3. Просто будь рядом
Сегодня вставать не хотелось совсем. Лучи солнца предательски светили прямо в глаза. И почему вчера стало лень задвигать шторы? Леонард мысленно поклялся больше не лениться и всегда доделывать дела перед сном, чтобы не просыпаться в такую рань. На часах ведь было всего 4 утра. Учитывая, что лёг он два часа назад, весь день будет клевать носом, но больше до наступления темноты не уснёт: вредный организм просто не даст этого сделать.
Лео вздохнул, рукой пригладил растрепавшиеся волосы, помолившись, чтобы в этот раз не оказалось колтунов, а затем посмотрел в окно. Комната Осаму, на которую выходил вид, тоже не была скрыта шторами, но её хозяина видно не было. Наверно тот спал. Лео просидел так минут двадцать, пока не заметил друга, вошедшего внутрь. Он сделал пару шагов и упал вперёд. Леонард сомневался, что там находилась кровать, поэтому бросился к телефону. Осознание, что друзья за две недели так и не обменялись номерами пришло лишь тогда, когда экран смартфона загорелся. Напуганный произошедшим Лео не знал, о чём думать, поэтому медленно сполз по стене на пол и закашлялся.
Самым страшным было разбудить Оливера. Леонард помнил, что произошло в прошлый раз, когда своим приступом он поднял на уши почти всю семью. Лео знал, как с этим справляться, но именно сейчас не мог себя контролировать, потому что дышать давалось тяжелее обычного. Приступы, вызванные стрессом или же страхом терпеть было труднее.
Через сильную боль в районе груди подросток попытался пошевелиться, но тут же об этом пожалел, потому что его просто сковало. Он потянулся к своему ящику, оказавшемуся рядом, за таблетками, но даже этого не смог сделать. Рука предательски упала на пол, как и он сам. От нехватки кислорода голова закружилась, а в глазах начало темнеть. Оставалось лишь позвать на помощь, но на это подросток решиться не мог.
На его кашель в комнату прибежали родители. Мать подносила к нему ингалятор, а отец стал копаться в ящиках в поисках таблеток. Ингаляции Лео никогда не любил и использовал прибор только в редких случаях: когда становилось плохо на улице, таблеток могло не хватить до конца месяца, или приступы были слишком сильными. Сейчас третий случай подходил как никогда. Пусть весь день ему будет плохо, но зато останется в живых.
***
Осаму долго сопротивлялся, пока мать пыталась его накормить. Она приводила ему весомые аргументы, но перед глазами вместе с едой всплывал образ отца, а этого уже хватало, чтобы руки начали трястись.
Когда желудок в очередной раз болезненно свело, подросток зажмурился и тихо простонал. Он привык к таким болям, но сейчас помимо своего самочувствия беспокоило ещё что-то. Сердце стучало с такой силой, что так и норовило выпрыгнуть из груди. Каждой клеточкой тела Осаму ощущал странную тревогу, а когда за окном раздался звук сирены, всё внутри сжалось в один большой холодный и тяжёлый ком, который встал в горле и перекрыл кислород.
Мать погладила сына от головы и до середины спины, встала и подошла к окну. Около дома новых соседей остановилась машина скорой помощи, а по улице в панике металась Маргарет. Роза вздохнула и рассказала об увиденном сыну, после чего руки Осаму задрожали сильнее. За Леонарда он переживал больше, чем за себя. Тревога не покидала его последние несколько дней, снились вещие сны про скорую, Лео без сознания и его собственные боли в районе желудка из-за воспалившегося гастрита.
Осаму пытался встать, хотел выйти на улицу и убедиться, что на носилках из дома выносили не Леонарда, а Оливера, например. Кого угодно, но не Лео.
Роза согласилась помочь сыну встать с условием, что тот потом поест и примет нужные лекарства. Сейчас Осаму был согласен на всё, лишь бы убедиться в том, что не увидит сейчас друга в плачевном состоянии.
Они долго стояли у окна. Подросток продолжал жмуриться от новых болезненных спазмов, но уходить, пока не уедет скорая отказывался. Осаму сжимал губы в тонкую полоску, кусал щёки и язык, пытаясь успокоиться и отвлечь себя от боли. Ему начинало становиться лучше, но потом из соседского дома вышли несколько врачей, Маргарет и её супруг, и машина уехала, так никого и не забрав. С улицы доносились звуки плача, и больше ничего.
