Кайфэн. Записки о необычайном

Особняк Пан-тайши был роскошным и внушительным.

Стоя в тени высокой ограды, Чжань Чжао поднял голову — карниз стены словно сливался с беспредельной ночной тьмой.

— Вы, люди, все боитесь смерти? — Сяо Цинхуа лежал на плече Чжань Чжао, обеими ручками подпирая щёки, и силился посмотреть наверх. — Такие высокие стены строите, и чем богаче и влиятельнее человек, тем выше и больше у него ограда... Наверное, там, где ваш император живёт, стены ещё выше, да?

В раздражении Чжань Чжао хотел было возразить ему парой слов, но, поразмыслив, вынужден был согласиться, что здравое зерно здесь есть, и лишь неохотно хмыкнул.

— Ну и ну, — цокнул языком Сяо Цинхуа, помолчал и снова потыкал плечо гвардейца. — Сможем мы попасть внутрь?

— Воры ещё не прибыли, что нам делать внутри? — покосился на него Чжань Чжао. — Разве не ты говорил, что три карты откликаются друг на друга, и отыскать карту Инчжоу можно лишь с картами Пэнлая и Фанчжана? Так или иначе, не видно ни зги, а в резиденции столько дворов и домов — где мы её искать будем?

Опираясь ручками на плечо Чжань Чжао, Сяо Цинхуа встал, приподнялся на цыпочки и огляделся вокруг, а затем с разочарованным видом плюхнулся на прежнее место.

— Ну где они там застряли? — пробормотал он. — Не торопятся что-то за картой...

— Было бы лучше, если бы они сообщили тебе в письме, в котором часу прибудут, чтобы не пришлось напрасно ждать? — с серьёзным видом спросил Чжань Чжао.

Сяо Цинхуа выразил согласие, будто это было чем-то само собой разумеющимся.

Горько усмехнувшись, Чжань Чжао вдруг вспомнил кое о чём.

— Почему, говоришь, бессмертные оставили карту Инчжоу в усадьбе Цзиао?

— А ты думаешь, это семейная реликвия, которую передают из поколения в поколение? — презрительно посмотрел на него Сяо Цинхуа. — Три карты выглядят самыми обычными и не отличаются от тех, что можно купить в книжной лавке, исполнение ничем не выдающееся — не исключено, что ты посмотрел бы на них с пренебрежением.

— Вот как? Почему же оставленные бессмертными вещи такие непримечательные, разве они не должны быть необычными? — заинтересованно продолжил расспросы Чжань Чжао.

— В этом и есть исключительность бессмертных, — с восхищением и надеждой на лице ответил Сяо Цинхуа. — Если вещь слишком необычная и редкая, она становится сокровищем. У вас ума хватает драться за презренный металл, а если драгоценную карту увидите, так и вовсе разума лишитесь.

— Презренный металл?

— Ну, эти ваши медные монеты, серебряные ляны, — Сяо Цинхуа пренебрежительно помахал рукой, очень точно изобразив то, что называют «относиться к деньгам как к грязи». — Бессмертные оставили эти карты в мире людей вряд ли для того, чтобы позволить людям добраться до священных гор, а как если бы... Как если бы ты встретил человека на улице, и он предложил угостить тебя обедом — он ведь не обязательно правда хотел тебя угостить, может, просто предложил из вежливости, понимаешь?

Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, он нарочно говорил в манере уроженцев острова в Восточном море.

— Примерно понимаю, о чём ты. Бессмертные оставили карты не потому что надеялись, что люди смогут добраться до священных гор, а, возможно, желая, чтобы эти карты канули в забвение. Как многие приказы широко распахивают двери, но вовсе не значит, что там рады народу с прошениями, а не просто лицемерно делают вид, будто стоят за справедливость. Похоже, даже бессмертные делят всех по высокому и низкому положению. — Заметив, что Сяо Цинхуа всем видом выражает одобрение, Чжань Чжао сменил тему. — Однако те, кто приглашал меня отобедать, были на самом деле искренны.

— Да ты просто бахвалишься... — закатил глаза Сяо Цинхуа. — Самое главное отличие этих карт от всех прочих в том, что они не намокают в воде и не сгорают в огне, поэтому могут храниться в этом мире вечно, хоть на дне озера, хоть в горном ручье, хоть в доме — да даже быть подпоркой для ножки стола.

