10
И так, поздравьте меня, я угробила концовку <3
Разрешается кидать в меня... Да впринципе всем, чем хотите
_______
Никита сжал меч поудобнее, хмурясь. Ритуал перемещения прошел удачно, а значит сейчас он "в логове зверя". Слух был напряжен до предела. Берг слышит малейшие шорохи сего подземелья.
Большой зал, где и появился двухцветный, был хорошо освещен. Великолепный зал, словно затерянный в недрах земли, облачён в мистическую атмосферу, где время замирает. Такие залы парень видел не редко: они встречались в заброшенных замках или поместьях, что стояли в лесах и горах, не редко потрепанные годами, разоренные случайными путниками, разбойниками, дикими зверями или самой природой.
Высокие, изогнутые своды потолка, покрытые тёмным деревом, как будто отзываются на шёпот тишины. Редкие колонны и некоторые участки стен были из резного кварца, что столь сильно контрастировал с темной древесиной, но неимоверно хорошо сочетался.
Мягкое, золотистое свечение, исходящее от гигантского горящего камина, наделяет пространство теплом и напускным уютом. Пламя, танцующее за металлическими решетками, разжигает игривые тени, которые играют на стенах, будто рассказывая древние истории о забытых временах, кои некогда видело это пламя.
Перед камином стоит диван, знакомый нам, но незнакомый ему. Между ними - изящный столик, выполненный из некогда отборного массива дерева с тончайшей резьбой. Вот только не пощадило его время: лак во многих местах потрескался, а древесина потеряла краски, становясь тусклой.
Рядом, уходя в угол зала, раскинулся пушистый ковер, похожий на лоскутное одеяло, устланное мягкими перьями. Его богатый цвет и текстура манят желанием погрузиться в него, теряя ощущение времени и пространства.
Парень медленно сделал глубокий вдох. Носа коснулись слишком хорошо знакомые нотки влаги, которые не мог перекрыть и запах камина. Подземелье. А значит сейчас он находится под землей.
"Если эта скотина солгала, я его лично прикончу" - Он скалится, щуря гетерохромные глаза.
Единственный выход из этого "подземного рая" охраняют внушительные двойные двери, выполненные из тёмного дуба с массивными латунными петлями.
"Они словно приглашают знающих, искушённых в искусстве наслаждения жизнью, войти в этот тёплый объятие уюта, оставляя за пределами шумный мир." - Берг усмехнулся от собственной мысли. Слишком уж поэтично-глупой она вышла. - "Будто кто-то в своем уме добровольно пришел сюда..."
Но несмотря на царящую здесь роскошь и напускной комфорт в зале царит особая энергия - атмосфера страданий, неизбежности и смерти, пропитанные ощутимым ароматом крови, что уже никогда не выветрится.
Берг медленно вдыхает полной грудью, благо маска на его лице хоть немного, но мешала столь омерзительному запаху крови проникать в легкие. Меч устраивается в руке поудобнее. Его шаги заглушает ковер.
Он сжимает металлическое кольцо двери и тянет. Та поддается слишком уж легко, распахиваясь. Или это просто он настолько зол, что вновь не рассчитал силу?
Длинные коридоры, свечи и еловые двери, ведущие то туда, то сюда, в полупустые комнаты, покрытые пылью, во многих местах разрисованные паутиной сколов и трещин.
Коридор то и дело петлял, иногда утыкаясь в тупик, продолжаясь за одной из многочисленных дверей. Ни одна из них не была заперта.
Все это раздражало лишь сильнее.
"У меня нет времени на все это" - Мысль прокатилась по телу с жаром, сопровождаемым яростью и раздражением.
Нужный коридор. Лестница.
В "темнице" царила гнетущая атмосфера, словно сама тьма спустилась вниз, обняв ее холодными, жесткими объятиями.
Бетонные стены, как старые, обветшалые стражи, гордо стояли, впитывая в себя шепоты душ, забытых здесь навсегда. Их поверхность была жесткой и сырой, в некоторых местах покрытой мхом, который словно пытался вырваться на свободу, но наталкивался на непреодолимую преграду. Местами трещины, паутины, следы влажности и затхлый запах.
