Лавка кошмаров

Гарри без сна лежал в постели, глядя на хлопья снега, летевшие за окном. Стояла тихая, светлая ночь; спальню заливал серебристый лунный свет, в котором даже привычные вещи становились незнакомыми и таинственными. Внизу, в гостиной, часы пробили полночь. Гарри зачем-то считал про себя удары, чьи отзвуки еще долго разносились по спящему дому. Дыхание холода, проникавшее сквозь щель в неплотно закрытом окне, трепало серебряный дождик на рождественском венке, заставляя его мерцать и вспыхивать разноцветными искорками.

Гарри чувствовал, что не сможет уснуть после всего, что произошло с ним за прошедший день. Он почти не помнил, как добрался до дома: снова и снова он вспоминал лавку и ее загадочного хозяина, который из демона Лютного переулка вдруг превратился для Гарри в человека, совершающего благородную миссию. Теперь Гарри понимал, что вся скрытность Северуса Тобиаса Снейпа, вся эта таинственность и отстраненность, послужившая почвой для многих домыслов и толков, была не чем иным, как защитой, завесой – вроде той, которой Северус Снейп укрыл Гарри от глаз Люциуса Малфоя. «Лавка кошмаров» с самой дурной в Лютном переулке славой оказалась единственным оплотом света – Гарри неизменно возвращался к этой мысли, пока шел домой, и ему начинало казаться, что он никогда в этом и не сомневался, что бы ему ни говорили о лавке Северуса Снейпа. Даже сейчас, глядя в окно на притихшую заснеженную улицу, на сонные дома, украшенные рождественскими огнями, и теплый свет фонаря, в луче которого сверкали хлопья снега, Гарри думал о том, от скольких ужасов ночи, от скольких жутких тварей, рыщущих по спящему городу, спас их мрачный черный человек из Лютного переулка. И продолжает спасать – изо дня в день, из года в год – тогда как люди занимаются своими незначительными повседневными делами, даже не подозревая, какой опасности подвергаются и кому обязаны своим спасением.

Гарри встал с постели, подошел к окну и, опершись о подоконник, посмотрел вниз, на безлюдную улицу. Аккуратные палисадники за узорчатыми оградами уже лежали под снегом; крупные хлопья снега, кружась в лунном свете, покрывали черепичные крыши домов, из-за чего те становились похожими на пряничные домики, облитые глазурью; на небе, по-зимнему светлом, мерцали редкие звезды. Здесь, у окна, еще ярче ощущалось холодное дыхание зимней ночи; Гарри закрыл глаза и полной грудью вдохнул пронзительно-свежий воздух.

Вновь взглянув вниз, он заметил полоску следов, темнеющую на прежде нетронутом покрове снега. Гарри взобрался на подоконник, недоумевая, кто бы мог пройти по их тихой улице в такое время, и, оглядев ее с нового положения, заметил тень, крадущуюся вдоль стены соседнего дома. Гарри почувствовал, как его охватывает смутное предчувствие чего-то недоброго; ему вспомнилось, что то же самое он ощущал, когда шел по Лютному переулку, возвращаясь домой, но тогда, захваченный мыслями о Северусе Снейпе, не придал этому значения. Теперь Гарри припоминал, что всю дорогу от лавки до дома его не покидало ощущение чьего-то пристального взгляда – будто кто-то невидимый преследовал его по пятам, скрываясь во тьме проулков, прячась за спинами прохожих, сливаясь с тенями... Воспоминания были слишком смутными, чтобы Гарри начал испытывать нечто похожее на страх, но все же он спустился с подоконника, взял со спинки стула свою куртку и сунул руку в карман, отыскивая палочку. Но ни в карманах, ни в рукаве ее не было, и Гарри запоздало спохватился, что, должно быть, оставил ее в лавке. Это заставило Гарри не на шутку разволноваться: он еще никогда не забывал свою палочку.

Когда Гарри снова взглянул в окно, тень отделилась от стены соседнего дома и бесшумно, крадучись, направилась прямо к его окну. Гарри попытался себя успокоить, что тревожиться из-за запоздалого прохожего, который наверняка просто хочет сократить путь и пройти между домами, – по меньшей мере глупо, но все же невольно отступил на шаг. Тень пропала из его поля зрения, нырнув под козырек нижнего этажа, и Гарри замер, прислушиваясь к мерному хрусту снега. Вскоре всё стихло; Гарри перевел дыхание, тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и вернулся в постель.