— Ты хочешь сказать, что появление карты в усадьбе Цзиао и в резиденции тайши — лишь совпадение?

— Думаешь, в резиденции тайши карта высоко повешена на видном месте в главном зале? Она может храниться у какого-нибудь слуги на дне сундука как запасная бумага, так что придётся ждать, пока явятся эти двое, и тогда по связи между тремя картами можно будет отыскать карту Инчжоу.

— А как ты выяснил, что одна из них в усадьбе Цзиао?

— Я ведь говорил, что перерыл кучу древних книг, в особенности оставленных хозяйкой, — лучился самодовольством Сяо Цинхуа. — В книгах сказано, что искренность — ключ к божественному благословению, и следует девять дней воскурять благовония, а на девятый вечер положить в изголовье предмет, принадлежащий бессмертному — хозяйка уходила в спешке и оставила пару вещиц — и тогда во сне можно увидеть путеводную нить. Мне приснилось, что карта Пэнлая находится в усадьбе Цзиао, потому я и помчался туда, кто же знал, что меня опередят на шаг. Видимо, эти двое, заполучив сначала карту Фанчжана, с её помощью нашли карту Пэнлая... — Тут он почесал голову. — Вот только одного я никак понять не могу. Чжань Чжао, в книге сказано, что только таким способом можно отыскать карту, значит, эти двое воспользовались им, чтобы достать карту Фанчжана. «Следует положить в изголовье предмет, принадлежащий бессмертному». Но, как вы говорите, они убили людей, устроили поджог — явно злодеи, откуда же у злодеев что-то от бессмертных?

Чжань Чжао не ответил.

Несколько удивившись, Сяо Цинхуа не удержался и подёргал его за перекинутые через плечо волосы.

— Чжань Чжао?

Тот по-прежнему молчал.

В лунном свете было видно, что его брови нахмурены, взгляд медленно блуждает по земле.

Оторопев, Сяо Цинхуа невольно наклонил голову.

Вокруг воцарилась необычайная тишина, а у ног гвардейца расползлась огромная чёрная тень.

— Чжань Чжао. — У Сяо Цинхуа застучали зубы. — Ч-ч-что это?..

— Тень, — очень тихо ответил тот.

— Тень ч-ч-чего?

— Держись крепче!

— А? А-а-а...

Первый возглас прозвучал с недоумением, а второй — с крайним отчаянием.

Потому что сначала Сяо Цинхуа ещё стоял на плече Чжань Чжао, а в следующий миг уже стремительно летел вниз.

Разумеется, сам он падать не собирался. В момент падения он наконец осознал, что Чжань Чжао велел ему хвататься за что придётся, иными словами — пришло время действовать.

Работая вместе в первый раз, сложно избежать недопонимания.

Две тайные стрелы со свистом рассекли воздух, следом упали две слезинки Сяо Цинхуа.

— Мне конец. — Закрыв глаза, он всё-таки не забыл напоследок напыщенно продекламировать стихи: — Но погиб на войне, не дождавшись победы(1)... — Но не успел дочитать строку, как по ушам резанул жалобный мяв, и в тот же миг его уверенно поймала рука Чжань Чжао.

Не зажмурься Сяо Цинхуа, он бы не пропустил грациозные и ловкие движения Чжань Чжао, подобные плывущим облакам и текущей воде — взмахнуть рукой, метнуть стрелы, отступить, спасти человека.

Э-э... Точнее, спасти пиалу.

Одну восьмую времени, за которое сгорает палочка благовоний, Сяо Цинхуа в оцепенении невидящим взглядом таращился в одну точку. Он явно всё ещё не мог поверить, что чудом уцелел.

Затем он начал постепенно приходить в себя — к примеру, ножки его запоздало задрожали, зубы застучали, а с языка сорвался глупейший вопрос:

— Чжань Чжао, а зачем ты мяукнул, когда спас меня?

Гвардеец не нашёлся с ответом.

— Когда спасаешь кого-то, ты мяукаешь — поэтому тебя прозвали Придворным котом? — продолжал идти неверным путём Сяо Цинхуа.

— Это не я мяукал, — обречённо отозвался Чжань Чжао, указав на ограду, — а она.

