16. Штиль
— утро доброе, моя милая Карен, - Вазир присел с края кровати. На его шее был обработан порез и зашит умелыми руками врача. Рана Карен так же была перетянута, но на ней не было ни рубахи, ни корсета. Батист крепко пережимал рану на боку под тонкой шелковой сорочкой. Всё на ней было дорогим и таким дешёвым, — Батист, ты ведь у нас дуэлянтка, так?
Женщина не обратила на свой вид никакого внимания. Она посмотрела на рану на шее своего противника.
— как жаль, слегка промахнулась, - произнесла она и попыталась встать, но Вазир вернул её в лежачее положение резким движением руки, — отлежишься ещё пару дней, а затем забудем о ране.
— что ты сделал с экипажем?
— я их отпустил.
— и тех, которых обещал?
— их особенно, я ведь дал слово, - он уверенно приподнял подбородок. Женщина выдохнула и закрыла глаза. Была бы её воля, она бы заехала ему в челюсть с кулака ещё разок. Но она не могла ничего утверждать - на момент убийства Йонаса и Сэма она уже находилась в бреду.
— я тебя ненавижу.
— я тоже тебя люблю, дорогая моя. Хочешь узнать что я сделал с Клементе?
Её глаза вновь гневно открылись.
— если ты с ним что-то сделал, я тебя прикончу.
— ничего плохого, просто он сидит голодом и работает как раб. Он не ранен и не мёртв - все как ему полагается, ты же вытащила его с преступного корабля, да?, - Вазир продвинулся ближе к Карен, — мне хочется узнать все и ты мне расскажешь.
— нет.
— а кто-то будет тебя спрашивать?
Мужчина потянул руку к батисту и надавил на ткань. Ноющая боль обдала все тело, но Карен молчала. Тогда Вазир вновь возобновил ту же пытку, которую устроил на корабле, довести женщину до бреда чтобы та все рассказала. Подумаешь будет отходить от этого ещё пару дней, у них теперь много времени. Но Карен не заставила себя ждать. У неё не было желание сейчас быть сильной. Даже находиться на корабле врага нет желания, не то что выживать.
— откуда мне начать?
— оттуда, когда начался бой.
Девушка осталась одна среди потных тел, готовившихся вступить в бой в любую секунду. Каждую минуту яростных криков становилось больше, сталь искрилась, озоряя уродливые лица, словно падающие звезды - землю. Она крепко сжала кинжал и медленно ступала по палубе чужого корабля. Кто-то пытался зажечь фонари, чтобы было кого убивать, но вместо этого они разлили по доскам масло и в ходе боя искры попали на это масло. На корме корабля начался пожар. Пока что девушка находилась в передней части, свет до них не доходил. Сзади послышались тяжёлые шаги, которые грозили опасностью. На неё напали. Грозный силуэт быстро двигал своей саблей, стараясь попасть по незащищённому телу. Карен отбивалась как могла, у неё это плохо получалось, так как кинжал заметно уступал в размерах настоящей сабле. В один из состыковок металла противник разглядел ручку и отступился. Он ещё с самого начала не понял, от чего противник намного слабее, но теперь он готов был полностью отступить и извиняться. Но для Карен это означало поражение, тогда ей двигал страх и первобытный инстинкт самосохранения. В ту же секунду, как он произнёс её имя, она полоснула его лицо на два раза. Лезвие прошлось вдоль щёк, пересекало глаза и ранило брови. Хлынула кровь.
— откуда ты знаешь моё имя?, - кричала она, чтобы перебороть ветер, лязг стали, скрип корабля и крики пиратов. Тогда она похолодела. Огонь распростронился вокруг и дошел до передней части. Перед ней загнулся Клементе. В темноте брат не различал никого. Если бы та осталась с Эммануэлем, он бы это понял по стилю боя рыжего чудака и все бы сразу решилось. Вместо Карен он принял неумелого преступника. Теперь же лицо его залилось кровью, которую он тщетно попытался стирать рукавами, глаза так же заплылись, чудом она не задела радужку глаз, чудом он закрыл веки.
— господи, Клементе! Я, я не хотела!, - она нагнулась к брату, сдирала с себя рукава и промачивала его лицо. Ткань, к слову, тут же становилась алой и отказывалась что-то впитывать. Тогда стало жарко.
— вставай, пойдём отсюда!, - кричала она, тщетно пытаясь поднять брата. Но он остался на месте, лишь выпрямился и выглядил свирепо. Аура его отражала благородство и гордость.
