Глава 28.
Горячая вода стекает по моему телу, обволакивая паром ванную комнату. Я стою под душем, запрокинув голову, позволяя каплям стекать по лицу, по шее, по груди. Капли бегут вниз, оставляя горячие дорожки на коже, пока вода смывает остатки прошедшего времени — запах его тела, его касания, его вкус. Я снова здесь, в его доме, в его душе, в его жизни.
Когда я сбегала из своего дома в Канаду, скрываясь от своей семьи, я даже представить не могла, что однажды окажусь здесь. Что останусь. Что стану частью чего-то большего. Что его желания, его цели окажутся общими с моими.
Я провожу ладонью по своим плечам, вспоминая, как эти же плечи сжимали его пальцы, как он шептал мне на ухо, как он держал меня за волосы, будто я принадлежу только ему.
Я никогда бы не поверила, если бы кто-то сказал мне тогда, что я буду трахаться с паханом русской Братвы. С врагом моей семьи. Но, черт возьми, разве Исай теперь враг?
Я открываю глаза, перевожу дыхание и касаюсь губ. Они все еще горят от его поцелуев. Я чувствую его даже сейчас, стоя под струями горячей воды. Я закрываю глаза снова, в темноте за веками я вижу его. Исай.Любовник. Тот, кого я никогда не должна была захотеть. Но который теперь — часть меня.
Я выключаю воду, и в ванной мгновенно становится тише. Только шум капель, стекающих по кафелю, напоминает о прошедших минутах. Пар все еще окутывает комнату, делая воздух тяжелым, влажным, словно продолжением того жара, что все еще пульсирует в моем теле.
Протягиваю руку к махровому полотенцу, висящему на крючке, и заворачиваюсь в него. Ткань моментально впитывает капли с моей кожи, но от жара внутри меня он не спасает. Плотно стягиваю полотенце на груди, ощущая, как оно мягко касается влажного тела.
Глубокий вдох. Я знаю, что там, за дверью, меня ждет он.
Открываю дверь, и холодный воздух из комнаты тут же обволакивает меня, пробегаясь мурашками по влажной коже. Я делаю пару шагов вперед и замираю.
Исай сидит за столом, расслабленно откинувшись на спинку стула. На нем только брюки — никаких рубашек, никаких пиджаков, ничего, что могло бы скрыть его обнаженный торс. Свет в комнате мягкий, приглушенный, но его хватит, чтобы разглядеть каждую линию его тела: рельефные мышцы, едва заметные шрамы, сильные руки, лежащие на подлокотниках.
Его взгляд скользит по мне, оценивающе, медленно. Я чувствую, как напрягается мой живот от этого внимания, как внутри снова вспыхивает что-то дикое, непозволительное, запретное.
Я опускаю глаза, но только на секунду, а потом поднимаю их снова, встречаясь с его взглядом. То, что случилось в ресторане, вспыхивает в моей памяти огненным вихрем. Горячее, животное, наполненное адреналином. Я никогда не думала, что позволю себе быть такой. Но я не только позволила. Мне это понравилось. Исай знал, что делает. Он всегда знает.
Но что это было для него? Просто игра? Еще один способ показать мне, что он контролирует ситуацию, контролирует меня? Или это что-то большее? Я не знаю, и это сводит меня с ума.
Я сглатываю, сжимая пальцы на полотенце. Исай чуть ухмыляется, склонив голову набок.
—С лёгким паром, — произносит он на русском, я его не понимаю, и хмурюсь.
Он же снова переходит на английский.
—Русское выражение.
—Мне стоит навестить Софию, раз уж я здесь, и..., — запинаюсь, бегая глазами по торсу Исая. —Мне нужна одежда.
—Я займусь кое какими делами, а ты найди себе одежду. В этом доме ее больше, чем во всех бутиках гребаной Оттавы, — кидает Исай, и хватает телефон со стола.
Я же изумлённо смотрю на него, и чувствую, как ком образовывается в горле. Он говорит со мной в приказном тоне.
—Я поеду домой, — возмущенно бросаю я, и хватаю пиджак, лежащий на краю кровати, в котором я сюда вошла.
