Мертвое имя

Усталость и бессонные ночи сказались на мне больше, чем думалось. Проснувшись, я любовалась как косые солнечные лучи красиво проникали сквозь широкие окна, освещая небольшие покои в гостевом крыле. Мой разум по привычке определил, что сейчас чуть позднее полудня, и я в неверии потянулась через кровать, чтобы в этом убедиться - настенные часы показывали половину первого. Я постаралась припомнить, когда в последний раз просыпалась так поздно, и не смогла. Широкая улыбка заиграла на моих губах – какое блаженство не следить за временем. Наверное, только ради этого стоило пройти весь тяжелый путь в такой спешке. Еще немного понежившись в мягких одеялах, желая продлить этот момент, я наконец поднялась и прошла в умывальную.

Дворец Хорсы славился своей роскошью и убранством комнат: в просторной умывальной располагалась высокая раковина, мягкая скамья с вышивкой и широкая ванная из белого горного мрамора. Каменный пол, как и в спальной, был устелен мягчайшим ковром цвета слоновой кости. Рядом с широким окном, открывающим вид на столицу, стояли две высокие вазы со свежими цветами, наполнявшими воздух сладким ароматом. Приняв ванную, я осмотрела красивые баночки, хранившиеся для гостей: в основном это были крема и масла, которыми пользовались все жители Хорсы для питания кожи из-за сурового климата. Восхитительные запахи заполнили комнату, и я нашла свой любимый свежий аромат хвои с маслом из зимнего цветка Аделисии, который напоминал мне морозное утро в саду. Закончив, я подошла к зеркалу, занимающему большую часть стены, и задумчиво посмотрела в отражение. Девушка, которая жила здесь когда-то, была другой.

Когда ее в последний раз видели стены этого замка, она выглядела иначе. Подростковые мягкие изгибы исчезли, и теперь я смотрела на подтянутое худощавое тело, слепленное тренировками и дисциплиной новой жизни. Худоба и мышцы визуально добавили четкости моей фигуре: тонкая талия и упругий живот, подчеркивающий широкие бедра и грудь, острые ключицы и рельефные руки, длинные стройные ноги. Но кроме внешних изменений, прошедшие годы оставили и другой след, который было не скрыть никакими нарядами. Мой взгляд прошелся по тонким длинным шрамам на ребрах, отметинам от острых когтей на спине, хранящим истории, которые произошли вне стен этого дворца. Далеко за горами.

Я знала, что красива. Четкие пухлые губы, выделяющиеся высокие скулы, тонкий нос с небольшой горбинкой и легкая россыпь веснушек, почти незаметная на коже легкого бронзового оттенка. С самого детства меня одаривали комплиментами, восхищались моими светлыми волосами и пророчили разбивать сердца. С возрастом моя внешность притягивала все больше восхищенных мужских взглядов и недружелюбных женских. Было ли мне это важно? Смотря в каких целях. Я оценивала свою внешность исключительно как инструмент, иногда полезный, помогая мне добиться чьего-то расположения, а иногда мешающий, привлекая ненужное внимание. Одна из первых вещей, которой меня научил дядя – знать о своей красоте и никогда не вестись на лесть и комплименты.

Первое, что выдает любое существо – глаза, и умеющий читать их может узнать многое о его внутреннем мире. Однако для людей цвет глаз особенно важен, потому что он определяет принадлежность к одному из трех народов.

Я всмотрелась в светло-зеленые глаза цвета выгоревшей на солнце травы. Слегка раскосые, обрамленные густыми ресницами, они принадлежали девушке по имени Астрид из народа Средиземья. Я раскрыла дорожную сумку и достала небольшой пузырек с черной жидкостью. Капли обожгли глаза, и я зажмурилась на несколько минут, а когда снова взглянула в зеркало, то увидела серебряный блеск. Теперь передо мной стояла Мориен из Хорсы, принадлежавшая к сероглазому народу. И хотя мне было очень приятно снова увидеть этот светлый серебристый цвет, я понимала, что лишь поменяла одну ложь на другую.

