Глава 26.
Пытаюсь испепелить потолок взглядом. Шел четвертый час моей деградации после того, что случилось в кабинете Исая. Тело все ещё вспоминало те пики, вспоминало его горячее дыхание, не менее горячие губы и язык. Развожу бедра, чтобы не искушаться их сведением для удовольствия. Я не должна думать об этом так долго. Не должна вспоминать каждое его движение, слово, касание. Как это вообще возможно? Как человек, которого я считала воплощением сдержанности и железной воли, мог так резко потерять контроль? Его взгляд, его голос, его поступки — всё в нем всегда говорило о власти над собой, о том, что он всегда знает, что делает.
Я просто не могу поверить, что это произошло. Всего-то хотела прикрыть Софию. Да, может, я и переступила какие-то границы, но разве это повод для того, чтобы он так вспыхнул? Он, который всегда оставался холодным, как лед, в любых ситуациях, даже когда его сестру подстрелили. И теперь этот лед вдруг треснул, и из-под него вырвалось что-то такое, что мне сложно понять, не говоря уже о том, чтобы принять.
Я и представить не могла, что мои действия вызовут у него такую реакцию. Я думала, он будет ругать меня, может, даже кричать, но чтобы вот так, накинуться на меня. С поцелуями. Да ещё и с этим... Эти минуты — они будто разорвали привычный мир на части. Его руки, его губы, его язык во мне: всё это было так неожиданно, так яростно, что у меня просто не было времени осознать, что происходит.
Я вспоминаю его глаза в тот момент, когда он опускался на колени между моих ног. Они горели чем-то таким, что я даже не могу назвать. Это была не просто злость. Это была страсть, ярость, желание — всё смешалось воедино, и это пугало. Но, что пугает ещё больше, — это то, что я чувствовала в ответ. Я испытала весь спектр эмоций за то время, пока Исай отлизывал мне, и как бы это прискорбно не звучало, я бы хотела повторить это ещё сотни раз. Его крепкая рука на моей шее заставила меня понять, почему в некоторые моменты я смотрела на Исая под другим углом: в темных уголках своего сознания я хотела, чтобы он овладел мной. С самого знакомства, с той встречи глазами около машины.
Сглатываю, и закрываю глаза. Я убежала из этого особняка почти сразу же после произошедшего, и не рассказала Софи на что пошла ради ее отношений, потому что не была уверена, что сделала это именно из-за этого. Другая причина, таящаяся в глубинах моей души была более убедительной, нежели пристрастия Тимофея к Софии.
Стук в дверь заставляет меня очнуться из своих мыслей. Открываю дверь, неизвестный мужчина вручает мне коробку. Я скольжу по ней взглядом, и понимаю, что это телефон. Софи все же выполнила свою часть обещания. Благодарю курьера, запираю дверь, и иду к дивану. Распаковываю смартфон последней модели, вставляю сим-карту, лежащую в коробке, и включаю телефон. Не знаю, как я обходилась без него все это время, но сейчас мне захотелось позвонить той, про кого я вспоминала. Эдда. Я знала ее номер наизусть.
Как только телефон загружается, я набираю номер кузины, и ставлю ее на громкую связь. Ладони потеют от волнения, в голове происходит настоящий хаос, но сбросить я уже не могу. Мне стоило позвонить ей намного раньше, но я не делала этого, слишком увлеченная в более важные детали своей жизни.
—Да, — грубый, мужской голос раздается по ту сторону.
Я сглатываю, и смотрю на экран. Неужели я ввела неправильный номер?
—Я бы хотела услышать Эдду, — неуверенно произношу я, заламывая свои пальцы.
—Милая, это тебя, — мужской голос становится мягче, а затем я слышу Эдду.
Ее звонкий, мягкий тембр. На секунду я попадаю в прошлое, где мы проводили каждые каникулы вместе, ездили друг к другу на выходные, отдыхали в ее загородном доме семьями, и были счастливы как никогда. Но тогда мы были детьми. Были беззаботными, живыми.
