Часть 15
А В ОТВЕТ – ТИШИНА
2075 год
Между гравитационным узлом «Туман–9»
и внешней орбитой станции «Солайрис».
Сектор 7, метка 42.
Маршрутный статус: в дрейфе.
Сейчас
Рука дрожала так, что он даже не мог сжать пальцы в кулаки. А перед ним лежало мертвое тело Фрэнка. Ник не знал, почему сразу не убрал чертов пистолет, почему не забрал его. Почему вообще позволил Фрэнку оборвать жизнь своими руками.
Все выглядело нереальным. Сознание упорно отказывалось принимать факт того, что Фрэнк, который был еще жив пару мину назад, теперь лежал мертвым на полу коммондека. И Николас своими руками убил его.
Нет, он ведь не хотел его убивать. Торнелл вынудил его нажать на курок. Вынудил пустить в ход оружие и прервать этот бессмысленный круговорот обвинений и ненависти.
Ник ведь не хотел его смерти.
Как бы сильно он не злился на второго пилота за то, что тот учинил, капитан не желал его смерти. Фрэнк просто запутался и струсил. Так иногда бывает. Иногда люди совершают ошибки. Просто не все из них можно исправить.
Покидая коммондек на нетвердых ногах, Николас слышал, с каким непривычно-громким гулом отдаются его шаги по коридору. Казалось, что все на "Атрии" затихло. Нигде не раздавалось голосов членов экипажа. Никто не смеялся, переговариваясь между собой. Тишина, царившая на борту, сдавливала в тиски.
Ноги сами принесли Николаса в грузовой отсек. Запах здесь все еще был отвратительным из-за гниения трупов и разорвавшейся мины. Опустившись коленями на грязный пол, Ник уставился на испачканные кровью аварийные чехлы. Он подумал о Нолане, чья тревога была такой сильной, что он в тайне ото всех запустил аварийный сигнал бедствия на случай, если что-то пойдет не так. Жаль только, что это не сильно помогло им, но все равно Рихт был благодарен Эйвсу за эту попытку.
Взгляд упал на чехол рядом с Ноланом. Хэнкс, готовый починить весь мир изолентой и чем-нибудь из подручных средств, всегда умел не только крепкое словцо вставить, но и сказать что-нибудь философское. Один раз, закончив чинить навигационный модуль, Ник, все время наблюдавший за его слаженной и уверенной работой, задал всего лишь один вопрос: "У тебя когда-нибудь случалась ситуация, когда ты не мог что-то починить?". И все, что тогда ответил ему старший механик, было: "Ага, людей". Единственные не поддающиеся починке механизмы, совершающие раз за разом аналогичные ошибки. Все проблемы людей были исключительно из-за людей.
Прямо, как сейчас. Иронично.
Взгляд упал на то, что осталось от очков, которые Ник сам же и раздавил нечаянно. Погнутая оправа, испещренная паутиной трещин линза и второе пустое место для нее. Ник взял в руку то, что осталось от Райкера, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Они с Элом были не очень близки, но это не отменяло того факта, что Райкер был тем самым человеком, который помог ему выжить. Своими руками из раза в раз, следуя чувству долга, помогал ему. Даже, несмотря на свою злость к Николасу. А ведь он так и не узнал всей правды. Не узнал того, из-за кого все случилось.
Сжимая в ладони то, что осталось от его очков, Рихт не без труда поднялся на ноги. Он чувствовал свое подавленное состояние и упадок сил, но понимал, что должен со всеми попрощаться. Должен, как бы тяжело от этого ему не было. И только собственное упрямство заставляло его идти вперед. Туда, где осталось тело Ирен.
Тело вечно хмурой и колкой на язык докторши. Ее переживание за всех членов экипажа всегда было слишком велико. Она даже за себя так не переживала, как за них всех. А о ней даже никто не позаботился, когда случилось нападение.
Николас сглотнул, сжимая челюсти. Он вспомнил. Вспомнил, как они рванули в складотсек, чтобы вооружиться. И помнил, как втроем сидели там, ожидая, пока стихнет шквал выстрелов. Сидели, пока эти ублюдки не кинули к ним шашку, желая убить всех разом. От взрывной волны тело Ирен отбросило в сторону с такой невероятной силой, что она врезалась в стену, а когда упала, то больше не сумела открыть глаз. Смерть наступила мгновенно.
– Они тебе всегда нравились, – в носу защипало, когда капитан смял губы, кладя на ее чехол очки медбрата. Все то немногое, что осталось от него. – И прости, что плохо приглядывал за ним. За вами всеми.
