Мое проклятие. Черная Кровь

   Чем шире ты открываешь объятия, тем легче тебя распять.

Волосы щекотали лицо, и теплый ветер швырял в глаза клочки тумана, заставляя щуриться. Мертвой хваткой я вцепилась в поводья и приникла к пушистой шее коня. От бешеного ритма скачки с непривычки кружилась голова.

— Загоняй! — разнесся громкий бас над полем. — В овраг уйдет!

Я сжала зубы и натянула узду.

Не уйдет.

Впереди, в высокой траве, мелькала шуба русака. Вскочив, он повел ушами, прислушиваясь к крикам и топоту, раздающимся вокруг, затем, поджав уши, метнулся влево и скрылся в полыни. Стая гончих с воем понеслась в овраг за зайцем. Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое место и цель, моя — не опозориться на своем первом выходе.

Сжимая узду, я летела, сама не зная, как и куда, видя только собак и зайца, и боялась хоть на секунду потерять из поля зрения ход травли. Сбоку сопровождал на своем мерине спокойный отец, а сзади раздавались удары мощных копыт еще одной лошади. Заяц оказался резвый и матерый, из стаи отделилась черная сучка Герда. Казалось, сейчас она подхватит его, но Герда догнала и пронеслась мимо. Русак взял вправо и отсел. Только хвост мелькнул в лесных зарослях.

— Стой! — останавливая лошадь, пробасил отец, но я и без того уже остановилась.

Не было смысла преследовать дальше — в густом шиповнике и сухих корнях деревьев заяц затеряется быстрей, чем мы продвинемся в лес. Легче найти новую цель.

Я выругалась сквозь зубы и сдула челку, которая лезла в глаза. Посмотрела на поле, где, растянувшись во всю его ширину, ехали на лошадях охотники с окраины. Впереди всех на красивом золотистом рысаке ехал худой краснощекий мужичок. Кажется, его звали Иваном.

— Ц! — крикнул он, грозясь поднятым арапником в пустоту. — Про*ли зайца-то, охотнички!

Я откинула с плеча косу и сжала зубы, пытаясь скрыть свою обиду. Для меня сегодняшняя охота была не просто первой — это был мой выход в свет. Как бы банально (или глупо) не звучало, об этом мечтала каждая девочка. Пока в городе устраивались пышные балы и девушки в самом юном возрасте могли позволить себе многое, у нас на окраине люди застряли среди пыльных дедовских порядков. Девочкам до шестнадцати запрещалось вовсе покидать родительские дома. Их удел — четыре стены и веретено. А если тебя видели в чьей-то компании — позор всей семье. Такой образ жизни я и вела: сидела у окошка, меланхолично вздыхала, читала книги и периодически с особой жестокостью пугала птиц в ночном лесу, если удавалось незаметно улизнуть. 

Только так было до сегодняшнего дня. Как правило, жизнь деревенской девушки начинается после шестнадцати с её первой охоты. Закидывали, так сказать, в самое пекло, чтоб уж точно потенциального жениха не упустить. Охота была, скорее, символической, поводом для большего праздника, на который отправляли красавиц, чтоб как можно скорее сбагрить их в чужую семью. Для этого во время охоты девушка должна была показать свои лучшие качества — скромность и почтительность. А если конкретно: скромно стоять в сторонке и почтительно не лезть под ноги. У меня на этот счет были свои планы, именно поэтому сейчас я в первых рядах проворонила зайца и слушала недовольство какого-то хмыря, которого видела впервые. На секунду захотелось вцепиться мужику в его красные щеки когтями и потрепать, как дворового щенка. Утю-тю. Только вот недовольство его уже иссякло, Иван беседовал с отцом и на его фоне выглядел так комично, что злиться было даже неловко. Отец мой, высокий квадратный мужчина с темной шевелюрой без единого седого волоса (а это подвиг в его-то годы), вынул из кармана зипуна самокрутку и закурил. 

— Хорош денек, а? — обращался к нему Иван. — И гоньба, и скачка, а? 

— Хоро-ош... — протянул отец. 

— Что же ты, Данило, о дочке своей не предупредил, мы б ей игру какую придумали? 

— Да какие игры, свободу девчонка почуяла, — отмахнулся он. — Надька, хорош уши греть, иди сюда. 

Я, смущенная тем, что разговор зашел обо мне, и в то же время злая на отца, потупилась и направила лошадь в их компанию. Договаривались же, что никаких разговоров по типу «выдам дочь замуж в хорошие руки» не будет. Хотя когда это отец сдерживал подобного рода обещания? Я досадливо прикусила губу. 

