Вроде все хорошо..
Я сидела на кухне и пила чай, бросая быстрые взгляды в сторону Саши, что была постарше меня лет так на пять, сидела в углу зеленого диванчика, уткнувшись в телефон, и лишь изредка покусывала шоколадную печеньку. Как говорила девушка, послеобеденные два часа обычно проходят именно так, потому что людей еще почти нет, а самим ехать куда-либо пока рано, да и вообще, по идее, запрещено. Зависшую тишину нарушали лишь голоса животных и птиц, ведь помимо лошадей на ферме обитали и другие представители фауны.
Маша, которая возомнила себя тренером и была «самой старшей и главной в нашем коллективе», стояла за стенкой кухни — на маленьком ресепшене, как её попросил дядя Ваня, он же отец Смирницкого.
Гостей пока не было, а остальные ребята из класса, не согласившиеся помогать с подготовкой коней, остались разбивать лагерь, поэтому Мэш и я могли спокойно наблюдать, как работники занимаются своими делами. Один лишь кот сидел и смотрел на вывешенный на стену график работы на следующий месяц. Больше говорить не о ком, так как работников проката было всего трое сегодня, если считать кота Ваську.
— Са-аш, а ты сможешь завтра выйти в смену? А то Капитошка отписалась, что мама все- таки берет ее с собой в Новгород, — наконец прервал тишину дядя Ваня, заходя в помещение.
Отец Григория Ивановича появился так неожиданно, как и уже остывший чай неожиданно оказался на моей футболке. Девушка, отложив телефон в сторону, задумалась, очевидно, вспоминая, есть ли у неё планы на завтрашний день.
— Да, — после минутного молчания ответила Сахарная, — конечно смогу, — она улыбнулась одной из самых искренних улыбок, которые я когда-либо видела, а после поднялась с места и, схватив меня за руку, поплелась к дверям.
— Пошли, приготовим корм коням на прогулку.
Девушка пихнула мне в руки большой ящик, наполненный разноцветными пакетиками с изображением моркови и кусочка хлеба. Как я и предполагала, Саша привела меня в амуничник, где хранились нарезанные угощения.
Состав корма был слишком прост, чтобы я могла забыть его за эти годы: подсушенные куски хлеба и дольки морковки. Лошадь, обычно, в восторге от такого перекуса, особенно в тех случаях, когда морковь попадается свежая и сладкая.
***
Дверь слишком резко открывается, больно ударив меня по лицу, а после в комнату пропихивается голова Русевой.
— Аа-а-аст, двух коней, которых собирали для тебя и Гриши забрали какие-то мать с дочерью, — оповестила подруга, заходя в комнату и подходя ко мне, после щелкая меня по носу. — Соберите с Сашей лошадей, — попросила (или приказала) Маша, удаляясь из помещения на улицу. — Я не могу, я к классу, а то эти идиоты за час нихуяшеньки не сделали, лишь вещи по поляне раскидали, а после спали.
Я отнесла корма на улицу и вновь отправилась в амуничник. Мне не составило труда достать с верхних держателей два выездковых седла, подобрать подходящие подпруги, после я взяла шамбарьеры, корду с переходником и пошла к коням. Саши нигде не было видно, поэтому я решила, что смогу вполне справиться сама.
Экскурсия по местности мне больше не требуется, ведь дядя Ваня все сразу показал и рассказал.
Проверив в карманах наличие моркови, я направилась к деннику, в котором, судя по серой табличке, находился Мустанг.
— Му-у-уся, — смеясь, протянула я, зайдя в денник к коню. Протянув руку к Мустангу, я резко её отдёрнула, ведь лошадь прижала уши, показывая своё недоверие и, возможно, злость.
— Кры-ы-ыска, — фыркнула я, все же проводя рукой по холке.
Закончив с ласками, я принялась готовить коня к выездке, благо, конь был заранее хорошо очищен. Положив вальтрап с подушкой чуть выше холки, я накинула на лошадь седло, надела мартингал и лишь слегка зацепила подпругу. Уздечка осталась висеть на прежнем месте — позже поправлю, не буду же я коня мучить! Потрепав Мусю-злюку за ухо, я вышла, прикрыв за собой дверку. Да, особым дружелюбием Мустанг, очевидно, не отличался.
