Глава 15
От резкой боли в лодыжке в глазах заплясали звездочки. Я свернулась калачиком на полу детской комнаты, пока вокруг началась суета.
Дети выскочили из своих укрытий, зажегся свет. Ребята столпились вокруг меня, перебивая друг друга, чтобы оправдаться. Где-то послышался суровой голос Матвея, от которого дети сразу же расступились. Прибежала Лизка. Ее голос был взволнованным, но потом сразу же стал строгим. Она пыталась узнать у детей, что произошло.
Я сжалась, держась за ногу, и пыталась ровно дышать, чтобы уменьшить боль. Но получалось плохо. Хотелось исчезнуть.
В какой-то момент бережные руки подняли меня и прижали к сильному телу. Я почувствовала аромат Матвея, действующий на меня отрезвляюще и успокаивающе. Заплаканными глазами я взглянула на него. Брови Матвея обеспокоено хмурились, губы плотно сжаты, а глаза одновременно мягкие и строгие смотрели то на меня, то на ребят.
Я не слышала, о чем он и Лизка говорили провинившимся детям. А лишь сильнее ухватилась за Матвея, как за свой спасательный круг.
Он действительно всегда был рядом.
− Мы с вами потом об этом поговорим, − строго произнес Матвей и вышел из комнаты, все еще держа меня на руках.
Я крепче ухватилась за него.
− Куда мы? − Всхлипнула я.
− В медпункт, − ответил он.
Я подняла на него глаза, поджав губы и держась, чтобы сильнее не расплакаться. А Матвей осторожно прижался теплыми губами к моему виску, словно говоря, он рядом, все будет хорошо. И я закрыла глаза, растворяясь в его заботе.
Коридор сменился на небольшой медпункт, который встретил нас стерильным светом и запахом лекарств. От этого внутри все сжалось.
Без лишних слов Матвей зашел в кабинет и осторожно опустил меня на кушетку. Взволнованная Татьяна Андреевна, главврач в лагере, встала со своего места и подошла к нам.
− Что случилось? − Спросила она.
− Упала, − коротко ответил Матвей.
Пока Татьяна Андреевна, обеспокоено покачав головой, отошла, чтобы взять все для осмотра, Матвей сел позади меня и снова привлек к своей груди. Облокотившись на него спиной, я снова почувствовала себя защищенной и расслабилась. Матвей сплел наши руки и сжал мою, поддерживая.
Татьяна Андреевна села рядом и осторожно положила мою больную ногу себе на бедро. Она стала ощупывать уже опухшую лодыжку и аккуратно ее вертеть, постоянно спрашивая, где больнее всего. Но даже от ее простого прикосновения я дергалась и всхлипывала. Было ужасно больно.
− Растяжение, − поставила диагноз главврач и потянулась за эластичным бинтом.
Все время, пока Татьяна Андреевна осматривала меня и туго затягивала бинтом мою поврежденную ногу, Матвей ни на секунду не отпускал мою руку. Либо же это я не отпускала ее, сильно сжимая каждый раз, чувствуя новую вспышку боли. Казалось, что я оторву ему руку, но Матвей совсем на это не обращал внимания.
Губами он все еще прижимался к моему виску, время от времени оставляя невесомые поцелую и шепча что-то. Он отвлекал меня от боли.
− Помнишь, на одной из смен мы проходили полосу препятствий, − звучал его бархатный голос. − Мы тогда еще поспорили, что проигравший отряд стащит для победителей коробку конфет из кабинета директора.
− Это когда вы всем отрядом на одном из испытаний свалились карточным домиком? − Всхлипнула я.
− Да, − почувствовала я его улыбку. − Но мы тогда выиграли.
Даже сквозь слезы я фыркнула и закатила глаза. Хвастается.
− И нам тогда пришлось лезть в кабинет директора, − продолжила я и зашипела от боли, когда Татьяна Андреевна сильнее затянула бинт. − А из-за вас Ольга Ивановна нас застукала.
Матвей рассмеялся. От его смеха, который я почувствовала, мурашки пробежали по коже, из-за чего дыхание перехватило.
− Вы тогда разбежались как тараканы, которым включили свет, − сказал он, и я тоже не удержалась от улыбки. − Но самым эпичным было твое падение.