Потолок свисал низко, как давящая угроза, и влажность заползала в каждую щель, обвивала кости прохладой, наполняя воздух затхлым, тяжёлым запахом плесени и гнили. Каждый вдох заставлял сердце сжиматься, и в нем рождалось чувство безысходности, будто сам воздух здесь был лишен жизни.
Коридоры темницы извивались, как змеи, уводя в глубь, куда свет не смел заглянуть. Они были узки и углы их обрамляли тени, которые казались ожившими, шепча что-то неразборчивое, отпечатывая на стенах листья былого - страха, отчаяния и утраченной надежды.
Металлические двери, расположенные то тут, то там вдоль всего коридора, с маленькими решетками служили мрачными вратами в забытые миры. Каждая из них хранила свои тайны, свои скелеты.
Каждый шаг по дремлющему полу, вымощенному сырой плиткой, отдавался в ушах эхом, словно заблудшая душа стремилась вырваться из темницы, оставляя лишь тихий стон в пустоте. Время здесь текло иначе - как будто сама мгла затаилась, сжимая пространство вокруг, делая его бесконечным, уплотняя тоску, которая лежала на каждом, кто осмеливался шагнуть в этот закуток безмолвия.
Никита медленно брел вперед, прислушиваясь к окружающим его звукам. Звуки капель и... Звон цепи. Двухцветный дернулся, напрягая слух, однако звон почти мгновенно смолк, оставляя оглушающую тишину.
Медленный глубокий вдох. Берг набрал в грудь побольше воздуха.
-Эй ты! Покажи свою задницу, Зимбер! - Крик пронесся по коридорам, отдаваясь эхом. По-другому искать его будет слишком долго...
Кажется, все подземелье в ужасе замерло, затихая еще сильнее. Разве оно и так не было безмолвным?
-Никита! - Девчачий крик отдаленно знакомого голоса донесся откуда-то из глубин коридоров. - Берг!
Из редких камер начали доноситься шепотки:
-Берг? Тут Берг? Значит действительно Давид был. Освободит? Убьет мифы? - Рой шепотков начал подниматься. - Не появлялся. Долго не появлялся. Зимбер исчез. Смерть. Пахнет смертью. Человек молчал. Единственный человек. Спасут.
Никита, махнув головой, бросился к ближайшей камере. Оттуда на него взирали два черных омута пустых глазниц, в одной из которых слабо горел алый огонек зрачка. Одного единственного. Белый плащ был перепачкан кровью и раньше, но теперь среди чужой крови теперь виднелись алые пятна собственной. Рот, или по крайней мере то, что должно быть на него похоже, совсем не изменился: черный, неестественно растянутый с неизменно безумной и хщиной ухмылке.
-Нас посетил сам великий мифоискатель, какова чес~сть, - Как-то по-змеинному растягивая "с", заговорил обладатель кожи столь светлой, что та едва ли не сливалась с белым плащем. - И что же вас к нам привело?
-Лукас, - Берг зарычал, производя сильный удар ногой по двери. Гетерохромные глаза скользнули по цепям, обвивающим руки и горло мифа. - Будешь вякать - не выпущу. Где Давид?
-Где твой дружок или где твоя ненаглядная красноглазая? - Ехидный голос отразился от стен.
Никита схватился за ручку двери.
***
Щеколда не желала поддаваться. Нервы сдают, а руки трясутся. Матеря сквозь плотно сжатые зубы всю эту ситуацию, мифоискатель мучился над металлической преградой на петлях. Громкий щелчок, и дверь сама чуть приоткрывается, более не сдерживаемая ничем. Никита дернул ту на себя, влетая в небольшую комнатушку.
Вдоль правой стены, как можно дальше от входа, лежал он. Довольно бледный, распластавшийся на спине. Но при этом выглядел слишком умиротворенно, слишком... Мертво.
Слипшиеся от крови волосы, испачканная в ней же одежда. Дорожка запекшаяся крови протяулась с нижней губы до подбородка, замерев там застывшей каплей.
Вот только более всего напрягали свеча, стоящая недалеко от головы Роменского, что служила единственным источником света на ближайшие пару десятков метров, в том числе, в этой камере, а также разбросанная то тут, то там красная пыль, неровным кругом откружающая Давида. Тело Давида?