Быстро утерев слезы с глаз, Ник встал на подрагивающие ноги, чувствуя, как внутри него сердце рвется на части. Как было бы хорошо, если бы оно и правда разорвалось на части. Тогда ему не пришлось бы заниматься всем этим. Тогда ему не придется делать то, что он задумал.
Следующим местом, куда принесли его ноги, стал техотсек. Ее могила. Ник не сумел заставить себя пройти дальше порога. Застыл на нем, таращась в полумрак. Таращась туда, где навсегда осталось тело Грей. Ее он знал хуже всех, за что сейчас чувствовал вину. До всего произошедшего она была тихоней, боявшейся занять свое место в экипаже. Но после... ее будто подменили. И Лея сделала то, на что мало бы кто решился. Но уже сейчас Николас понимал, что ее жертва была напрасной. У него не было никакого шанса выжить здесь, не после всего произошедшего.
Проведя ладонью по пыльной стене техотсека, Николас покинул его. Осталось последнее прощание. Последнее, прежде чем он совершит опрометчивый поступок. Последний в своей жизни.
Тело Фрэнка еще было теплым. Ник медленно опустился возле него на колени, стараясь не смотреть на грудь, где находилась рана. В открытых карих глазах застыло облегчение, смешанное с насмешкой. Ему захотелось ударить Торнелла. Наорать на него. Обвинить во всем произошедшем так, как он сам обвинял его.
Но Рихт понимал, что виновны были они оба. Они оба совершили дурость, чьи последствия нельзя было обернуть вспять. Из-за них обоих погибли невинные люди. Но больше всего был виновен Николас. Если бы он изначально не понадеялся на самого себя, а рассказал обо всем Фрэнку, то можно было бы избежать всех последствий.
– Я был не самым хорошим другом. И должен был понять, что ты не в порядке, Фрэнки.
Голос звучал глухо. Непривычно глухо в этой проклятой тишине проклятого судна. Пальцы осторожно прикоснулись к его лицу, а после Николас закрыл глаза Фрэнка.
Не будь Рихт слабаком, то проверил бы работу систем жизнеобеспечения и пересчитал бы оставшиеся запасы пайков. Ему бы хватило всего этого для того, чтобы протянуть и выжить, пока кто-нибудь не услышит сигнал. Он мог бы пустить всех остальных членов экипажа на биологическую дезактивацию, чтобы увеличить свои шансы на выживание.
Но он был слабаком и моралистом.
Возможно, будь на корабле кто-то еще живой, ради кого можно было бы постараться, он бы рискнул. Ник бы не растерял своего боевого духа и не потерял бы надежды. Он бы сделал все возможное для того, чтобы спасти жизнь другого человека. Но спасать самого себя? Он не хотел.
Не тогда, когда "Атрия" была полна трупов. Если бы хоть кто-то живой был рядом с ним...
А теперь он остался один. Совершенно один на чертовом корабле, у которого вышли из строя почти все системы. Сигнал бедствия никто не услышит. А сам Николас – соучастник всего произошедшего. И он своими руками убил того, кого называл другом. Спасения нет. Только пистолет. Выход есть всегда, просто он не всегда нам нравится.
И потому пальцы схватили злосчастное оружие, крепко сжимая холодный металл. Он принял решение и доведет его до конца. Но сначала... сначала он сделает последнюю запись в судовом журнале на случай, если кто-то сумеет подключиться к системе "Атрии". Тогда этот неизвестный сможет все прочесть и, наверное, понять Николаса. Или же просто осудит его за слабость и трусость.
На негнущихся ногах, словно на казнь, Ник медленно пошел в кокпит, стараясь не смотреть по сторонам. Он знал "Атрию" как свои пять пальцев и не было нужды запоминать ее перед тем, как все кончится. Он знал каждый уголок на этой посудине, каждую черточку и царапинку. Знал. Но пальцы руки все равно то и дело задевали стены, словно бы ему нужно было прочувствовать ее еще раз. Прощальное прикосновение.
Дверь в кокпит отъехала с третьего раза. Николас в последний раз опустился в свое кресло и, совладав с программой, открыл судовой журнал. Пистолет лежал рядом с ним, напоминая о том, что до исполнения приговора, который он сам себе вынес, оставались считанные минуты.
Пальцы подрагивали, когда он вводил сегодняшнюю дату: 17.06 18:08.