Все считали меня родной племянницей генерала Александера Аллаира, и только мы двое знали, что это не так. Всю жизнь я использовала капли каждые семь дней и сначала думала, что это лекарство от врожденной болезни, отличающейся слишком высокой чувствительностью глаз к свету. Когда мне было около десяти зим, дядя отправился навестить свое поместье, принадлежавшее семье Аллаир, из которой больше никого не осталось. Он взял меня с собой, и мы провели несколько дней посреди гор на границе со Средиземьем. Александер попросил меня не закапывать глаза, и несколько дней спустя я увидела то, что надежно скрывал генерал ото всех, даже от меня самой.

Три народа людей, живущих в Гаярде, старались никогда не смешивать кровь. После Великого переселения, когда три народа оказались вместе, многие люди с разным цветом глаз, влюбляясь, захотели иметь детей, и это оказалось трагедией. Дети от такого смешения, все без исключения, рождались с глазами двух разных цветов, и, как считается, это пробуждало в крови две давно «спящие» силы, которые пытались взять власть друг над другом. Это наносило непоправимый вред здоровью и чаще всего такие дети умирали в муках, либо жили с тяжелыми увечьями всю жизнь и были бесплодны.

Но существовало еще одно смешение крови, очень редкое и опасное, однако не смертельное для ребенка. Оно представляло собой оплодотворение смертной женщины существом из других миров: низших или высших. Чаще всего этим занимались демоны или инкубы, имеющие достаточную силу для физического воплощения в нашем среднем мире, что требовало огромных сил. При этом у ребенка не было конфликта в крови: от отца передавались способности ощущать тонкий мир, не видимый человеку, и влиять на него, что никак не противоречило «силе матери». Однако, при вынашивании, такой плод забирал слишком много сил и при родах женщина умирала. Поэтому чаще всего такие беременности пытались прервать, чтобы сохранить жизнь матери, но точно понять, что это «подкидыш», было практически невозможно. Второй причиной избавления от таких детей уже при рождении был страх – обладающих способностью видеть «больше» не принимали. Их называют ведьмами и ведьмаками, и определяют по особенному цвету глаз: у зрачка сохраняется цвет от матери, а вокруг него черное кольцо, либо, очень редко, полностью отличный от людей цвет глаз. Те редкие дети, которым суждено было родиться и выжить в детстве, неизбежно становились изгоями, и жили отчужденно от городов и селений людей. И в тот самый день в поместье Аллаиров я узнала, что принадлежу к ним.

Воспоминания затопили меня: я маленькая стою как сейчас перед зеркалом, рассматриваю свои глаза, а за моей спиной, будто тень, стоит дядя. Тогда мне вспомнились сказки про ведьм, которыми пугают всех детей, и я расплакалась от страха.

— Не плачь, aivis, - успокаивал дядя, называя меня любимым прозвищем, которое по-эльфийски обозначает «снег».

— Почему я такая..., - «ужасная» хотела сказать я, но Александер мягко развернул меня к себе.

— Ты особенная.

— Меня никогда не полюбят, никто не любит ведьм и колдунов, - горячие слезы катились по мои щекам.

— Не важно, что думают остальные – возьми то, что они считают слабостью и сделай это своей силой, - он достал из кармана мои капли и покрутил меж пальцев.

— Запомни, мнение людей и цвет глаз не определяет тебя. Зато ты можешь определять свой цвет глаз, а значит контролировать чужое мнение. Я не могу научить тебя делать эти капли, но могу познакомить с тем, кто научит.

С тех пор я никогда не забывала закапывать глаза. Все мысли о своем рождении я заперла глубоко внутри, за ту дверь, которая никогда не открывалась. Туда, где я хранила те вещи, которые могли причинить мне боль.

В дверь постучали, и через мгновение в комнату ворвалась полноватая женщина с добрыми серыми глазами и рыжеватыми вьющимися волосами, собранными в косу. Ее щеки всегда покрывал румянец, выдавая в ней главную кухарку королевской кухни.