Осаму спокойно выдохнул, поверил в себя и с громким грохотом повалился на пол при первом же шаге. Очередной спазм скрутил его всего, а мать напомнила ему про тарелку с едой, стоявшей на его рабочем столе.
Он аккуратно взял в руки ложку и стал медленно пить бульон из миски, иногда решаясь положить в рот несколько кусочков картофеля или курицы. Роза всё это время наблюдала за ним и гладила по голове.
После приёма пищи стало немного лучше, поэтому после таблетки и стакана воды Осаму смог уснуть. Было ещё совсем ранее утро, но оно уже не задалось.
***
Раздался стук в дверь, а затем она с грохотом открылась, и внутрь залетел Оливер. Лео устало посмотрел на брата и отвернулся к стене. Сейчас ему было слишком плохо: он действительно выглядел очень бледным и почти неживым.
Старший брат раздражённо закатил глаза, фыркнул и поставил перед Леонардом миску постной рисовой каши. От одного только запаха к горлу подступила тошнота, и Лео поморщился, накрывшись одеялом с головой. Оливер шумно выдохнул и сорвал его с брата.
- Не расстраивай мать и поешь. Она и так из-за тебя всё утро нервничает. Или совсем совесть потерял?! Вспомни лучше, кто ты такой, и лишний раз поблагодари её за то, что она так возиться с тобой - помойной крысой.
Оливер буквально выплюнул все эти предложения, ставшие для Леонарда сильно пощёчиной.
- Я не хотел, клянусь. Я пытался справиться сам.
- Да кому ты врёшь? Кому ты нужен будешь со своими приступами? Через два года ровно в твоё восемнадцатилетие я сделаю всё, чтобы тебя выкинули из этого дома, и, вот увидишь, никто не станет с тобой возиться так, как это делает наша мать. А ты, слабак, сдохнешь где-то в подворотне или лесу в полном одиночестве! С твоим-то везением, никто ещё и труп не найдёт.
- Тебе стоило бы поступать на актёра. Перед Осаму ты всегда очень хорошо изображаешь прилежного брата, - тихо и на выдохе произнёс Лео, даже не повернувшись в сторону Оливера.
- Мать просит делать вид, что мы одна большая семья, вот я и делаю в надежде получить от неё хоть что-то, так что заткнись и не смей этому дохляку Осаму что-то рассказать про нас, иначе вылетишь отсюда раньше совершеннолетия. Уж я об этом позабочусь.
Леонард хотел ему что-то ответить, но не стал. Он лишь натянуто улыбнулся, поблагодарил Оливера и попросил передать слова благодарности Маргарет, хотя внутри всё ныло. Это было чувство вины, которое порой душило хуже любых его приступов.
Леонард никогда не забывал, кем он являлся, что никем никогда не станет и после совершеннолетия просто погибнет от своей беспомощности и ненужности другим. У него оставалось лишь два года. Два года, которыми хотелось насладиться, но даже этого сделать не получалось из-за болезни.
Дышать до сих пор было иногда больной. На вдохе порой сковывало в груди, а на выдохе начинало колоть сердце. От нехватки кислорода всё ещё кружилась голова, но уже не так сильно как утром. Сейчас гораздо сильнее убивало именно чувство вины. Перед родителями и перед Оливером.
Запах свежесваренного риса снова ударил в нос, когда Леонард развернулся от стены к окну. К горлу вновь подступил ком тошноты, что бывало часто после использования ингалятора. Чаще всего его побочными эффектами были головокружение, тошнота и то самое удушающее чувство вины. Изредка, конечно бывали тахикардия или судороги, но они возникали лишь в определённое время года, и то, не всегда.
Аппетита не было: слишком сильно тошнило. Лео не знал, куда себя деть. Ему хотелось, чтобы кто-то был рядом, позаботился или хотя бы просто поговорил с ним о чём-то приятном. Понятное дело - ему это не светит. Оливер сегодня ведь напомнил ему, что никому он не нужен. Принимать это было слишком больно. Больно. Больно. БОЛЬНО. Как же не хотелось больше чувствовать вообще что-либо. Лучше бы он исчез, и больше никого не беспокоил ни своими приступами, ни присутствием вообще.