—Да, — проговаривает Эдда, а у меня встаёт ком в горле от чувства вины.
Я должна была позвонить ей раньше, или хотя бы намекнуть о своих планах покинуть Каморру.
—Эдда, это я – Агата, — говорю я чуть тише, прижимая свои колени к груди.
—Что тебе нужно? — резко отвечает кузина, тем самым вызывая боль в моем сердце.
Я хмурюсь, не понимая ее тона.
—Я..., — заикаюсь, — хотела поговорить, сказать, что скучаю.
Я не лгала. Я скучала.
—У меня нет времени на пустые разговоры, я тороплюсь, — отрезает Эдда, я слышу обиду в ее голосе.
—Эдда, дай мне объясниться, — понимаю, что чертовски сильно обидела ее.
Слышится тяжёлый вздох.
—Мне не нужны твои объяснения, Агата. Ты мне больше не нужна, — чеканит Эдда, от чего я прижимаюсь лбом к коленям.
—Знаю, что я должна...
Она не даёт мне договорить.
—Ты сбежала, и даже не сказала мне, пропала на долгое время, в теперь звонишь как ни в чем не бывало? — ее голос срывается на крик. —Сначала я думала, что тебя похитили, что ты где-то в плену, как это было с принцессой Дероса, думала ты в беде! Но как оказалось, по словам некоторых парней, что у тебя всё ещё лучше! Это так неприятно, Агата, когда твой родной человек ни во что тебя не ставит!
—У меня не было выбора! — выкрикиваю я в ответ, чувствуя как лицо горит пламенем от злости и обиды. —Мне не нужен был этот брак с Нино, мне не нужна была моя семья!
—Знаешь, мне было жаль тебя после смерти тети Алессии, — выплёвывает Эдда с особым недовольством, — и было даже жаль ее, потому что для тебя она была любящей матерью, но когда я узнала правду, мне перехотелось жалеть ее.
Ее слова задевают меня за живое. Я все ещё скучала по маме. Мне хотелось ощутить ее теплые руки, услышать приятный голос и обнять ее.
—Что ты узнала? — спрашиваю я незамедлительно.
—Она приставала к Крису. Ты знала об этом? Ты в курсе вообще, что это гребаная педофилия? Тогда он был несовершеннолетним!
Мои брови взлетают вверх, и я устремляю взгляд на телефон, откуда раздаются слова Эдды.
—Ты бежала из-за Андреа и Тео, что убили ее, но даже не хотела узнать, по какой причине они это сделали. Ты думала, что это только из-за родителей жены Криса? Ох, нет, милая, ее лишили жизни за ее распутство.
—Замолчи! — выкрикиваю я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. —Это не правда!
Ее слова звенят в ушах, я сильнее прижимаю колени к груди, отрицательно качая головой.
—Ты могла мне просто позвонить и сказать, что собираешься сделать. Я бы ни за что не сдала тебя, но знала бы, что с тобой происходит! Знала бы, и переживала бы меньше, возможно, помогала бы финансово, поддерживала! Разве хоть раз я подводила тебя, чтобы ты так отнеслась ко мне? Агата, мы росли вместе, я считала тебя родной сестрой!
Слезы текут по щекам. Тело содрогается.
—Я думала, что никому не нужна, и посчитала, что все это мне тоже не нужно, — выдавливаю из себя я.
—Зато тебе нужна Братва, где ты по слухам живёшь не хуже, чем я, будучи женой внука Дона. Хотя знаешь, я думала, что мы близки, что я важна тебе, но оказалось, ты скорее потеряешь все ради своей гордости, чем просто позвонишь людям, которым ты небезразлична!