— Какова, а? — не унимался тем временем он и уже открыто заявил: — Невеста. 

— Картину впору писать, — поддакнул Иван, чеша свои редкие усы.

 Голова у него была маленькая, формой куриного яйца, влажные глаза-бусины изучающе забегали по моему лицу. 

— На Наташу похожа. 

Сдвинула брови и вскинула подбородок. Я действительно была больше похожа на маму, и отца этот факт всегда раздражал. Я заметила, как изменилось его лицо. Черные густые брови сошлись на переносице, он поджал губы и постарался уйти от темы: 

— А ты удивляешься, Иван, как она ездит, а? Хоть бы мужику впору! 

— А то, смело, ловко! — кивнул Иван, и его щеки снова затряслись. — Вон тоже Ирка с Машкой, кузнеца дочки, тоже бабы, а охоту большую имеют! Ты, девка, не переживай, что заяц убег, первый блин он всегда комом. 

— Ага, — невпопад откликнулась я, — комом.

 Хотя, надо сказать, в этот раз комплимент даже польстил. Я часто брала свою любимую черногривую Зорьку и уезжала по ночам в поле. Только неужели они серьезно считают, что я не понимаю? Меня как товар какой-то! А я чего? Я ничего. Взгляд опустила и в шею коня им уткнулась. Пальцами черную гриву перебираю, а в это время тараканы в голове носятся со световой скоростью, придумывая какую-то пакость. 

— Невеста, — вновь повторил отец, кидая в меня странный, совсем невеселый взгляд.

Упаси О-Сол.

— Па-ап, я в жены не тороплюсь совсем!

— Тороплюсь, не тороплюсь, а в девках ходить нечего, я еще внуков хочу понянчить.

Так я что, мешаю, что ли? Рожал бы да и нянчил!

По шее пробежали мурашки при одной мысли о детях с кем-нибудь вроде противного Ивана. Перед глазами мгновенно в красках пролетела жизнь с каким-то жирным вонючим хрычом и ребенком на руках. Хотя нет, до ребенка дело явно не дойдет. Пристукнуть мужа скалкой до первой брачной ночи и прикопать где-то в саду, в кустах, а всем сказать что-то вроде: «Ну не справился мужик, бывает. Я его похоронила. Вот венок». Вскинула голову и посмотрела в небо, на огромные, текущие по нему облака. И сердце словно сжала невидимая рука. Как же далеко от меня было это небо и каким невыносимым было желание его достать. Это было ощущение невероятной свободы. А сейчас, когда я наконец-то его получила, терять вновь совершенно не хотелось.

— Замуж не выйду, — неожиданно отрезала я, обращая на себя удивленные взгляды, — точка.

Натянула узду, не дожидаясь, пока приду в себя и пожалею о сказанном, направила заскучавшую Зорьку к остальным охотникам. Как говорят в народе: «Если тебя ругают незаслуженно, не стой столбом — пойди и заслужи».

Зорька перешла на рысь, и ветер снова подхватил мои пряди, выбившиеся из косы, всколыхнул алую ленту. Легкие наполнялись запахами поля. Это ощущение полета длилось ничтожную секунду, но мне хватило, чтоб убедиться в правильности своих слов, а потом в спину полетел окрик отца:

— Да куда ты денешься?

Беззлобный, но абсолютно уверенный в том, что я действительно никуда не денусь. А я и правда не денусь, остается только надеяться, что среди охотников не найдется подходящей кандидатуры. На меня вдруг накатила тоска и странный, ничем не объяснимый приступ тревоги. 

Солнце сегодня светило особенно ярко. Горы побелели, деревья стояли, выгнув кривые ветви, и тревожно перебирали листвой. Березы, парочка осин, сухая крапива. Мох пружинил под копытами Зорьки. Странно.

Немеющими пальцами я сжала узду, когда вдруг ощутила нечто пугающее. Как будто кто-то стоял совсем рядом. Смотрел, не отрываясь, на меня, но позади был только лес. Я уже замечала нечто похожее раньше, списывала все на паранойю и мнительность, но сейчас ощущение, будто у леса появились глаза, не проходило. Я даже, всматриваясь в совершенно пустую серо-зеленую чащу, чувствовала чужой взгляд. В лесу совершенно точно кто-то был, и он неотрывно следил за охотой.

— Эй! — позвала шепотом, но едва ли сама услышала свой голос.

Со временем ощущение только нарастало и медленно начало перетекать в панику. Всматриваться в лес стало физически невыносимо, но стоило только отвернуться, как совсем рядом, из глухих зарослей раздался вой. Люди на лошадях замерли и, вслушиваясь, начали переглядываться. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к источнику звука, взволновав лошадей. Охотники пришли в себя и, улюлюкая, кинулись следом.