—Ты уже дома, — парирует Исай, и я вскидываю бровь.
—Это дом Елисеев, я здесь не живу.
—Как ты думаешь, что я имел ввиду, когда в ресторане сказал, что мы поедем домой? Я привез тебя сюда чтобы ты помылась, и все? — Исай расстёгивает ремень на своих брюках, а я невольно свожу бедра, и начинаю бегать глазами по полу.
Блядство, он будто соблазняет меня.
—Знаешь, ты позвал меня поговорить, а потом трахнул мой рот! — возмущаюсь я, не поднимая глаз.
—Солнышко, ты сама этого захотела, — снова это русское слово, и я заливаюсь краской от стыда.
Я действительно пошла на это сама, и даже хотела этого больше, чем он сам, но сейчас мне стоило попытать удачу в своем оправдании.
—Твоя длинная сестра ненавидит меня, я не останусь в этом доме, — проговариваю я, и сажусь на край кровати, сжимая в руках пиджак Исая. —Я ещё хочу жить.
Исай постукивает пальцами по столу, активно листает что-то в телефоне другой рукой, полностью игнорируя мое присутствие. Все тело горит от воспоминаний, но я стараюсь не подавать виду. Я пытаюсь выкинуть все эти мысли из головы, но когда Исай начинает говорить по русски по телефону, и я слышу свою фамилию, они вылетают сами собой.
Удивлённо таращусь на Исая, и когда он поднимает голову и улыбается, мне становится не по себе.
—У меня к тебе важный разговор, Агата, — произносит он со странной интонацией. —Чертовски важный.
***
—Святая Богородица! — София прижимает ладонь ко рту, с неверием смотря на меня.
Я трясусь от злости и одновременно от страха и удивления, пока натягиваю ее спортивные штаны. Ее джинсы и брюки мне малы, из-за огромной, мать ее, задницы. Мокрые волосы щекочут спину, София кидает в меня футболку, и я с психом надеваю и ее.
—Гаяна умрет от радости, — шипит Софи, садясь на край кровати. —Он это серьезно? Ну... Он точно не пошутил?
Я укоризненно смотрю на младшую сестру причины своего нервного срыва, и кручу у виска пальцем.
—Он сошел с ума, а не пошутил, София.
Я пытаюсь собраться с мыслями, откидываю от себя мокрое полотенце, и сажусь у шкафа. Обхватываю голову двумя руками, а разум разрывается от звенящих в нем слов.
Исай издевается надо мной. Испытывает.
—У вас что-то было? — вдруг тихо спрашивает София. —Он бы не стал предлагать тебе выйти за него просто так.
Снова вспоминаю его губы на моих, вспоминаю, как жадно принимала его член своим ртом, и тело загорается гребаным пламенем. Было. У нас что-то было.
—Дело не в этом, — выдыхаю я, и поднимаю глаза на Софию. —Он предложил мне замужество, чтобы убедиться в моей верности ему.
—Какой разговор? — я закидываю ногу на ногу, продолжая держать в руках пиджак.
—Выходи за меня замуж, Агата.
Я замираю. Кажется, даже дышать перестаю. Слова, которые только что прозвучали, бьют меня, как удар по голове. Выйти замуж?
В груди будто что-то схлопывается, и я не сразу осознаю, что немею. Горло сжимается, язык становится ватным, но где-то на периферии сознания я все-таки слышу собственные мысли — рваные, спутанные, ошеломленные. Исай что, совсем ополоумел? Он серьезно? Он не шутит?
Я открываю рот, но звука нет. Бессознательно касаюсь пальцами виска, словно пытаюсь смахнуть выступивший пот. Выйти замуж. За него. Должно пройти несколько секунд, или целая вечность, прежде чем я, наконец, обрету голос.
—Извини, но..., — кашляю. —Ты спятил?
Ухмылка выступает на его непоколебимом лице, он приподнимается с места, и подходит ко мне. Я все ещё нахожусь в прострации, но его торс напротив себя просто сложно игнорировать. Медленно поднимаю глаза к его лицу.