Он уже забрался под одеяло, когда заслышал тихий шорох, напоминающий звук шагов – будто кто-то осторожно, стараясь двигаться бесшумно, крадется по козырьку нижнего этажа к окну Гарри. Гарри приподнялся на локте, вслушиваясь. Шаги стихли, остановившись у окна, а вслед за тем раздался отчетливый стук. Гарри вздрогнул. Кто-то стучал в его окно – в этом уже не могло быть сомнений; а на пол под окном легла чья-то тень.

Гарри застыл, глядя на тень и решая, как ему поступить: если он сейчас же вскочит с постели и выбежит из комнаты, то, возможно, успеет добежать до спальни родителей прежде, чем таинственный обладатель тени его настигнет... Но только Гарри откинул одеяло, чтобы метнуться к двери, как из-за окна послышался приглушенный голос, зовущий его по имени.

Гарри похолодел. Голос был хриплым, надтреснутым; имя Гарри, произнесенное им, показалось зловещим карканьем. Гарри оглянулся по сторонам, чувствуя, как его стремительно охватывает панический ужас. Он схватил свою куртку, надеясь, что так же, как забыл забрать свою палочку, он забыл и вернуть Северусу Снейпу его инструмент, напоминающий скальпель. К облегчению Гарри, так оно и было: «скальпель» нашелся во внутреннем кармане для палочки; схватив его, Гарри соскочил с кровати и бросился к двери.

Дверь находилась прямо напротив окна; краем глаза Гарри увидел, как тень шевельнулась, заметив его, а потом страшный хриплый голос произнес:

– Какого черта, Поттер? Ты впустишь меня или нет?!

Гарри едва не выронил свое «оружие».

– Драко? – выдохнул он. – Что это ты делаешь ночью на моем козырьке? – Гарри распахнул окно, впустив в комнату поток холодного воздуха. – Я думал, ты уже уехал... – он с недоумением окинул взглядом Драко, балансирующего на козырьке: весь в снегу, продрогший, с красным от холода носом и посиневшими губами, юный Малфой выглядел довольно-таки жалко.

– Я и должен был уехать, – ответил Драко невнятно – от холода у него зуб на зуб не попадал, – но понял, что не могу уехать вот так, не попрощавшись... и не извинившись за сегодняшнее. Я сбежал из Мэнора, если ты еще не понял. Дай мне руку, если не хочешь потом объяснять аврорам, почему на твоем козырьке сидит замерзший насмерть наследник рода Малфоев.

– Сбежал из дома? Ты? – Гарри только сейчас увидел, что Драко одет только в легкую домашнюю мантию. – Ни за что бы не поверил... – он взял друга за руки – пальцы у того были совсем ледяные – и с усилием втащил его в комнату. – А что у тебя с голосом?

Драко хлюпнул носом.

– А ты побегай под снегом в домашней одежде, Поттер – посмотрим, что у тебя будет с голосом... и со всем остальным, – не спрашивая разрешения, Драко прямо так, в одежде, нырнул под одеяло. – В Мэноре черт знает что творится, настоящая свистопляска. Побег Беллатрикс вызвал у бедной Нэнси сильнейший приступ – говорят, она напала на Панси и попыталась сбежать из дома. Отец совсем спятил от всей этой истории с тетей Беллой: пропадал где-то весь вечер, а потом притащил к нам в дом оборотня – настоящего оборотня, представляешь? Отец думает, что он станет нас защищать. С чего бы это оборотню, который нас до сегодняшнего дня и знать не знал, нам служить, вот ты мне скажи? И где только отец его нашел... Да закрой же ты окно, в конце концов, – приказал Драко, подтыкая одеяло. – И накинь на меня еще плед – не видишь, помираю от холода.

Но Гарри уже перестал слушать болтовню Драко, мгновенно вспомнив слова Северуса Снейпа о больной девушке, напавшей на свою младшую сестру, неожиданный визит Люциуса Малфоя в лавку, «защитника», которого обещал ему Северус Снейп, и нечто, похожее на серую меховую муфту, с которой ушел Малфой-старший.