Огонь добрался до бочек с порохом, которые, по неотесанности канониров, находились на палубе. Начались взрывы. К ним прибавлялись крики, но один из них выделялся родным и болезненным. Девушка беспомощно оглядывалась, оставив брата - он не пошёл бы за ней даже под дулом пистолета. Она волочила ноги, то и дело запинаясь о мёртвые тела, которые целым слоем, а то и кучами разложились перед ней. Затем она упала прямо к ним, вновь запнувшись об очередную мёртвую руку. Всё её тело пропитывалось кровью и мертвечиной. Почему то становилось спокойно, казалось, закрыть глаза и слиться с ними - единственный способ избавиться от проблем. От неё отрёкся брат, которого она ранила его же подарком, любимый парень бросил её по середине поля боя. Она предположила: "Сейчас и на наш корабль перейдёт огонь и тогда некуда будет идти. Прыгать в воду - то же, что в пасть хищника. Ни там, ни здесь спасения не будет". И все прикосновения мёртвых тел, их пальцев и волосатых кровавых сплетений её молодое тело, смуглая кожа принимала, сохраняла как зарубки опытных путешественников на дереве. Но вновь раздался крик, который проник в самую её душу и заставил, через силу и боль, подняться.
Тогда она увидела пригвозденного к полу Эммануэля. Из его плеча торчала сабля, вернее, только её клинок. Ручки недоставало, даже выступа не было, не за что было ухватиться. Хитрый приём - умирающий не мог выбраться из западни путем того, чтобы вынуть клинок, а любое движение продвигало плоть, вновь разрезая её. Тогда она навсегда пометила себе в голове - продвижение и прокручивание клинка граничит сто процентной смертью. Понимающий это Эммануэль не двигался, лишь истошно кричал.
Девушку не остановили трудности, она сжала лезвие двумя ладошками, оставляя острую часть меж них, но такая хватка, гарантируя не порезаться, не могла помочь вытащить клинок. С острой стороны он почти намертво пошёл в доски палубы, слился с кровью. Тогда она сжала руками, крича от боли и скользкой крови, вынула клинок. Кровь хлынула с плеча Эммануэля, тот поднялся только с помощью Карен, которой так же было больно. Она почти подсадила его на себя и они медленно спаслись бегством. Последний раз она обернула глаза на горящее судно, Клементе пропал с того места, где они расстались, и лишь лужица алой жидкости оставила от него след. Слишком много крови пролилось в тот день, жертвоприношений Посейдону и рыбам хватило бы до следующей войны.
Те, кто сумел спастись бегством, нашёл спасение на их корабле. Они, лишь чудом, смогли причалить к берегу. Останки людей и абордажного корабля уже уходили под золотой песок.
Рана Эммануэля, без должной помощи, оказалась бы смертельной. Тем не менее Карен знала пару лечебных приёмов. В замке её учила добрая тётушка, как перевязывать раны людей и чем их обрабатывать. Она как тогда вспомнила, что говорила тётушка: "неважно чем ты будешь перевязывать, длинными стеблями папоротника или ветошью, главное сделать их чистыми. Промыть и высушить. В этом тебе поможет пресная вода и серебряная монета. Да, деточка, когда-то я тоже была молодой и когда-то меня тоже учили всем этим делам. Всем лекарям известно, что серебро - волшебно. Оно очищает и воздух вокруг, и воду, в которую попадает. А люди, не принимая серебро, которое окружает их, гонятся за золотом".
Конечно, стеблей папоротника у них не было, но в ход пошли рубашки. Белоснежная ткань потрясающе подходила под бинты. Карен все делала по инструкции в голове и Эммануэлю на некоторое время становилось легче. Она знала, что этим его жизнь не спасти, но продлить до настоящего лечения, которое могли обеспечить на земле за их службу и за участие в таком кровожадном бою, хватало. Рану даже пришлось прижигать по бокам, чтобы она не кровоточила так обильно - все простыни и вся кровать пропитались стальной кровью. После такого Карен решительно взлюбила гамаки.
— дальнейшая судьба Клементе была мне не известна. До меня доносились слухи о жестоком преступнике, на лице которого два пореза, но я не придавала этому значения. Да и смысл? Много ли изуродованных на свете, да и преступников к тому же. Не укладывалось в голове, что он может к ним примкнуть, после такого-то., - она замолчала на пару секунд, — как ты задаёшь Эммануэля мне удалось спасти, и теперь он даже превзошёл меня. По статусу, физическим и моральным данным.
— но это не помешало ему быть перед тобой в долгу, ведь так?
— Эммануэль - один из тех, с кого я не требую никакого долга. Всё произошло так, как произошло и я делала то, что должна была делать тогда.
Лицо Вазира преобрело такой вид, который бывал на нем редко. Вид человека разумного, честного и по истине доброго - того, которого он похоронил много лет назад, кажется, с пелёнок.
— вот уж не думал что все окажется именно так. Много слухов ходили, но ни один, оказывается, не был близок к правде. Карен, мне очень жаль, что тебе пришлось это все перетерпеть, - произнёс он, но вновь тряхнул головой и вернулся тот Вазир, которого мы знаем - одним словом, гад.
— ну не будем о грустном, настало время веселья верно? Проголодалась?, - спросил наигранно радушно тот и погладил по талии женщины. Перед её глазами вновь пронеслись все те тела, среди которых она лежала и стало невыносимо больно. Мумия не ответила.