—Ты ушла из семьи для мести. Я предлагаю тебе отомстить собственными руками, но только перед этим тебе придется поклясться мне в верности. Тот договор — формальность, мне нужно знать наверняка, что ты останешься мне верна даже после того, как окажешься в Каморре.
—Ты..., — вскакиваю с места, ошеломленная ещё больше его фразами. —Ты серьезно?! Что, черт возьми, творится в твоём больном мозгу? Ты хочешь отправить меня в Каморру? К людям, которых я презираю, которых ненавижу, которые мне противны?
Исай резко обхватывает мои плечи, будто пытаясь успокоить, и смотрит прямо мне в глаза, гипнотизируя.
—Мне нужно, чтобы ты вышла за меня замуж, Агата. Если ты хочешь остаться в Братве, хочешь отомстить за смерть матери, и избавиться от груза, который давит на твои плечи, ты согласишься.
Исай возвышается надо мной, как скала, и это ощущение — его физическое превосходство, его сила, давит на меня, подчиняет, загоняет в угол, даже если он не произносит ни слова.
Я все еще не понимаю. Как связана месть с его желанием обладать мной? Официально. Как женой. Это слово отдается эхом внутри, звучит чуждо, неправдоподобно. Сердце колотится быстрее, словно пытается убежать впереди меня, туда, где я уже знаю ответ. Но я не знаю. Я не понимаю. Я уже однажды бежала от замужества, но мне не хочется делать это снова.
Я качаю головой — резко, упрямо, но не отвожу взгляда. Исай не дает мне этой возможности. Его глаза удерживают меня на месте, лишают возможности даже на слабый протест. В них нет ни капли сомнения. Он уверен, как всегда.
Его руки горячие. Они жгут кожу, сжимая мои плечи, не позволяя мне отступить. Я чувствую, как тепло проникает глубже, растекается по телу, вызывает мурашки, но не от холода — от чего-то другого, от напряжения, от осознания, что этот человек привык получать все, чего хочет. А сейчас он хочет меня.
— Зачем? — вырывается шепотом, но даже это слово кажется слабым, жалким по сравнению с его решимостью.
—Будучи женщиной, носящей фамилию Елисеев, ты не имеешь право на предательство, — произносит он чуть мягче, чем ранее. —Я хочу, чтобы ты поехала домой, к людям, которых ненавидишь, и отомстила за свою мать и за все, что они сделали с твоей будущей семьёй.
—Как? — сглотнув, проговариваю я.
Ощущение, что он принял это решение за несколько минут до этого разговора, окутывает меня. Он слишком умён и рассудителен, слишком опытен.
—Агата! — София дёргает меня за плечи, и я наконец оказываюсь в реальности.
Она сидит рядом со мной, с небрежным пучком на голове и в пижаме с изображением дюймовочки. Ее взгляд бегает по моему лицу.
—Черт возьми, ты согласилась выйти за него? — тараторит она.
Я вздыхаю.
—Да, — признаюсь я. —Через несколько дней я стану Елисеев.
София ахает, и сев рядом со мной, прижимается макушкой головы к двери шкафа. Мы обе вздыхаем.
—Творится неведомая хрень, — тихо проговаривает она. —Мне стоит рассказать об этом Тайе.
Я недоуменно смотрю на нее. Мне не хотелось, чтобы кто-то ещё знал о том, что Исай сделал мне предложение, а ещё я умолчала, какова настоящая причина его поступка, потому что он просил меня утаить это.
—Почему именно ей?
—Помнишь, я говорила тебе, что Тайя не верит, что Саша наша племянница?
Я киваю.
—Она продолжает избегать ее, и полностью изолировалась от нас всех. Я вижу по ее лицу, что она буквально кипит от злости, видя как Агния и Гаяна обхаживают Александру. Я пыталась с ней поговорить, но она хлопнула дверью перед моим носом, и заперлась в комнате. Я не знаю, что творится с сестрой, но мне ее очень жаль. Думаю, новость о браке брата растормошит ее.
Я отрицательно качаю головой.
—София, нет, пожалуйста. Никому не говори, пока это не произойдет.
Она хмурится, наклоняя голову.
