9.Прах и слава
Во прахе зреет свет великий,
Где скорбь вплетается в венец.
Где кровь - не жертва, а обитель,
Где страх - последний рубеж сердец.
О ты, кто встал пред древним ликом,
Кто книгу тронул сквозь века,
Прими огонь - он будет тихим,
Но в нём творится воля Творца.
Сломи цепи, но не гневом,
Очисти пламя от вражды.
Пусть свет прольётся сквозь невежество,
И вспыхнет истина из тьмы. - Лин Блэк
Утреннее солнце медленно поднималось над горизонтами, освещая мохнатые холмы и серебряные реки, когда мы, трио выживших, наконец достигли руин старинного монастыря.
Каменные арки, покрытые плесенью, и обвалившиеся своды напоминали скелет исполина: здесь когда-то звучали молитвы, а теперь эхо шагов отдавалось лишь пустотой.
Лея шла первой, прижимая к груди книгу с тиснением трёх трещин - сердце её билось в такт шуршащим страницам, наполненным кровью и правдой. За ней шли Марк и тётя Нина, их тени растягивались по обветшавшей брусчатке, словно двойники, которые знали всё, но молчали.
Мы вошли через огромные деревянные ворота, облупившиеся от времени. Внутри - просторный двор, заросший тернием и плющом, а в центре его - колодец, отлитый из серого камня и усыпанный мхом.
Лея замерла возле входа, всматриваясь в темный проем. Она вспомнила, как в детстве слышала истории о том, что колодец - ворота в прошлое, где стены хранят память обо всех, кто когда-либо стоял здесь с надеждой или страхом.
- Здесь он, - сказала Лея тихо, указывая на массивную восточную стену, увитую древними фресками. Там, под штукатуркой, угадывались выжженные символы, те самые, что мы видели в лесу и в книге. - Здесь заключалась первая сделка.
Марк осторожно осмотрел фрески и кивнул:
- Они пытались навсегда привязать силу к этому месту. Но пламя памяти сильнее огня, и мы сейчас его освободим.
Лея подошла к стене и приложила ладонь к прохладному камню. Она чувствовала, как под пальцами вибрирует энергия: слабый отголосок древнего ритуала. В этот момент пол под ногами задрожал, и сверху послышался тихий скрежет - обвалился угол потолка, обнажив темный коридор.
- Пойдём туда, - предложила тётя Нина. - Под монастырём есть подземелье, где он хранит последние остатки власти.
Мы опустились по узкой лестнице под землю. Коридор оказался длинным и низким, а стены были выложены лишённым украшений камнем, на котором виднелись едва различимые надписи:
«Прощенье даётся тому, кто примет цену».
Лея прочла слова шёпотом, и сердце снова забилось чаще.
- Он знал, что мы придём, - сказал Марк, когда зажег факел. Жар пламени бросал пляшущие тени на стены, и каждая тень казалась живой, поглощённой давним страхом.
В конце коридора стояла массивная дверь из дуба, с железными полосами и той же печатью круга с трещинами. Лея, не колеблясь, вынула книгу и провела по кругу тупым углом корешка: символ засветился багряным светом.
Мы шагнули вперед, когда дверь с глухим лязгом приподнялась, впуская нас внутрь.
Камера оказалась просторной: по центру - каменный алтарь, окровавленный старым воском свечей, а вокруг стояли четыре высоких подсвечника, чьи огни давно потухли. В углах комнаты лежали груды свитков, увитых паутиной, и металлические кандалы, в кандалах которых когда-то мучили души.
Лея опустилась на колени у алтаря, раскрыла книгу, и в этот миг откуда-то из глубины поднялся голос:
- Вы дерзнули прийти сюда...
Голос звучал будто из-под земли: низкий, раскатистый и одновременно хриплый. Лея прижала ухо к алтарю, словно пытаясь найти источник.
Из теней шагнул он - старец в черном, худой и высокий, с длинными пальцами, похожими на когти. Его глаза горели холодным огнем, а губы изогнулись в пронзительной усмешке. Лея почувствовала, как по всему телу пробежал лед.
- Ты... ты жив, - пробормотала она. - Я видела тебя в зеркале...
Старец вышел вперед, и свет от факела осветил его лицо: глубокие морщины, выжженные временем глаза, полные горечи, и усталость, которую мог подарить лишь век одиночества.