По сердцу полоснули словно ножом. Оно, кажется, пропустило удар.
Никита отбросил меч, срываясь с места. Колени обожгло болью, когда Берг опустился на них слишком резко, падая подле Давида. Он хватает его за плечи, подтягивая к себе рывком. Брюнет слишком холодный.
Рука подносится к носу Роменского, и гетерохром замирает в ожидании.
-Нет-нет-нет, - шепот срывается с губ, но он едва ли различим, почти мгновенно растворяясь в пространстве. Но его лицо расслабляется, чтобы в следующую секунду исказиться в печальной улыбке, пока на глаза накатывают слезы: руку обожгло дыхание. Слабое, но существующее. - Жив... - На выдохе произносится дрожащим голосом.
Никита прижал друга к себе, обнимая, лишь бы согреть его. Однако волнение столь захлестнуло его, что мимо глаз его ускользнула одна небольшая деталь: левая рука Роменского, что никак не попадала в поле его зрения, сильно изменилась, от кончиков пальцев и до локтя обретя черный цвет, что тянулся и до плеча в виде молний и своеобразных трещин, но после - сливался с обычной кожей. Заражение друга Никита заметил только через пару минут.
А Зимбера нигде не было...
***
Голова кружилась, однако ситуацию значительно облегчало необычайно приятное тепло, обволакивающее все тело. Давид глубоко вздохнул и слабо улыбнулся, начиная медленно просыпаться. Нос щекотал слабый аромат цветов. Каштановые волосы слабо трепал ветерок, зарываясь в них. Или это был не ветер?
Действительно, аккуратные длинные пальчики проникали в каштановые локоны, поглаживая, слабо массируя кожу головы. Солнечные лучи грели лежащего на мягкой, приятно щекочущей кожу траве паренька. Он был в плену куда меньше, чем все остальные мифы, вот только он был обычным человеком. По крайней мере раньше - был именно таковым.
-Роменский... - Женский голос раздался над головой парня, а рука, заплетающаяся в его волосы, чуть сдвинулась, спускаясь к уху и чуть почесывая его. - Все хорошо. Ты молодец. Поскорее просыпайся. Никита ждет тебя.
Давид, даже не пробуждаясь до конца, расслабился, наоборот, наконец проваливаясь в спокойный сон.
***
Тело приятно болело, прижатое с двух сторон матрасом и тяжелым одеялом. Рваный выдох вырвался из уст, когда темные ресницы беспокойно задрожали. Сознание медленно прояснялось, неспешно выходя из царства Морфея.
Знакомая комната не радовала. Роменский вообще ничего не чувствовал: ни радости, ни печали, ни ностальгии. Абсолютно ничего. Шоколадного цвета глаза уставились в пустоту, направленные в потолок. Давид дернул носом несколько раз, прикрыл глаза и медленно повернул голову в сторону стены. На глаза упала неизменная желтая прядь. Медленный выдох.
Глаза неприятно заболели, и шатен, болезненно пискнув, закрыл их, сразу же накрыв те своей ладонью. Холодные пальцы приятно остужали веки. Давид глубоко вздохнул. Пролежав в таком положении порядка минут пяти, а то и всех десяти, наконец приподнял руку, отрывая от своих глаз. Веки приподнялись, осматривая не сильно высоко поднятую конечность. Кожа была полностью черной.
Мифоискатель испуганно икнул, стремительно поднимая сидячее положение и отдергивая "здоровой" рукой одеяло. Правой рукой парень испуганно начал ощупывать левую, почерневшую. Рука полностью слушалась, разве что изменила цвет, да холодной была, будто кровь не поступала в нее вовсе.
-Что за... - Голос хриплый из-за долгих часов бездействия голосовых связок, а горло свербит легкой болью.
Нет, конечно, Давид и раньше подвергался заражению. Болезненному, отбирающему жизнеспособность, едва ли не убивающему. Но сие не причиняло абсолютно никаких неудобств.
Дверь тихо щелкнула, когда ручка опустилась. Она неспешно отворилась, пропуская в комнату девушку. Красноглазая заметно обрадовалась, заприметив, что "пациент" уже очнулся.