– ...так что сам понимаешь, каких трудов мне стоило улизнуть из дома, – заключил Драко, закутавшись в одеяло до самого носа. – Цени, Поттер.

– Я знаю, где мистер Малфой взял оборотня, – сказал Гарри, усаживаясь на кровать рядом с Драко. – Только обещай, что никому не расскажешь.

Драко энергично закивал, все еще дрожа даже под одеялом. Гарри с сомнением посмотрел в хитрющие глаза друга, которые сразу же зажглись каким-то нехорошим огоньком, но, решив, что Драко имеет право знать, рассказал ему обо всем, что произошло с ним сегодня.

– ...как видишь, все эти разговоры о «темных делах», которые проворачивает в своей лавке Северус Тобиас Снейп, – не более чем досужие сплетни, – закончил он. – Северус избавляет город от чудовищных тварей и заставляет их служить людям, как, к примеру, того оборотня, что он дал твоему отцу. Уверен, он и безумие бедной Нэнси сможет использовать во благо.

Драко помолчал, размышляя над рассказом Гарри.

– Значит, ты пару раз побывал в лавке Северуса Снейпа и уже считаешь, что он – этакий благородный истребитель нечисти, совершенно безвозмездно, только лишь ради благополучия города, служащий «добрым людям Лондона»? – хмыкнул он наконец. – Ты пересказываешь мне <i>его</i> слова. Почему ты так уверен, что всё, рассказанное тебе этим колдуном, – правда?

Гарри смешался. Ему казалось, что после его рассказа Драко, так же, как и он сам, должен проникнуться благодарностью к Северусу Снейпу и к тому, что он делает для всех них; но Драко явно не был впечатлен.

– Отчего ты везде ищешь подвох, Драко? – сказал Гарри устало. – Ты ведь сам сказал, что сестра Панси напала на нее. Что твой отец привел к вам оборотня для защиты. Что твоя тетя Беллатрикс, о которой мистер Малфой говорил с Северусом Снейпом, – безумна и одержима жаждой мести... Что плохого в том, что Северус призовет ее в свою лавку и... ну... обезвредит? Я считаю, он занимается благородным делом, избавляет мир от Зла. Знаю, звучит слишком высокопарно, но это действительно так. Зачем видеть дурное в том, что на самом деле – благо для всех?

Драко, наконец немного согревшись, сел в постели и хмуро посмотрел на Гарри.

– Если судить здраво – то есть отбросить все сантименты и восторги, совершенно необоснованные, кстати, – Северус Тобиас Снейп промышляет тем, что отлавливает опасных магических тварей, каким-то образом подчиняет их своей воле и потом продает, – проговорил он. – Тебе не кажется, что его ремесло чересчур напоминает торговлю людьми? – причем весьма ловкую торговлю, которую невозможно отследить, потому как никто не знает, <i>кто</i> скрывается за какой-нибудь музыкальной шкатулкой или меховой муфтой, лежащей на полке рядом с таким же никому не нужным хламом. Зачем ему скрываться в убогой лавке в Лютном, если он не делает ничего дурного? Гарри, – Драко чуть подался вперед, глядя Гарри в глаза. – Ты совсем не знаешь этого человека. Ты и встречался-то с ним всего дважды. А вот слышал ты о нем многое, и чаще всего – не особенно хорошее. Так в чем же причина такого безоговорочного доверия?

Гарри не знал, что ответить: с одной стороны, умом он понимал, что подозрения Драко вполне логичны, и он никак не может доказать свою правоту, а с другой – его обижало, что друг не верит ему, ведь сам Гарри верил... даже не верил, нет, он <i>знал</i>, что прав.

– Северус спас меня, – Гарри решил использовать последний аргумент. – Если бы не он, я бы уже... Мерлин знает, что бы со мной сделали.