— Давай! Догоняй! — крикнула я отцу, скрываясь в лесу, и краем уха услышала настороженный голос Ивана:

—Сколько лет тут охочусь, не знал, что у нас волки водятся.

— Потому что они здесь не водятся, — рыкнул в ответ отец.

Тяжелые копыта силой разрывали влажную землю и прошлогоднюю листву, путались в редкой траве. Ветки проносились в сантиметрах от лица, я едва успевала уворачиваться и параллельно отмахиваться от мошек.

— Улюлю! — вопили охотники на разные голоса.

Собаки разделились на две стаи, и охота ушла в лес. Пришлось поднажать, чтоб наконец рассмотреть зверя. Волк был действительно огромным, гораздо больше, чем я видела прежде. Отпустим то, что это единственный волк, которого я видела. Первой из своры выскочила черная Герда и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе... Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, она вдруг, поджав хвост, стала упираться на передние лапы. 

— Улюлю! — завопила я осипшим голосом. 

Другой пес красноватого цвета, чьей клички я не знала, выскочил из-за Герды, стремительно бросился на волка и схватил его за лапы, но в ту же секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами, опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на десяток сантиметров всеми собаками, не приближающимися к нему. 

— Уйдет! Нет, это невозможно! — кричали сзади. — Пират! Улюлю! 

Незнакомый мне молодой длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, слишком быстро приподнялся и бросился к нему. Щелкнул зубами — и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю. В серой траве сверкнули синие глаза, и даже сквозь толщу расстояния, разделяющего нас, я смогла столкнуться глазами с волком. Меня словно током прошибло. 

Они не были глазами зверя. 

Я вздрогнула, пораженная странным чувством. Я видела этот взгляд раньше, он сопровождал меня во снах, преследовал ночью в темных углах, наблюдал из окон домов. Чувство было странным и донельзя противным. К горлу подкатил ком, голова закружилась. Я больше не могла смотреть и не хотела быть участником этой травли. Натянула узду, и Зорька загарцевала на месте, тряся густой гривой. 

«Это был просто волк», — упрямо твердила я себе. И часть мозга, отвечающая за логику, была полностью с этим согласна. Но была и другая часть. Древний рептильный мозг, сидящий в самой глубине. 

— Пру, лошадка, — я легонько похлопала ее по шее. — Приехали. 

Мимо пронеслись еще несколько всадников, в их числе был отец. Он остановился и оглядел с ног до головы. 

— Ну как охота? Ты бледная какая-то, может, к стоянке вернешься? 

— Так и сделаю, — кивком головы я указала в сторону, куда поехали остальные. — Давай, поймаешь его, мама будет гордиться.

Наверное, он не понял иронии, которая откуда-то взялась в моем голосе. Я сама не до конца поняла ее и устало потерла виски, глядя в его квадратную спину, обтянутую темной тканью куртки. Азарт, навеянный первой охотой, сошел на нет, и сейчас я вообще не понимала, что здесь делаю. А еще я никогда не скажу отцу правды — они с мамой ненавидят ненормальную часть меня.

— Зайца не догнала. Волка отпустила, — произнесла я в пустоту. — Пойду поем.

Вернувшись к стоянке, я обнаружила только кучу брошенных пожитков и кусок постной лепешки. Ну и огромного белого волка, который этот самый кусок догрызал. Вылупив глаза, я с минуту наблюдала за зверем, который без зазрения совести терроризировал наш лагерь, а потом благоразумно направила лошадь в сторону. Ну, мало ли, вдруг ему лепешки мало. Только ветка под копытом хрустнула некстати громко. Волк дернул ухом и повернул голову в мою сторону.

Сердце сделало кульбит, Зорька взволновалась и начала бить копытом о землю. Я не сводила настороженного взгляда с волка. Он же мельком глянул на меня, снова дернул ухом и вдруг шлепнулся на пятую точку.

— Ну все, — медленно уводя лошадь, протянула я. — Кажется, волк сломался...

Зверь окинул меня взглядом, полным презрения ко всему, что движется, и принялся дальше уминать лепешку. Я глянула в гущу деревьев. Воя собак и криков уже давно не было слышно, значит, охота ушла далеко. Версию, что волков двое, я отмела сразу же — ну не могут быть звери похожи настолько! Поцарапала нос.

И что мне с ним делать? Искать остальных точно не вариант, остается только ждать, пока остальные не найдут меня... Ну или то, что от меня останется. Хоть волк и не выглядел агрессивно, я все равно решила не рисковать, риск — дело хоть и благородное, но неблагодарное.