— Это сколько-то можно спать, госпожа? – спросила Захара, внося в комнату огромный поднос с едой. Я широко улыбнулась, наблюдая за женщиной, вырастившей меня как свою дочь. Лишь мельком взглянув в мою сторону, она распахнула стеклянные двери, ведущие на балкон, ловко застелила небольшой стол скатертью и принялась расставлять еду и приборы. Морозная свежесть моментально проникла в комнату, и я с теплотой отметила, что она не забыла, как я люблю завтракать на свежем воздухе.

— Некоторые-то уже пообедали, а вы-то еще завтрака не видели! – приговаривала она, вставляя привычное «то» в каждое удобное место – характерный говор жителей самых северных селений. Аромат кофе и свежей выпечки сводил с ума, и я вышла к ней, будто заколдованная.

— Калирия всемогущая! Девочка, да ты-то тощая, как скелет, - в ужасе воскликнула Захара, осматривая меня в ночной рубашке.

— Конечно, там же нет твоей вкусной еды, - я сделала страдающий вид, но Захара пропустила мимо ушей мой шуточный тон, все больше причитая:

— Я-то все выскажу Александеру. Это что ж за служба-то такая! Дитя-то совсем изморили...

— Захара, милая, как я рада тебя видеть, - сказала я, обнимая ее. Это сработало, и кухарка замолчала, со вздохом сжимая меня в крепких объятьях.

— Ох, Мориен, как я скучала-то! – дрожащим голосом произнесла Захара. Пока она вытирала слезящиеся глаза салфеткой, я усадила ее в одно из двух кресел и укрыла меховой накидкой.

— Я тоже. Даже не верится, что мы сидим здесь сейчас, как раньше. Надеюсь, ты приберегла несколько интересных историй?

— Ох, Мориен! У меня-то накопилось столько новостей, что и недели-то не хватит все тебе рассказать! - заговорщически прошептала Захара.

— Тогда не будем терять ни секунды, - я рассмеялась и принялась разливать ароматный горячий кофе.

— Ты главное ешь-то побольше, - Захара обвела рукой стол, любезно заставленный всеми моими любимыми яствами.

— Договорились.

Раскинувшаяся перед нами Хорса сияла: большинство домов были построены из белого горного камня и, укрытые снегом, искрились в солнечных лучах. На мне все еще была лишь тонкая ночная рубашка, и я наслаждалась морозной свежестью и мягкой теплотой солнца, целующего мое лицо. Вокруг заливисто щебетали птицы. Слушая рассказы о дворцовой жизни, я зарылась ладонью в снег на балконных перилах. От этого ощущения по мне пробежали мурашки удовольствия.

—...Один только принц Илиас, золотце мое, постоянно занят, помогая отцу-то! Народ-то с каждым годом все более радуется, что именно он-то старший наследник престола и однажды по-достоинству займет место своего отца. Ты, думаю, слышала, что две зимы назад он связал свою жизнь с дочерью богатого купца – пиршество было такое, что словами-то и не опишешь! – Захара мечтательно вздохнула и, отпив уже остывший кофе, продолжила:

— А принц Аластор-то, по мнению наших придворных дам и горничных, стал еще краше, чем его старшие братья! Видела бы ты Мориен, какие они придумывают хитрости-то, чтобы обратить на себя его внимание! Даже рассказывать стыдно, - я рассмеялась от выражения ее лица, прекрасно зная, что не капельки ей не стыдно и она расскажет все в мельчайших деталях, - он часто заходит ко мне, отвлекая от работы всех девушек-то. А когда ты уехала, постоянно спрашивал, нет ли от тебя вестей и пытался выудить у меня, где ты остановилась. И я тебе вот что скажу: кабы я знала где, то сразу рассказала бы, ты же знаешь, как он пользуется моим добрым сердцем, негодяй!

— Неудивительно, он всегда был твоим любимчиком, - я сморщила нос в притворном отвращении, - и если бы я не была уверена, что меня ты любишь еще больше, то...

— И ты, и принцы для меня как собственные дети! Но, конечно, тебя-то я вырастила буквально с пеленок, когда Александер доверил мне свою крохотную племянницу, и ты всегда будешь для меня настоящей дочерью, - она снова вытерла уголки глаз, взяв драматическую паузу, и тут же продолжила, бросив на меня аккуратный взгляд, - и поэтому-то я всегда чувствую, что у тебя на сердце.