– Благородный охотник на нечисть, спасающий юношей в беде, – отозвался Драко. Казалось бы, Гарри давно уже должен был привыкнуть к ехидным репликам друга, но на этот раз слова Драко ранили его настолько, что ему захотелось вышвырнуть Малфоя вон из комнаты. – Поттер, очнись, – Драко потянул Гарри за воротник пижамы и даже слегка потряс его, – зачем Северусу Тобиасу Снейпу, торговцу кошмарами, спасать какого-то мальчишку, которого он и видел-то всего один раз? Или ты считаешь, что ты – первый, кого пытались ограбить? Да в Лютном такое происходит на каждом шагу, Гарри! Неужели Северус Тобиас Снейп, проживший в Лютном лет двадцать, если не больше, спасает всех, кого грабят в темном проулке рядом с его лавкой? Снейпомэн спешит на помощь, – Драко фыркнул. – Гарри, разве ты не видишь, что Северусу Снейпу что-то нужно от тебя? И на твоем месте я бы не стал выяснять, что именно.

Гарри вывернулся из цепких рук Драко и отодвинулся на край постели.

– Зря я тебе рассказал, – проговорил он хмуро. – Вечно ты всё опошляешь.

– А чего ты ждал, Гарри? – Драко попытался развернуть Гарри к себе, но тот снова отвернулся. – Что я скажу: «Да, отлично, давай, беги к своему ненаглядному темному колдуну, который торгует нечистью в Лютном переулке, сторонится людей, но из каких-то одному ему известных соображений привечает юных гриффиндорцев»? Сам посуди, Поттер, разве это не странно?

Гарри резко поднялся с постели.

– Нет, не странно! – воскликнул он, вконец рассердившись на Драко. – Не все люди на свете такие же, как ты! Есть и те, кто помогает другим просто так, безо всякого <i>личного</i> интереса!

Драко смотрел на Гарри, ничего не отвечая – Гарри немного занервничал, чувствуя на себе проницательный взгляд друга, в котором сквозила подозрительность.

– Ну, что еще? – наконец не выдержал он. – Почему ты смотришь на меня так, будто я что-то от тебя скрываю?

Драко прищурился, отчего его глаза стали еще более колкими.

– А ты уверен, Поттер, что ничего от меня не скрываешь? Думается мне, ты что-то недоговариваешь – о том, отчего провел в лавке Северуса Снейпа весь вечер, к примеру.

Гарри чертыхнулся.

– Малфой, да как ты... – он задохнулся от изумления и возмущения. – Что ты такое говоришь?! Сказал же – меня сильно избили, Северус меня лечил, и поэтому... – Гарри замолчал, встретившись с недоверчивым взглядом Драко. – Да что с тобой происходит в последнее время?

– Это с <i>тобой</i> что происходит, хотел бы я знать! – Драко тоже поднялся на ноги и, взяв Гарри за плечи, заглянул ему в глаза. – Ты только и думаешь, что об этой проклятой лавке! Только и делаешь, что расхваливаешь Северуса Снейпа на разные лады! Это... Знаешь, это похоже на одержимость... если не сказать больше. Ты называешь его только по имени, не заметил? Никаких там «Северусов Тобиасов» или «мистеров Снейпов», как будто вы с ним... вы... с ним...

-–Что? Что «я с ним», Малфой? Договаривай уж, раз начал, – запальчиво сказал Гарри.

– Как будто вы с ним – любовники, вот что! – выпалил Драко, непроизвольно повысив голос.

Какое-то время Гарри, пораженный, не мог произнести ни слова; наконец он прошептал, отступая от Драко:

– Ну, Малфой, ты совсем помешался на своей ревности. Мы с Северусом просто...

– Ага, «просто друзья» – ты это хотел сказать? – перебил его Драко – его голос так и сочился ядом. – Он и твоей мамочке был «просто другом», однако ж ты отчего-то уродился с черными волосами, тогда как волосы мистера Поттера – каштановые...

Гарри опешил.

– Мерлин, Драко, это самое бредовое заявление, какое я только слышал, – у него уже не было сил, чтобы спорить, поэтому он просто подтолкнул Драко к окну. – Возвращайся домой, Малфой. У тебя наверняка температура – то, что ты сейчас нагородил, слишком безумно даже для тебя.

Драко не сдвинулся с места.

