже Луи.
День в школе прошел обычно. Никто не обращал внимания на Еву, а Ева не обращала внимания на других. Парочку раз она уснула на математике, а в остальном все было спокойно.
Ужин был назначен на семь, дом Куперов гудел от приготовлений. Этот шум создавали, в основном, тетя Барбара, дядя Кларенс и Кендис, которая хотела и тут выглядеть потрясающе, остальным же жителям дома было все равно. Карл сидел за компьютером, Луи смотрел мультики, А Ева старалась абстрагироваться от жуткого розового платья, которое достала и отгладила миссис Купер.
«Интересно, можно этот случай рассматривать как жестокое обращение с детьми?»— подумала девочка.
Никто так и не поздравил Еву с днем рождения. Это было, пожалуй, простительно Карлу, который вообще очень плохо запоминал даты или Луи, который в принципе не умел считать. Она не хотела поздравлений от Кендис, та наверняка сказала бы ей какую-нибудь гадость. Но мистер и миссис Купер могли бы не игнорировать факт ее двенадцатилетия.
— Ева!!! Одевайся!!! — раздался вопль тети Барбары с первого этажа.
Ева еще несколько минут лежала в потолок, обдумывая насколько гадко она поступит, осуществив свой план. И решив, что в его результате пострадать может только она сама, бодро направилась к шкафу.
— Как здорово, что тетя не сказала, во что мне одеваться,— прошептала девочка.
Она не совсем миролюбиво переложила платье на стул и кинула на него подушку, чтобы не мозолило глаза. Девочка надела самый обычный зеленый свитер и самые обычные черные брюки. Ева расчесала свои каштановые волосы, и приколола их сзади заколкой, чтобы не лезли в глаза. Она посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна результатом.
Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, Карл вошел внутрь. Он удивленно застыл, переводя взгляд с Евы на прижатое подушкой платье.
— Мама тебя убьет,— в его голосе звучало уважение.— Но чтобы тебя не заставили надеть вот это розовое безобразие, его надо хорошенько помять, — злодейски улыбнулся мальчик.
На их счастье ткань мялась прекрасно. Поэтому через пять минут платье выглядело так, будто им поиграли в футбол. Ева аккуратно повесила его на вешалку. Карл выглядел удовлетворенным.
— Теперь тебе стоит сидеть тут до самого выхода. А я должен спрятать эти уродские узконосые ботинки,— сказал он.— Да, и еще, когда мама будет орать на тебя, а она будет, сделай вид крайней сокрушенности. Может быть прокатит.
Когда дядя Кларенс позвал всех вниз, Ева подождала, пока из комнаты выйдет Кендис, и спустилась лишь после нее. Вид у мистера Купера был и без того нервозный, но когда он увидел Еву, его левый глаз задергался.
—Что это?— севшим голосом спросил он у жены.
Та лишь пораженно охнула и взмахнула руками. Карл был невозмутим, Луи ничего не понимал, а Кендис была довольно счастлива, что Ева сейчас получит.
— Где платье?— сквозь зубы процедила тетя Барбара.
— Наверху, — ответила Ева.
— Я не идиотка! — взорвалась миссис Купер.— Почему платье не на тебе?!
— Оно помялась, — девочка подумала, что в ее голосе недостаточно сожаления и добавила. — Очень жаль.
— Нахалка!— заорала тетушка Барбара и понеслась на второй этаж.
Она вернулась очень быстро с еще более рассерженным видом.
— я не успею снова отгладить платье, Кларенс,— сообщила она с видом высшей степени оскорбленности.
— Едем так,— сказал мистер Купер.— А ты!— он указал пальцем на Еву.— Считай, что не увидишь сладкого до конца своей жизни.
Девочку вполне устраивал такой расклад. Ведь если все получится, уже сегодня ночью ее здесь не будет.
Всю поездку до мерзкого ресторанчика дяди Кларенса мистер и миссис Купер рассуждали о неблагодарности Евы за всю благодетель, которой они ее наградили.
— В пять лет я забрал ее из дома моей несчастной сестры, растил как свою собственную дочь! И что в итоге?! Она даже не может надеть платье, которое я купил ей на свои честно заработанные деньги!— горланил он, сжимая руки на руле. — Чем я заслужил такое отношение, Барбара?
— Ничем, милый. Это форма высшей неблагодарности.