Это удар в самое сердце. Эдда сбрасывает, и мне кажется, что я больше никогда ее не услышу. Впервые за долгое время я начинаю рыдать. Рыдаю так, что задыхаюсь, давясь собственными слезами. Тело содрогается, я сворачиваюсь в калачик, заваливаюсь на бок, и скидываю телефон на пол. Фразы
Эдды о маме отрывками звучат в голове, и я одновременно понимаю, что это правда, а с другой стороны не могу поверить в это. Моя мама была для меня светом, миром, добром и жизнью. Моя мама не могла. Моя мама не могла так поступить. От боли в груди, я зажмуриваю глаза, пытаясь воспроизвести образ матери. Ее рыжие волосы, широкая улыбка и тот самый теплый взгляд. Господи, она была единственной, кто верил в меня, кто любил меня.
Я лежу, уставившись в потолок, и время будто растворяется в тишине. Кажется, прошли часы, а может, всего несколько минут, я не знаю. Тело тяжелое, мысли спутанные, и единственное, что я могу, — это погружаться в воспоминания, как в глубокую реку, которая не хочет отпускать.
Перед глазами снова мама. Ее улыбка, теплая и мягкая, словно утренний свет. Она была моим всем, моим убежищем, моим домом. Я стараюсь не вспоминать отца. Его холодность, его отстраненность — они будто ледяной ветер, который хочется забыть. Но мама была другой. Она умела любить так, что это согревало даже самые темные уголки моей души.
Я вспоминаю, как она пела, готовя ужин, как поправляла мои волосы перед школой, как держала за руку, когда мне было страшно. Эти моменты — моя единственная радость и одновременно моя боль. Ведь их больше нет. Ее больше нет.
Но я не могу остановиться. Думаю об Эдде. Об обиде, которая жжет внутри, как незаживающая рана. Мы были так близки, словно сестры, а теперь между нами пропасть. И я знаю, что это моя вина. Мне следовало предупредить ее о побеге. Мне следовало довериться ей, как я доверялась раньше. Но я испугалась. Испугалась, что она не поймет, что осудит. И теперь я потеряла ее.
Мысленно я снова и снова прокручиваю тот момент, когда могла все исправить, но не сделала этого. Чертовски больно осознавать, что ты сам разрушаешь то, что тебе дорого.
Как жить дальше? Этот вопрос висит надо мной, как тяжелое облако, которое не дает вздохнуть. Я вспоминаю свое желание стать адвокатом. Это была не просто мечта, а цель, за которую я держалась, как за спасательный круг. Мысли возвращаются к Исаю. Он сделал для меня больше, чем я могла ожидать. Он не просто дал мне шанс, он открыл двери в мир, о котором я раньше только мечтала. Университет, работа с его юристами — это был мой путь к чему-то большему.
Я должна держаться за это. Должна двигаться вперед. Потому что если я сдамся сейчас, все жертвы, все усилия будут напрасны. Я глубоко вздыхаю, пытаясь унять тяжесть в груди. Мама бы не хотела, чтобы я утонула в своей боли. Она бы хотела, чтобы я боролась. И я буду бороться.
***
Алекс сидит напротив меня, его голос ровный, уверенный, и каждая фраза отточена, как лезвие. Он объясняет нюансы судебного процесса со стороны обвинения, и я, как зачарованная, впитываю каждое слово. Это не лекция из университета, где все сухо и теоретично, а живая, яркая картина. Алекс говорит о том, как важно понимать слабые места защиты, как выстраивать линию обвинения так, чтобы она была не просто убедительной, но непробиваемой.
— Ты должна смотреть на дело, как на шахматную партию, — говорит он, легко перелистывая страницы какого-то документа. — Предугадывать ходы защиты, думать на шаг вперед. Но главное — факты. Если ты держишь их в руках, защита может выкручиваться сколько угодно, но у тебя всегда будет преимущество.
Я киваю, но не просто из вежливости. Его слова цепляют меня, как крючки, затягивают в этот мир. Я всегда думала, что адвокатура — это мое. Помогать людям, защищать тех, кто в беде, — казалось, что это правильный путь. Но сейчас, слушая Алекса, я понимаю, что обвинение — это не просто борьба за справедливость, это интеллектуальный поединок, в котором важно не только что ты говоришь, но и как ты это делаешь.