- Жив? - переспросил он. - Я скорее мертвее, чем жив. Но пока жива сделка, я вечен. Вы уничтожили моих слуг, разрушили печати, но не были готовы стереть меня.
Он поднял руку, и вдруг подсвечники вспыхнули сами собой, зажглись восковые свечи с багровым пламенем. От горячего света воздух наполнился запахом воска и легкой серы.
- Скольким душам ты украл покой? - в голосе Леи впервые за долгие дни прозвучал вызов. - Твоё время истекло!
Старец прислонился к алтарю и тихо рассмеялся:
- Истекло то, что было создано веками. А вы, дети пепла, думаете, что можете стереть след моего огня?
Он шагнул к Лее, но она поднялась, раскрыла книгу и начала читать вслух последние строки, впитанные ею кровью и слезами:
«Пусть Прах прошлого - это семена возрождения. каждый уголок мира, где жила тьма, расцветёт светом истины. Пламя займет своё место в сердцах смелых, а страх погаснет, когда наследник сбросит кандалы.»
С каждой прочитанной строчкой вокруг алтаря затрепетал свет, и багровое пламя свечей начало мигать, словно его обдувал ветер.
Старец вскрикнул и пытался загасить свечи рукой, но пламя не подчинялось ему: оно взметнулось вверх, осветив стены до самого свода.
Кама мгновенно наполнилась ослепительным сиянием, и Лея почувствовала, как тяжесть сделки, что висела над миром, рвется. Прах по корешку её книги осыпался мелкими серебристыми искрами, падая на пол и растворяясь в воздухе.
Старец закрыл глаза и прошептал:
- Судьба отвернулась от меня...
Он ослаб, словно всю его силу питали тени прошлого, и весь его облик потускнел - багряные свечи погасли, оставив за собой лишь тонкий аромат горелого воска.
Лея шагнула вперед и прикоснулась к его плечу.
- Отпусти страх, - сказала она. - Мы помним твою историю, но не позволим ей править нами.
Старец открыл глаза, и в них больше не было огня. Он тихо кивнул и скользнул на колени перед алтарем.
Лея прекратила чтение, книга захлопнулась сама собой, и страница с печатью исчезла, оставив чистый лист.
Когда своды подземелья загремели обвалом, мы едва не погрузились в пыль и обломки. Лея выскочила первой - её сапоги скользнули по обсыпавшимся камням, но она не замешкалась ни на миг: оттолкнувшись от неровного пола, она перелетела через лежащие на пути глыбы, опустилась на колени и сразу подпрыгнула, выбравшись в узкий коридор.
Марк бросился следом: за спиной у него болтался мешок с книгами, глухо ударяясь о стены каждым его шагом. Он пригнулся под свисающей из потолка балкой, потом, не теряя скорости, проскочил через расщелину, которую оставила рухнувшая плита, и, едва коснувшись подоконного выступа, оттолкнулся, чтобы не упасть.
Тётя Нина наступала нам на пятки. Тонкая фигура - словно тень; она вжималась в стену, продираясь между двумя обвалившимися балками, и книга под мышкой почти выскальзывала, но она крепко прижала её локтем, не давая уронить.
Коридор неожиданно сузился: нам пришлось ползти по полу, преодолевая узкий просвет, а потом метнуться в просторный зал, заставленный обломками колонн.
Лея первой подпрыгнула через керамические черепки и металлические кандалы, её силуэт мелькнул, как вспышка молнии. За ней нырнул Марк, на шаг отстав, и Нина, переждавшая оброненные камни, снова включилась в погоню.
Последняя преграда - крутая лестница вниз, почти отвесная, камни влажные и скользкие. Мы ринулись по ней без замедления: Марк схватил Лею за руку, и она поймала его за плечо, когда он подскользнулся, помогая ему не рухнуть. Нина следовала вслед, уверенно спускаясь. На выходе из темноты нас уже поджидал свежий воздух: мы вылетели наружу, словно стремительный порыв ветра, и за нашими спинами с глухим рокотом захлопнулась каменная глыба, преградив путь обратно.
Мы стояли на свету, тяжело дыша, с пульсирующими сердцами. Лея сникла на колено, провела рукой по осыпавшейся книге и улыбнулась сквозь испуг: жизнь только что показала нам, насколько ценна каждая секунда.