Решив отъехать куда-нибудь подальше, я отдала повод сильнее и рысью рванула под горку. Обернулась на полпути, чтоб убедиться, что волк за мной не следует, и смачно выругалась, ибо он следовал, семенил буквально в паре метров. Сердце пустилось вскачь. Первым желанием было бегать по кругу и орать, но на лошади это как-то несподручно. Да лучше бы сразу напал, ей-богу. Когда на тебя нападают, сразу понятно, что делать. А так, вроде, и бежать рано, и защищаться не от кого — просто песик на выгуле. Я остановила лошадь и настороженно покосилась на волка. Волк покосился на меня и снова шлепнулся, придавив свой пышный хвост. Синие глаза уставились выжидающе.

— Ну и чего тебе надо? — проговорила, хмурясь. — Давай, беги по своим волчьим делам.

Зверь ожидаемо не сдвинулся с места. Зато у одной разгулявшейся девочки явно сдвинулась кукуха. Я судорожно вглядывалась в свою тень, лежащую на земле. Кривую, немного несуразную, но единственную, потому что тени волка там просто не было. Попыталась сменить угол обзора, только сердце у меня рухнуло куда-то на дно и забилось там, готовое в любой момент выскочить. Этот Дианаров зверь тени не отбрасывал. Я замерла.

— Мрак меня раздери, — губы не слушались.

Истерично хихикнув, я отступила на шаг. Волк на этот же шаг приблизился. Его взгляд я не забуду до конца жизни. Взгляд, с которого все началось, пустивший по моей судьбе огромную неумолимую трещину. По телу прошла волна дрожи, а горло сдавил спазм. Я знала, что значит этот взгляд, полный решительности и бесконечной грусти. И понимание того, кто передо мной, накрыло с неотвратимостью горной лавины.

«Но это невозможно!» — я тряхнула головой. Ведь смертные не могут видеть духов. А посланник Верхних Земель, фамильяр О-Сола, и вовсе не покажется просто так.

Медленно попятилась, а потом и вовсе сделала то, что собиралась делать при встрече с кем-то опасным, — развернула лошадь и бросилась прочь. Как можно дальше от проникающего в душу взгляда, от мертвого волка, от безумия, что грозило вцепиться в меня и утащить в глубокую яму. Ведь никто из смертных не может видеть духов. Кроме темных магов. Правда в том, что их перебили сто лет назад во время последнего восстания.

Остались лишь белые: ведьмы и шаманы, способные только простуду заговорить да кошель с деньгами отыскать.

Восстание — такое простое слово, за которым скрывается самая кровопролитная война в истории. Сто лет назад некроманты открыли проход в Нижние Земли, из которых к нам повалил мрак и нежить, повергнув мир в хаос. Нежить удалось перебить, и некромантов истребили в качестве профилактики, но проход, что находится на дне Бездонного Озера, все еще нестабилен. До сих пор периодически из него вырываются клочки мрака, заражая кладбища и порождая новых монстров. В мире, где существуют темные маги, не может быть ничего, кроме смерти, а духи, пусть даже вестники Светлых богов, переносят мрак как заразу.

Не знаю, следовал за мной дух или нет, я не оглядывалась, просто неслась в сторону деревни, едва помня правильную дорогу. Совсем скоро первая истерика прошла, не оставив ничего, кроме неистового стука сердца и подкатывающей тошноты. Впереди слышался шум воды. Я спешилась и, пошатываясь, обнаружила в траве небольшой родник. Мы видели его, когда только отправлялись на охоту, и я поняла, что еду в правильном направлении, но идею вернуться в деревню все же отбросила. Нужно было как минимум предупредить отца.

Я напилась холодной воды и обтерла раскрасневшиеся щеки. Затем напоила лошадь, стараясь отключить голову и ни о чем не думать, но образ волка все еще отчетливо стоял в голове. Наверное, сбегать, не разобравшись, было глупо, но меня вели не логика или разум, а инстинкты и страх перед опасным существом из страшилок. Ну знаете, придет серенький волчок и утащит в Нижний мир на растерзание темным богам.

Возвращаться обратно не хотелось, но и дальше идти не было смысла. Я сидела на бревне, глядя на прозрачную воду родника, и отстраненно разрывала травинку. Прошло не больше пяти минут, как раздался хруст веток где-то сбоку, от неожиданности я подскочила.

Из чащи, слегка пошатываясь, будто от усталости, вышел мужчина. Обычный такой мужчина в черных штанах, кожаной куртке, одет не богато, среднего роста. Обычный, в общем, такой, что даже описать не выйдет.