Сяо Цинхуа наконец сообразил, что здесь присутствует кто-то третий, подняв голову, посмотрел наверх и потёр глаза ручками, будто не поверив увиденному, а потом вытаращил их до предела.

— Чжань Чжао, это... кошка?

Это в самом деле была кошка.

Её чёрная гладкая шерсть блестела, будто смазанная маслом, светящиеся во мраке зелёные глаза излучали алчность и коварство, сверкали яростной жаждой убийства. Подобные иглам усы слегка шевелились, передние лапы скребли по верхней части ограды, будто теребя что-то. Наконец она с несколько глумливым видом толкнула что-то лапой — и две погнутые тайные стрелы одна за другой со звоном свалились со стены.

Чжань Чжао скользнул по ним взглядом и снова посмотрел на чёрную кошку.

Однако та, похоже, не собиралась больше пребывать в их обществе.

Выгнув спину, она встряхнулась и проворно спрыгнула во мглу внутреннего двора.

Чёрная кошка, которая глубокой ночью решила посетить резиденцию тайши и погнула тайные стрелы Чжань Чжао...

— Чжань Чжао, — подёргал его за рукав ошеломлённый Сяо Цинхуа. — Это... демон?

— А кто ещё? Или ты думал, небожитель? — холодно отозвался Чжань Чжао, наклоняясь, чтобы подобрать стрелы.

Воспользовавшись моментом, Сяо Цинхуа слез на землю и нетерпеливо уставился на него.

— Так мы пойдём за ней внутрь или нет?

Не успел гвардеец ответить, как услышал за спиной частые шаги.

— Господин... Чжань?

Чжань Чжао с улыбкой выпрямился.

— А я-то думал, у кого настолько хороший цингун, чтобы подобраться так близко необнаруженным мной... Должен был догадаться, что кто-то из Сихуалю.

Когда он повернулся, перед глазами сияло ясное лицо Хунлуань.

Не находя себе место от скуки, Сяо Цинхуа лениво пнул камешек, шагнул вперёд, пнул ещё раз, затем развернулся, снова пнул камешек и шагнул дальше.

Под деревом неподалёку Чжань Чжао и Хунлуань обсуждали дело.

— Ну и в чём я ошибся? — сердился Сяо Цинхуа. — Увидел девушку и сразу к месту прирос...

И продолжил пинать камешек, представляя на его месте Чжань Чжао...

— По вашим словам, барышня Хунлуань, выходит, что вы идёте по демоническому следу с усадьбы Цзиао?

— Убийство показалось мне подозрительным, поэтому я отправилась проверить место преступления и почувствовала явное присутствие остаточной демонической силы. Однако, проследовав за демонами от усадьбы, я обнаружила, что на полпути они разделились, один направился в город, другой — из города. Я приказала другим последователям Сихуалю идти за тем, что покинул город, а сама направилась сюда. Не ожидала, что наткнусь здесь на вас.

Кивнув, Чжань Чжао посмотрел на пиалу, изо всех сил пинающую камешек в отдалении.

— Почти то же самое сказал и Сяо Цинхуа — он услышал, как в усадьбе Цзиао двое подозреваемых в убийстве говорили: «Давай разделимся, я отправлюсь к этому Вэню, а ты заберёшь карту Инчжоу из резиденции тайши». Значит, кошка-оборотень — одна из них.

— За какое место они принимают Инчжоу? — холодно усмехнулась Хунлуань. — Эти оборотни решили, что, украв карту Инчжоу, смогут взойти на священную гору? И не подумали, что глава Дуаньму сейчас там — а значит, их ждёт бесславный конец?

— В обычных обстоятельствах на этом моменте управа Кайфэна должна отойти от расследования, — слегка улыбнулся Чжань Чжао, — но Сяо Цинхуа всем сердцем желает отыскать карту Инчжоу...

Проследив за его взглядом, девушка увидела, что Сяо Цинхуа уже бросил пинать камешек, присел на корточки и, бормоча что-то себе под нос, царапает им на земле.

— Я знаю его, хоть он едва ли знаком со мной, — прыснула со смеху Хунлуань. — Все последователи Сихуалю глубоко почитают главу Дуаньму, и только он при любом удобном случае препирается с ней. Получив от неё, всякий раз рыдает в голос, но уроков не извлекает — через несколько дней снова назойливо бежит за главой, но куда ему догнать...