— В университете так не объясняют, — вырывается у меня.
Алекс усмехается, не отрывая глаз от документа.
— Потому что там учат теории. А здесь — практика. Ты можешь выучить все законы, но если не умеешь применять их на деле, от этого мало толку.
Он прав. В университете все слишком оторвано от реальности. Нам дают шаблоны, но не учат, как действовать, когда эти шаблоны не работают. А Алекс... Он хорош. В этом нет сомнений. Каждое его слово, каждый пример — это не просто информация, это знание, которое хочется сразу применить.
В офисе кипит работа. Люди ходят туда-сюда с папками, кто-то говорит по телефону, кто-то сосредоточенно печатает за компьютером. Здесь все будто живет в одном ритме, в одном дыхании. Я уже несколько часов подряд разбираю одно старое дело, которое Алекс дал мне для анализа. Оно сложное, запутанное, но от этого еще интереснее.
— Что думаешь? — Алекс поднимает взгляд на меня.
— Думаю, что это гениально, — отвечаю честно. — Выстроить линию обвинения так, чтобы защита даже не смогла найти слабое место. Это впечатляет.
Он улыбается, но в этой улыбке нет высокомерия, только удовлетворение от того, что его работа действительно кого-то вдохновляет.
Я снова погружаюсь в документы. С каждым часом я все больше понимаю, что обвинение — это не просто сторона в процессе. Это искусство. И, возможно, это то, чем я действительно хочу заниматься.
Мой телефон звонит. Я отвлекаюсь, смотрю на экран, и вижу снова это имя: "Софи". Я избегаю ее уже больше месяца, и пока что моя помощь ей не требуется, но она настойчиво приглашает меня в гости, и хочет увидеться. Я же изолировалась от семьи Елисеев в надежде разобраться в самой себе, и заняться самореализацией в юриспруденции. Сбрасываю звонок, убираю телефон, и снова начинаю читать документацию. Дело об убийстве трёх женщин в одном из неблагополучных районов Оттавы.
—Извини, — я хмурюсь, поднимая глаза на Алекса. —А почему это дело закрыли?
Алекс кашляет.
—Я защищал интересы убийцы, — проговаривает Алекс. —федеральный атторней почти выиграл дело, но... мы использовали его семью в качестве шантажа.
Я сглатываю.
—Убийца этих женщин член Братвы?
Мне вдруг кажется, что это кто-то из семьи Исая.
—Михаил, — тихо проговаривает Алекс, и я широко распахиваю глаза, а он прижимает палец к губам, и вдруг, переходит на итальянский. —Они были знакомы с Амелией. Не знаю, в курсе ли ты ее трагической гибели...
—В курсе, — отвечаю на итальянском, и вспоминаю о том, что моя семья является причиной ее смерти. —То есть их убили в попытке найти ее убийцу?
Алекс кивает. Я правда удивлена, что Михаил оказался под следствием,с тем условием, кем он является в семье Исая. Я сглатываю, вспоминая о маме, и ее смерти. Мне всё ещё хотелось упечь за решетку гребаных братьев Романо.
—Законы Канады более гуманны, нежели законы США, — уточняю я, исподлобья смотря на Алекса.
Он кивает.
—Некоторые штаты Америки тоже склоняются к гуманности. Тебе интересно их законодательство?
—Я изучала их кодекс, и хорошо знаю законы.
Алекс отодвигает документы в сторону, откидывается на спинку стула, и начинает вертеть ручку в руках.
—Какие цели ты преследуешь, Агата? — вдруг спрашивает он, прищуриваясь. —Меня просили не задавать подобных вопросов, но раз мы так хорошо ладим, может быть ты поделишься со мной своими тайнами? Ты слишком увлечена этим занятием, спрашиваешь об обходах законодательства, изучаешь обе стороны судебных процессов, и я все ещё не могу понять, ты хочешь кто-то защитить, или скорее засадить?