Я снова закатила глаза от его упоминания моей неловкости. Но спустя столько времени эта ситуация и у меня вызывала смех.
Когда Ольга Ивановна нас поймала, мы действительно бросились в рассыпную. Мальчишки выпрыгнули в окно, а мы с Лизкой, нырнув под руки директрисы бросились в коридор. Ее грозный голос сотрясал стены, от которого мы скорее хотели скрыться. Но дальше все произошло как в замедленной съемке.
Мы уже хотели выбежать во двор, как, запнувшись, я проехалась коленями и ладошками по всем ступенькам. Стоя на четвереньках перед крыльцом, мне на секунду показалось, что мир замер. А потом я почувствовала ужасную боль и жжение и громко закричала.
Матвей прав, что это было эпично. Только слишком больно.
На мой крик тогда сбежалось половина лагеря.
− Мое ранение спасло нас от наказания, − снова улыбнулась я, забыв про больную ногу.
Матвей тоже улыбнулся.
− Я тоже это помню, − сказала Татьяна Андреевна, закончив бинтовать мою ногу. − Заплаканная, с разбитыми руками и ногами кричала так, что слышали даже на пляже.
Я почувствовала, как щеки закололо, и отвернулась, скрывая свое смущение.
− А он, − продолжила она, указывая на Матвея, − и тогда вокруг тебя суетился.
Я совсем не помню, что тогда происходило в медпункте. Но взглянув на Матвея, поняла, что он все помнил. И я увидела, как он покраснел. И это мне показалось милым, от чего сердце пустилось в пляс.
Но осознав, что он и тогда обо мне уже заботился, я почувствовала, как меня окутало тепло и любовь. Теперь уже вновь покраснела я. И я прижалась лбом к нему, закрывая глаза, и прошептала:
− Спасибо.
Я благодарила его за все. За то, что несмотря на все наши ссоры он всегда был рядом.
Мы оба растворились в этом моменте, а я в который раз поняла, что сильно его люблю. И заглянув в глаза Матвея, я увидела, как они горят. Мне показалось, что он вот-вот произнесет заветные три слова, а внутри все сжалось от ожидания.
− Постарайся сильно не нагружать ногу, − послышался голос Татьяны Андреевны, и мы оба, нахмурившись, взглянули на нее.
Момент вновь был упущен.
− Понимаю, что, работая вожатой, это будет трудно, − продолжила она, − но постарайся воздержаться от спортивный активностей, соревнований, танцев..
− Вальс, − прошептала я.
Главврач замолчала и, выгнув бровь посмотрела на меня.
− Мы сегодня должны танцевать вальс, − повторила я, но смотрела при этом на Матвея.
По его нахмуренным бровям я поняла, что и он только об этом вспомнил. Мы забыли, что праздник состоится сегодня.
Взглянув на поврежденную ногу, я почувствовала внутри разочарование. А ведь я правда хотела танцевать этот вальс. Посмотрев вновь на Матвея, я поняла, что он чувствует то же самое.
− Мне жаль, − участливо произнесла Татьяна Андреевна.
Поблагодарив ее за помощь, Матвей вновь подхватил меня на руки, и так мы покинули медпункт.
Мне было так обидно. Моя дурацкая привычка вечно спотыкаться и падать все разрушила.
− Не расстраивайся так, − услышала я голос Матвея,− здоровье важнее.
− Да, но, − я вздохнула и подняла на него глаза, − я не хочу, чтобы из-за меня нарушались традиции лагеря. Кроме нас уже некому исполнить вальс. Да и.. − я поджала губы и из-под ресниц взглянула на Матвея, − я хотела станцевать его.
Матвей, нахмурив брови, посмотрел на меня. Я увидела, как тяжело он сглотнул, и, казалось, даже слышала, как вертятся шестеренки у него в голове.
− Хотела станцевать вальс? − Хриплым голосом переспросил он, словно не услышав.
− Да, − призналась я, не отрывая от него глаз.
Казалось, голубые глаза засветились ярче, и в них появилась решимость. Его уголки губ приподнялись, от чего я нахмурилась в недоумении.
− Значит, мы станцуем его, − уверенно произнес он.
− Как ты себе это представляешь? − Спросила я, взглянув на перевязанную ногу.
