Глава 32
Мир замер. Терра стоял в центре этого забытого пространства, и сердце его колотилось в унисон с тишиной. Вокруг него застыли друзья — его семья, с которой он долгие годы сражался, плечом к плечу, деля радость и горечь. Их выражения на лицах были замёрзшими в вечной борьбе за него, а их руки, готовые к бою, прочно застыли в воздухе. Этот мгновенный шок пронзил его душу — он не мог поверить, что именно так всё закончилось.
Тот голос... он заставил Терра обернуться. В его поле зрения появилась темная фигура, медленно продвигающаяся сквозь серый морок. С каждым шагом она становилась всё более зловещей и внушительной. Сердце Терра ухнуло в коленях, когда он узнал в ней своего отца. Лицо того было холодным и бесстрастным, а глаза светились ярким огнём, который заставлял его внутренности сжиматься от ненависти.
— Лев Зоки, — с отвращением выдавил он.
Фигура остановилась. Все те годы, что он пытался забыть, все те сущности, что навсегда оставили мерзкий след на его жизни, возвращались к нему вместе с этой фигурой. Артур Дей, пропавший в тени, и теперь появившийся как воплощение Льва Зоки, нес с собой невыносимую ношу предательства. Терра почувствовал, как к горлу подступает ярость — ликование, что он больше не будет подчиняться его воле.
— Ты не одолеешь меня! — закричал он, и даже эта звуковая волна была поглощена мёртвой тишиной.
Он не знал, как победить отца, который был частью него. Но он знал одно — ненависть к этому Зоки разрывала его изнутри. И этот мир, потерявший цвета, теперь стал ареной для своей истинной борьбы, борьбы, в которой не должно быть места для прощения.
Зоки стал спиной к Дею, впрочем как всегда. Его силуэт, вырезанный багровым заревом догорающего мира, казался чужим, отстраненным. Словно он уже давно не был частью этого мира.
— Это место сводит с ума, — лишь сказал он, дотрагиваясь рукой до рыжих бакенбард. — Место, одновременно существующее и нет. Пограничное между Темнотой, Пустошью и миром живых. Лишенное красок, оно стало не только клеткой, но и прекрасным местом для наблюдений.
— Мерррррзко, — закричала птица.
— Ты тоже мне никогда не нравился, трусишка.
— Укрррррал, у хозяйки, — Рыцарь до крови когтями сжал плечо Терра. — Глаза выколю!
— Надо же, как кристалл Света развил в тебе интеллект и память, — Артур обернулся и расплылся в улыбке. — Природа удивительна.
— Зачем, Лев? Зачем ты это сделал? — слова сорвались с губ хриплым шепотом, но в этой мертвой тишине они прозвучали ударом грома.
Артур перевел взгляд на сына. В его глазах, всегда таких холодных и расчетливых, мелькнула тень. Возможно это было раскаяние. Возможно страх. Но Терра видел лишь пустоту, зияющую бездной, подобной той, что поглотила мир снаружи.
— Ты не понимаешь, сын. Я должен был это сделать, — его голос, обычно такой властный и уверенный, звучал сломлнно. — Этот мир был обречен. Погряз в грехах, в ничтожности. Я дал ему шанс. Шанс на перерождение. Шанс на... новый рассвет.
Терра усмехнулся горько и зло.
— Новый рассвет? Ты уничтожил всё! Ты забрал жизни миллионов людей, растоптал надежды, превратил цветущие земли в пепел! Какой рассвет ты видишь среди этого кошмара?
Он сделал шаг ко Дею, протягивая руку. Терра отшатнулся, словно от змеи.
— Ты не понимаешь, — повторил он, его голос дрожал. —Это цена, которую нужно было заплатить. Цена за совершенство. За мир без боли, без страданий, без...
— Без человечности, Зоки? — перебил Терра, чувствуя, как гнев душит его изнутри. — Ты лишил нас, весь прошлый мир человечности ради своей безумной утопии! Ты чудовище, отец. Ты хуже всего, что я когда-либо себе представлял!
Лев замер, когда его назвали отцом, рука его повисла в воздухе. В его глазах, наконец, промелькнуло что-то похожее на боль.
— Ты никогда не поймешь, — все повторял он, и в его голосе звучало лишь отчаяние. — Никогда...