Я сразу поняла, что она имеет в виду, и задумчиво посмотрела на величественный город посреди гор. Захара рассказывала обо всем и всех, о старшем наследнике Илиасе, о младшем Аласторе, и ни словом не обмолвилась о среднем принце. Как бы мне ни хотелось избежать некоторых вещей, я знала, что это невозможно.

— Как он? – просто спросила я, глядя на снежные вершины.

Захара тяжело вздохнула. Она была единственным человеком, которому я доверила эту историю. Ее дом был единственным местом, куда я смогла придти тогда, чтобы не разбиться на части.

— Принц Алакай все такой же, - усмехнулась она, и я чувствовала, как она подбирает слова, - пытается быть лучшим во всем. И так-то оно и есть – теперь он Хранитель врат. Их с Аластором отношения все хуже и хуже, грызутся как собаки. Как только тебе удавалось примирять двух братьев-то, ума не приложу. Королева часто об этом вспоминает и горюет, что ты решила уехать-то.

Захара снова вздохнула и замолчала. Но я знала ее даже лучше, чем она себя, и поэтому ждала, пока она скажет то, о чем так переживает.

— Ну и от девиц отбоя по-прежнему нет, - продолжила она, - правда после недавней помолвки... И сам принц стал спокойнее, и свободные дамы уже заприметили Аластора.

Внутренне я была готова услышать что угодно, и все равно грудь неприятно сдавило на мгновение. Мой взгляд блуждал по заснеженным людным улицам, вокруг все так же весело щебетали птицы и солнце ярко светило, как и мгновение назад. Я вдохнула свежий хвойный воздух, и в груди стало легко. Жизнь продолжалась, и эта новость не нарушила ее покой. Как и мой.

— Начался ли совет? – улыбнувшись, спросила я. Захара, внимательно за мной наблюдавшая, с облегчением улыбнулась в ответ.

— А как же! Уже начался-то, как раз как я выходила в твои покои!

Отлично. Если собрание Совета уже идет, значит, самое время навестить еще одно место.

***

Белая меховая накидка струилась позади меня, пока я пробиралась по снежным улицам Северной столицы. На оживленной площади играли музыканты, повсюду стояли лавки с лакомствами, свежей выпечкой и горячими самоварами, дети прыгали в снегу и кидались снежками, и повсюду разъезжали красивые сани с оленьими упряжками. Мне хотелось задержаться и окунуться в атмосферу ярмарки, но я прошла дальше, углубляясь в старую часть города. Напротив священной горы Далхат, на вершине которой располагался дворец, высилась Черная гора, и ее суровые острые скалы закрывали старую часть Хорсы от солнечного света большую часть дня. Тьма в этом ущелье скрывала многие секреты за фасадами домов, и высокий титул совсем не означал высокий статус, а скорее вешал мишень на грудь. Поэтому, какой бы властью ни обладал человек в кругах элиты, здесь это ничего не значило, пока не доказано иное. Быть может, именно это так страшило большую часть толстосумов и манило тех, кто устал от лоска изобилия.

Минуя красивые широкие улицы, я рассматривала витрины заведений, белокаменные фасады зданий, украшенные зимними цветами, и пыталась сопоставить облик города со своими воспоминаниями. Пройдя еще одну площадь, я вышла к широкому каменному мосту, ведущему на ту сторону горной реки – своеобразной границы, разделяющей Хорсу на две части. Оказавшись в старой части города, я закрыла верхнюю часть лица плотной белой вуалью, и отправилась в ущелье Потерянных душ в тени Черной горы, где располагались несколько переулков, хранящих развлечения на любой вкус.

«Черный бархат» был самым известным публичным домом, славящимся своими роскошными женщинами и изысканной атмосферой. Огромное здание, одно из немногих в городе, было выстроено из обсидиана и привлекало внимание своим дерзким внешним видом, как порок. В него мечтали попасть многие, и богатые экипажи подъезжали сюда днем и ночью, привозя гостей, чаще всего скрывающих свои лица и имена. Однако «Черный бархат» таил в себе куда большее, чем шелковые простыни, роскошные женщины и развратные танцы.