— А стоит ей обзавестись деньгами, она бросит нас! И никогда больше не вспомнит!
— Прости, дядя Кларенс! — неожиданно для самой себя заговорили Ева. — Но разве я недостаточно вложилась в благосостояние семьи своим наследством?
В машине повисла тишина. Миссис Купер схватилась за сердце.
— Да как ты смеешь так говорить!?— завизжала Кендис.— Твое наследство!? Твоя только грязь под ногтями, идиотка! Мои родители кормили и одевали тебя столько лет! Так что считай, что ты просто выплатила свой долг.
— Заткнись, Кендис, — сказал Карл.
— Не разговаривай так с сестрой,— рявкнул мистер Купер.
— Понял, червяк?— торжествовала Кендис.
— Какая же ты тупорылая!— Ева была удивлена поведением Карла.
— Карл!!! Я не желаю слышать таких слов,— сказала Барбара.— Еще раз это повторится, и ты будешь сидеть дома месяц!
Мальчик фыркнул.
— У вас устаревшая система воспитания.
Больше никто не проронил ни звука. Чему Ева была ужасна рада.
Ресторанчик мистера Купера был отвратительным. Да, об этом уже говорилось, но он был ДЕЙСТВИТЕЛЬНО отвратительным. В нем было темно даже днем. На окнах висели пыльные бордовые шторы, которые должны были создавать ощущения роскоши, но появлялось чувство, будто ты пришел поужинать в какой-то склеп. В воздухе витал запах дешевого кальяна. Потолки были низкими и давили. А еда была, ну, просто мерзкая. Единственными съедобными вещами здесь были, пожалуй, хлеб, да какой-нибудь простой салат.
За большим столом собрались мистер Мейер, человек, собирающийся строить отель рядом с паршивым рестораном. Он производил впечатление, персоны удивительно глупой и недальновидной, у него была дурацкая, немного неуместная улыбка. Мистер Мейер говорил много и не по делу. И Ева сделала вывод, что только такому идиоту, и придет в голову идея вести бизнес с дядей Кларенсом.
Кроме него здесь был банкир мистер Харви со своим сыном. От одного взгляда на них волосы у Евы встали дыбом. Банкир был коренастым и очень толстым мужчиной, его обширные щеки скрывали и без того маленькие глаза, редкие волосы были сальными (будто их вообще никогда не мыли). Его сыночек представлял собой практически полную копию отца. Только в чертах лица мальчишки читалось что-то недоброе.
— Это мой сын — Стивен,— сказал мистер Харви излишне высоким голосом для такого мужчины.
Конечно же, Еву посадили рядом со Стивеном. Карл сидел напротив нее. По его лицу можно было заметить, что ошарашен даже он. Мистер Мейер уже начал рассказывать о том, что он страшный фанат крокета. Мистер и миссис Купер поддакивали невпопад, а банкир смеялся своим неприятным свинячьим смехом.
— Ты худая, как палка, — внезапно выдал Стивен.
От такой любезности у Евы закончились слова. Она просто сидела с выпученными глазами и смотрела на мальчишку. На его же лице нарисовалась высокомерная ухмылка.
— Вот как,— наконец, выдавила она из себя.— Большое спасибо, ты очень любезен.
— Я не делал тебе никаких любезностей. Я сказал, что ты тощая. А твоя сестра красивая. Что скажешь на это?
Еве показалась, что у нее отвисла челюсть. Одно дело, когда такое говорит Кендис, девочка давно привыкла к ее нападкам (но совсем другое слышать такое от свиноподобного мальчишки). Лицо Евы в одну секунду стало спокойным. Такое случалось всякий раз, когда она приходила в ярость. Карл, выпучив глаза, налег на стол.
— Во-первых, душ — это прекрасная вещь, Стивен, не нужно этого бояться. Во-вторых, я понимаю, почему ты такой огромный, тренажеры в спортивном зале ломаются под тобой. И в третьих, мне неинтересно твое мнение, — она отвернулась от мальчишки и встретилась взглядом с Карлом.
Кузен довольно улыбался. Его вздернутая вверх бровь говорила о том, что это победа.
На лице же у Стивена застыла гримаса злости и отвращения. Он принялся за «изысканное» жаркое. Выглядело это так, будто кого-то стошнило в его тарелку.