Зайдя в соседний денник, в котором был самый, видимо, высокий из здешних, серый в яблоко, молодой, подтянутый и с удивительными глазами конь с величавой кличкой Феникс. У меня от удивления открылся рот. Я медленно подошла к коню, который с самым спокойным видом пережевывал своё сено.
— Фе-е-енечка, — протянула я, улыбаясь во все тридцать два.
Зачарованная красотой коня, я вовсе не заметила, как сзади подошёл классный руководитель.
— Правда, красивый? — улыбнулся Смирницкий, проводя рукой по морде Феникса. — Это мой, так скажем, любимчик, хоть все остальные и считают его жутко пугливым дурачком, — Григорий Иванович прошёл к коню, предлагая тому морковь. — Я пока выведу Мустанга, готовь Феникса, — кивнув в сторону лошади, которая приблизилась ко мне, вероятно, чувствуя аромат свежего угощения в моих карманах.
Я села прямо на опилки в деннике, начиная скармливать Фене половину своих запасов моркови, после наконец оседлав его.
***
Я отчаянно простонала, чувствуя, как подкашиваются мои ноги. Уж не о таком походе я мечтала. Григорий Иванович назначил меня главной, а сам пошёл прогуляться вдоль берега, называя свою прогулку ну очень важным занятием.
Вскоре, по правде говоря, мне сильно надоело, что делаю все тут, практически, только я, поэтому я, крикнув одноклассникам, которые развалились на мягкой зелёной травке и, с улыбками на лицах, поедали вкусности, купленные ими в городе, направилась куда-то в лес по тропе, надеясь выйти к реке.
Услышав недовольства со стороны всех отдыхающих, я выудила из заднего кармана джинс белые наушники, после врубая на всю громкость музыку на телефоне и отгораживаясь от внешнего мира.
Лес был густой, практически непроглядный, а тропинка, по которой ранее шла, закончилась. Где-то в окраине сознания промелькнула мысль, что стоило бы вернуться, дабы не потеряться, но я упорно игнорировала свою внутреннюю истеричку, направляясь вперёд и свято надеясь на свою интуицию, которая, кстати говоря, ни чуть не подвела.
Через двадцать с лишним минут я вышла к, как я думала, речке, впоследствии оказавшейся озером. Я и представить не могла, что природа может быть настолько красивой и идеальной. Смотря на противоположный берег, я мечтала переплыть и оказаться там, среди высоких тёмно-зелёных елей и сосен. На мелком песке, у самой воды, лежало огромное количество камней, о которые можно было разбиться. Эти камни, наверное, унесли большое количество человеческих душ, которые, по неопытности, разбили свои лодки о берег. Мелкие волны, которые создавал ветер, направлялись к берегу.
Мне казалось, будто я сошла с ума, ибо во мне возникло непонятное чувство: жизненно необходимо мне нужно было спуститься к воде, чтобы дотронуться до прохладной воды и понять, что жизнь — вот она, вокруг. В маленьких повседневных радостях и победах, а не в сети. Жизнь — это наслаждение моментом и тем, что вокруг. Сидеть в интернете, смотря на фотографию какого-нибудь фотографа-недоучки, и восхищаться природой — совсем другое, не похожее на то, когда ты видишь всю эту прелесть вживую.
Я медленным шагом подошла к ветхой лестнице из досок, ведущей вниз, на камни, а после аккуратно спустилась к воде.
Волны плескались у ног и я почувствовала, как носы кед слегка намокли. Я готова была остаться тут жить, лишь бы это спокойствие, царящее в данный момент внутри, оставалось со мной всегда.
Где-то далеко, скорее всего, рыбачили несколько мужчин, из-за расстояния казавшиеся лишь чёрными точками на горизонте.
Мне нравился этот вид и момент. Мне нравилось это спокойствие, которое принесло это место. Ещё с детства я любила, когда отец брал меня с собой на рыбалку или дачу, ведь тогда ещё юная я могла после обеда убежать к водоему и искупаться, а после сесть на берегу, закутавшись в большое и тёплое махровое полотенце, которое приносил мне папа, и наблюдать за тем, как медленно наступает вечер.