– Так, значит? – проговорил он тихо после долгого молчания. – Выгоняешь меня? Я хотел помириться с тобой, а стало еще хуже, – Драко судорожно сглотнул. – Мы с тобой дружим с детства, Гарри, а этого Северуса Снейпа ты знаешь от силы пару дней – но все равно делаешь выбор в его пользу.

– Я не собирался никого выбирать, – устало возразил Гарри. – Ты сам затеял эту глупую ссору.

– Ты еще увидишь, что я был прав, – сказал Драко мстительно – его голос сорвался, – но будет уже поздно.

Малфой забрался на подоконник, перекинул ноги через оконную раму и спрыгнул на козырек. Гарри, даже не став смотреть, как Драко спускается на землю, закрыл окно и тяжело рухнул в постель.

Простыня и одеяло оказались влажными из-за растаявшего снега; Гарри со вздохом опустился на пол, на ковер, и, откинув голову на край кровати, прикрыл рукой глаза. От просветленного настроения, в котором он пребывал до разговора с Драко, не осталось и следа. Гарри было тягостно на душе – ему было жаль, что он расстался с Драко так плохо, и в то же время Гарри сердился на друга за его слова, за непонимание, за эту злосчастную малфоевскую циничность... Почему Драко не мог просто поверить ему? Почему не порадовался вместе с Гарри? Зачем нужно было всё портить?.. Гарри было обидно до слез. До появления Драко ему хотелось поделиться с кем-то своим открытием, но сейчас Гарри испытывал лишь горечь разочарования; ему подумалось, что теперь он понимает, отчего Северус Снейп скрывает свое ремесло от посторонних глаз.

Гарри просидел так, на полу, закутавшись в плед, до самого рассвета, и наутро, когда спустился в кухню, чувствовал себя совершенно разбитым. Должно быть, это было заметно, потому что мама обеспокоенно поинтересовалась, не заболел ли он, а отец, потрепав Гарри по голове, спросил его со своей обычной грубоватой лаской:

– Ты чего такой хмурый, приятель?

– Плохо спал, – ответил Гарри, кисло рассматривая омлет у себя на тарелке.

– Это из-за Драко, да, сынок? – спросила мама. – Вы с ним поссорились? Вчера утром он выбежал от нас, даже не попрощавшись...

Гарри поковырял омлет вилкой.

– Да нет, не поссорились... – сказал он: Гарри не хотелось говорить о Драко; впрочем, ему вообще не хотелось говорить.

– Кто их разберет, этих Малфоев, – заметил мистер Поттер примирительно и вновь раскрыл газету, которую читал до того, как Гарри вошел в кухню. Гарри бездумно уставился на заголовок на первой странице: «Зверское убийство в Лютном! Что это – акт возмездия или кровавый ритуал?». Гарри почувствовал, что у него окончательно пропал аппетит.

– Мам, я потом поем, – сказал он, вставая из-за стола.

Миссис Поттер совсем растревожилась.

– Гарри, малыш, что с тобой? – она потрогала ему лоб. – Ты точно не заболел?

– Нет, мам, ну хватит, – Гарри вышел из кухни, прошел в прихожую, крикнул оттуда: – Я скоро вернусь! – и поспешно затворил дверь, чтобы мама не успела спросить, куда это он собрался.

Гарри быстро шел по Диагон-аллее, еще более нарядной, чем обычно: снег, еще не потревоженный прохожими, ослепительно сверкал в лучах солнца, витрины пестрели рождественскими украшениями, на крышах мигали разноцветные огни. Откуда-то доносилась модная песенка, чуть искаженная радиоприемником, пахло хвоей и сладостями, свежий покров снега хрустел под ногами, а над головой сияло ослепительно-синее, чистое, без единого облачка, небо. Всё вокруг – даже сам воздух, холодный, напитанный свежестью, – казалось, было пронизано радостным волнением: золотистые лучи солнца, играющие на стеклах витрин и на каскадах разноцветных гирлянд, снег, сверкающий так ярко, что Гарри приходилось щуриться, отблески огней, расцвечивающие снег всеми цветами радуги – все это искрилось, блистало, смеялось, твердило о наступающем празднике, и Гарри, глядевший по сторонам, невольно приободрился.