— Моя милая сестра после своей смерти оставила мне наследство,— изгалялся мистер Купер.— Я, конечно, вложил его в «Жемчужину».
Ева почувствовала, что ее руки горят. Она взглянула на свои ладони. В них не было ничего необычного. Но казалось, что кто-то дробит ей кости, а кожа вот-вот обуглится и слезет. Кто-то с силой наступил Еве на ногу под столом, но по сравнению с тем, как болели ее ладони, это казалось ерундой. Она уставилась на Стивена, который сидел с таким невинным выражением лица, будто он не был самой грандиозной свининой на свете.
— Чего тебе надо-то, придурок?— пробубнила Ева сквозь зубы.
Лицо ее исказилось, а от боли ее бросала то в жар, то в холод.
— Чего вылупилась?— спросила Стивен.
Ева не хотела ничего делать. Но будто какая-то невидимая сила твердо направила ее руку прямо к тарелке с недоеденным жарким. Одно ловкое движение, которое отозвалась во всем теле жгучей болью, будто кто-то ударил ее по оголенным нервам, и жаркое упала прямо на Стивена. За столом повисло оглушительное молчание.
— Ева!— воскликнула тетя Барбара.
Хотела бы Ева сказать что-то в свою защиту, но как бы она объяснила эту очередную странность. Боль медленно оставляла, но тем хуже казалось все происходящее.
— Что ты наделала?— причитал дядя Кларенс.
— Ну и манеры у вашей дочери!— заявил банкир.
— Она нам не дочь, понимаете ее отец...— быстро тараторила Барбара.
— У вашего сынка тоже, я бы ему и не такое на голову вывалил,— принялся выгораживать Еву Карл.
Но громогласное «КАРЛ!» прервало его тираду.
Тетя Барбара быстро оказалась рядом с Евой и довольно грубо потянула ее в уборную. Она молча помогла девочке умыться.
— Что ты можешь сказать в свое оправдание?— спросила миссис Купер, пока Ева вытирала дрожащие руки салфеткой.
— Я не специально,— только и сказала девочка.
— Ты хоть понимаешь, в каком свете ты нас выставила!?
— Не переживайте, ведь я не ваша дочь, да и дело собственно в моем отце!— Ева с обидой швырнула скомканную салфетку в мусорное ведро.
Это были неприятные слова, куда более обижающее, чем отдавленная нога или жаркое, которое попало на нее саму, хотя не должно было. Неприятно было быть пустым местом, которое совершенно не боялись обидеть. Тятя Барбара так и застыла с открытым ртом. Лампочка в туалете несколько раз мигнула, кто-то хлопнул дверью, стремительно выходя оттуда, таким оглушительным было молчание.
— На свитере останется пятно,— сказала миссис Купер, потому что не знала, что сказать.
— Неважно,— ответила девочка.
— Нам нужно вернуться и спокойно завершить вечер.
— Я не хочу возвращаться.
— Это важно для твоего дяди.
— А я важна для моего дяди?— злость все еще не отпускала ее.
Миссис Купер сокрушенно поджала губы. А Ева продолжила:
—Нет, не важна. Никогда не была. Я — обязательное условие наследства. Вы бы не взяли меня, если бы не оно.
— Что ты такое говоришь, Ева!?
— Правду,— ответила девочка.— Мне жаль, что я доставляю столько хлопот.
Тетя Барбара проводила ее до стойки регистрации. Вид у нее был даже немного виноватый. Женщина остановилась и хотела, было, что-то сказать, но лишь покачала головой и удалилась.
Ева мечтала о том, что когда они вернуться домой, на пороге будет сидеть высокий человек с грустными серыми глазами. Черты его лица давно растворились в ее памяти, остался лишь образ в целом. Но она не сомневалась, что он похож на отца. Не сомневалась, что когда дядя Чарли смеется, становится легко и спокойно. Ей нужен был кто-то, кто по-настоящему любил и помнил ее родителей. Кто-то, кто полюбит ее.
Это был очень долгий вечер, практически бесконечный. Пару раз к ней проскользнул Карл. В первый он грязно ругался на Стивена. Во второй, он просто разговаривал с ней, стараясь отвлечь ее мысли от этого ресторана и этих людей. Карл обсуждал с ней «Время приключений» и строил совершенно нереалистичные теории относительно происхождения Фина. И Ева даже смеялась. Карл совершенно не был плохим, не был ограниченным. Карл был ее первым другом и навсегда останется им.