Оказавшись в парадном зале, заполненном табачным дымом, благовониями и женским смехом, я направилась к высокой барной стойке. Изысканный интерьер не привлек ни доли моего внимания – я видела его больше сотни раз. Обогнув широкий диван, на котором полуголая женщина обвила шелковым платком шею мужчины, курящего сигару и наблюдавшего за танцами на сцене, я присела на высокий барный стул в углу. Бегло осмотрев зал, я заметила по меньшей мере дюжину демонов и инкубов, крутящихся возле людей. Обычное дело для такого места, это буквально их кормушка.

— Чем я могу порадовать красавицу? – спросил высокий мужчина за стойкой, рассматривая открытую часть моего лица.

— Кровавым поцелуем, - тихо ответила я, пока взгляд бармена был прикован к моим губам. Этого напитка не было в меню, и он лукаво улыбнулся.

— Так-так. Сколько желает госпожа?

— Семь. Как ударов сердца перед смертью.

Бармен вышел из-за стойки и, подойдя, предложил свою руку. Выйдя из главного зала, он провел меня по нескольким коридорам и остановился у неприметной двери одной из комнат для личных встреч.

— Очень жаль, я так надеялся, что вы скрасите мой вечер, - прошептал мне бармен, оглядывая пустой коридор и, распахнув дверь, подтолкнул меня в неосвещенный проход. Когда я оказалась в темноте, дверь за моей спиной закрылась.

Уверенным шагом я прошла вдоль стены и наощупь открыла дверь, ведущую в маленькую комнату с тусклым факелом на стене. Передо мной была еще одна дверь, и я сильно постучала. Несколько мгновений спустя дверь приоткрылась, и вошел огромный мужчина со свирепым выражением лица и бритой головой. Он окинул презрительным взглядом мою вуаль и приказал грозным голосом:

— Назови свое имя, ведьма.

Из приоткрытой двери доносились громкие крики и глухие удары. Я хищно улыбнулась:

— Я чую твой страх, Дархаан.

Услышав мой голос, громила присвистнул:

— Да разверзнется Черная гора, если это не малышка Ори.

Я драматично прислушалась, не обрушилась ли гора.

— Полагаю, это все же она, - промурлыкала я, поднимая вуаль.

Дархаан зарычал, что в принципе можно назвать его смехом, и схватил меня в объятия, занося внутрь. Оказавшись в полумраке прокуренного зала, он поставил меня на землю, нагло ухмыляясь:

— Сколько зим, Мориен! Какими судьбами в северном царстве?

Не успела я ответить, как он приобнял меня за плечи и направился в сторону роскошных кресел, практически неся одной рукой:

— Ты вообще питаешься? Тебя легче поднять чем бочку с пивом.

Я фыркнула:

— Кажется дело не во мне. Ты что готовишься побороться за звание «самый большой великан Гаярда»? Боюсь тебя расстроить – ошибся городом.

Он опять зарычал, и этот звук напугал двух дварфов, мимо которых мы шли, но я знала, что это милейший возможный его смех. В темном помещении с высокими потолками было два уровня: в центре нижнего расположилась огромная площадка, по краям освещенная горящими факелами, вокруг которой были расставлены десятки столов для зрителей. Как и всегда, все места были заняты, и всевозможные существа возбужденно делали ставки, размахивая деньгами. Миловидные официантки из «Черного бархата» в откровенных нарядах разносили напитки, но это было чуть ли не единственное место на земле, где не они были главным объектом мужского внимания.

Второй уровень, расположенный гораздо выше, имел лучший обзор на освещенную площадку и предназначался для тех почетных гостей, которые ценили зрелище и комфорт выше любых денег, и чьи лица опасно было узнавать вне стен этого здания. Именно сюда и вел потайной ход, в который сопроводил меня бармен.