Лютный, на удивление, тоже готовился к Рождеству, приобретя еще более причудливый вид. Венки, развешанные на дверях лавок, больше напоминали погребальные, облезлый серебряный дождь, завесивший некоторые витрины, казался нитями паутины, а улыбающиеся лица Санта-Клаусов, оббитые и выцветшие, выглядели скорее зловеще, чем празднично. Гарри подумалось, что так, должно быть, выглядит празднование Рождества в аду: гротескная, жуткая, уродливая насмешка над светлым праздником. Гарри пришло на ум слово, услышанное им от Драко – «макабрический».

Внезапно Гарри вновь овладело тревожное чувство, уже посещавшее его вчера вечером, когда он возвращался домой из лавки, – только на этот раз оно стало ярче и беспокойнее: кто-то опять следил за Гарри, следуя за ним по пятам. Не замедляя шаг, он оглянулся, но Лютный был безлюден – только какой-то оборванец, пошатываясь, брел вдоль стены одного из домов, бормоча что-то себе под нос. Ощущение чужого пристального взгляда всё не покидало Гарри; он двинулся вперед, то и дело оглядываясь, но в Лютном, казалось, не было ни одной живой души. В какой-то момент Гарри даже почудилось, что он слышит тихие торопливые шаги, перебегавшие из одного проулка в другой, но за хрустом снега под ногами Гарри не мог различить их в точности. Чувство, завладевшее Гарри, еще не было страхом, скорее – смутным беспокойством, но что-то подсказывало ему, что в лавке он будет в безопасности, поэтому Гарри прибавил шаг.

Когда Гарри, наконец, достиг лавки, то уже почти бежал. Пару раз, оглянувшись через плечо, он замечал некую тень, которая скрывалась в проулках прежде, чем Гарри успевал рассмотреть ее; а уже у двери лавки, посмотрев влево, он краем глаза увидел темную фигуру, передвигавшуюся неуклюжей, изломанной походкой, – фигура нырнула за угол дома сразу же, как только Гарри повернул к ней голову.

На счастье, дверь лавки оказалась не заперта. Гарри вошел, закрыв за собой дверь на задвижку, невольно взглянул в глаза деревянной сове и сразу же прошел в отгороженный шкафом закуток, где он впервые встретил Северуса Снейпа. Но, к удивлению Гарри, там было пусто, даже лампа не горела, несмотря на то, что шторы были задернуты, и лавка тонула в полумраке.

Гарри почувствовал неприятное волнение: едва ли Северус Снейп мог покинуть лавку, не заперев ее; да и вообще – сама мысль о том, что Северус Снейп когда-то все-таки уходит из лавки, казалась Гарри более чем нелепой и невероятной. Он взглянул на потайную дверь позади бюро, надеясь, что Северус Снейп может оказаться в комнате, в которую входил вчера вместе с Люциусом Малфоем, но дверь была закрыта снаружи на засов.

Гарри подошел к бюро, раздумывая, что делать. Тревожное предчувствие предостерегало его от того, чтобы выйти из лавки; из головы не шла гротескная фигура, которую он мельком увидел у дома напротив – Гарри, сам не зная, отчего, содрогался всякий раз, когда пытался представить ее себе. Он посмотрел по сторонам, выискивая свою палочку, но, по-видимому, ее здесь не было, а искать палочку среди бесчисленных вещей в основной части лавки Гарри посчитал безнадежной затеей.

Он медленно обошел бюро и встал там, где обычно стоял Северус Снейп. Запах лавки – запах старых книг, пыли и еще чего-то, что Гарри не мог определить, – живо напомнил ему вчерашний вечер, когда Северус Снейп был так близко к нему; Гарри почудилось, что Северус и сейчас, невидимый, стоит где-то рядом. Книга с черными страницами лежала прямо перед Гарри, но он не осмелился открыть ее. Вместо этого он оглянулся на застекленную витрину, закрытую шторами – Гарри вдруг засомневался, надежна ли решетка. Потом он вспомнил слова Драко о том, что стены лавки наверняка заговорены, и его тревога немного улеглась, чтобы вспыхнуть с новой силой, когда снаружи, с улицы, донесся звук шагов. Неровный – словно идущий припадал на одну ногу – он заставил Гарри похолодеть от неизъяснимого ужаса; Гарри застыл, глядя на шторы, и вскоре услышал другой звук – как будто кто-то водил когтем по стеклу.