Я сразу же начинаю бегать глазами по столу. Алекс видит меня насквозь.
—Если убийство произошло несколько лет назад, я могу начать расследование сейчас? — прищуриваюсь, смотря на Алекса.
—Ты адвокат, представляешь интересы обвиняемого в суде, о каком расследовании идёт речь? У тебя знакомые за решеткой?
Я качаю головой.
—Наоборот, я хочу чтобы эти знакомые там оказались, — тихо говорю я, убедившись, что нас никто не слышит.
—Какова вероятность того, что мы можем доказать их вину?
Жму плечами.
—Один к тысячи.
Андреа является капо с огромной поддержкой со стороны законодательства за счёт своих людей в высших ступенях федеральной иерархии. Может быть, я ошибаюсь, но не может быть, что мафия существует столько лет, и не имеет подобных покровителей. Если бы все убийства, что они совершают, не покрывали определенные люди, вся моя семья бы сидела за решеткой.
—Если ты предоставишь мне всю информацию о деле, я смогу помочь тебе начать его. Конечно, перед этим мне придется посоветоваться со своим отцом, — кивает Алекс. —Постарайся расписать все в подробностях, и предоставь мне документ завтра.
Я благодарно улыбаюсь.
—Ты займешься этим делом? Я ведь не имею образования.
—Может быть. Если нужен будет атторней, он тоже у меня есть, — Алекс подмигивает мне, и встаёт с места. — Тебя подвезти?
—Буду благодарна, — отвечаю я, и захлопываю папку с делом.
Пока семья Елисеев разбирается со своими семейными драмами с племянницей, Алекс любезно отвозит меня домой уже несколько недель подряд. Но будучи далеко от всей этой суеты, что вечно происходит в особняке, я скучаю. Не по атмосфере, а по определенному человеку. По тому, кто явно под запретом для меня даже после всего, что между нами было. Было сложно жить с мыслями о нем, и одновременно отдаляться для собственной гармонии.
—Агата, пойдем, — подначивает Алекс, и я схватив сумку, двигаюсь за ним.
Оказавшись дома, я быстро принимаю душ, хватаю свой блокнот, в котором записываю важные моменты при занятиях с Алексом, и собравшись, иду в парк, чтобы насладиться погодой и описать все то, что попросил Алекс. Найдя скамью среди деревьев, сажусь поудобнее, достаю пачку сигарет, и закуриваю. Наслаждаюсь приятным ветерком, наблюдаю за проходящими мимо людьми, стараюсь привести свой разум в спокойное состояние. Телефон снова звонит: "Софи". Нехотя поднимаю трубку, чтобы хоть как-то объясниться. Мы только наладили контакт, и я сразу же ретировалась, в надежде побыть наедине с самой собой. Может быть, я поступила неправильно, но мне нужно было попытаться осознать все то, что произошло в последнее время в моей жизни. Слишком много событий сводили меня с ума.
—Эй, подруга, кажется ты снова хочешь, чтобы я отправила за тобой охрану, — ворчит София по ту сторону телефона.
—Привет, Софи, — проговариваю я между затягами.
—У тебя все в порядке? Ты не поднимаешь от меня трубки, и редко отвечаешь на сообщения. Знаю, у нас дома сейчас слегка семейная атмосфера, но ты бы могла приехать, — тараторит она.
—Нужна помощь с Тимой? — вздыхаю я.
—Нет, мы в лёгкой ссоре, — бурчит Софи. —Он сделал то, чего не должен был. У брата большие проблемы из-за него. Наш конфликт с Каморрой усугубился.
Волнение зарождается в груди, когда речь заходит об Исае. Я делаю последний затяг, но мне мало, и я достаю ещё одну сигарету.