— Ты как раз вовремя, - прогремел голос Дархаана, когда я заняла свободный стол в самом углу. Я поблагодарила его кивком, когда он сжал мое плечо и ушел в сторону барной стойки. Вуаль снова скрывала мое лицо, но я сразу заметила интерес нескольких гостей за соседними столами, большинство из них скрывали лица масками. Не успев толком рассмотреть окружающее пространство, я слегка вздрогнула от неожиданного оглушительного крика и свиста, заполнившего все помещение. На площадку вышли три фигуры: один стал в центре, и двое по бокам.

— Дооообрый вечер! Добро пожаловать на заключительный бой этого сезона! – звонкий голос мужчины по центру эхом разнесся по залу.

— Я знаю, знаю... вы все так долго желали этого зрелища, и вот этот день настал! – он вскинул в воздух руки и толпа взорвалась еще большим энтузиазмом, чем раньше.

— Поприветствуйте нашего первого бойца - Да'ар Беспощадный! – он поднял правую руку под радостный свист толпы, указывая на жилистого мужчину средних лет, покрытого множеством шрамов по всему телу. Он по волчьи оскалился и зарычал на толпу, показывая свои сколотые почерневшие зубы.

— Какой он страшный! – услышала я тоненький голос сбоку. Изящная блондинка в дорогих мехах, сопровождающая мужчину в белой плотной маске, на морщила нос в отвращении.

— Иии... малыш Никки! – ведущий вскинул вверх левую руку, и толпа взорвалась. На контрасте с Беспощадным, второй боец выглядел так, будто перепутал дверь. Нижняя часть его лица до глаз была закрыта черной тканью, жестко контрастируя со светлыми взъерошенными волосами, спадающими практически до подбородка. Свет от горящих факелов оттенял идеально сложенное мускулистое тело, которое скорее подошло бы для картины, чем для такого грязного места. В отличии от омерзительных рубцов соперника, на бронзовой коже виднелись несколько аккуратных шрамов, которые лишь добавляли чести бойцу. Пока его предоставляли, малыш Никки переносил вес с одной ноги на другую и разминал шею.

Когда толпа немного стихла, раздался удар гонга, эхом отражаясь от стен. Бой начался. Словно коршун, Беспощадный начал кружить вокруг противника, скалясь, как безумный убийца. Малыш Никки расслабленно стоял и следил за ним одним лишь взглядом. У него был такой скучающий вид, что Беспощадный зарычал в бешенстве и сделал резкий выпад, но не смог даже дотронуться до увернувшегося малыша. Я смотрела на это представление с улыбкой: малыш Никки мастерски выводил на эмоции, и за одно это был любимцем зрителей. Пока он уворачивался от ударов Беспощадного, будто тот был ребенком, а не смертельно опасным бойцом, ко мне подошел Дархаан и поставил стакан с янтарной жидкостью. Я еще не успела ничего заказать и вопросительно подняла бровь:

— Я не знала, что ты умеешь читать мысли, - улыбнулась я громиле, проводя пальцем по грани изящного стакана с виски.

— Я давно пал жертвой твоих чар, признайся, ты ворожила на меня при кровавой луне, - я от души рассмеялась, и громила с самодовольным видом наклонился ко мне, понизив голос:

— И я с радостью напоил бы тебя всем, что есть в этом баре, но, к сожалению, в этот раз меня опередили.

Я понимающе кивнула.

Сложно было не заметить эту энергию и взгляд, прожигающий меня весь вечер. Повернув голову, я сразу нашла его посреди десятков зрителей, безотрывно наблюдающих за боем. Все вокруг свистели, смеялись, кричали и подбадривали бойцов, и только он один сидел в глубоком кресле, и наблюдал не за боем, а за мной. Я выгнула бровь, рассматривая непринужденную позу, будто мужчина сидел в театре, а не на боях. Светлая рубашка обтягивала мускулистые руки, а идеально уложенные темные волосы казались черными в полумраке комнаты. Тени подчеркивали черты его лица, острые скулы и жесткую линию челюсти. Он единственный из посетителей верхнего уровня не скрывал своего лица, и я чувствовала, каким страхом это отзывалось у остальных. Многие знали его, и по моему личному мнению мужчина вписывался в окружающую обстановку примерно, как лебедь в курятник.