Пока рушился мир, меж ними возвышалась стена, нерушимая стена из лжи, предательства и безумной гордыни. Стена, которая навсегда разделила сына и отца в этом умирающем мире, созданном и уничтоженном его же рукой. И в этом Рундуке им предстояло догореть вместе.
Слова застряли у Терра в горле комом, отравленные горечью и презрением. Он смотрел на него, на человека, которого когда-то боготворил, и видел лишь пустое подобие. Он стоял, сгорбившись под тяжестью содеянного, но в его глазах не было покаяния, лишь тщетная попытка оправдать свой безумный поступок.
Терра сделал шаг назад, ощущая, как земля уходит из-под ног. Мир вокруг продолжал рушиться, словно подтверждая правоту его слов, но он упрямо отказывался принимать эту правду. Дей не мог позволить отцу убедить его в том, что разрушение было необходимо.
— Мы могли найти другой путь, отец. Всегда есть другой путь, — прошептал Терра.
Он не ответил. Просто стоял, глядя на пустой серый горизонт, словно ожидая того самого нового рассвета.
— Ненавидишь, говоришь? Это сильное слово, Терра, — наконец сказал он. —Слишком сильное, чтобы бросаться им, как камнем в собаку. Ты уверен, что это ненависть, а не твоя юношеская злость, помноженная на максимализм? – голос отца звучал ровно, без намека на обиду или упрек.
— А кто ты после всего того, что ты сотворил? — выпалил Дей. — Ты обманул меня, использовал в своих целях! Не удивлюсь, что тогда на острове ты тренировал меня лишь для того, чтобы завладеть моим телом и затем поглотить все стихии и предстать божеством, которого ты навязал выжившим людям!
Артур не изменился в лице.
— Я понимаю, что тебе сейчас кажется, что я монстр, эгоист, думающий только о своей выгоде. Но мир не делится на черное и белое, Терра. Есть оттенки, полутона. И иногда, чтобы достичь чего-то действительно важного, приходится принимать трудные решения. Решения, которые могут показаться жестокими.
Отец говорил спокойно , словно отпивал глоток чая, не сводя глаз с сына.
— Думаешь, я рад этому? Думаешь, я не переживаю, видя твою злость? Но я не могу позволить эмоциям взять верх. У меня есть обязательства, есть ответственность. Не только перед тобой, но и перед другими людьми. И ради этих обязательств, я готов быть плохим в твоих глазах.
— Какая ответственность перед людьми? — Дей перешёл на крик. — Они умирали в страшных муках! Несогласных с тобой ты превратил в омерзительных существ! Это по твоему выход?
— Подумай об этом, Терра. Не сейчас, позже. Когда злость немного утихнет. Попытайся увидеть картину целиком, а не только ту ее часть, которая тебе не нравится. Возможно, тогда ты поймешь, что за моим "холодным расчетом" стоит нечто большее, чем просто эгоизм.
От спокойствия Артура сердце Терра сжималось в тиски сомнений. Воспоминания об отце словно старые выцветшие картинки лишь усиливали эту мучительную неопределенность. Был ли он для отца сыном, продолжением рода, или всего лишь сосудом, вместилищем некой силы, что текла в его жилах, но не принадлежащей ему?
Артур всегда держался особняком. Его взгляд, казалось, проникал сквозь Терра, видел не его самого, а потенциал, скрытый внутри. Он учил его, тренировал, но ни разу не присел рядом, чтобы просто поговорить, узнать о его мечтах и страхах. Конечно были попытки разговоров, но они скорее стали окном в мир живых, недоступный для его наблюдений, нежели в душу сына.
Терра перебирал в памяти обрывки фраз, мимолетные жесты, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы подтвердить отцовскую любовь. Но находил лишь холодную отстраненность, словно отец боялся подпустить его слишком близко, боялся нарушить хрупкий баланс между сыном и... инструментом.
И чем больше он думал, тем больше укреплялось в нем ощущение, что отец видел в нем не мальчика, нуждающегося в ласке и поддержке, а лишь оболочку, что способна нести в себе всю магию их крови. И это осознание жгло его изнутри, оставляя горький привкус разочарования и одиночества.
Терра, сбитый с толку, но полный решимости, шагнул навстречу призраку своего прошлого. Сердце его колотилось с каждой секундой, а ненависть только накалялась, словно раскалённый металл. Лев, уставший и искалеченный, тяжело вздохнул, словно вся тяжесть мира лежала на его плечах.