Будто почувствовав, что говорят о нём, Сяо Цинхуа настороженно посмотрел в их сторону.

— Если я прямо сейчас отправлюсь в резиденцию ловить демона, неизбежно потревожу людей, что создаст нам проблемы. Давайте дождёмся, когда кошка выйдет с картой Инчжоу, и тогда я сотворю заклятие, чтобы поймать её.

— Может ли чем-то помочь ничтожный Чжань?

— Кое в чём и правда пригодится ваша сила... — лукаво улыбнулась Хунлуань. — Будьте добры, Чжань-дагэ.

Чжань Чжао шёл вдоль ограды резиденции тайши с мешком нарезанного пластинками имбиря, раскидывая их по пути, а навстречу ему Сяо Цинхуа тащил большую миску с давлеными зубчиками чеснока, через каждые несколько шагов бросая пару штук на землю.

— Это правда сработает, Чжань Чжао?

— Барышня Хунлуань сказала, что кошки больше всего боятся едкого запаха имбиря и чеснока. Мы разбросали их у остальных выходов, оставив лишь один, чтобы не переживать, что она сбежит другим путём.

— Лучше бы так и было, — закатил глаза Сяо Цинхуа, мимоходом бросив ещё одну дольку чеснока.

Всё было готово, оставалось самое главное.

Чжань Чжао с Сяо Цинхуа отошли подальше, только Хунлуань осталась охранять ворота резиденции тайши. Она встала перед ними, что-то неслышно шепнула, сложила ладони в почтительном жесте и трижды поклонилась воротам.

Плотно закрытые створки вдруг окутало мягкое свечение.

— Неудивительно, что она одна осталась караулить кошку-оборотня, — вытянув шею, цокнул языком Сяо Цинхуа. — Решила попросить помощи у мэнь-шэней(2)... Это же... Цинь Цюн и Юйчи Гун(3)?

Из неяркого рассеянного свечения смутно выступили фигуры двух крепких мужчин в блистательных одеяниях, вооружённых нефритовыми топорами, опоясанные плетьми и луками, видом внушительные и величественные. Чжань Чжао сначала подумал, что помогать в ловле демона будут боги-хранители дома Шэньшу и Юйлюй, но после слов Сяо Цинхуа понял, что это на самом деле полководцы начала династии Тан — Цинь Цюн и Юйчи Гун.

Говорят, после события у ворот Сюаньумэнь(4), души безвинно убитых Ли Цзяньчэна и Ли Юаньцзи каждую ночь душераздирающе завывали за дверями опочивальни Ли Шиминя, так что в императорском гареме не было ни мгновения покоя. Надо сказать, при подобном шуме выспаться невозможно, и у Ли Шиминя постепенно стали проявляться признаки нервного истощения. Подданные, разумеется, должны разделять тяготы правителя, потому Цинь Цюн обратился к императору: «Ваш верный слуга всю жизнь с лёгкостью убивал людей, будто вырывая сухие деревца, трупов на моём счету не счесть, убоюсь ли ничтожных призраков? Дозвольте нам с генералом Цзиндэ надеть доспехи и встать караулом». Тем же вечером Цинь Цюн с Юйчи Гуном во всеоружии встали за дверями императорского дворца и, гневно сверкая глазами, сторожили от заката до восхода...

Дальнейшая история гласит, что Ли Шиминь не мог вынести, чтобы его любимые военачальники изо дня в день несли ночной караул, и велел написать их портреты и повесить по обе стороны дворцовых ворот. С тех пор злые духи утихомирились.

— Ну, с хранителями ворот кошке-оборотню конец... — Сяо Цинхуа яростно замахал кулачками размером с орешек арахиса. — Схватить кошку и скормить её тигру, убить, убить, убить!

— Тихо, — вдруг понизил голос Чжань Чжао. — Идёт.

Сяо Цинхуа немедленно поднял голову, и его вдруг пробил озноб.

Во мраке ночи кошка неподвижно замерла на коньке крыши, и если бы не светящиеся мрачным холодом зелёные глаза, Сяо Цинхуа мог бы принять её за каменное изваяние.