-Как ты, Роменский? - Девушка прикрыла за собой дверь, проходя в комнату. - Как рука, не беспокоит?
-Да, я... - Парень прокашлялся, отводя взгляд. Правая рука, держась за плечо почерневшей, жалась на ней, впиваясь ногтями в кожу. - Нормально. Как ты? Как... Мифы другие? Никита?.. - Мимолетное молчание. - Зимбер?
Красноглазая осторожно опустилась на стул недалеко от шатена. Девушка бегло осмотрела парня, останавливая взгляд на зараженной руке. Смотрела она уж больно долго; Давид поднял глаза на нее и, не сильно долго раздумывая, протянул ее в сторону девушки, давая молчаливое согласие. Кассандра осторожно обхватила своими ладошками руку парня, осторожно осматривая, местами чуть сильнее нажимая то тут, то там и смотря за реакцией Роменского.
-Его не нашли. Он зашел к тебе, и после - я его не слышала. - Начала говорить Кассандра, не отрываясь от своей "игрушки". - Никита ушел в ближайшую деревню, хотел что-то у торговцев на рынке выторговать. И я, и другие теперь свободны. - Красноглазая спустила свои руки к ладони, осторожно мня пальцы, сгибая и разгибая их, иногда поднимая глаза на мифоискателя чтобы понять, не доставляет ли все это ему неудобств. Но он не выказывал ни толики болезненности движений. Пальцы были холодными, но без каких-либо неудобств взаимодействовали с окружающим миром. - Никита уговорил всех мифов на определенный договор с условиями о ненападении и всем подобном.Так что они разбрелись кто куда. Я тоже цела. Плюс-минус... - Она тихо прокашлялась.
-Ясно...
-Все хорошо, моя звездочка. - Чутка язвительный голос Зимбера раздался прямо в голове, точно Сталкер стоял прямо над его ухом.
По зараженной руке скользнула волна тепла. Роменский вскрикнул, хватаясь за голову и оборачиваясь. Позади и сбоку - стены, а с других двух сторон он все прекрасно видит и так. Дыхание сбилось моментально, а сердце болезненно защемило.
-Роменский? Что такое? - Кассандра испуганно дернулась от резких действий Давида. - Р-роменский, ты меня слышишь?
-Ну же, что с тобой, звездочка? - Вновь голос, полный ехидства в голове.
Прикосновение чужих, но уже хорошо знакомых пальцев к зараженной руке. Давид отдернул ее от своей головы, вытягивая перед собой и смотря на нее с ужасом. Ничего. Просто рука. Зараженная, почерневшая, но иначе - абсолютно никак не отличающаяся от того, что было изначально.
Прикосновение чужой руки усилилось. Давид с ужасом заметил, как собственная кожа чуть-чуть прогибается под невидимыми касаниями. Их пальцы переплелись, костяшки обожгло легким поцелуем также невидимых губ.
Давид в ужасе обернулся на Кассандру. А красные глаза в ужасе смотрели на темную руку, тоже прекрасно видя невидимое воздействие.
Послышался хлопок входной двери. Оба в еще большем ужасе обернулись туда, где, за дверью комнаты, находилась своеобразная прихожая.
-П-пожайлуйста, не говори ему. Мы-... Я сам разберусь. - Шоколадные глаза в надежде заглянули в алые. Еще одно прикосновение невидимых губ пришлось на запястье, и Давид дернулся. - Я и так доставил ему проблемы...
Розенберг очень неуверенно кивнула.
Он найдет способ вылечится. Исцелить руку и убрать к чертовой матери его голос из своей головы и эти омерзительные прикосновения. Но Берга нагружать нельзя. Нельзя. Нельзя. Он слишком много натерпелся из-за Роменского.
Открылась дверь, и Берг, заметив очнувшегося друга, поспешил к нему.
Гетерохром опускается на колени возле кровати и обнимает Давида. Тот неуверенно отвечает. Прикрывает глаза, утыкаясь носом куда-то в плечо масочника.
А в углу комнаты сверкают две желтые искорки глаз, кои исчезают почти моментально, как только к ним настороженно оборачивается Кассандра.