— Я не жду, что ты поймёшь, — повторил он, его голос был полон множества эмоций: и страданий, и уверенности. — Мой сын, и прошлый мир, и мир, который мы знали, сгнили изнутри. Эта земля, где люди вечно жаждут власти и богатства, превратилась в болото алчности и лжи. Я не мог позволить этому продолжаться. Я решил создать новый мир, очищенный от всей этой разрухи. И пусть я буду как божество, которое освободит человечество от его слабостей, от желчи в сердцах! Орден, который я создал для этих целей, сам погряз в болото. Ты сам это видел, мой мальчик.
Терра вскинул голову, в его глазах зажглось нечто новое. Воспоминания об Ордене, их жестоких методах правления, обманах и манипуляциях невольно всплывали в сознании. Он не мог не вспомнить, как этот самый Орден всегда использовал людей как пешек, игнорируя их страдания.
— Орден, — произнёс он, прерывая отца. — Да, они пытались создать именно такой мир. Мир, основанный на страхе и контроле. Прямо как ты. Просто у них это вышло лучше.
Мужчина сжал зубы, но потом его лицо стало чуть мягче. Он наклонился ближе к сыну.
— Я боролся не за власть, — сказал он тихо, но с уверенностью. — Я боролся за человечество! Я видел, как люди сжигали друг друга из-за глупых амбиций и ненависти. Их сущность всегда стремится к власти, и я решил сделать так, чтобы эта жажда больше не превращала мир в Рундук.
Терра попятился, отталкиваясь от этой логики, которая звучала хоть и заманчиво, но несколько многогранно. Внутри него боролись три чувства: ненависть к Зоки, непреклонная жажда справедливости, и тёмная искорка понимания, что его отец все же когда-то был тем, кого он обожал.
— Ты думаешь, что возможно просто взять и изменить мир, как будто это лист бумаги? — голос Дея дрожал от эмоций. — Ты все меняешь, но не для людей, а в свою пользу, навязывая свою волю — вот что делает тебя опасным. Неужели ты не понимаешь, что люди не станут твоими марионетками? Истинное добро может прийти только от сердца, а не от страха перед божеством!
Зоки вздохнул, его лицо стало печальным. Он знал, что его сын не сможет понять, и это разрывало его сердце. Он не мог и не хотел видеть, как его старания, его жертвы, становятся просто ещё одним примером для осуждения.
— Если бы ты знал, сколько слёз было пролито на этой земле, ты бы понял... — сказал он тихо. — Я не жажду власти. Я хочу освободить мир от самой его сущности. Я знаю, как это опасно, но у меня нет других вариантов. Я готов пожертвовать всем ради этого нового начала!
Терра почувствовал, как его сердце тяжелеет, но он не собирался отступать. Никакие жертвы не могут оправдать насилие, никакие слова не смогут затмить сознание, отвергающее притяжение тьмы. Он был решителен, восставший против тирании, даже если она исходила от его собственного отца.
— Ты лишь продолжаешь цепляться за свои идеалы, даже если это может погубить тысячи. Я не могу следовать за тобой, Зоки, — произнёс он, непреклонный, как скала. — Я буду бороться за людей, но не так, как ты. Я хочу, чтобы они были свободны, чтобы они сами выбирали свой путь. Твоя тирания не сделает их лучше — она сделает их слугами!
Слова Терра ударили, как острый нож, и мужской облик отца погрузился в глубокую тьму. Их идеалы столкнулись, как два клинка, готовых сразиться. В этом конфликте заключалась не только их ярость, но и страсть — страсть к истине, к свободе, к новой возможности.
— Ты не можешь быть тем, кого я знал! — прорычал Терра, каждое слово как об наковальню разбивало цепи сомнений на его сердце. — Я устал от твоего вранья! Признайся наконец в действительности! Ты сжёг наш мир ради Инги! Ради той, кто уже давно мертва! Ты пожертвовал всем, что у нас было, чтобы вернуть её — и что ты сделал? Уничтожил мою погубил тысячи других жизней!
— Инга стерррррррва, — зло прокричал Рыцарь. — Убью эту..!
Темная фигура остановилась, и в глазах отца промелькнула тень смятения, но только на мгновение. Он сделал ещё шаг к сыну, стараясь что-то сказать, но голос его остался глухим и отстранённым, как эхо в пустоте.