Гарри похолодел. Ему подумалось, что если Северус Снейп находится где-то в лавке, то сейчас он уж точно должен подойти сюда; но тот всё не появлялся, а скрежещущий звук смолк так же внезапно, как и возник. Воцарилась тишина; Гарри слышал только свое прерывистое дыхание. Наконец, не выдержав, он приблизился к стеклу, взялся за шторы и резко, чтобы не успеть испугаться, раздвинул их.

И тут же отпрянул, споткнулся о чернильницу, которую уронил неловким движением, судорожно вцепился в края бюро, будто искал в нем спасение. Лицо, бледневшее за стеклом, напоминало человеческое, но все же не было лицом человека – ведь у человека не могло быть таких глаз, горящих лихорадочной жаждой убийства, не могло быть испещренной черными прожилками кожи, таких бескровных губ, приподнятых в зверином оскале, длинных, черных зубов; у человека не могло быть столько неутолимой злобы во взгляде. Существо за стеклом не двигалось, просто смотрело на Гарри, словно стремилось вцепиться ему в лицо своими беспокойными черными глазами; а Гарри стоял, оглушенный ужасом, и не мог пошевелиться. Он узнал этот взгляд, что преследовал его прошлым вечером, что впивался ему в спину сегодня, когда он шел через Лютный: горящий, ненавидящий, безумный взгляд твари, в которой уже не осталось ничего человеческого, кроме жажды мести.

Внезапно тварь распрямилась, неуклюже пошатываясь на полусогнутых тощих ногах, а потом вновь припала к земле, напружинилась и бросилась прямо на стекло. Раздался звон, осколки посыпались на пол у самых ног Гарри, а тварь схватилась когтистыми пальцами за решетку и принялась остервенело расшатывать ее с такой силой, что Гарри понял – решетка долго не продержится. Он вытащил «скальпель», оставшийся в его куртке, понимая, насколько ненадежно его оружие, и хотел было отступить вглубь лавки, когда тварь, наконец справившись с решеткой, отбросила ее аж на противоположную сторону переулка и прыгнула на Гарри.

«Скальпель» вошел в тело чудовища на всю длину, но тварь будто и не почувствовала его; Гарри метнулся в сторону, оставив часть куртки в лапах монстра, и, налетев на бюро, опрокинул его, упав вместе с ним на пол. Тварь вновь припала к земле, готовясь к прыжку – Гарри видел, как напряглись ее тощие, неестественно длинные руки... Его взгляд упал на книгу, лежащую рядом с ним; при падении она раскрылась, алые знаки на черных страницах будто бы пульсировали, и Гарри в один миг понял, что книга раскрыта на нужной странице. Он рванулся к ней, из последних сил пнув тварь ногой, и принялся читать вслух – всё быстрее и быстрее, всё громче и громче, с каждым словом всё легче разбирая алые знаки, что прежде казались ему незнакомыми, а теперь обрели ясность.

И тварь застыла, слушая его голос.

Гарри вдруг ощутил, что полностью завладел монстром – его телом и духом, его темным, путанным, почти звериным рассудком, в котором билось, причиняя невыносимую боль, одно лишь желание – желание отомстить. Содрогаясь от отвращения и ужаса, Гарри прочел душу того, что некогда было Беллой Лестрейндж: без труда распутал клубок ее желаний, прочел ее мысли – одну за другой, изумляясь власти, которая вдруг обрушилась на него. Он узнал, как долго Беллатрикс Лестрейндж, последняя из Пожирателей Смерти, кто сохранил верность своему господину, лелеяла свою месть. Безумие ее было настолько велико, что, прознав об одержимости Нэнси Паркинсон, Беллатрикс свела с ней дружбу, дабы заразить себя чудовищной болезнью. Без раздумий она обрекла себя на страшную участь – превратилась в тварь, в которой уже не было ничего человеческого, но которая еще помнила о мести. Она выслеживала Гарри – час за часом, день за днем, отыскивая его запах в тысячах запахов, отыскивая его следы в тысячах следов, и разрывала тех, на ком чуяла запах своей жертвы – такую гибель встретили грабители на следующий день после нападения на Гарри.