— нет? А я и не собирался тебя кормить. Разве что остатками со стола и тухлой водой, что покоится в наших бочках. Не хочу показаться грубым, но ты не заслужила, - серые глаза хитро блеснули, мерзкая улыбка открылась под белыми усами и над светлой козлячей бородой. Он начал было обнажать женщину медленно, трогая её и грубо сжимая выступы. Швальц зашёл как раз в тот момент, когда кулак Карен заехал по губе Вазира и тот гневно ударил её по щеке ладонью.
— ваше величество, вы нужны на палубе. Есть проблемы, решающиеся с вами.
— черт, тебя стучать не учили, сукин сын?, - Вазир поднялся с кровати, стирая с губы кровь. Перед тем, как выйти из каюты, он дал указание Швальцу запереть Карен в такой же коморке, в какой сидит её брат и не выпускать два дня. Он объяснил это тем, что сука как и любое другое животное, должно знать свое место.
Когда Вазир вышел швальц медленно продвинулся к Карен, почтительно поклонился.
— прошу меня извинить, за такое непотребство, но мне нужно провести вас в другое помещение, - Карен приподнялась сама, он помог ей подняться полностью и поддерживал на всем пути.
Когда служивый, сгорбившись в три погибели, проверял ставни, то взглянул на Карен. Женщина сидела на полу в одной сорочке, от движения и рук Вазира кровь снова просачивалась через батист.
— Señora Золотая Мумия, простите меня лично за все это. Я знаю какую важность вы имеете в море, без вас другие пираты давно бы стали слишком неуправляемы. Всему и везде есть законы, даже в пиратской жизни. Но таковы мои условия - служить с молодости до конца дней господину.
Тогда она взглянула на него своими пустыми золотыми глазами. Они не блестели и не выражали участия, но она узнала в нем некогда молодого и активного ассистента своего отца.
— Швальц, ты знаешь что стало с отцом?
— он отрёкся от жизни в замке и принял жизнь отшельника, Señora.
— вот как..., - она вновь задумалась. Когда тот поклонился, и уже начал закрывать ставни, она спросила, — что с твоими компасами?
Он вновь открыл дверь и достал из кормана круглый предмет на цепочке.
— они выбились из строя, хотя раньше не наблюдал ничего подобного. Почему вы спрашиваете?
— потому что наши компасы все путешествие крутились волчком и отказывались направлять в нужную сторону. Кажется, это дело Amistad...
— кого, простите?
— моего корабля. Давно замечаю такие пакости.
Прошло ещё два дня. После абордажа Тела Сэма и Йонаса почти сразу скинули в море. Этим вновь занимался Валентайн, но тело Йонаса выкидывать было не просто. К тому же, присоединившаяся Тильда лила слезы, все время проклиная то ли себя, то ли других. Она обнимала Сэма пол часа, пока он не стал раздуваться и быть холоднее той страшной ночи. Пользуясь темнотой, парень тоже пустил пару слез. Пока девушка была занята делом, он поцеловал тело в холодные, синие губы, которые пол дюжины часов назад были ещё живыми и трепетно произносили чужие имена. После этого он уверено решился избавиться от мертвецов. Какими бы строптивыми не были моряки, но все верили - мертвец на палубе к несчастью. Остальные же старались не зацикливаться на этом, но многие замкнулись. Солнце пекло жарче обычного. Решив искупаться в море, чтобы освежиться, они спустили ржавый якорь с мыслями о том, что неплохо бы было заменить его яхонтовым. Тильда даже не стала думать о купании - плескаться в воде, принимать её, зная что где-то там плавают и разлагаются, раздираются рыбами тела её друзей. Так же её душило предательство. Она могла быть среди них и не чувствовать все это. Итан забрал все оружие, Бадди не уступал, а бросаться в море было бы аморальным. Она изнутри закрылась в каюте Сэма и не впускала никого, а ела лишь в ужин.
Когда грязные, смердящие тела опускались в соленую жидкость, становилось свежо и комфортно.
— вы, кстати, заметили? Ветра почти не было, от чего не было и волн. Удобно, можно искупнуться и ещё раз, - заметил Мартин, который не сильно разбирался в устройстве движения корабля, если разбирался вообще хоть в чем то, помимо микстур и анатомии.
Оливер заподозрил неладное позже. Хотя, будь бы на корабле Сэм, Карен, или хотя бы Бранд, они тут же били бы тревогу. Ржавый якорь в еще удерживал Amistad на месте, выпуская из парусов последний южный ветер. На ужин они отъели пуза до отвала - ещё бы, у них столько денег! Даже галеон набитый золотом был не нужен. Сейчас только вернуться на берег, трахать женщин, заставлять печенку напрягаться да жрать так до отвала - все это до конца жизни.
На утро Оливер крикнул всем на экипаже - "Вот и настал штиль, морские разбойники! ", и Amistad погрузился в ещё больший мрак.