Матвей лишь ухмыльнулся.
− Матвей! − Хлопнула его по плечу я, начиная беситься, что он что-то задумал, а мне не отвечает.
Он шире улыбнулся и подмигнул мне. Я фыркнула и закатила глаза.
Толкнув плечом дверь в мою комнату, Матвей зашел и аккуратно опустил меня на кровать.
− Что ты задумал? − Не успокаивалась я.
Вместо ответа Матвей наклонился и оставил теплый поцелуй на моей щеке. Я залилась румянцем, почувствовав, что перестала дышать.
− Я все решу, − сказал он. − А ты просто будь красивой.
С этими словами он оставил меня. А я еще долго смотрела на закрытую дверь, пока внутри бабочки и сердце довольно трепетали. Я дрожала то ли от холода, то ли от тупой боли в ноге, то ли от эмоций, играющих внутри.
Ураганом в комнату вернулась Лизка. Она все еще была зла на ребят и их дурацкие шутки, из-за который пострадала я, но в то же время подруга была очень взволнована моим состоянием и постоянно спрашивала о моем самочувствии.
Через некоторое время, которое мне показалось вечностью, и не без труда я была готова к предстоящему празднику. Подруга хлопотала надо мной и помогала, а я все еще находилась в недоумении.
Я все помнила слова Матвея. «Будь красивой». И от этого еще больше покрывалась мурашками.
Все еще переживая, что из-за моей неуклюжести вальс может сорваться, я гадала, что же придумал Матвей. Но на лагерный праздник я хотела пойти, поэтому все равно нарядилась.
От вечернего ветра, залетающего в открытое окно, подол нового платья легко развевался. Лизка заколола мне передние пряди волос, а остальные волнами рассыпались по спине. Я стояла почти на одной ноге, опираясь на плечо подруги, и разглядывала себя.
Я выглядела..
− Красиво, − прозвучал за спиной голос Матвея.
Обернувшись к нему через плечо, я почувствовала, как дыхание перехватило. Небрежные темные локоны, яркие голубые глаза, рубашка в тон им, светлые брюки и кеды.
Идеальный романтический герой.
Я не могла отвести от него взгляд, чувствуя бешеный ритм сердца, а руки сами тянулись к нему.
Матвей шагнул в комнату с легкой улыбкой, от которой у меня ноги подкашивались. Я почти вырвалась из поддерживающих объятий подруги и потянулась к нему. Матвей сразу же поймал меня и бережно опустил руки на мою талию, а я вцепилась своими в его плечи. Рядом с ним боль отступала.
− Ты выглядишь красиво, − повторил он, а от его слов я улыбнулась и от смущения опустила глаза.
Матвей потянулся убрать выбившуюся прядь с моего лица. Когда его пальцы коснулись моей щеки, я замерла. Грубые от постоянной игры на гитаре сейчас они казались мягкими и нежными, что я покрылась мурашками от этого прикосновения. Словно перышком он очертил мое лицо и, приподняв за подбородок, заглянул в мои глаза.
− Что ты задумал? − Прошептала я. − С больной ногой я не влезу ни в одни туфли. Как мы будем танцевать?
− Тебе не о чем беспокоиться, − заверил он.
− Но я волнуюсь, − не унималась я.
Матвей с улыбкой покачал головой и вновь подхватил меня на руки.
− Матвей! − Взвизгнула я то ли от неожиданности, то ли от его молчания.
Довольно ухмыляющаяся Лизка вышла следом за нами в коридор, где Кирилл пытался построить сразу два отряда. При виде нас шум прекратился, а несколько ребят, видимо виновники торжества, подбежали к нам. Дети на перебой просили прощения, объясняли ситуацию и перекладывали вину друг на друга. Но суровые взгляды Лизки и Матвея сразу же заставили их опустить глаза и вернуться в строй отряда. Разбираться будем потом.
Пока странной и неразлучной компанией мы шли на костровую, я, поджав губы, думала о случившемся. Когда ребята подбежали к нам, я поняла, что мне нечего им сказать. Я и злилась, и обижалась, и была в ужасе от возможных последствий упади там не я, а кто-то из них. Но больше всего я была расстроена из-за того, что несмотря на все наши просьбы и разговоры с ребятами, мы не смогли остановить отрядную вражду. Почувствовав, как в уголках глаз стали собираться новые слезы, я рвано вздохнула, прогоняя их.