Спустя некоторое время чёрная кошка с пронзительным мявом бросилась туда, где стояла Хунлуань.

Перед глазами сверкнули острые когти, но слева и справа взметнулись, скрестившись, зубцы алебард, и кошка перевернулась в воздухе.

Не ожидавшая получить отпор, в гневе она утробно зарычала, развернулась и снова напала.

Один из духов-хранителей — Цин Цюн или Юйчи Гун — тоже яростно крикнул, выхватывая из-за пояса нефритовый топор, и рубанул им по кошке.

В следующий миг она должна была истечь кровью...

Изменение произошло мгновенно — острые кошачьи когти вытянулись, превратившись в изящные пальцы, и вцепились в рукоять топора, свирепая морда сменилась женским лицом с узкими и продолговатыми светящимися зелёными глазами, высокой причёской, позвякивающими на поясе подвесками — от облика красавицы можно было потерять голову, и в то же время исходила от неё смертельная опасность.

Боги-хранители резко остановились на месте и миг спустя неожиданно отступили.

Хунлуань охватило дурное предчувствие.

— Всё ещё помню Праздник пионов в Чанъани, дурманящее благоухание сквозь залы и палаты доносилось до самой глубины мрачных дворцовых покоев. — На лице женщины появилась неясная улыбка. — Милость императорская беспредельна, и аромат пожалованного его величеством Тайцзуном вина ещё витал в воздухе. Неужели военачальники столь быстро забыли Танскую династию дома Ли, которой некогда служили?

Не произнося ни слова, Цинь Цюн и Юйчи Гун неловко переглянулись. Створки ворот снова засияли, и хранители беззвучно ступили в мягкое свечение. Миг спустя сияние угасло, и опустился ночной мрак, будто ничего и не произошло.

А затем женщина, склонив голову набок, опустила взгляд на шею Хунлуань.

Кожа выглядела нежной, плоть — сочной.

Демоница едва заметно сглотнула слюну, горло её чуть шевельнулось.

После полуночных хлопот самое время подкрепиться.

Со злости Сяо Цинхуа затрясло с головы до пят: почитаемые им боги-хранители едва появились и тут же отступили, выйдя из боя и оставив Хунлуань одну против врага.

В его глазах бессмертные были выше всех, без сомнений безупречны и непобедимы. И хотя Дуаньму Цуй подрывала его веру, обижая слабых, но это было самое большее крапинкой на белой яшме — а разве не говорят «пятнышки на нефрите его не портят»?

Но как могли бессмертные сбежать прямо перед началом сражения?

Чем дольше он думал об этом, тем сильнее распалялся — боги-хранители опозорили всех бессмертных, и, разумеется, в том числе его хозяйку.

«Сейчас — решающий момент, чтобы вернуть достоинство бессмертных, если не мне, то кому же спускаться в ад?»

С этой мыслью Сяо Цинхуа, горя праведным гневом, выхватил меч, свирепо вытаращил глаза и приготовился с яростным воплем броситься на врага.

— А-а-а...

Кричал он долго, однако ни на шаг не сдвинулся с места, потому что его ножки оторвались от земли — оказывается, Чжань Чжао поднял его, схватив за краешек.

— Будь добр, убери руки от моей головы. — Обуреваемый яростью, Сяо Цинхуа несколько раз рассёк воздух мечом. — Я хочу захватить карту, ты что, не видишь, у неё за спиной привязан свиток...

— Судя по всему, барышне Хунлуань не одолеть кошку-оборотня, — всё сильнее хмурился Чжань Чжао. — Сяо Цинхуа, — чуть поразмыслив, решился он, — я собью свиток тайной стрелой, хватай карту и немедленно уходи, беги за помощью в Сихуалю.

— А ты?

— Помогу барышне Хунлуань задержать демона. Главное, поторопись.

— Но...

Не успел он договорить, как две тайные стрелы, просвистев в воздухе, рассекли верёвку, которой был привязан свиток. Сражавшаяся с Хунлуань женщина, заметив, что лишилась груза за спиной, поняла, что дело приняло скверный оборот, резко оглянулась — и встретилась с направленным ей в горло Цзюйцюэ. Не успей она быстро уклониться, лишилась бы головы.