Погрузившись в воспоминания, я перестала обращать внимание на играющую в наушниках музыку. Медленно осмотревшись по сторонами, я заметила огромную, как я её называла, деревянную катушку, похожую на ту, что стояла у моих соседей на даче. Я всё время залезала на неё, укладываясь поудобнее и, свесив ноги, наблюдая за передвижением облаков по небу.
Осмотревшись по сторонам, я подумала, что мне ничего не мешает повторить тот трюк пятилетней девочки, поэтому я поднялась с холодного камня и, аккуратно переступая по другим камням, добралась до катушки. Забравшись на неустойчивое строение, я негативно выругалась насчёт свой жизни неудачницы, стараясь сесть получше, равномерно распределяя свою массу тела на поверхности. Катушка, издав неприятный треск, покачнулась, а я схватилась за противоположный от стороны наклона край. Сооружение наконец-то замерло, а я, уложившись на спину, прикрыла глаза, погружаясь в музыку.
***
Кругом снег. Слишком холодно, слишком скользко и слишком светло. Я прищуриваюсь, делаю ладонь козырьком и стараюсь проглядеть что-нибудь из того, что происходит вокруг. Опять-таки машина скорой помощи, рядом с которой стоят двое мужчин и закрывают пакет с телом Астер-старшего.
Посреди дороги стояла родительская машина, врезавшаяся в каменную колонну моста. Хотя, эту груду металла сложно было назвать машиной, скорее, это были её остатки.
Я, во второй раз оказавшийся на месте аварии, не обращала внимания на всё, что происходило вокруг. Меня больше волновало совсем другое: в этом сне, как и в прошлом, где-то есть моя старшая сестра. Я медленно прошла к людям, которые суетились вокруг своих рабочих машин. Все зеваки, пришедшие посмотреть на произошедшее, не замечали меня, которая проходила будто сквозь них. Кто-то из молодёжи снимал всё на свой мобильный, а люди из более взрослого поколения лишь покачивали головами, цокая языком и приговаривая, мол, отец по-любому был пьян.
Я не знала, где искать Диану, ведь на прошлом месте, где я видела её в своём первом сне, девушки не было.
Откуда-то со стороны послышался крик, от которого у меня заложило уши. Все звуки резко усилились в несколько раз, из-за чего я не могла нормально соображать, еле перебирая ногами к тому месту, где стояла какая-то пожилая женщина, чей крик минуту назад вывел меня из колеи.
К тому моменту, когда я наконец-таки подошла к уже собравшейся толпе, врачи скорой помощи разгребали снег, из-под которого ранее виделась тонкая рука девушки.
Диана.
Снег, окружающий голову сестры, уже приобрёл багровый оттенок, а я почувствовала рвотные позывы. Затылок Дианы был разбит, из раны на котором уже не так стремительно сочилась кровь, окрашивая поверхность вокруг. Некоторые кости порвали кожу, выглядывая наружу и создавая ещё более ужасающее и отвратительное зрелище.
Я не могла на это смотреть. И не смотрела.
— Аст, овца ты этакая, — открывая глаза, услышала я, чувствуя удар локтем в бок. — Ты зачем сюда упиздила? — недовольно сморщив нос, уточнила Маша, после залезая ко мне.
— Тут красиво, — вместо ответа, прошептала я, постепенно отдаляясь от мыслей, присутствующих во время сна.
— Может, — начала девушка и осеклась, вероятно, подбирая нужные слова, — хватит пиздострадать? Дай своему мозгу хоть день отдохнуть! — воскликнула Русева, приподнявшись на локтях и бросив быстрый взгляд на противоположный берег.
Я молчала, по-прежнему не поднимаясь и через прикрытые ресницы наблюдая за облаками. Я, даже если бы и хотела, не знала, что сказать, поэтому более правильным вариантом для меня было лишь вдохнуть полной грудью свежий воздух, после со свистом его выпуская. В голове бушевала пустота, от которой было не особо комфортно. Мыслей не было вообще, как и эмоций. Я будто превратилась в живой манекен, душа которой покинула своего обладателя много лет назад.
— Ешь, сегодня такой хороший день, — проговорила Мэш, усаживаясь поудобнее, — ты же так хотела сходить прогуляться на лошадях. И сейчас ты сидишь тут и пиздострадаешь? — слегка удивлённо сказала девушка, естественно, зная ответ на свой риторической вопрос. — Нахуй всех этих Редов-хуедов и Глебов. Тут твои друзья, Есения, — слишком громко подвела итог Маша и её слова эхом разнеслись по местности.