Оказавшись на костровой, я спиной чувствовала взгляды, обращенный в мою сторону. Ребята вожатые подходили и спрашивали о самочувствии, дети перешептывались или же грустно смотрели в мою сторону. Я понимала, что это обычная ситуация, но стать сенсацией этого вечера было очень неловко.
Поерзав на скамейке от напряжения, я придвинулась ближе к подруге, которая обняла меня за плечи. А Матвей, оставив нас, ушел о чем-то поговорить с диджеем.
− Меня пугает то, что он задумал, − сказала я, не сводя с него глаз.
− Что-то романтичное, − мечтательно вздохнула подруга, из-за чего я одарила ее недовольным взглядом.
Матвей вернулся, как только заиграла музыка. Концерт начался. На мои попытки все же узнать о том, что придумал Матвей, он лишь пожимал плечами и хитро улыбался. Понимая, что он не сдастся, я шумно и недовольно выдохнула и отвернулась от него, краем уха услышав его смех.
Его молчание ни капли меня не успокаивало. А чем ближе приближался наш вальс, тем начинала волноваться еще сильнее. Видя, как я нервно постукиваю пальцами по коленке, Матвей взял мою руку в свою и легко сжал. Внутри все взрывалось фейерверками от этого прикосновения, но именно оно подарило спокойствие.
Только оно продлилось недолго.
Концерт приближался к своему завершению, а на лагерь опустилось темное звездное небо. Вокруг костровой загорелись теплые гирлянды, создавая сказочную атмосферу. И когда ведущие объявили наш вальс, я перестала дышать, чувствуя, как волнение вернулось с новой силой.
Матвей встал, протягивая руки, чтобы помочь подняться мне. Я стала оглядываться, вновь почувствовав, что на нас смотрят. И паника начала накрывать с головой.
− Я не смогу, − прошептала я.
Хотелось сбежать, только вот с больной ногой далеко не убежишь.
− Можешь, − ответил Матвей с легкой улыбкой.
− Нет, − замотала я головой и повернулась к подруге за поддержкой.
Но мы и слова сказать друг другу не успели, как Матвей подхватил меня на руки и вышел в центр костровой. От смущения я спрятала лицо в изгибе его шеи, чувствуя дрожь, пробежавшую по телу.
Матвей осторожно опустил меня на ноги, поддерживая за талию. Я мертвой хваткой вцепилась в его плечи и перенесла весь на здоровую ногу. В добавок ко всему волнению меня смущал тот факт, что весь вальс Матвей будет тащить меня на себе.
− Расслабься. Я держу тебя, − успокаивал он меня.
− Я тяжелая, − прошептала я, не поднимая на него глаз.
Меня окутал его легкий смех:
− Глупости.
− Все смотрят на нас, − все еще не прекращала попыток сбежать. − Мы не сможем.
− Какая же ты упрямая, − ответил он, теснее прижимая меня к себе. − Верь мне.
И я верила. Всегда слепо верила ему, хоть и не должна была. Но влюбленное сердце не всегда советуется с разумом.
Нежная мелодия вальса заполнила все пространство затихшей костровой. Десятки глаз смотрели на нас, но в этот момент для меня существовали только те, что были напротив. Как и для него.
Понимая, что пути назад нет, я опустила руки на плечи Матвея, уверенная в том, что он не позволит мне упасть. Он держал меня крепко, но в то же время его прикосновения ощущались почти невесомо.
Мы легко покачивались из стороны в сторону, не отрывая взгляд друг от друга и вкладывая в них все свои чувства. Казалось, нам не нужно было говорить, чтобы узнать правду и ответить на волнующие вопросы. Все всегда было предельно просто. Только вот мы позволили событиям прошлого и детским обидам ненавидеть друг друга и истинные чувства.
Но ощущая, как правильные чувства растекаются внутри меня, ощущая, как взаимность, забота и объятия Матвея окутывают меня, я с головой позволила себе раствориться в них. Я обвила руками шею Матвея и теснее прижалась к нему. Его объятия стали крепче, и я почувствовала, как наши быстро бьющиеся сердца оказались друг напротив друга.
