Глава XXI
Пункт тринадцать
Капитан Чайка
1693 год
Южная часть Атлантического океана
Тело болело, а полученные раны неприятно ныли, требуя внимания. Но Чайка старался не обращать на них внимания. По правде говоря, уже прошла пара часов, а он так и не привел себя в порядок.
Бернадетту пытались изнасиловать. Пытался изнасиловать член его команды. В этом не было никаких сомнений. Рассказ Пабло пах ложью. Не могла аристократка, эта девушка, отводящая глаза и ведущая себя до ужаса скромно и сдержанно, позвать с собой пирата в трюм, поцеловать его и сначала сказать, что хочет близости, а после оглушить его по голове.
Возможно, будь на его месте Обри, он бы усмехнулся и поверил в эту сказочку. Мисс де Кьяри доверяла ему, насколько он сам мог судить, и с ним наедине она позволяла себе определенные вольности. Взять хотя бы тот случай, когда она легла грудью ему на лицо. Но чтобы она позволила себе нечто подобное с моряком, с которым ни разу близко и по-дружески не общалась? В это он поверить не мог. А он знал, что, несмотря на общение с Сантьяго, бойкая мисс все еще весьма и весьма настороженно относилась к другому испанцу.
А посему...
Пабло Дорадо был виновен. И за это он должен будет понести наказание.
Адель никак не отозвалась обо всем услышанном. Она была тем непостоянным человеком, который сначала мог спрятать тебя от опасности, чтобы помочь. Но, если она выяснит, что эта опасность вызвана тем, кого она спасла, то в его спину без зазрений совести полетит нож. Беспощадная, но практичная. Сначала Кодекс, а лишь после личные отношения.
Поэтому, как думалось Обри, она тоже понимала, что Пабло заслуживает казни.
Ему было тяжело принимать это решение. Тяжело думать о том, чтобы избавиться от верного члена своей команды. Чтобы избавить испанца от названного брата. Чтобы в очередной раз показать лицо чудовища. Как и два года назад, когда он принял решение перебить часть своих людей, не согласных взять на борт женщин.
Чайка устроил бойню. Кого-то расстрелял, иным перерезал глотку. А другим, тем, кто щедро осыпал его оскорблениями, он приготовил иную казнь. Некоторых килевал. Другим отрубал головы. Самым мерзким по кусочкам отрезал части тела, позволяя истекать кровью.
В те два дня жестокой казни он насквозь провонял кровью и дерьмом.
В те два дня его руки были перепачканы кровью.
В те два дня он не смыкал глаз, наблюдая, как верные ему люди стараются скрыться от его взора, явно опасаясь за свою жизнь.
Пусть его боятся.
Ведь слабость равна смерти.
Слабость на корабле равна саботажу.
А потому сейчас, как и два года назад, у капитана Конте не осталось иного выбора. Виновный должен понести наказание за свой грех.
Пиратский Кодекс Чести, пункт тринадцать: если кто попытается завладеть женщиной без ее согласия, тот будет приговорен к смерти.
Вечером, по приказу капитана, корабль встал на якорь. Вся команда собралась на палубе, выведя на нее Пабло, руки которого были связаны за спиной. Сам Обри стоял на лестнице, ведущей на ют. Бернадетта стояла позади него, в то время как Адель затерялась среди команды. Его лицо было непроницаемым. Наблюдая за тем, ка как члены команды ведут подготовку к казни, готовя веревки и сооружая нехитрый механизм, Чайка думал о том, что из немногочисленных казней среди пиратов – эта самая жестокая.
Килевание. Не только название казни, но и процесс, когда корабль на мелководье ставят на киль, чтобы очистить его днище от налипших морских живностей и ракушек, которые заметно замедляют ход судна. Человека, казненного подобным образом, ждут долгие и мучительные минуты, проведенные в соленой воде.
Де Кьяри не знала, какая участь ждала Пабло. Впрочем, никто не знал. Но команда, наблюдая за приготовлениями, уже догадывалась, что произойдет дальше. Сантьяго стоял в первых рядах и впервые в его глазах, которые метались от друга к Чайке, капитан заметил лютую ненависть. Вполне заслуженную, надо сказать. Но ему было не привыкать к порицанию.
Вперед вышел Леон, исполняющий роль судьи. Его лицо было бесстрастным. Пожалуй, именно так и должен выглядеть человек, собирающийся объявить о смертном приговоре.
– Пабло Дорадо, я, в качестве полноправного судьи судна «Свобода» выдвигаю тебе обвинения в совершенном преступлении и нарушении Пиратского Кодекса Чести. Пункт седьмой вышеупомянутого Кодекса гласит: тот, кто покинет судно во время боя, будет казнен, – на палубе стояла гробовая тишина, прерываемая лишь шумом моря, готового принять в свои объятия осужденного. Пабло отрешенно и хмуро смотрел в сторону, будто его не заботила собственная кончина. – Ты не покинул судно, но и не явился на поле боя, а посему приговор остается действительным. Пункт тринадцатый вышеупомянутого Кодекса гласит: если кто попытается завладеть женщиной без ее согласия, тот будет приговорен к смерти.