От мерзкого освещения у девочки жутко разболелась голова, она тихонько сняла свою куртку с вешалки и вышла из ресторана. Начался настоящий снегопад, фонари тускло поблескивали в темноте. Ева села на скамейку уже порядком засыпанную снегом.
— Мисс,— раздался скрипучий голос.
Девочка оглянулась, но никого не заметила. Прохожие спешили по своим делам, совершенно не обращая на нее внимания.
— Мисс!— вновь раздался голос.
Ева повернулась и встретилась взглядом с низеньким человечком. Ростом он едва доходил ей до талии, а одет был в странную старомодную одежду, на голову человечек надел длинный черный цилиндр.
— Вы это мне?— спросила девочка севшим от удивления голосом.
— Вы ведь, Ева Вереск, мисс?— уточнил он с надеждой в глазах.
— Я?— Ева даже не пыталась скрыть своего удивления.— Ну, да.
Человечек облегченно выдохнул. Он в один прыжок забрался на скамейку с ногами и, весело приплясывая, поклонился девочке.
— Я счастлив нашей встрече!— воскликнул он.— Так счастлив, Ева Вереск!
— Простите, мы знакомы?— спросила девочка, а ситуация становилась все страннее и страннее.
— Конечно, нет, мисс! Но сегодня ваш День Рождения!
— Эм, да, как вы узнали?
— Мой народ помнит о вашем отце,— человечек скорбно опустил глаза.— Он был выдающимся, блестящим инексом и очень благородным человеком.
— Кем был?— удивленно воскликнула Ева.
Человечек понимающе покачал головой.
— Тени сгущаются, мисс,— он опасливо оглянулся, будто кто-то мог их подслушивать.— Вам нужно быть сильной и бесстрашной, как ваш отец. Позвольте поздравить вас с Днем Рождения и подарить вам скромный подарок!— человечек быстро положил Еве на колени небольшой сверток, завернутый в мятую крафтовую бумагу.— Будьте осторожны и бдительны, мисс Вереск. Вы уже в опасности. Каждый день мы молимся за вас, как за Эрика Вереска.
Ева пораженно уставилась на подарок, внезапно оказавшийся у нее. Смысл слов пугал ее, потому что человек явно знал куда больше, чем она.
— Благодарю вас,— сказала девочка, все еще пораженно разглядывая сверток.— Но кто вы такой? И о чем вы говорите?— Ева подняла глаза, но маленького человечка уже и след простыл.
Рядом с ней на скамейке ровным слоем лежал не тронутый снег. И Ева подумала бы, что это она тронулась умом, но крафтовая бумага тихонько скрипела в ее пальцах.
— Едем, Ева,— сказала миссис Купер, выходя из ресторана.
Ева быстро спрятала сверток под куртку и поспешила к машине.
***
Поездка домой тоже оказалась бесконечной. Видимость была просто ужасной, машина несколько раз заглохла. Единственными, кто болтал, были дядя Кларенс и Кендис. Причем, разговаривали они, совершенно не слушая друг друга. Ева подумала, что это ужасно глупо кидаться никому не нужными словами. В ее душе все тянуло и ныло от странной встречи и ожидания еще одного необходимого чуда.
Когда машина все-таки подъехала к дому Куперов, на пороге никого не было, в доме не горел свет. Ева молча поднялась в свою комнату, но и здесь было пусто и темно. Девочка не стала зажигать лампу. Она села на письменный стол, стоящий прямо перед окном. Пододвинула к себе электронный будильник, на нем ярко горело 10:13. Улица была пуста. Редко какой-нибудь случайный прохожий быстро проходил перед их домом. Ева внимательно следила за ним, пока он не скрывался из виду.
Куперы затихли. Дом молчал, что казалось удивительным с таким количеством детей. Ветер шевелил деревья, падал снег, заново укрывая землю. А часы показали полночь. Чудо не произошло.
Ева слезла со стола и подошла к полке. На нее уныло глядел плюшевый медведь.
— Как же так, Джон?— спросила она медведя.
По ее щекам капали слезы, а на душе было так грустно, как бывает только тогда, когда чего-то очень сильно ждешь, а оно не происходит.
Ева легла спать. Она быстро провалилась в сон. Тяжелый день сделал свое дело.
Медвежонок Джон грустно смотрел на девочку.