— Помогите... — произнес он едва слышно, глядя на меня.

Я замерла. И только когда мужчина, охнув, опустился на колени, поняла, что на самом деле он не шатался, а хромал. Его левая нога была неестественно вывернута, и штанина насквозь пропиталась кровью.
Я вздрогнула и бросилась вперед:

— Что с вами? О, Боги, вы ранены! У меня с собой ни одного зелья... так, я помогу вам подняться, здесь рядом есть люди, они вам помогут.

— Нет! — неожиданно резко возразил мужчина. — Опусти меня у ручья...

Я закусила губу в неуверенности:

— Но как же нога? Вам нужна помощь!

— Пожалуйста, я прошу вас, умоляю...

— Ладно, — решилась наконец.

Незнакомец едва переставлял ноги. Мне изо всех сил приходилось поддерживать его. Невыносимо медленно мы преодолели расстояние в пару метров, и, охнув, я опустила его на то место, где еще недавно сидела сама.

Мужчина, сжимая челюсти, завернул штанину. Я отвернулась, лишь случайно мазнув взглядом по багровому месиву, в которое превратилась его лодыжка. Шипя от боли и кашляя, он принялся промывать рану.

Холодные брызги на покатых камнях. Вода и кровь. Как странно.

— Кто это вас так? — спросила, обхватывая плечи руками. Несмотря на ясную погоду и плотную одежду, меня трепал озноб.

— В лесу разные звери водятся, — ответили мне тихо.

Недолго думая, я все же решила привести помощь и теперь отвязывала от дерева коня.

— Погоди... — хрипло окликнул незнакомец, пришлось обернуться.

— Как тебя зовут?

— Надя Хэмптон.

— Чудесное имя, — его губы сложились в улыбку. — Скажи, Надя, ты же видела его? Я имею в виду волка...

Меня словно молнией шарахнуло, и по спине пронеслось стадо холодных мурашек. Я сощурилась и тут краем уха услышала крики и топот приближающихся лошадей.

Охота возвращалась, и сейчас отец обнаружит, что его обожаемую дочь сдуло ветром. Для обожаемой дочки это, конечно, ничем хорошим не обернется, но мысли занимало совсем другое. Я вцепилась взглядом в ногу мужчины и в ужасе наблюдала, как потоки воды вместе с кровью смывают рану. Она просто затягивалась, на глазах исчезала, и через секунду на том месте, где только что виднелись куски белого мяса, остался только темный рубец. Я зажала рот ладонью, сдерживая рвотные позывы.

— Мой тебе совет, — как ни в чем не бывало, мужчина отдернул штанину и сложил руки на коленях. — Не говори пока никому о нем. Знаешь, ведь люди не могут видеть духов.

— Я не понимаю, о чем вы, — пробормотала, заикаясь, лихорадочно цепляясь за гриву коня. Зорьке это не понравилось, и она мотнула головой, стряхивая мою руку. Я неловко пошатнулась, едва не свалившись на землю.

— Понимаешь... Люди загнали Мрак в пещеры, расчистили себе место для комфортной жизни, но мир, созданный тысячелетия назад, не изменился. Жить в этом мире — сущее наказание.

— Можно подумать, вы живёте в другом.

Стук копыт приближался, я уже слышала совсем рядом лай собак и отцовские крики, кажется, меня искали. Но уйти вот так я не могла, что-то в этом мужчине не давало покоя. Он мог быть шаманом. Конечно, без проблем. Шаманы залечивали такие раны по щелчку пальцев, но для этого требовалось как минимум этими пальцами щелкнуть. Не говоря о том, что шаманы связаны с природой, и ни один зверь, даже в доску бешеный, не посмел бы его укусить.
Я обернулась, вглядываясь в поле впереди, и, увидев приближающуюся лошадь, замахала руками, обращая на себя внимание. До слуха, смешанный с шелестом листвы и едва слышный, донёсся возглас:

— Теперь в другом. Я и в этом пожил, мне не понравилось.

Мужчина на меня не смотрел и тоже теперь вглядывался в приближающийся силуэт отца. Я предпочла пропустить его слова мимо ушей. Иногда действительно легче делать вид, что ничего не слышишь.

— Это мой отец, он вам помо....

В очередной раз глянув на незнакомца, я осеклась. И земля ушла из-под ног. Бревно, на котором секунду назад сидел мужчина, пустовало. Только смятая трава и темные разводы крови на коре подтверждали, что я действительно не сошла с ума. О да, этот процесс только начинался.