—Я не могу поверить, что ты будешь женой Исая. Тебя хоть тянет к нему?
Ох, София, знала бы ты, насколько нас обоих тянет друг к другу.
—Не задавай таких вопросов, — бросаю я.
—Наш план рушится, он ведь не поверил в то, что мы с тобой могли развлекаться?
Отрицательно качаю головой снова.
—Значит скоро Тимофею придется признаться ему, — разочарованно говорит София. —Я не хочу повторения судьбы Миши и Гаяны. Это больно, видеть, как твоего любимого человека уничтожает твой брат, который заменил тебе отца.
У каждой из нас были свои тараканы, свои проблемы и ситуации, в которых нам не хотелось бы оказываться, но судьба распоряжается иначе. Смотря на Софи, я даже радуюсь тому, что смогла наладить с ней контакт. Будь я одна сейчас, точно бы сошла с ума от переизбытка эмоций и страха, который рвет мое сердце изнутри.
Медленно кладу голову на плечо Софи, и вздыхаю.
—Я не знаю, что мне делать. Я совершила слишком много дерьма, и мои ошибки выходят мне боком. Может быть, мне не стоило убегать? Может быть, я бы смирилась с фиктивным браком и смогла бы найти свое счастье там? — мысли вслух.
—Ты не зря встретила моего брата, подруга. Не знаю как вы, а мы — русские, верим в судьбу. Может, он и жестокий, безжалостный Пахан, но он мужчина, который подарил мне и моим сестрам любовь и заботу. Утопая в работе, в крови, которую он проливал, чтобы доказать свою силу и власть, он находил время на то, чтобы проверить домашнее задание у Тайи, накормить и уложить спать меня и Агнию, и утешить Гаяну, что сходила с ума от потери родителей и сестры. Он был далеко, но и всегда был рядом. Не знаю ни одного человека в этом жестоком мире, который бы пошел на это добровольно.
От ее речей в груди становится теплее. Может быть, она права, и это все предначертано мне судьбой. Может быть, я действительно должна стать вендеттой для людей, которых когда-то считала семьёй.
—Став моей женой, ты покинешь Канаду, и навестишь своего бывшего капо, признавшись ему, что была в плену Братвы. Скажешь, что бежала от него, но поняла, что нигде, кроме Каморры не можешь быть в безопасности. Ты обманешь его, Агата, — проговаривает с расстановкой Исай, заставляя мое сердце покрыться толстым слоем страха. —А потом подорвешь его дом вместе со всеми, кто там находится.
Я открываю рот от изумления, сердце останавливается. В голове всплывают образы всех, кто живёт в чёртово особняке Романо, и боль пронзает тело. Там дети. Там мои племянники, тетя, Элиза.
—Ты хочешь сделать из меня убийцу детей?
Голос кажется едва слышным.
—Дети ни в чем не виноваты, но я уверен, стоит им вырасти, они будут такими же ублюдками, как и их отец. Будет отлично, если их не будет дома, когда ты сделаешь это.
—Ты ведь это не серьезно?
—Я могу сделать это сам. Могу подорвать гребаную Каморру, перестрелять половину Нью-Йорка, но я не хочу открытой войны, потому что эти твари играют грязно. Почему им позволено потрошить, держать на мушке, подстреливать моих сестер, которые не имеют отношения к моим поступкам, а мне должно быть совестно, когда я хочу уничтожить их родословную? — тон Исая становится до невозможности жёстким. —И пока мы с тобой сейчас говорим, они уже подумывают о том, чтобы в очередной раз сыграть на моих отцовских инстинктах, и задеть одну из моих сестер. Я не просто Пахан, Агата.
Его зрачки расширяются, он крепче сжимает мои плечи.
—Я отец четырех девочек. И я лягу костьми, но я заставлю Романо захлёбываться кровью за то, что они сотворили с моей семьей. У тебя есть выбор: либо ты Елисеев, и за тебя я умру, либо ты Романо, и наши пути расходятся прямо в эту гребаную секунду.
Сейчас передо мной не Исай. Сейчас передо мной Пахан Русской Браивы — мать его, Елисей.