Демоница в ярости резко замерла, глаза её засверкали убийственным блеском, правая рука от самого плеча мгновенно покрылась густой шерстью, острые когти блестели, словно клинки.

Внутренне похолодев, Хунлуань не успела предостеречь Чжань Чжао, как женщина с холодной усмешкой взмахнула когтями.

Она явно была слишком далеко, и удар казался больше устрашающим, чем опасным, однако вокруг поднялся яростный ветер, пять воздушных потоков, будто клинки, устремились вперёд, и, ещё не достигнув Чжань Чжао, выбили воздух у него из лёгких. Не раздумывая ни мгновения, он парировал мечом, и по ушам тут же резанул скрежет металла, едва не оглушив его.

Словно у него выбили почву из-под ног, Чжань Чжао быстро отступил на несколько шагов, а когда опустил взгляд, увидел на клинке Цзюйцюэ пять глубоких царапин.

Вдруг вспомнились следы когтей на телах погибших в усадьбе Цзиао, повредившие даже кости — если бы не отразивший удар Цзюйцюэ, последствия даже страшно представить. При мысли об этом Чжань Чжао ощутил на лице горячую влагу, а когда дотронулся, рука испачкалась кровью, и тогда он понял, что его всё-таки задело воздушными клинками. Пав духом, он ничем не выдал этого внешне, только натянул рукав на ладонь и вытер лицо, одновременно переводя взгляд за спину женщины — неподалёку Сяо Цинхуа, тяжело дыша, изо всех сил тащил свиток.

Видя, что пиала следует плану, Чжань Чжао немного ободрился, но когда сообразил, с какой скоростью она движется, его будто окатили ледяной водой.

Он вдруг понял, что Сяо Цинхуа хотел сказать своим «но...».

Тот подразумевал: «Но с моим телосложением, как быстро я смогу бежать? Как далеко смогу уйти?»

Такими темпами, если Сяо Цинхуа удастся просто сбежать отсюда, уже будет необычайным везением, но рассчитывать, что он успеет попросить помощи у Сихуалю? Всё равно что в сказки верить.

К счастью демоница ещё не заметила, что происходит у неё за спиной.

Поразмыслив, Чжань Чжао прикинул план и переглянулся с Хунлуань.

— Бежим! — шепнул он.

Они тут же схватились за руки и одновременно взмыли в воздух, направившись в противоположном от Сяо Цинхуа направлении.

Криво усмехнувшись, демоница дождалась, пока они удалятся на несколько десятков чжанов, и лишь тогда, раскинув руки, бросилась за ними, ступая по порывам ветра, будто по ровной земле. Сначала она ещё отставала от Чжань Чжао и Хунлуань, но вскоре её тень стала стремительно настигать их.

Видя, как чёрная тень уже накрыла их целиком, Хунлуань почувствовала, как холодеют руки и ноги: неужели сегодня ей суждено умереть?

Она невольно посмотрела на Чжань Чжао.

Тот, как раз обернувшись, слабо улыбнулся.

— Господин Чжань, вам страшно?

— Боюсь лишь не завершить того, что должно. Во что бы то ни стало изловите эту демоницу и помогите исполнить желание Сяо Цинхуа.

В глазах Хунлуань мелькнула растерянность, но в следующий миг она поняла, что он имел в виду.

Вот только слишком поздно.

Чжань Чжао сорвался с места столь быстро, что она не успела разглядеть его движений, как он оказался уже в нескольких десятках чжанов от неё.

В следующий миг Хунлуань уже не видела его лица, только блики Цзюйцюэ, сверкающего, подобно водному потоку, да силуэт человека, идущего до конца любой ценой.

Взор её затуманился.

«Любой человек дорожит жизнью, почему же ты... совсем не бережёшься?»

Вокруг резко потемнело, настигающая их фигура кошки-оборотня становилась всё больше и больше, словно стремясь заслонить весь малый ночной свет.

Он ещё крепко держал рукоять Цзюйцюэ, но остриё клинка застряло в кошачьих когтях, так что не сдвинуть ни на фэнь.

Лицо демоницы исказилось злобой, бездонные зелёные глаза будто обладали колдовской силой и сжигали все мысли в своём бушующем пламени.

Лишь длина клинка определяла, суждено жить или умереть.