Из потока мыслей его выдернул очередной стук в дверь.
- Оливер, прошу, уйди, - взмолился Лео.
- Я не Оливер, - дверь приоткрылась, и в проёме появился Осаму.
Лео тут же улыбнулся своей привычной улыбки, сдержал свой стон от очередного покалывания в груди и принял сидячее положение. Осаму же вошёл внутрь, прикрыл за собой дверь и сел рядом с другом на стул. Он поставил на пол пакет и обеспокоенно посмотрел Леонарду прямо в глаза. Они снова общались лишь взглядом и только потом наконец перешли к привычной речи:
- Я видел, как ты упал утром. Что случилось?
- А я видел, что к вам приезжала скорая. Я вот в порядке, как видишь, а ты похож сейчас на труп. Что произошло?
- Я часто болею. У меня слабый иммунитет, прости. Завтра уже станет лучше и мы сможем погулять, обещаю!
- Лучше отдыхай. Я очень сильно переживал за тебя, когда увидел машину скорой у вашего двора. Мне несколько дней подряд снился ты в тяжёлом состоянии и без сознания. Утром у меня всё аж похолодело.
Осаму взял Леонарда за руку и нервно сглотнул.
- А я утром увидел, как ты вошёл в комнату и упал. Я тоже ужасно переживал.
- Это были обычный обморок и воспаление гастрита. Желудок у меня до сих пор немного болит, но это терпимо. А вот ты лежишь бледный как смерть. Как ты себя вообще чувствуешь? Что-то болит? Жара нет?
- Слабость, тошнота и головокружение. Такое бывает, так что ничего страшного.
Лео не стал вдаваться в подробности своей болезни и рассказывать, что чуть не умер утром из-за сильного приступа. Осаму вообще не стоило за него переживать по его мнению. Лео же не стоил его нервных клеток, которые, между прочим, не восстанавливаются.
- Почему ты мне врёшь? Ты рассказал не всё, и я это чувствую. Тебя что-то мучает, по глазам вижу. Но ты продолжаешь улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Прекрати, Лео. Это неправильно!
- Твой внутренний голос тебя подводит. Со мной всё в порядке, а даже если и нет, то сам разберусь. Я не стою твоих нервов, поверь.
- Не говори глупостей. Я - твой друг, я хочу помочь тебе, чем смогу. Только не скрывай ничего.
"Но если я расскажу, то не буду тебе нужен" - пронеслось в голове Леонарда.
- Мои проблемы должны касаться только меня. Они только мои, ничьи больше. Я и так напрягаю слишком много людей вокруг.
- Что за чушь ты несёшь? Друзья должны друг другу помогать, разве нет?
- Не знаю. У меня никогда не было друзей.
"У меня никогда не было вообще никого" - хотелось добавить потом, но Лео лишь прикусил нижнюю губу до крови.
- Лео, посмотри на меня. Прошу.
Осаму сильнее сжал свои пальцы на запястье Леонарда, почувствовал все бусины на его браслетах, все ребристые поверхности резинок, впившиеся в кожу.
- Что тебе хочется прямо сейчас? Что мне для тебя сделать?
- Просто останься. Побудь немного рядом, - неожиданно для самого себя вдруг всё-таки сказал Лео и отвёл взгляд в сторону.
Всё, чего сейчас ему хотелось - просто немного человеческого присутствия.
Леонард снова закашлялся, приложил свободную руку к груди и отвернулся. На его глазах выступили слёзы. Осаму лишь обеспокоенно смотрел на него, раз от раза спрашивал, не принести ли ему чего, поправлял его одеяло и просто был рядом, как его и просили.
- Почему у тебя такие холодные руки?
- Я очень часто мёрзну. Извини, больше не буду прикасаться к коже, - сказал Осаму и убрал руку ото лба Леонарда.
"Нет, прикасайся ко мне, я хочу чувствовать, что ты рядом" - хотелось сказать, но Лео лишь продолжал до крови кусать нижнюю губу. Ему было трудно представить, о чём думал в тот момент Осаму, но взгляд уже говорил о многом.
