Моя ревность тебя погубит

Сегодняшней ночью сон обошёл меня тремя дорогами, чтобы наверняка превратить в зомби. Даже со всеми объёмами работы, не могу вспомнить, когда в последний раз спал по два часа.

Эти пару дней я уматывался на работе, времени не хватало банально попить воды. Но при этом я жил странным ощущением, которое выжигало мне лёгкие изнутри. Та девушка, оставившая невидимый след своей ладони на моей трёхдневной щетине. Та девушка, жизнь которой я обдумываю уже несколько ночей подряд. Та девушка, которая переживает больше пыток, чем способно уместить её хрупкое тело.

Последний раз я испытывал жалость около года назад к бездомной собаке, которая тёрлась возле заезда в мой гараж в самый разгар октябрьского ливня. Тогда я вынес ей сырого мяса и немного погладил. Влажная шерсть осталась на моих пальцах. Сейчас подобные чувства я испытываю к ней, но сильнее, острее. И есть одна серьёзная проблема — она, блядь, не собака, а человек, у которого всё-таки есть семья.

Совсем не вовремя ты мне повстречалась, принцесса. Вся голова забита тобой. И это ненормально, блядь. Как минимум потому, что я взрослый, женатый мужчина, которого не привлекают шестнадцатилетние девушки.

Наедине с собой я пытаюсь откреститься обыкновенной жалостью, которая мне вовсе не присуща. Но находиться наедине с собой очень сложно. Сложно соврать.

Вспоминаю её несчастный вид, безысходность в каждом её действии, безутешный взгляд изумрудных, с медовым отблеском глаз. Она — словно прячущийся посреди леса оленёнок, на которого объявили охоту. И она смотрела на меня с такой благодарностью, будто я её личный ангел-хранитель.

Чёрт.

Эта девушка явно что-то перевернула во мне тогда, потому что я застрял в подвешенном состоянии. Почему я внезапно понял, что живу пустотой? Живу бесцельно? Возможно, потому что заботясь о ней те несколько часов, я пережил больше эмоций, чем за последние несколько лет. Возможно, мне не хватало той заботы, которую я предоставил ей.

Блядь, она не выходит из моей головы, а какие муки сейчас испытывает Полина, я даже не могу спроецировать. Не могу понять, как люди могут так безответственно относиться к собственной жизни. Как эта мразь, именуемая матерью, могла поднять руку на эту кроху? Как эта тварь могла вообще подумать затушить окурок о её нежную кожу?

Каждый мой день пропитан прострацией. Каждый день как туман, оседающий моросью где-то внутри меня. Каждый день я думаю, каково было ей? Чтобы понять хотя бы каплю, нужно ощутить на себе.

Сижу уже битый час, наполняя окурками пепельницу — она почти заполнена. Сигареты сами чуть ли не выпрыгивают из пачки, предвкушая прикосновение к губам, которое посмертно окрасит фильтр в грязно-розовый цвет. Никотин заполняет лёгкие, пытаясь успокоить нестерпимый душевный зуд.

Понимаю, что мне нужно срочно это сделать, чтобы прочувствовать.

После очередной затяжки поворачиваю тлеющую сторону сигареты к запястью левой руки. Потихоньку приближаю к коже. Ещё немного. Чувствую тепло. Сначала ненавязчивое, слегка согревающее. Но вдруг осознаю, что не в полной мере воссоздаю ситуацию. Полина не вымеряла по миллиметру. Полина не была готова морально, иначе успела бы отойти. Полина не была предупреждена. И я должен считаться с этим фактором, поэтому сигарета жёстко впивается в мою огрубелую кожу.

— Сука, — вырывается из моего рта.

Резкая, непродолжительная боль вызывает пульсацию, быстро стихая. Сразу проявляется покраснение с белыми вставками посередине — всё это вперемешку с пеплом, застывшем сверху. Позже образуется волдырь, а ещё спустя какое-то время ожог покроется тёмно-коричневой коркой.

Теперь я знаю ощущения обессиленной девушки, которая боялась прочувствовать на себе «ещё много сигарет».

Вроде получается по-честному, я воссоздал всё, кроме одного — Полина сделала это не сама. Она всего лишь слабая девушка, которая блуждала дождливой ночью по парку. Слабая девушка, для лечения ран которой мало что подойдёт. Слабая девушка, а это своего рода диагноз, который излечит лишь время и жизненный опыт. По факту, она ребёнок, а дети, как животные, — сами за себя не отвечают, прокормить себя не могут, позаботиться тоже.

Телефонный звонок на мгновение отрезвляет мой мозг.

— Станислав Юрьевич, — слышу напряжённый голос своего главного помощника по частным домам.

— Да, говори.

— У нас тут небольшие накладки по третьему проекту.

— Это который?

— Коттеджный посёлок.

— Какие там могут быть накладки? — раздражённо спрашиваю я, всматриваясь в след на запястье.

— Дело в том, что смета будет немного отличаться от той, что указана в документах.