—Что-то случилось? — мне на самом деле страшно слышать, что происходит с Исаем.
Он даже не звонил и не пытался связаться со мной за все время, сколько мы не виделись.
—Не знаю, говорил ли тебе Исай о том, что наша племянница, она... ну, твоя родственница тоже, — говорит Софи, и я давлюсь дымом.
Кашляю, но продолжаю внимательно слушать.
—В общем, Александра дочь твоего дяди Вито, как сказал брат.
—Вот это да, — усмехаюсь я. — Чего ещё я не знаю? Может быть вся ваша семья мои дальние родственники?
—Не драматизируй, лучше приезжай, я расскажу тебе, что здесь происходит.
—Я так и не поняла, когда мы стали подругами, — тихо проговариваю я, выпуская клубы дыма изо рта.
—Брось, я знаю, что была сукой, но не со зла, скорее от ревности к брату. Но теперь, когда я вижу, что он относится к тебе не как к сестре, меня все устраивает, — говорит София. —Приезжай, нам все ещё надо поддерживать статус близких подруг.
Я улыбаюсь, когда понимаю, о чем она говорит. Глупо обманывать Исая дальше, после того как я позволила ему вылизать себя. Думаю, Софи знать об этом необязательно.
—Когда у меня будет выходной, я обязательно приеду.
—И ещё,—тянет она. — Исай спрашивал о тебе.
Я замираю с сигаретой меж губ. Пульс учащается.
—Я сказала ему, что ты в порядке, и хочешь побыть одна после твоего сообщения.
—Спасибо, — бормочу я. —Постараюсь навестить вас как можно быстрее. Только напиши мне, когда Гаяны не будет дома.
София смеётся.
—Сестра забыла о твоём существовании, как только появилась Александра. Она теперь не отходит от нее.
—Ну и славно, — хмыкаю я. —До встречи.
—До встречи, — Софи сбрасывает, а я снова возвращаюсь к мыслям об Исае.
Я не могу понять, как он так глубоко засел в моей голове. Его властность, эта холодная уверенность в каждом движении и слове. Она одновременно восхищает и пугает. Он всегда держит все под контролем, и это касается не только дел, но и людей вокруг. Даже меня. Особенно меня.
Его жёсткость — это то, что раздражает и завораживает одновременно. Он не из тех, кто будет спрашивать, хочет ли кто-то поступать по его правилам. Он просто диктует их, а ты либо соглашаешься, либо уходишь. Но почему-то я не смогла уйти.
И его чертова красота. Это просто внешность. Это что-то большее. Эта уверенность, этот взгляд, который будто проникает внутрь и видит все твои слабости. Он старше, это заметно, но возраст только добавляет ему шарма. Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, как он выглядит. Нереально. Словно сошёл с обложки какого-то журнала, но при этом абсолютно реальный, до ужаса реальный.
И вот что пугает больше всего это то, что я нахожу его сексуальным. Это не должно быть так. Это неправильно. Но я не могу отрицать то, что чувствую. Я вспоминаю его прикосновения, то, как он смотрел на меня, как будто я была единственной, кого он видел. Эти мысли не плод моего воображения, я знаю это. Потому что те поцелуи были реальными. Его губы на моих, его дыхание, это ощущение, будто весь мир исчезает, оставляя только нас двоих. Я помню это слишком хорошо, слишком ясно.
И самое странное, самое пугающее — это то, что мне это понравилось. Я не могу отрицать этого, как бы ни старалась. Это было неправильно, но это было. И это было чертовски хорошо.
Все эти размышления не позволяют мне сосредоточиться на том, зачем я сюда пришла. Просидев так около часа, я уже собираюсь уходить, и когда поднимаюсь со скамьи, вижу знакомый силуэт вдали. Я стою на месте, чувствуя, как лёгкий ветерок касается кожи, но не принося ни капли прохлады. Фигура приближается.
