Глава 7
Камень сошёлся за их спинами, как плотно сомкнутые веки. Мир изменился.
Здесь не было звуков. Даже собственное дыхание казалось чужим и неправильным. Воздух напоминал старую паутину — липкий, тяжёлый, будто каждый вдох проникал глубже, чем должен.
Пахло пеплом. И чем-то древним, гниющим без плоти.
Крыло шагал первым. Его крылья были чуть прижаты, и шерсть стояла дыбом — не от страха, а от чувств, что не имели названий. Как будто он… знал это место. Знал его слишком давно. Не память, а чувство под кожей, в костях.
Амфи был позади, тихий, напряжённый. Он оглядывался через плечо, словно камень за их спинами мог вновь ожить и проглотить их навсегда.
А посередине шёл Осколок. Его слепой глаз светился тускло-голубым огоньком, как будто изнутри его вела какая-то сила. Он не моргал. Он не дышал. Он слышал.
> Ты уже ближе.
Голос был не в ушах. Он жил под кожей. Он приходил не звуком, а вибрацией, словно сама скала говорила с ним.
> Ты сломан, и потому — открыт.
> Ты нужен.
Осколок остановился. Перед ним был зал — круглый, с высоким куполом, чёрным, как ночь без звёзд. На полу выложены странные символы, будто когтями, но не кошачьими. В центре зала стоял каменный круг, а в нём — провал, чёрная дыра, уходящая вниз, за грань чувств.
И оттуда поднимался… шёпот.
Крыло подошёл ближе, вглядываясь в бездну. Его зрачки дрожали.
— Я знаю этот круг… — прошептал он. — Это… древняя Печать. Она держит что-то. Запертое. Но оно живо.
Амфи коснулся его плеча.
— Крыло… не приближайся. Что-то здесь не так.
Но было уже поздно. Осколок шагнул вперёд — прямо к краю.
— Он зовёт меня.
— Кто? — хрипло выдохнул Амфи.
— Он без имени, — ответил Осколок. — Но он знает нас. Он видел всё, что забыто. И если мы уйдём… он всё равно найдёт путь наружу.
Провал в центре зала будто затянулся дыханием. Воздух сжался, шерсть на спинах встала дыбом. Из темноты, из глубины, из ничего появился свет — не яркий, но выжигающий.
И голос:
> Ты — трещина. Они — зеркало. Ты дашь мне силу.
> Или сломаешься.
Осколок отпрянул, пошатнулся. Крыло подхватил его, но по глазам целителя было видно — он уже не тот.
В нём что-то проснулось.
Из тени вышел Призрачный. Он не подошёл близко, но говорил так, будто знал всё, что они только что пережили.
— Он говорит со всеми. Но не все слышат. Гора показала вам своё сердце. Теперь выбор за вами.
Амфи молчал. Он смотрел в бездну, но не с интересом — с тихим ужасом.
— И если мы уйдём? — спросил он.
Призрачный опустил взгляд.
— Тогда придёт он. И тогда никто не уйдёт.
Вечером они сидели у выхода из зала, в тени камней. Никто не говорил.
Осколок не спал. Он слушал.
Крыло рисовал когтём круги на камне — те самые, что видел на полу. С каждым кругом он дрожал всё сильнее. Потому что внутри него кто-то помнил.
А Амфи смотрел вверх, где даже небо исчезло.
И в этой тишине трое друзей поняли: всё только начинается.
***
Когда они двинулись дальше по коридору, тишина сделалась звенящей. Каждый шаг эхом отдавался в скалах, но ни один не звучал одинаково — будто под лапами был не камень, а плоть чего-то спящего.
Крыло вдруг остановился. Весь его вид изменился — шерсть слегка зашевелилась, дыхание участилось, крылья дрогнули, будто ловя ток, пробежавший по воздуху.
— Крыло? — негромко позвал Амфи, озираясь.
— Здесь я уже был, — прошептал тот. — Или… я видел это во сне? Нет… Это старее меня. Глубже. Я не мог быть здесь. Но знаю каждый изгиб.
Он провёл лапой по стене, и в том месте запылали бледно-синие жилы камня. Они шли вглубь, сетью, как корни — или вены. От них веяло древностью, болью… и знанием.
Осколок подошёл ближе, его слепой глаз тускло сиял. Он не выказывал страха. Наоборот — словно впитывал происходящее.
— Камень говорит, — пробормотал он. — Он шепчет на языке, которого никто не учил. Но я понимаю.
Амфи нахмурился.
— Что он говорит?
— Он просит… остаться. Просит не уйти. Здесь был кто-то до нас. Они разбудили нечто. А потом построили тюрьму. Из ритуалов, крови и клятв. Но прошло слишком много времени.
Крыло моргнул, отстранив лапу от стены.
— Печати слабеют.
В ту же секунду камень позади них загудел. Сначала едва уловимо — как дрожь в глубине лап. Затем звук нарастал, сливаясь с низким стоном воздуха, и в какой-то момент стал… голосом.
> Трое шагнули за грань. Один видит. Один помнит. Один — решит.
— Нет, — выдохнул Крыло. — Это… не гора. Это то, что под ней.
— Оно следит за нами, — прошептал Осколок. — Всегда следило.
Впереди открылся проход. Камни расступились — медленно, с глухим скрежетом. Света не было, но в глубине чернел проём, как зияющая пасть.
Амфи сделал шаг — и остановился.
— Мы пойдём?
— Мы должны, — ответил Осколок. — Если нет… он сам выйдет.
Крыло опустил голову. Его взгляд стал пустым, как будто в нём оживали не его воспоминания.
— Я когда-то летал над этим местом… не в теле. В снах. В песнях. Но теперь я внутри… и он знает, что я пришёл.
Они вошли.
Проход вёл к залу, выдолбленному в скале. В центре — гладкий круг. По кругу шли узоры, пульсирующие бледным светом. Каменные фигуры — словно стражи — вглядывались в центр, где не было ничего. Лишь пустота. Но она дышала.
> Добро пожаловать, хранители.
Трое друзей застыли. Голос не имел источника. Он исходил из самой пустоты.
> Вы пришли слишком поздно. Или слишком рано. Но вы пришли.
В тот миг Осколок шагнул вперёд, без страха. Его глаза сверкнули — живой и слепой.
— Кто ты?
Тишина.
Потом:
> Я не был именован. Иначе бы вы не смогли забыть меня.
Амфи медленно покачал головой. Он смотрел на пустоту, и в его взгляде впервые за долгое время не было уверенности.
— А если мы уйдём?
> Вы не уйдёте.
Внезапно пол за спинами дрогнул. Камень снова закрылся — медленно, тяжело, как вековая плита. Они оказались заперты.
Крыло вздрогнул.
— Он впустил нас, — прошептал он, — но уже не отпустит.
Трое друзей стояли перед тьмой, что ждала веками. И в тот момент, в сердце горы, среди дыхания забытых, каждый из них почувствовал: этот путь — больше, чем их жизни.
И впереди — лишь бездна.