- Поговори со мной немного, пожалуйста, - не выдержал Леонард, но после этой фразы снова закашлялся и отвернулся от друга.
- Только после того, как ты перестанешь натягивать эту дурацкую улыбку. Я же вижу, что тебе плохо и не хочется улыбаться. Я не могу утверждать, что достаточно хорошо тебя уже знаю: прошло лишь две недели с нашего знакомства, но я уже понимаю, когда ты улыбаешься искренне, а когда - нет.
- Неужели я так плох в актёрском мастерстве? - ухмыльнулся через боль в груди Лео.
- Не сказал бы, но я очень хорошо чувствую настроение людей и могу читать по глазам и телодвижениям. Твои привычки я тоже уже выучил, если ты не скрыл от меня ничего.
- Какие привычки? - удивлённо вскинул брови Лео.
- Много каких, - улыбнулся Осаму. - Например, ты очень часто крутишь свои браслеты на руках, забавно поправляешь волосы, когда они растрёпанные, или всегда держишь резинку во рту, когда собираешь их в хвост.
- И ты всё это успел заметить за две недели?
Осаму улыбнулся краями губ, поправил съехавшие очки на носу и сжал губы, почувствовав новые покалывания в верхней области живота. Он приложил руку к больному месту и слегка поёжился. На вопрос Лео о самочувствии он ещё тогда объяснил, что у него обострился гастрит, но причину скрыл.
- Если тебе самому плохо, лучше бы отдыхал дома, - заметил Леонард.
- Это всё терпимо, да и я уже привык, так что всё нормально.
- Эй, Осаму, - позвал его друг, - у меня на столе есть чистые листы и карандаши. Нарисуешь что-нибудь?
Подросток молча улыбнулся, встал и подошёл к столу. Осаму взял себе ластик, простой карандаш и лист бумаги, сел обратно на стул и спросил, что друг желал бы увидеть на рисунке, но Леонард лишь пожал плечами и сказал, что просто хотел бы понаблюдать за процессом, как тогда, при их первой встрече. Лео правда нравилось смотреть на руки художника, каждое их движение его завораживало и успокаивало. Осаму не был против. Если от этого другу станет немного лучше, то он готов на всё.
Карандаш выводил изящные линии на бумаге. Леонард наблюдал за процессом создания нового рисунка очень внимательно, иногда спрашивал, что Осаму делал, зачем где-то заштриховывал некоторые детали, а где-то растушёвывал. Друг всё ему пояснял, комментировал непонятные для Лео действия и улыбался, глядя на то, что тот начинал улыбаться искренне, а не натянуто.
Через два с половиной часа, когда работа была закончена, Осаму отдалил от себя листок, чтобы посмотреть на него издалека и оценить. Это был уличный тёмно-серый кот с большими зелёными глазами, который сидел на городской дороге и умывал свою мордочку. Он был болезненно худым, одним только взглядом молил о помощи, но очень милый. Пришлось признаться, что цветными карандашами он не рисовал уже давно, но результатом всё равно оказался доволен.
- Он похож на тебя, - заметил Лео.
- Что? - не понял Осаму и вопросительно вскинул брови.
- Ты похож на кота, или кот - на тебя. Оба милые и можете говорить взглядом.
Осаму смущённо отвернулся в сторону и прикрыл рот рукой.
- Снова делаешь мне комплименты и заставляешь смущаться, дурак.
- А ты снова заставляешь меня умиляться, - через боль выдавил из себя усмешку Леонард.
Придя в себя, Осаму протянул другу рисунок и сказал забрать себе. Леонард удивлённо приподнял брови и спросил, не хотел ли он сам забрать эту работу, но тот лишь улыбнулся.
- Хочу, чтобы этот кот поднимал тебе настроение. Раз он похож на меня, вспоминай обо мне каждый раз, как смотришь на него. Наверно это самое малое, что я могу для тебя сейчас сделать.
Леонарду хотелось сказать, что только благодаря ему сейчас он не в отделе реанимации скорой помощи под аппаратом ИВЛ, ведь это было правдой. Не увидь Лео Осаму сегодня, начал бы переживать гораздо больше, что спровоцировало бы ещё один сильный приступ, и, кто знает, привели бы мальчика в себя? Однако подросток промолчал. Его слова показались ему слишком неуместными и неважными. Осаму необязательно всё это знать, да и не всё равно ли ему вообще?