В нос ударило зловоние — представить страшно, сколько крови и костей поглотила демоница. Он надеялся, что его действия позволят Хунлуань благополучно спастись и привести силы Сихуалю, чтобы уничтожить оборотня.

Клинок меча постепенно изогнуло чудовищной силой.

В голове почему-то прозвучали слова Дуаньму Цуй.

«Чжань Чжао, что я тебе говорила в нашу первую встречу? Я ведь говорила тебе, в мире людей есть законы, у духов и чудовищ есть принципы. Управа Кайфэна ведает мирскими законами, Сихуалю ловит призраков и чудищ. Разбираться с духами и демонами — моя работа, зачем же ты опять влез не в своё дело? Ты всегда такой — тебе непременно нужно сделать всё возможное и невозможное, и даже то, что превышает твои способности. Чжань Чжао, ты ведь простой смертный, у тебя всего одна жизнь, почему ты не дорожишь ею?»

Глаза Чжань Чжао засветились нежностью.

«Дуаньму, я не изменился, пока ты была рядом, а без тебя тем более не смогу. Надеюсь, когда Сяо Цинхуа встретится с тобой, не забудет передать поклон и от меня».

В миг, когда Цзюйцюэ переломился, демоница открыла пасть, обнажив белоснежные, острые, как шило, клыки, и потянулась к лицу Чжань Чжао длинным и шершавым тёмно-красным языком.

Она почти лизнула его щёку, но тут что-то сорвалось с его правого плеча.

Сперва размером с ладонь, на ветру оно мгновенно расправилось, став больше человеческого роста, и развернуло два крыла, обратившись огромной пёстрой бабочкой.

На лице демоницы отразилось потрясение, и не успела она опомниться, как бабочка обернула её своими крыльями. Избежав гибели, Чжань Чжао из последних сил отскочил назад. В руках его осталась лишь половина Цзюйцюэ, а когда он наклонился, чтобы подобрать обломок клинка, развернувшаяся перед глазами картина заставила его ошеломлённо замереть на месте.

Плотно обёрнутая бабочкиными крыльями демоница извивалась и яростно рычала. Послышался рвущийся звук — когти проделали в крыле дыру длиной в чи, откуда высунулась пушистая кошачья лапа.

Хунлуань потянула его, выводя из оцепенения.

— Господин Чжань, скорее, Синьде долго не продержится, — поторопила она.

Убегая подальше, Чжань Чжао невольно оглянулся — кошка-оборотень всё ещё не вырвалась из крыльев, но острые когти так и мелькали, без конца раня бабочку.

Хунлуань проследила за его взглядом, и на лице её отразилось сострадание.

— Чжань-дагэ, Синьде пожертвовала жизнью, чтобы спасти вас. Поспешим, нельзя, чтобы её беззаветная преданность пропала втуне.

Не ответив, Чжань Чжао невольно дотронулся до правого плеча.

Он лишился последнего, что оставила ему Дуаньму Цуй.

Громыхнуло, и крылья Синьде лопнули, яркими клочьями разлетевшись всюду, будто хлопья снега.

Неподвижно замерев посреди улицы, демоница невольно поймала ладонью обрывок крыла.

Теперь она вернула себе человеческий облик, утончённый и привлекательный, с изящными пальцами и нежными алыми губами, и если бы её продолговатые зелёные глаза не сверкали изредка жестокостью и злобой, никто и не связал бы эту женщину в развевающихся одеждах с кошкой-оборотнем.

Миг спустя глаза демоницы сверкнули ненавистью, она резко запрыгнула на гребень крыши, и вскоре её силуэт исчез вдали, среди изогнутых крыш высоких и низких теремов.

***

Управа Кайфэна.

Хунлуань отжала смоченное в горячей воде полотенце и осторожно промокнула им раны на лице Чжань Чжао.

Рядом время от времени глупо хихикал Сяо Цинхуа. Гунсунь Цэ с беспомощным видом принёс из своих покоев фарфоровый флакон и вручил гвардейцу.

— Наноси на раны каждый вечер перед сном — шрамы на лице никого не красят.

Приняв у него из рук флакон, Чжань Чжао заодно забрал полотенце у Хунлуань.

— Сам справлюсь.