Все так, как и должно было быть.
Мне так хотелось, чтобы этот вальс не заканчивался, хотелось, чтобы этот приятный и чувственный момент длился вечность. Во время танца для нас существовали только мы вдвоем, но краем глаза я заметила, как где-то рядом в объятиях покачиваются и Лизка с Кириллом, и многие другие вожатые, и даже дети. Неравнодушных на костровой не осталось.
Вальс закончился, но мы так и остались в объятиях друг друга. В реальный мир мы вернулись, услышав шум аплодисментов и взглядов, обращенных на нас. Я резко отстранилась от Матвея, из-за смущения, которое распространилось по телу, что пошатнулась, но он не дал мне упасть. Под несмолкающие аплодисменты Матвей подхватил меня на руки и унес с костровой.
Шум только что начавшейся дискотеки остался позади, а мы оказались на тихом заднем дворе в беседке, где вчера вечером я видела Матвея. Он опустил меня на скамейку и сел рядом. Я физически чувствовала неловкость между нами.
− Я так могу и привыкнуть, что ты носишь меня на руках, − попыталась пошутить я, прогоняя неловкость и тишину между нами.
− Я готов, − ответил он, а уголки его губ приподнялись.
Я покраснела.
Молчание вновь вернулось. Ночную тишину разбавляли шум ветра, сверчки в деревьях и далекая музыка с костровой. Затая дыхание и поджав губы, я смотрела на профиль Матвея. Он хмурился и смотрел куда-то перед собой. Казалось, он о чем-то размышлял, нервно постукивая ногой о землю. Его волнение начало передаваться и мне. Я вновь ощутила панику, накрывающую меня, когда думала о решении Матвея. Я боялась отказа. Дыхание участилось, и взгляд забегал по округе. Но не успела я погрузиться в это состояние окончательно, как Матвей повернулся ко мне.
− Ты просила решить, чего я хочу от тебя, − хрипло прозвучал его голос. − Я хочу тебя.
Кислород покинул мои легкие. Завороженная его глазами, я не могла от него отвернуться, затаив дыхание, ждала, что он скажет дальше.
− Во всех проявлениях этих слов, − продолжил он. − Потому что люблю тебя. И всегда любил. И я надеюсь, что ты простишь мне все грубые слова и поступки, я не должен был причинять тебе боль..
Не дав ему договорить, я обхватила ладонями его лицо и прижалась своими губами к его. Матвей замер, явно сбитый с толку моим неожиданным поступком, но уже через секунду он притянул меня ближе, углубляя поцелуй.
Дыхание стало шумным и рваным. Я пальцами запуталась в его волосах, а он крепче сжимал мою талию, ловя губами вздохи, срывающиеся с моих. Ощущать его губы на своих было приятно и правильно. Этот поцелуй не мог сравниться с подростковыми, что мы разделили в прошлом. Этот поцелуй был ярче, в одно время требовательный и чувственный. И нам было его мало.
С не охотой оторвавшись от его губ, я услышала, как Матвей недовольно втянул воздух, но не отпустил меня из кольца своих рук. Все еще держа в ладонях его лицо, я прижалась своим лбом к его.
− Я тоже должна попросить прощения, потому что виновата не меньше твоего, − прошептала я. − Потому что люблю тебя. И никогда не прекращала. Мы такие глупые.
Тихий и глубокий звук смеха Матвея окутал меня.
− Мы много сделали неправильных вещей по отношению друг к другу, − сказал Матвей. − Но мы все исправим.
Матвей наклонился ко мне, оставляя на моих губах поцелуй, в который он вложил все свои чувства и обещания. И я ответила ему тем же.
− Хочу забыть все плохое между нами и думать только о том, что у нас есть и будет, − произнесла я.
− Все будет хорошо, − ответил он.
Улыбнувшись друг другу, мы оба верили, что все у нас получится. Прижавшись ближе к Матвею, я опустила голову ему на плечо. Крепко обнимая меня одной рукой, другой он взял мою, переплетая наши пальцы.
Сидя в его объятиях под звездным небом, я хотела сохранить этот момент, когда мы признались друг другу в чувствах, достигнув умиротворения внутри. Я верила, что отныне между нами все будет хорошо.