Леонард взял листок в руки и прижал к груди. На секунду ему показалось, что боль внутри благодаря этому котику становилась всё меньше. Будто этот мохнатик просто забрал всю ту тяжесть и подарил ещё больше спокойствия.
После каждого приступа Лео казалось, что этот раз станет для него последним, что он точно задохнётся и умрёт. Всегда было страшно и присутствовало ощущение скорой смерти, в особенности когда подросток находился один или вне дома. Казалось бы, за 14 лет Леонард должен был привыкнуть ко всему этому, но нет.
В комнату постучали. Лео разрешил войти и внутри снова оказался Оливер со своей наигранной дружелюбной улыбкой. Старший брат спросил, почему Леонард так и не поел. Отвечать ему совсем не хотелось. Даже видеть Оливера сейчас было слишком больно после их разговора несколько часов назад, но для Осаму они должны оставаться идеальной семьёй, в которой нет никаких разладов, иначе Леонарду будет в разы хуже. Он не стал даже смотреть на старшего брата, но сказал, что его до сих пор тошнило. Брат предложил ему поговорить вечером наедине, отчего по спине пробежали мурашки. Теперь совсем не хотелось, чтобы Осаму уходил.
Леонард тяжело вздохнул, в груди снова стало больно и тяжело, поэтому он просто зажмурился и сильнее прикусил нижнюю губу, которая и так уже кровила. Осаму предложил ему обработать ранки или позвать кого-то на помощь, если тому снова стало плохо, но Лео помотал головой и ответил, что сам справится.
- Твоё "сам" меня начинает конкретно напрягать и даже пугать. Хорошо хоть, что ты позволил мне о тебе немного позаботиться.
- Я и так для семьи большая проблема. Не хочу никого лишний раз напрягать. А на счёт тебя... просто почему-то доверяю. Осаму, будь рядом, пожалуйста.
Что-то не понравилось подростку в сказанном, что-то показалось подозрительным. Друг заметил, с какой осторожностью Леонард всегда говорил слово "семья", будто боялся его, или оно было запретным. Осаму хотелось расспросить Леонарда об этом, но прекрасно понимал, вряд ли тот расскажет всё. Он не хотел говорить о своём самочувствии и принимать чью-то помощь, а тут пришлось бы раскрыть что-то личное и секретное, о чём никому никогда не говорилось.
- Я никуда не уйду, обещаю. Как твой друг, я всегда буду рядом.
Осаму хотел было снова взять Леонарда за руку, но вовремя вспомнил, что ладони у него ледяные. Он всегда мёрз. Да и сам Лео говорил про его холодные руки.
Леонард увидел замешательство друга, понял, что ему хотелось коснуться его. Лео желал сказать ему, что тот мог касаться его, самому ему ужасно хотелось почувствовать аккуратные прикосновения, чтобы наверняка знать о присутствии Осаму рядом. Но сказать об этом подросток постеснялся. Не заслужил.
Осаму просидел с другом до позднего вечера. Почти всё время он развлекал Леонарда разговорами или снова начинал что-то рисовать, а Лео просто наблюдал за каждым движением его рук. В компании Осаму ему было уютно и спокойно, а тяжесть в груди временами даже не чувствовалась. Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался вовсе, ведь лучше уж просто вот так проводить время вместе с другом, чем снова убивать себя после разговора со старшим братом, которого, к сожалению, было не избежать.
Когда дверь комнаты захлопнулась за Осаму, Леонард нервно сглотнул. Вот-вот внутрь зайдёт Оливер, и спокойствие внутри выльется в паническую атаку или новый приступ.
Ручка двери опустилась, в комнату без стука вошёл старший брат, а Леонард, увидев его, забился в угол и прижал к себе рисунок Осаму с котом. С ним будто бы чувствовалось присутствие друга, и было не так страшно. Однако Оливер вырвал лист из рук младшего брата скомкал и выбросил в сторону.
Сердце Леонарда забилось быстрее, а тяжесть в груди перекрывала дыхание. Снова.