— Ты никогда не любил маму, — продолжал Терра, сжимая кулаки до побелевших костяшек. — Ты пытался создать из неё Ингу! Ты притворялся, что любишь, когда на самом деле искал лишь способ вернуть ту, которую потерял. Ты убил её настоящую, изменил память, сделал из нее послушную марионетку, чтобы заглушить свою боль! Но этого тебе не хватило!
Очередной шаг отца заставил Терра отступить, но ненависть укрепила его в решимости. Он вспомнил, как бережно его мать собирала потёртые страницы старых книг в его кабинете, как нежно она произносила имя Артура. Теперь все эти воспоминания терзали его, как ядовитый шип.
— Ты думаешь, что твои намерения были благими? — продолжал он, его горечь струилась, как ручей, полный темной отравы. — Ты пытался вернуть все, не понимая, что мир не может быть основан на жертвенности и разрушении. Ты разрушил всё, чего тайно жаждал. И теперь ты пришёл сюда, чтобы что? Убедить меня в своей правоте? В том, что твоя ненависть к утрате оправдывает всё?
Тишина вновь окутала их, но напряжение между ними заполняло пространство. Ненависть к отцу стала не просто эмоцией, а топливом, подстёгивающим его дух в борьбе с невидимым врагом. В этот момент он осознал, что одиночество и горечь — это его единственные союзники.
— Уходи, — сказал он с холодной решимостью. — Уходи навсегда из моего мира. Я не буду следовать за тобой во тьму. Я буду бороться за тех, кто ещё жив, за тех, кто лучше тебя. Пускай мир потерял цвета, я найду способ вернуть их, но не с твоей помощью!
Артур молча стоял в полумраке, фигура его казалась высеченной из тени.
– Ты устал, – только и произнес он через некоторое время настолько тихо, словно шелест листьев на ветру. – Устал сражаться, устал терять. Я вижу это в твоих глазах.
Терра упрямо молчал. Как и молчал Рыцарь.
– Я могу это исправить, – продолжил отец, сделав шаг вперед. – Ты прав, эти страдания были не к чему. Так давай вернём всех обратно в мир живых.
Терра вздрогнул, словно от удара. Он поднял глаза, в которых мелькнула надежда – опасная и запретная.
– Невозможно... – прошептал он, пытаясь удержать себя от падения в эту манящую пропасть.
– Возможно, – возразил отец, и в его голосе зазвучали нотки искушения. – Твои друзья смогли открыть силу в перстнях, и теперь все их могущество циркулирует в твоей крови. Я все тебе расскажу. Вместе мы можем создать новый мир. Мир, где нет боли, нет потерь. Мир, где ты счастлив.
Он приблизился еще на шаг, и теперь его голос ласкал слух и отравлял душу.
– Представь, – говорил он, – ты просыпаешься, Эрба готовит всем завтрак. Мы с матерью нянчимся с твоим внуком, пока ты с Дарреном и Камилло рыбачишь недалеко от верхнего Фовера. После вечером вы соберётесь в таверне, половина которойвскоре будет разрушена кулачками Бергхана и Айканара, сразившихся в финальной схватке. Эстель будет ворчать и пить пряное вино, а Аттуал и Рей настолько напоят Фелличе, что тот начнет приставать к Альде или Синитии. Идеальная картина, верно? Нет войны, нет страданий... Только радость и любовь. Разве ты не этого хотел? Разве ты не заслужил этого?
Терра зашатался. Образы, созданные отцом, были слишком яркими, слишком желанными. Он видел их – лица любимых, их улыбки, слышал их голоса. Все, что он потерял, могло вернуться. Но какой ценой?
– Я... – начал он, но не смог закончить фразу. Страх и желание боролись в его душе, разрывая ее на части.
Отец положил руку ему на плечо. Его прикосновение было холодным, словно лед.
– Выбор за тобой, – прошептал он. – Ты можешь продолжать сражаться за мир, который этого не заслуживает. Или... ты можешь выбрать счастье. Выбрать жизнь. Выбрать... нас.
Он ждал. В его глазах не было ни тени сомнения. Он знал, что рано или поздно сын сломается. Боль сломит любого. И тогда они вместе создадут новый мир. Мир, где правит он. А сын... сын будет его самым преданным союзником.
Но Терра молчал.
– Неужели ты до сих пор не понимаешь, дитя мое? – голос отца звучал как раскат грома, эхом отражаясь от разрушенных стен. – Все это – бессмысленная борьба. Я предлагаю тебе больше, чем просто победу. Я предлагаю тебе... счастье.
