Глава 14
Воздух в зале стал тяжелее.
Как только последние слова Крыла растворились в полутьме, тишину разорвал скрежет. Каменный пол, словно услышав зов, приоткрыл часть себя. С мшистого угла сдвинулась плита. Под ней, укутанные в прах веков, лежали кости.
Осколок осторожно подошёл. Его движения были уважительными — не из страха, а из почтения. Лапой он отодвинул немного пыли. Среди разбросанных костей лежал знак — маленькая фигурка, вырезанная из камня: два крыла, переплетённые между собой, а между ними — око с двумя цветами.
— Это… — прошептал Крыло. — Это он.
Символ словно дышал. И в ту же секунду глаза Крыла расширились. Он рухнул на пол — не от боли, а от силы, что хлынула в его сознание. Мир исчез. Остались только видения.
…Он стоял среди деревьев. Всё вокруг было мягким, будто сотканным из тумана. Перед ним — Темнокрыл, кот, чья шерсть была чёрной, как безлунная ночь. Его глаза — зелёный и голубой — смотрели прямо в душу.
— Ты идёшь верной тропой, — сказал он мягко. — Я знал, что однажды ты доберёшься сюда. Потому что твоя кровь — как моя. Мы с тобой — нити одной судьбы.
Крыло дрожал.
— Я… я ничего не понимаю. Почему мы?
Темнокрыл наклонил голову.
— Послушай.
Вокруг появились образы — ряды кошек, поколение за поколением. Они расплывались, текли, как вода, но Темнокрыл указывал на каждого.
— Осколок… Его прапрабабушка была одиночкой. Одна, дикая, гордая, но добрая. Её дочь — пошла в племя. Её внучка стала целительницей. А мать Осколка родила его под звёздами. Он — часть племени. Он не знает этого, но его душа верна звёздам, а тело — земле.
Осколок — потомок забытых, но с корнями, вплетёнными в племенную тропу.
Крыло вслушивался. Темнокрыл продолжил:
— А ты… твои потомки, мои потомки… все они жили в племени. Но в третьем поколении всё изменилось. Тогда родились четверо. И каждый из них выбрал свой путь.
— Первый — ушёл в племя.
— Второй стал одиночкой.
— Третий стал домашним.
— Четвёртый… он ушёл в путешествие. Исчез в дальних землях, но понёс с собой знание, как и ты.
Темнокрыл шагнул ближе. Его голос стал тише, как сонный шелест листвы:
— Ты — потомок тех, кто ушёл, но вернулся. Ты — тот, кто снова откроет старое. И ты не один. Ваш путь с Осколком и Амфи — не случайность. Вас троих свели не лапы судьбы… а кровь, память, древние сны.
Видение исчезло.
Крыло лежал на холодном полу, тяжело дыша. Его сердце колотилось, как птица в клетке.
— Крыло! — голос Осколка — встревоженный, родной, живой. — Ты в порядке?
— Я… я всё видел. — Крыло поднялся на лапы. Его голос был хриплым. — Всё. Осколок, ты тоже — часть этой истории. Ты не просто целитель. В тебе — одна из нитей. Не от древнего крыла, как у меня… но от тех, кто ушёл из одиночества, чтобы стать племенем.
Он посмотрел на символ, лежащий у алтаря.
— Мы — их продолжение. Но мы — и начало нового.
Шаги Амфи эхом отзывались в тишине зала. Он медленно обходил каменные выступы, пока Крыло приходил в себя, а Осколок проверял, не слишком ли тот переутомился. Воздух здесь был странным — сухим, и в то же время насыщенным чем-то древним, почти липким на вкус. Как будто сама память стены впитывали веками, а теперь отдавала её назад.
Амфи подошёл к склону, где в полутени лежал обвалившийся кусок стены. Его взгляд зацепился за что-то… неровное. Словно кто-то оставил в камне отпечаток когтя. Он наклонился, и в тот же миг лапой задел край валуна.
— Хм… — пробормотал он, потянул его на себя.
Камень с глухим шорохом сдвинулся. Из-под него выпала плоская каменная плита, на которой были вырезаны знаки — кривые линии, переплетённые, как лианы, вплетённые в круг, в центре которого — нечто похожее на солнце, разорванное пополам.
— Крыло! — позвал он, не отводя взгляда от находки. — Иди сюда!
Но не успел Крыло подойти, как Амфи пошатнулся. Его зрачки расширились, дыхание сбилось.
— Амфи?! — вскрикнул Осколок.
Амфи сделал один неловкий шаг назад, глаза его закатились, и он рухнул на пол, ударившись плечом о камень. Крыло кинулся к нему, а Осколок уже прижимал ухо к его груди.
— Он жив… просто… потерял сознание, — прошептал целитель. — Что-то его… потрясло.
— Это из-за плиты, — глухо сказал Крыло. Он смотрел на плоский камень с древними письменами, будто на самого духа времени. — Эти знаки… они живые. Они зовут.
Он подошёл ближе, провёл лапой по вырезанным линиям. Плита будто откликнулась — под когтями потянулся лёгкий холодок. И тогда Крыло начал читать.
— Когда солнце расколется, и звёзды потускнеют, дети воздуха, земли и тени сойдутся. Один упадёт, другой откроет, третий вспомнит. Их тропа начнёт не путь, но выбор. И то, что было под камнем, будет над племенем. И только кровь и сны покажут путь…
Он остановился. В горле пересохло.
— Это… о нас.
Осколок молчал. Он уже знал. Он всегда знал, что их путь — больше, чем просто странствие.
— Амфи, — тихо позвал он, глядя на друга. — Очнись…
И будто услышав зов, Амфи вдохнул резко, глаза распахнулись. Он замер, как будто пытался вспомнить сон.
— Я видел… — хрипло выдохнул он. — Нет, чувствовал. Не образ, не голос. Место. Оно... оно нас ждёт. Там глубже. Что-то… древнее. И оно боится нас.
— Значит, мы на правильном пути, — сказал Крыло, глядя на плиту. — Но если даже память этих мест пытается нас оттолкнуть… что же мы найдём дальше?