Чайка обвел взглядом свою команду. Он не был уверен, что произошедшее облетело всю команду. И был прав в этом, поскольку глаза его пираток превратились в льдинки ненависти. Не было хуже человека, пытающегося завладеть тем, что ему не принадлежит. И каждая из них знала об этом на собственной шкуре.
– Ты приговариваешься к смертной казни через килевание, Пабло Дорадо. Приговор окончательный и не подлежит обсуждению.
Леон ушел в сторону, позволив пиратам связать ноги своего товарища, чтобы после привязать его скованные конечности к веревке, перекинутой через рей бизань-мачты.
– Я думала... его застрелят или казнят другим способом, капитан. Не слишком ли суровое наказание? – осторожно подала голос Бернадетта, но Обри даже не повернулся к ней. Не хотел видеть ее осуждающий взгляд и недовольно поджатые губы. Не ей рассуждать о суровости его приказов. К слову, приговор выбрал не он, а судья, так что эта кровь была не на его руках.
– Хотите, чтобы вместо этого я кастрировал его и заставил сожрать собственные яйца? – он вопросительно вскинул бровь, успев уловить, как ее щеки вспыхнули, а сама их обладательница отвернулась в смущении. То-то же. Он не забыл собственной угрозы и, пожалуй, по сравнению со справедливой казнью, она была бы более мучительна сейчас. Грустно и невкусно.
Пока шли приготовления, Сантьяго, не смевший больше стоять в стороне, кинулся к другу и крепко сжал его в своих объятиях. Никто не посмел оттащить одного названного брата от другого. Мартышка на его плече тихо запищала и перебралась на светлую макушку, чтобы ее не раздавили в дружеских объятиях.
Момент был трагичным. Обри даже отвел взгляд, благодаря море за то, что оно заглушает слова, которые Паскаль судорожно шептал другу, иногда поглядывая на аристократку. И без того было тошно от этой ситуации. Если бы только можно было скинуть с лица маску монстра и отменить чертову казнь, которая разобьет как минимум одно доброе сердце...
Спустя минуту Сантьяго отошел от тела друга, прикрывая рукой глаза. Не трудно было догадаться, что он плакал.
Тело Пабло подвесили вниз головой будто мешок с мукой. Парень, все это время безучастно позволяющий делать с собой все манипуляции, повернул, насколько мог, голову к Бернадетте и от собственной беспомощности заорал оскорбления:
– Я не знаю, что ты такое, но, надеюсь, ты скоро сдохнешь, проклятая сука! Нечеловеческое отродье!
Хорошо, что де Кьяри не стала с ним спорить и оправдывать ублюдка. Меньше всего ему хотелось вновь ссориться с ней и оправдывать свои приказы. Нужно уметь ломать шеи, если сам не хочешь оказаться со сломанной трахеей. Суровые реалии кровавого капитана. Пусть не забывают, что с ним нельзя шутить.
А потом, словно по немой команде, тело Пабло опустили за борт. Пираты стали тянуть веревку и, если прислушаться, можно было услышать, как тело медленно протаскивают под судном. Весь процесс не занял слишком много времени. Прошло, может, минут пять или семь, прежде чем изуродованное, покрытое кровью и лоскутами кожи тело вновь оказалось на борту. Леон подошел к Дорадо, без тени брезгливости на лице приложив пальцы к его шее. По всей видимости, он не почувствовал пульс, а потому кивнул и остальные парни стали развязывать искалеченное тело, которое с мокрым стуком упало на палубу.
Сантьяго, уже не скрывающий своих слез, подошел к изувеченному мертвому другу, садясь на колени. Его штаны тут же впитали в себя кровь, смешанную с соленой водой, но, кажется, ему было все равно. Испанец со всей нежностью прижал к себе труп названного брата, сжимая короткие и влажные волосы. Можно было только гадать, насколько глубоко ранила его кончина названного брата и как велика была его потеря.
Обычно пираты не избавлялись от трупов в море, боясь рассердить Нептуна, но Обри, который не верил во всякие суеверия и знал, что на морском дне обитают существа гораздо хуже морского божка, не желал хранить трупы как балласт.
А потому от мертвого пирата, как только Сантьяго Паскаль закончил свое прощание, довольно быстро избавились, скинув его труп в море. Обри старался изо всех сил забыть вид мертвеца. И пылающий взгляд Сантьяго, который, как не трудно было догадаться, ненавидел его сейчас сильнее всего на свете. Это была заслуженная ненависть.
– Зрелище такое себе, Вам не стоило смотреть на казнь, – проговорил Чайка, поворачиваясь к аристократке. Ее лицо оставалось невозмутимым, однако приобрело зеленоватый оттенок.– Не думайте, капитан, что я слабачка, – ответила она, все же отворачиваясь от места, где раньше был труп, а сейчас осталась лишь лужа воды и крови. – Идемте, надо обработать Ваши раны.