Сначала я не уверена, кто это, но по мере того, как человек подходит ближе, сомнения исчезают. Исай. Как всегда, в идеально сидящем костюме, каждая деталь его образа безупречна. На лице то самое непоколебимое выражение, которое я знаю слишком хорошо.
Он будто просто прогуливается, но я внутри чувствую, что это не случайность. Он не из тех, кто делает что-то просто так. Если он здесь, то для этого есть причина, как и в нашу прошлую встречу в этом же парке. И, похоже, эта причина — я.
Сердце начинает биться быстрее, а потом замирает, когда он подходит ближе. Его фигура возвышается надо мной, словно напоминая, кто здесь главный. Исай не произносит ни слова, но его взгляд говорит больше, чем могли бы любые слова.
Я пытаюсь собраться, но под его пристальным взглядом это кажется невозможным. Он всегда был таким — властным, уверенным, не оставляющим места для сомнений. И сейчас, стоя перед ним, я чувствую, как внутри меня борются страх и какое-то странное, необъяснимое притяжение.
—Давно не виделись, — Исай тепло улыбается.
Его улыбка тёплая, но в ней всё тот же оттенок власти, который я так хорошо знаю. И прежде чем успеваю подумать, я подхожу ближе. Мои ноги сами ведут меня вперёд, пока между нами не остаётся почти ничего.
Я оглядываюсь, убеждаюсь, что нас никто не видит, и, не давая себе времени на сомнения, прикасаюсь губами к краю его губ.
—За этот месяц я вспоминала о вас так много, что имею право на это.
Внутри все колотится, но я не подаю виду. Этот месяц был чертовой пустотой, пока он решал свои семейные проблемы. Этот месяц был темнотой, пока мы были порознь.
Я не знаю, как он отреагирует. В его глазах всегда столько контроля, столько уверенности, что я никогда не могу угадать, что у него на уме. Но сейчас мне всё равно. Я делаю это, потому что хочу. Потому что больше не могу держать всё это внутри.
Все эти взгляды, которые он бросал на меня, будто вскрывая мои самые потаённые мысли, все те поцелуи, которые лишали меня дыхания и заставляли забыть обо всём. И тот день, когда он наказал меня, но не болью, а чем-то совершенно иным, чем-то, что перевернуло мой мир. Он подарил мне удовольствие, которое я не могла объяснить, и оставил с ощущением, что это было не просто игра.
Это что-то значило.Это не могла быть просто случайность или каприз. И я не могу больше притворяться, что ничего не чувствую. Что меня не тянет к нему с силой, от которой хочется одновременно убежать и поддаться ей.
Исай не просто властный мужчина. Он тот, кто поддержал меня, когда я была потеряна, тот, кто открыл передо мной двери, которые я не смогла бы открыть сама. Но он дал мне не только это, он дал мне что-то ещё. Что-то, что я не могу до конца понять, возможно, из-за своего возраста, из-за того, что мне не хватает опыта.
—Удивлен, — хрипло протягивает Исай, заводя руки за спину.
—Чему именно? — стараясь держать лицо, говорю я.
—Не знаю чему конкретно: тому, что ты думала обо мне, или тому, что не съязвила при встрече.
Улыбка больше не украшает его губы. Он с интересом всматривается в мое лицо.
—А вы не думали обо мне? Или как объяснить тот факт, что вы оказались в том же месте что и я сразу же после моего разговора с вашей сестрой? — с ноткой ехидства проговариваю я.
Исай качает головой.
—Все встало на свои места, — усмехается он. —Поговорим, или будем стоять посреди парка?
—Смотря о чем вы хотите поговорить, господин Елисеев, — возвращаю старую себя, но внутри испытываю все те же радостные эмоции от встречи с ним.
Я не могла и подумать, что его присутствие вызовет во мне такой трепет.
—О том, что месяц без твоих язвительных высказываний был блеклым, Агата, — говорит Исай уверенно, и вдруг хватает меня за руку. —Пойдем.