«Я, Николас Джоел Рихт, капитан космического судна "Атрия" вынужден написать чистосердечное признание. Я не знаю, кто прочтет эту запись, но хочу, чтобы вы знали: вина за произошедшее лежит на мне. Четвертого июня на нас напали контрабандисты в зоне между гравитационным узлом «Туман-9» и внешней орбитой станции «Солайрис», сектор 7, метка 42. В результате нападения был похищен груз и убиты три члена экипажа: Нолан Эйвс, Хэнкс Роул и Ирен Марлоу. Получив тяжелейшие раны, я неделю пробыл в коме, пока остальные члены экипажа разгребали последствия произошедшего. Позже они скончались. Эл Райкер – подорвался на мине в грузовом отсеке. Лея Грей – скончалась от радиации в теплоотсеке, восстанавливая тепловой контур. Фрэнка Торнелла я сам застрелил. И теперь планирую покончить жизнь самоубийством. Мы отправили всевозможные сигналы бедствия, но шанс того, что нас услышат равен рулю. У меня не осталось надежды на спасение. Не после того, что произошло.
Мне жаль, что я не справился с возложенной на меня ответственностью. Простите.»
Он сохранил запись, прикрыв глаза. Брать в руки пистолет было страшно. Но он знал, что должен сделать это. Ему больше не зачем было продолжать жить.
А даже, если бы у него и была смелость продолжить жить, то что его бы ждало? Если бы он выжил? Кто-нибудь спас бы его, отправил на Землю и Космический Объединенный Союз Доставок отправил бы его под трибунал. Вся его идеально выстроенная карьера космического летчика пошла бы коту под хвост. Николас бы больше не смог бороздить межзвездные пространства. Не смог бы наблюдать за холодной красотой Вселенной. Его бы отрезали от того, о чем Ник мечтал всю свою жизнь.
Так был ли смысл бороться за будущее, если его все равно не существовало?
Он должен сделать это. Должен довести начатое до конца.
Пальцы сжали холодный металл пистолета. Он не стоял на предохранителе. Так даже лучше.
Сердце испуганно колотилось в груди, когда Рихт приставил пистолет под подбородок, ближе к основанию шеи. Никакого драматизма. Обычное желание прекратить нелепое существование.
Прикрыв глаза, Рихт сжал до побеления костяшек пистолет, касаясь пальцами курка.
Раздался тихий щелчок.
А затем – выстрел.
Он думал, что смерть – нечто быстрое. То, что приходит с кратковременной болью и тут же прекращается.
Но то, что он ощутил, было противоположно его догадкам.
Капитан не был уверен, прошла ли пуля навылет, но то, что от нее тело охватила агония было ясно, как день.
Неловко завалившись на бок, он упал на пол, приложившись головой, но не потеряв сознания. Горячая кровь хлынула из раны на горле, заливая все вокруг. От боли хотелось орать. Но он мог только сипло хрипеть, чувствуя, как кровь заливала дыхательные пути, лишая возможности глотать. В голове пронеслась только нелепая мысль: "Не сумел. Я не сумел застрелиться". Он захлебывался своей кровью, видя черные звезды перед глазами. Дышать было тяжело, но хуже всего было от осознания произошедшего. Тело дрожало от накрывающей его паники. Ник ощущал, как начинает отекать шея, сопровождая все это дикими спазмами боли.
Рихт понимал, что еще минута-другая и он умрет в муках от удушья. И все из-за дурацкой пули. Из-за того, что он не сумел даже застрелиться.
И потому, собрав волю в кулак, смаргивая черные звезды перед глазами, он стал шарить рукой по полу. Пистолет должен был быть где-то рядом. Сейчас. Сейчас он найдет его и, если хватит сил, предпримет вторую попытку.
Хрипя и задыхаясь, едва ли что-то видя перед собой, Николас наконец нашел пистолет. Руки тряслись и дрожали. Силы стремительно покидали его тело, и капитану стоило больших усилий, чтобы поднять руку, поднося ее к виску. Лучше попытаться оборвать свои страдания сейчас, чем ждать, пока он окончательно и в муках задохнется.
Левая рука не слушалась. Пистолет дрожал. Перед глазами – черная дымка. Но он все же сумел нажать на курок ослабшими пальцами.
В кабине пилота стало тихо. Пугающая тишина, наступившая после второго фатального выстрела. Вместо головы было малоприятное месиво из крови, костей и мышц. Но он все же сумел оборвать свои мучения.
"Атрия" навсегда затихла. Больше никаких обвинений, ссор и желания причинить друг другу боль.
В кабине пилота было темно. Аварийная лампа под потолком едва слышно щелкала. Мониторы и системы были в режиме сна. И вдруг – щелчок. Электрический треск, пробудивший ото сна аварийный дисплей на боковой панели. Экран мигнул желтым. После послышался протяжный, глухой скрежет. И лишь затем – голос. Сбивчивый. Искаженный. Полный волнения.
– Прием, говорит судно "Эльпида". Меня кто-нибудь слышит? Вы посылали сигнал бедствия. "Атрия", ответьте.
Но в ответ – звенящая тишина.
конец