Заметив мой взгляд, он ухмыльнулся и поднял стакан с виски в знак приветствия. Я сделала то же самое, и крепкая настойка обожгла горло, теплом разливаясь в желудке. Внезапно, женщина в мехах за соседним столом вскрикнула, прикрыв глаза рукой, и я обернулась на ринг, чтобы увидеть Никки, наносящего быструю серию ударов. Его тело двигалось в смертельном танце, каждый выпад был четким и молниеносным. Зрелище завораживало. С тех пор, как я видела малыша Никки на площадке в последний раз, он стал еще более устрашающим бойцом. И вот он, последний удар – и Беспощадный рухнул без сознания. Толпа взревела. Кто-то на нижнем уровне подкидывал деньги с радостными воплями, а кто-то тяжело упал на колени с воплем разочарования. Бои всегда составляли хорошую конкуренцию борделю. А особенно ценились те, кто делал эти бои настолько зрелищными, как малыш Никки. Пока тело Беспощадного, будто мешок костей волокли с площадки, он ушел, никак не реагируя на радостные крики толпы.

— Позвольте составить компанию госпоже? – высокий мужчина в красивой белой одежде загородил мне обзор на площадку внизу. Я сразу заметила его острые уши. Эльф носил дорогую маску с золотыми вставками, и, очевидно, хотел произвести впечатление своей безупречной внешностью. Не дождавшись ответа, он продолжил обольстительным голосом:

— Удача сегодня на моей стороне, и мне бы хотелось разделить с этот прекрасный вечер...

Эльф замолчал, не договорив, и его взгляд переместился за мою спину. Теплая рука легла на мое плечо, когда другой мужской голос произнес:

— Милая, почему так долго? - запах кедра и виски окутал меня, и я улыбнулась.

— Я торопилась, как могла, - ответила я, все еще глядя на эльфа перед собой, ощущая его волнение.

— Прошу прощения за беспокойство, - произнес он, слегка наклонил голову и быстро скрылся среди столов.

— Долго ждал? – спросила я у мужчины с темными волосами и стальными глазами, устроившегося в соседнем кресле.

— Пять зим, - ответил Кáйран, пристально глядя на мое закрытое лицо.

— Как это романтично... ты считал каждую ночь, проведенную в одиночестве, вдали от меня?

— Почти. И, может, не всегда в одиночестве... - он пожал плечами.

Я драматично вздохнула:

— Кáйран Каллахан, не прошло и пяти зим, как ты нашел мне замену?

— Никогда, - серьезно сказал он, но глаза светились весельем. Я рассмеялась, откидывая вуаль и обнимая старого друга.

Много зим назад король Севера Теодор Рохан услышал про невероятно одаренного кузнеца, живущего в крохотной деревне на границах со Средиземьем. Путники и воины, приходя ко двору, показывали королю такое орудие, что сначала он даже не поверил в то, что оно сделано руками человека. Тогда он послал за ним с приглашением прибыть во дворец. Когда Асгат Каллахан появился в замке Хорсы и действительно доказал свое мастерство, король назначил его своим личным кузнецом, сделав тем самым главным мастером столицы. Асгат прибыл во дворец не один, а с женой Мартой и сыном Кайраном, ровесником младшего принца Хорсы. Король позволил мальчику обучаться в Академии вместе с принцем и остальными детьми важных чиновников, в числе которых была я. С тех пор мы были неразлучны и всю юность провели вместе, но у судьбы были свои планы.

— Как он? – спросила я, смотря на площадку, залитую свежей кровью.

— Ты имеешь в виду, не прекратил ли он заниматься саморазрушением? Периодами мне кажется, что становится лучше, но... мы все еще тут, - ответил Кáйран, обводя рукой пространство вокруг. Я задумчиво кивнула, допивая виски.

Мы прошли за напитками, после чего спустились на нижний уровень, не спеша обошли площадку и оказались во внутренних помещениях. Стражники, охранявшие вход в длинный коридор, кивнули в знак приветствия, и мы зашли в небольшую комнатушку, служившую пристанищем малыша Никки в Черном бархате уже многие зимы.