Старый ассистент был вынужден переехать в другой город с беременной женой. К огромному моему сожалению. С ним у меня никогда не было проблем. Обычно я не имею ни малейшего понятия, что происходит в мелких и средних проектах, но всё выходит в срок, прибыль идёт в гору. А этот недалёкий имеет херовую привычку отчитываться за каждый проделанный шаг и любую мелочь, входящую в его обязанности.

— И что дальше?

У меня и своих проблем полно, чтобы решать то, что на что совершенно нет времени.

— Кто у нас финансовый директор?

— Эльвира.

— Значит, ты в курсе. Тогда объясни, какого хуя в восемь часов вечера ты звонишь мне, а не Эльвире? В следующий раз попросишь меня приехать и обои там самому поклеить, чтобы в смету уложиться? Пока я занимаюсь только ЖК, всё остальное делаешь ты, и, что самое главное, без моего вмешательства.

— Простите, Станислав Юрьевич. Всё понял. Больше не повторится.

— Надеюсь.

Сбрасываю трубку и возвращаюсь к застывшей в воздухе проблеме — что делать с той девушкой, чтобы люди не посчитали меня извращенцем, который проникся заботой о ней? Не то чтобы меня ебало чужое мнение, особенно в подобной ситуации, но для меня самого это может выглядеть странно.

И это, сука, очень странно, противоестественно, ненормально.

Мне двадцать восемь лет. Ей только будет семнадцать. Хоть я и не знал её возраста изначально, это не должно ничего менять.

Но почему цифры не останавливают меня, и единственное желание — это решить все её проблемы и перестрелять всех, кто портит ей жизнь?

Блядь, откуда вообще во мне взялась необъяснимая тяга к этому истосковавшемуся по заботе созданию? Как вообще бороться с этим наваждением? Только если не принять его полностью... У меня есть номер Полины и нет ни одной новости от неё. Может, мне стоит позвонить и узнать, всё ли у неё в порядке?

Выпитый коньяк шепчет, что это хорошая идея, поэтому не теряю ни секунды. Продолжительные гудки заставляют немного напрячься. Она не берёт трубку секунд двадцать. Тридцать. Сорок.

Разочаровано смотрю на экран смартфона. Занята чем-то? Или не видит? Но по итогу я всё равно слышу тот запуганный голос:

— Да? — тихо отвечает Полина — еле слышно, но меня оглушает, словно пуля пятидесятого калибра проходит мимо виска.

— Привет, принцесса.

— Стас? — робко спрашивает она.

— Да, это я. Хотел узнать, всё ли у тебя в порядке.

Полина молчит, но отчётливо слышны чьи-то громкие голоса на заднем плане, напоминающие пьяный смех. Уверен, так оно и есть, я хорошо знаю, как он звучит, благодаря своему пьянице-отцу.

— Полина?

— Да, у меня всё в порядке.

— Что это за шум?

— Какой шум?

— Ответь мне, Полина, — строго требую я.

— Это просто... К маме друзья пришли.

Всё понятно и без дальнейших объяснений.

— Где сейчас твой отец?

— Мама отправила его к соседу.

Меня словно ударяет молнией. Беззащитная, в одном помещении с сомнительными мамиными друзьями, которые при желании могут выкупить её за бутылку водки.

Расстреляю их всех, если они что-то с ней сделают.

— Принцесса, скажи мне честно, тебе страшно там находиться?

Очередной тупой вопрос от меня, не требующий ответа.

— Да, — совсем шёпотом отвечает Полина. — Очень.

Конечно, блядь, ей страшно. Как может быть по-другому? И она честно признаётся мне в этом.

Я в замешательстве.

Я взбешён до такой степени, что моя челюсть ходит ходуном от тика.

И я мечтаю любым образом оказаться рядом с ней, чтобы она нашла защиту в моих плечах.

— Принцесса, мы ведь договорились, что ты позвонишь мне, если у тебя появятся проблемы. Разве нет?

— Прости, я не хотела беспокоить тебя. Ты и так слишком сильно помог мне в прошлый раз.

— Больше не бойся. Сейчас я к тебе приеду и отвезу в свою квартиру. Просто подожди меня где-то на улице, хорошо?

— Стас, я на самом деле очень боюсь, что мама будет ругаться. И папа останется один.

В прошлый раз она не ругалась, выгоняя тебя холодной ночью на улицу.

— Твой папа у соседа, мама тебе ничего не сделает.

Бедная, одинокая, вынужденная жить среди скотов без защиты.

— Полина, если ты боишься выйти сама, то запрись в комнате и подожди, пока я приеду и зайду к тебе, — в приказном тоне говорю.

— Что? Нет, нет, не надо сюда заходить! — у неё случается чуть ли не истерика, когда она просит не появляться в её квартире. — Я выйду сама.

— Я буду очень скоро.

— Хорошо.

Странное желание уничтожить её страх и забрать всю её боль своим присутствием. Оно затягивает меня, словно зыбучий песок.

После первой и единственной встречи я не мог спать по ночам, потому что мысли были пропитаны этим ангельским образом. Мне не удаётся сопротивляться. Не удаётся выкинуть девушку из головы.

А душераздирающий голос в телефонной трубке доказывает, что это не выдумка, и она действительно нуждается во мне.

Поэтому у меня назревает последовательный вопрос, что со мной случится после нашей следующей встречи?