— Жаль Цзюйцюэ, отличный был меч, — взяв со стола сломанное оружие, не сдержал вздоха Гунсунь Цэ. — Завтра отнесу лучшему в городе кузнецу, пусть посмотрит, нельзя ли восстановить.

— Цзюйцюэ — оружие чудесное, обычному кузнецу его не восстановить, — улыбнулась Хунлуань. — В Западном море есть остров фениксов и цилиней, где можно добыть золотую пасту, способную склеить сломанный лук или арбалет, восстановить сломанный меч. Чжань-дагэ, я спрошу у главы, может, он знает способ добыть её.

— Раз Цзюйцюэ сломан, возьму другой меч, незачем из-за такого пустяка беспокоить главу Вэньгу. А вот то, что мы упустили невероятно сильную кошку-оборотня, приведёт к ужасным бедам. Барышня Хунлуань, попросите Сихуалю заняться этим делом. Как там Сяо Цинхуа?

Последний вопрос был адресован Гунсунь Цэ.

— Да как ещё? — развёл руками тот. — С самого возвращения не в себе, и так крутил свиток, и этак, а потом смотрел да смеялся. Немного погодя позвал меня посмотреть на карту бессмертных, но когда я пришёл, вцепился в неё и не позволил взглянуть и глазом. По-моему, он немного тронулся умом...

— Значит, эта ночь была не напрасной, — едва слышно произнёс Чжань Чжао, коснувшись правого плеча.

***

Улица Чжуцюэ, переулок Цзиньхоусян, Сихуалю.

Ночь сегодня была прекрасная.

Вэньгу Вэйюй с неизвестно откуда взявшейся бодростью пробудился глубоко за полночь. Лишь набросив верхний халат, он подхватил цинь с обугленным хвостом и поднялся на гребень крыши.

Пальцы коснулись струн, и мягко заструилась мелодия «Чжусицюй», сливаясь воедино с ночной тьмой, словно обволакивающее яшму расплавленное золото.

Божественная мелодия оборвалась на середине.

Ветер переменился, и Вэньгу Вэйюй резко вспорхнул с места, уворачиваясь от тяжёлого удара в лицо. Приземлившись на другую сторону крыши, он услышал непрерывный звон оборванных струн — драгоценный цинь раскололся напополам. Если бы он не успел уклониться...

Вэньгу Вэйюй вздохнул, горюя по циню, который столь трудно было достать в мире смертных.

— «Стерва А-У, провались ты пропадом! Пусть в следующей жизни я стану кошкой, а ты — мышью, которой я заживо перегрызу горло!»(5) — многозначительно посмотрев на женщину, процитировал он. — Императорская супруга Лицзи, не видел вас такой разгневанной со смерти У Цзэтянь.

-----------------------------------------

(1) Ду Фу «Чэнсян царства Шу»

Где ведущая к храму чэнсяна дорога? В кипарисовой роще за градом парчовым.
Украшают ступени зелёные травы, только иволги зря средь листвы распевают.
Приходил к нему трижды Лю Бэй за советом, двум властителям он свои помыслы отдал,
Но погиб на войне, не дождавшись победы, и поныне герои льют горькие слёзы.

(2) Мэнь-шэнь — боги-хранители входа (изображения двух божеств, по одному на каждой створке ворот; по суеверию они охраняют дом от нечистой силы и всякого зла).

(3) Цинь Цюн, также известный как Цинь Шубао — выдающийся воин династии Тан, входит в ряд 24-х известных героев, основавших династию Тан. Юйчи Гун — храбрый и самоотверженный полководец начала эпохи Тан, способствовавший восшествию на престол её второму императору Ли Шиминю (Тай-цзун, правил в 626-649) и получивший один из высших титулов, которого в китайской истории удостоились всего шесть человек.

(4) У ворот Сюаньумэнь Ли Шиминь устроил засаду, чтобы избавиться от своих братьев-соперников в борьбе за престол — Ли Цзяньчэна и Ли Юаньцзи.

(5) В «Новой истории династии Тан», составленной Оуян Сю и Сун Ци, разделе «Жизнеописания императорских жён и наложниц» говорится, что Сяо-шуфэй перед своей смертью произнесла следующие слова: «Ведьма из рода У, провались ты пропадом! Пусть в следующей жизни я стану кошкой, а ты — мышью, которой я заживо перегрызу горло!»