Он взмахнул рукой, и вокруг них вспыхнули видения. Мертвые лица ожили, наполнились улыбками и жизнью.
– Посмотри! – Отец указал на бойкую девушку с каштановыми волосами, заплетенными в косу. – Альда! Она полноправно стала главой Веллморсов и заняла место в Шестерке великих домов. Разве ты хочешь, чтобы она все также гнила в этой могиле, жертва твоей упрямой веры?
Видение сменилось другим. Крепкий мужчина с шрамом на щеке, хохотал, обнимая друзей в переполненной таверне.
– Бене! Твой верный друг, павший от рук химер. Здесь он капитан острова, герой, защитник слабых. Он не умрет бесславно, а проживет долгую и достойную жизнь, окруженный почетом и уважением! Его сын унаследует его мужество, а вместе с дочерью Серхио и Конджиламенты создаться не только прочный союз с Севером, но и ещё одна яркая страница в книге любви.
Картина сменилась вновь. Мужчина склонился над книгой, его лицо освещено свечой.
– Фелличе! Тот, кто пожертвовал собой, чтобы спасти вас от Феба Темпеста. Сейчас он закончит университет и станет величайшим геологом своего времени. Его имя будут помнить века, как символ мудрости и силы!
Отец продолжал, рисуя картины счастливой жизни для каждого, кто пал в этой войне.
– Даррен и Ольхана, – продолжал он, – в моем мире они открыли чудесный сад, где она исцеляет больных своим мастерством травницы. Она никогда не зачахнет от тяжёлой болезни, а пятеро ребятишек навсегда избавят их дом от тишины и одиночества.
— Айканар, – говорил отец, – В моем мире он прославленный мореплаватель, открывает новые земли и привозит богатства в наш мир. Он не погибнет от химер, а вернется домой богатым и уважаемым. Их вечные соревнования с Бергханом станут легендами не только в истории, но и на устах всех моряков. Своего внучка, сына Такары и Гатто, он чуть не с пеленок будет брать на рыбалку, окружая всю свою семью только теплом и заботой.
— Твой учитель, мудрый старец, Эрэл, – продолжал он, – в моем мире он не становится предателем , а продолжает обучать новые гениальные умы, передавая свои знания будущим поколениям. Под его присмотром Дэмиэно становится гениальным изобретателем, который вернет потерянные технологии прошлого мира, а Нереа сделает прорыв в области медицины и ядов.
— Джулиан, столь отважный воин, – все говорил отец, – в моем мире он живет счастливо, играет со своими детьми, а не лежит бездыханным у твоих ног.
— И наконец, моя жена, – отец, как показалось Терра, произнес это предложение с некой нежностью, – Неужели ты готов омрачить ее и так хрупкую душу этими войнами и смертями? Она проживет долгую жизнь в мире и любви, окруженная семьей и друзьями. Она никогда не увидит ни одного дня войны, и умрет во сне, в глубокой старости.
Видения замерцали, оставив лишь пепелище и трупы. Отец смотрел на сына, ожидая ответа.
– Неужели ты по-прежнему не хочешь этого? Разве все эти жертвы были напрасны? Я предлагаю тебе исправить все ошибки, дать всем им то, чего они заслуживали! Разве ты не этого хотел?
Терра молчал, его глаза горели яростью и печалью. Он сжал молот в руке.
– Это... иллюзия, – проговорил он наконец, его голос был хриплым от крика и усталости. – Это не настоящая жизнь. Это лишь твой извращенный взгляд на то, каким должен быть мир. Ты создал тюрьму, где каждый живет по твоему сценарию, где нет места свободе и выбору.
Он поднял молот и его заплаканные глаза отразились в его грани.
– Я не хочу жить в твоем мире, отец. Я хочу жить в настоящем. Даже если оно несовершенно, даже если оно полно боли и утрат. Потому что только в этом мире есть место для настоящей любви, настоящей дружбы и настоящей... жизни.
И с этими словами он бросился в атаку.
Финальное сражение началось.
Сражение за право выбирать свою судьбу.
В клочьях разорванной ткани некогда прекрасного мира вихрились осколки реальности, закручивая в безумном танце песок, камни и отголоски былой жизни. В центре этого хаоса стояли двое: Лев Зоки и Терра Дей.