Я обвела взглядом отсыревшие стены, ржавый бочонок с водой, прикрепленный на стене, заменяющий ванную, и простую широкую скамью – все было ровно также, как и когда я была здесь в последний раз. Малыш Никки сидел на скамье, оперевшись локтями на широко расставленные колени, пока он медленно разматывал окровавленные бинты с рук. Вся его поза говорила об усталости – согнутая спина, напряженные плечи, блестящие от пота в тусклом свете, и опущенная вниз голова. Светлые волосы тоже были испачканы в грязи и крови, и спадая, закрывали его лицо. Когда дверь за нами закрылась, он даже не поднял взгляд, только произнес:

— Надеюсь ты принес виски.

От звука его голоса что-то внутри меня надломилось. Я ненавидела видеть его таким, видеть его в этом месте.

— Как приятно осознавать, что есть что-то неизменное в нашем мире: например, королевский наследник в помойной дыре, жаждущий, чтобы ему проломили голову, - сказала я, держа в своей руке два граненных стакана.

Аластор резко поднял голову, впившись в меня взглядом.

— Какого ... беса... Мориен? – в неверии произнес он, и меня обдало горячей волной его чувств: сильное удивление, невероятная радость, злость и жгучая обида. Эмоции, которые я с детства ощущала от Аластора, были самыми яркими, которые я встречала у людей. Настолько интенсивные, что меня до сих пор поражало, как он выдерживает это внутри себя. Я грустно улыбнулась, зная, что как бы ни рад он был меня видеть, ему было настолько же больно.

Аластор Николас Рохан был младшим наследником династии Роханов. Королева Валенсия тяжело заболела, вынашивая своего младшего сына, и лекари пророчили неизбежную смерть и ей и ребенку, не в силах помочь. Королеву показывали все возможным знахарям, целителям, колдунам, но никто не мог понять причину. Чахнув на глазах, однажды до нее дошла молва об одной ведьме, и она велела пригласить ее во дворец. Ведьма, узнав о несчастье пообещала помочь, но для этого королеве необходимо было уехать с ней, взяв лишь одну служанку. Зная, что король будет против, Валенсия не рассказала ему о словах ведьмы и покинула замок посреди ночи. Никто не знает, где они были и что произошло, Валенсия никогда не рассказывала об этом, но королева вернулась спустя месяц, здоровая и с ребенком на руках. Теодор Рохан хотел назвать сына именем прадеда – Николасом, но, когда королева рассказала ему, что во снах к ней приходил бог войны Аластор, благословивший жизнь младенца, они решили дать наследнику двойное имя, что было редкостью у северного народа. В основном его называли принцем Николасом, а имя Аластор использовали самые близкие к нему люди.

— Когда ты вернулась? – голос принца был хриплым.

— Думаю, ты бы узнал раньше, если бы иногда посещал те скучные заседания, на которых решают судьбу королевства, - сказал Кайран, и я усмехнулась.

Аластор резко поднялся и через мгновение его руки уже сжимали меня в объятьях.

— Я ненавижу тебя, - проворчал он. Наглая ложь.

— Я тоже тебя люблю. Хотя, конечно, это встреча была бы еще приятнее, если бы ты не выглядел как мясник, - я постаралась слегка отодвинуть его от себя, чтобы не испачкать кровью белый мех. Он усмехнулся и подмигнул мне:

— Все лучшее для тебя. Какие планы?

— Нам нужно появиться на совете, хочешь ты или нет, иначе твой отец убьет меня, - Кáйран обратился к принцу. Аластор редко посещал заседания Совета, и это было одной из причин их вечных ссор с королем. Еще больше он мог разозлить отца только тем, что проводил это время в «Черном бархате». Закатив глаза, он согласился:

— Ладно, тогда что насчет вечера? Может наведаемся в «Кровавую мойхву» по старой памяти?

— Я уже думала, ты не предложишь, - улыбнулась я.

— Я слишком долго этого ждал.