А потом Гарри подчинил Беллатрикс так же легко, как закрывают прочитанную книгу, и вся тьма, вся ярость, вся слепая ненависть, что терзали это измученное, исковерканное тело, хлынули в него, заставив Гарри закричать и забиться в корчах от невыносимой боли...

– Гарри, – позвал тихий, ровный, почти ласковый голос. – Гарри, очнись.

Он медленно открыл глаза, чувствуя горечь во рту и слабость во всем теле. Его очки куда-то пропали – вероятно, потерялись, когда он бился на полу, силясь высвободиться, выплеснуть из себя грязь чужих порочных мыслей – и теперь Гарри видел лишь размытый темный силуэт, склоняющийся над ним. Черная фигура что-то протягивала ему и, судя по голосу, улыбалась.

– Взгляни, Гарри, – произнес Северус Снейп, вкладывая Гарри в руку нечто, наощупь напоминающее прямоугольник из плотного гладкого картона. – Твоя первая работа.

Гарри поднес карточку к глазам, но не смог разглядеть, что это.

– Дама пик, – подсказал голос Северуса Снейпа. – Ты обратил Беллатрикс Лестрейндж в игральную карту. На мой взгляд, очень подходящая форма.

Гарри нахмурился, понимая, что кошмар, который он пережил, не был сном, как ему думалось вначале.

– Я... обратил ее?

– Да, – подтвердил Северус Снейп. – Прекрасный дебют. Твари вроде этой – большая редкость; заинтересованные люди могут дать за нее хорошую цену.

Гарри сжал карту в пальцах и решительно разорвал ее пополам.

– Я не собираюсь ее продавать, – сказал он твердо. – Как я могу позволить, чтобы кто-то вновь выпустил эту тварь на свободу?

Северус Снейп не издал ни звука, но Гарри понял, что тот смеется.

– Я рассуждал точно так же, когда начинал служить Книге, – заметил он. – Я верил, что смогу очистить этот мир от Зла. С помощью Книги я узнал о том, что Волдеморт убьет Лили и развернет величайшую войну в истории магического мира, и без раздумий нарушил ход событий: моим первым обращенным стал сам Темный Лорд, чью новую форму я бросил в огонь, чтобы он никогда более не возродился. Тогда я не знал, что всему есть цена, а Добро и Зло – это две стороны одной монеты; что за жизнь должно платить смертью... Беллатрикс знала лишь о Пророчестве – вот почему она считала, что ты виновен в гибели Лорда, вот почему она желала отомстить тебе, не ведая, как в действительности пал Волдеморт. Теперь Беллатрикс мертва, и ты – новый служитель Книги; я понял, что Книга выбрала тебя, как только ты вошел в мою лавку – ведь ты увидел знаки там, где прочие видят лишь пустые страницы; а сегодня сумел их прочесть. Отныне ты не принадлежишь этому миру. Скоро ты поймешь, как ничтожно всё, во что ты верил прежде.

Гарри посмотрел на кусочки картона у себя в руках.

– Этого не случится, – сказал он. – Вы уничтожили Темного Лорда и спасли тысячи жизней. Я тоже буду их спасать – так же, как вы.

Северус Снейп опять улыбнулся – во всяком случае, Гарри почувствовал, что он улыбается.

– Я не благородный спаситель людского племени, Гарри, – возразил он. – Я – продавец кошмаров. Книга показала мне, что ни жизнь, ни смерть не имеют значения для того, кто обладает властью повелевать любым существом на земле. После того, как я совершил свое первое обращение, всё, что было важным для меня прежде, стало несущественным. Ты тоже скоро почувствуешь это. Ведь я предупреждал тебя, Гарри, – Северус Снейп снова улыбнулся, – если прочтешь из Книги хоть слово, то потеряешь душу.

Гарри с силой сжал пальцы, а когда разжал их снова, обрывки карты уже исчезли.

– Я уверен, что смогу употребить свою власть во благо, – сказал он убежденно.

– Гриффиндорец, – отозвался Северус Снейп совсем как Драко. – Что ж, мне бы хотелось посмотреть на это.