— Вы уже разбили лагерь? — резко спросила я, наконец приходя в себя после некого транса.
Русева радостно улыбнулась, радуясь, что смогла вывести меня из мини-депрессии. Девушка несколько раз кивнула, а затем начала слезать с огромной катушки.
— Ну, чё, погнали прокатимся, — хитро улыбнулась я, спрыгивая прямо в воду. Плевать на намоченные кроссовки, я сегодня отдыхаю.
***
— Нет, ну, Феня! — возмутилась я, когда конь вместо бега перешёл на ещё более медленный шаг. — Ну мы же с тобой друзья, ну-у, — протянула я, наклоняясь к морде Феникса. Потрепав непослушную лошадь за ухо, я слегка дёрнула поводья, на что Феня отозвался глухим ржанием. — Не заставляй меня пускать слезу, чтобы ты выполнял мои задания!
— Феникс любит угощение, вот тогда-то он и готов выполнять все, что нужно, — заявил появившийся практически из неоткуда Смирницкий, нагоняя меня.
Классный руководитель приблизился к морде Феникса, протягивая руку со свежей морковью. Я, на несколько секунд задержав дыхание, наблюдала за этой картиной, про себя отмечая, что Григорий Иванович действительно очень хорошо ладит с лошадьми.
— Она хорошая, правда, — улыбаясь, проговорил Григорий Иванович, — и она хочет, чтобы ты ее слушался, Фенька, — добавил мужчина, разговаривая, как оказалось, не со мной, а с лошадью, на которой я сижу.
— Григорий Иванович, — решила прервать монолог учителя. — А где все?
— Так ты, швабра ушастая, вообще в другую сторону лошадь погнала, — пояснил мужчина, жестом указывая назад и как бы говоря, чтобы я разворачивалась. — Остальные на поле ждут, с конями подружиться пытаются, так что погнали, — улыбнулся Смирницкий, дергая поводья и разворачивая коня в другую сторону.
Я рассмеялась, представляя себе, как мои одноклассники, которые вообще впервые сели и поехали верхом на коне, нервно ругаются, пытаясь совладать с непослушной лошадью.
Через некоторое время, когда я всё же смогла договорилась с Фениксом, подкармливая того своими запасами морковки, я нагнала своих одноклассников, которые столпились вокруг... Глеба Остаповича?
— Бля-я-ять, — отчаянно протянула я, проводя рукой по волосам. — Ты-то тут какого хуя? — стараясь говорить как можно тише, спросила я. Старалась тише, а получилось как всегда.
Викторов мило беседовал с девочками из класса, которые пошли в поход, совершенно не заметив, как пришла я.
— О, Аст, — резко воскликнула Лика, чуть ли не обвиваясь вокруг мужчины и указывая тонким пальчиком в мою сторону. — Есеничка, иди к нам!
Я, пытаясь перебороть желание убежать куда-нибудь подальше, лишь бы не видеть, как Лика липнет к Глебу Остаповичу, слезла с Феникса и подошла к ребятам. Встретившись взглядом с Машей, я слегка улыбнулась, показывая всю свою усталость.
— Лика, может хватит быть шлюхой? — резко спросила Русева, подходя к девушке и одергивая её за руку, после уводя её подальше, очевидно, для того, чтобы поговорить.
— Слава Богу, — со вздохом проговорил Викторов, окидывая взглядом собравшихся.
Я старалась не встречаться взглядами с преподавателем, ибо инцидент, произошедший на последнем уроке математики, я очень хорошо помнила. Но, кажется, Глеб Остапович вовсе не злился на меня за мое нахальное поведение, иногда даже подшучивая вместе со мной над кем-нибудь из класса.
Викторов уделял излишнее внимание мне, а я в свою очередь чувствовала, как вновь становится спокойно, когда мужчина смотрит своими карими глазами прямо в зелёные глаза.
Возникшую идиллию нарушил громкий голос, который был мне, вроде бы, знаком.
— Глеб! — позвал Слэм, он же мой репетитор, подбегая к Глебу Остаповичу.
— Ангелина, — вдох, — она куда-то ушла, — запыхавшись, сказал он, а все присутствующие задержали дыхание.