Чайке и в голову не приходило, что мисс де Кьяри может быть слабачкой. Он уже давно считал ее бойкой мисс и с каждым разом лишь сильнее убеждался в этом.
Вальяжно усевшись на свой стол и сдвинув в сторонку вещи, что лежали на нем, он закатил рукава рубашки, позволяя Бернадетте осторожно обрабатывать несерьезные раны на руках. С его лицом она закончила пару минут назад: разбитая губа и синяк на скуле. По заверениям аристократки, эти раны не сделали его лицо симпатичней. А жаль.
– Вам не противно? Не мутит от вида крови? – поинтересовался Обри, нарушая их тишину. Бернадетта, чуть пошатываясь (корабль вновь снялся с якоря после казни, продолжая следование по маршруту), с непроницаемым лицом оттирала кровь с его кожи. Неприятное занятие, но он старался не издавать всяких непотребных звуков. Не так уж и страшны раны, чтобы пищать, как девчонка.
– Я же сказала, что я не слабачка, капитан, – отозвалась бойкая мисс, втерев в царапины какую-то жгучую мазь, заставившую капитана шикнуть от неожиданности. – Подуть на ранку, капитан Чайка?
Он поднял на нее глаза, замечая насмешку в разных очах. Сдержав порыв закатить глаза, он небрежно усмехнулся, опуская рукава рубахи. Сейчас их обмен любезностями как нельзя кстати помогал отвлечься и не думать о том, что где-то на корабле был человек, потерявший своего друга навсегда.
– Думаю, я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы обойтись без этого, – вернув насмешку, Обри, так кстати вспомнив про жгучую рану на бедре, потянулся к шнуровке на штанах.
– Что Вы делаете? – Бернадетта нахмурилась и, видимо, ее мозг не успел осознать происходящего, поскольку руки потянулись к его паху, намереваясь остановить процесс расшнуровывания.
– Чайка, мы снялись с якоря. Держим курс норд-ост-тень-ост. Скорость около семи узлов... А че вы делаете?
Адель, как внезапный шторм, впорхнула в каюту, да так и замерла в дверях, глядя на открывшуюся перед ней картину: Чайка, расшнуровывающий штаны и Бернадетта, чья ладонь опасно зависла над его пахом. И не понять ведь сразу, хочет ли она помочь расстегнуть штаны или остановить его.
Бернадетта тут же отпрянула от него, как от огня, одергивая руки и торопливо отворачиваясь. Обри едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос, а Адель, со всей театральностью и сдерживая ухмылку на остром лице, проговорила:
– Тысяча извинений, капитан, мисс Солнышко, я не знала, что вы захотите снять напряжение. Не буду мешать!
И она захлопнула дверь в каюту. И вот тогда Обри разразился смехом. Вид смущенной Бернадетты лишь подначивал его на это, так еще и осознание того, что теперь Адель подкрепит их псевдо-слухи увиденным добавляли огня в его веселье.
Вот только, кажется, самой бойкой мисс было не до смеха.
– Я отвернусь, а Вы сами обработаете свою рану, капитан, – строго проговорила она, тут же отворачиваясь к окнам. Прямая, как палка, спина, сложенные на животе руки и чуть вздернутая голова. Нда, она явно не рада произошедшему и, кажется, не умеет веселиться, как все нормальные люди.
– А Вы мне подуете на ранку? – все еще посмеиваясь, Чайка слез со стола и стал снимать свои штаны. Спустив их до щиколоток, он взглянул на отвратительную рану на бедре. Удар от клинка был метким, но не достаточно, чтобы доставить Обри настоящие неприятности.
– Вы уже большой мальчик.
Он хмыкнул, взяв влажную тряпку, пропитанную кровью, и стал избавляться от следов красной жидкости на своей ноге, периодически поглядывая на Бернадетту: не подсматривает ли? Но аристократка, не шевелясь, продолжала смотреть в окно. Промыв рану, он наложил на нее вонючую мазь, неловко перебинтовал ногу и натянул штаны обратно.
– Можете поворачиваться, – объявил он, вновь усаживаясь на стол, чувствуя, как щиплет рану от мази.
Бернадетта обернулась, пытливо взглянув на его ногу, будто могла видеть сквозь ткань одежды, а после удовлетворенно кивнула. И повернулась в сторону двери, явно намереваясь уйти.
И Чайка отпустил ее, понимая, что вновь останется наедине со своими мыслями о гнусности совершенного поступка.
Разумная часть его личности понимала, что совершенная казнь была необходимостью, продиктованной нарушением Кодекса. Но... другая часть, более мягкосердечная, с укором напомнила, что он вновь замарал руки в крови. Убил лучшего друга Сантьяго. Прямо на его глазах.
Сдерживая порыв найти флягу с ромом, Чайка тяжело опустился на стул, понимая, что нужно отдохнуть и принять факт чужой смерти.
1. Килевание – вид казни, когда приговоренного протаскивают под килем корабля на другую сторону.
2. Северо-восток-тень-восток