Глава 20
Два рассвета... Два длинных, тяжелых рассвета прошли с того самого дня, когда Гибкие Лианы сделала шаг за солнцем, оставив позади всё, что сковывало её. С тех пор она шла — день и ночь, по тропам, что сама не помнила, но сердце подсказывало. Лапы ныли от усталости, тело протестовало, но дух — он был сильным. С каждым шагом она ощущала, что приближается к чему-то важному. К себе. К дому.
И вот — утро. Очень раннее, влажное, прохладное. Небо только начинало светлеть, серо-синие тени ещё цеплялись за листву. Туман скользил у земли, будто сам лес выдыхал после ночи. Но она уже знала: это он. Лес из её воспоминаний. Лес, где её детство осталось навсегда.
Она бежала.
Словно сама земля подталкивала её. Пёстрая листва мелькала вокруг, а лапы мягко, но быстро касались почвы. Знакомые корни, знакомые запахи. Её дыхание сбилось, сердце громко стучало — но не от страха, а от надежды. Там, впереди, за теми деревьями… там был её лагерь. Её родной лагерь.
И вдруг — он. Открытие, словно вспышка света. Просторная поляна, окружённая кустами и буреломом. Гибкие Лианы почти рухнула внутрь — прямо в центр лагеря, где всё было… как раньше. Тот же круглый камень в центре. Тот же старый пень у входа в детскую. Всё. Всё было на месте. Время будто остановилось здесь, чтобы ждать её.
— Папа!.. — закричала она, голосом, сорванным, дрожащим от слёз. — Мама!.. Березовая Вера!.. Сухие Лианы!..
Она кричала, как в детстве — не думая, не стесняясь. Кричала, будто весь лес должен был откликнуться. Её глаза метались по лагерю, в надежде увидеть знакомые силуэты, услышать знакомые шаги.
И тогда... кое-где в палатке шевельнулась тень. Какое-то движение. Кто-то уже поднимался, встревоженный криками. Лианы у входа зашевелились. Над лагерем разлился слабый утренний ветер, тронувший усы и шерсть Гибких Лиан. И в этот момент её сердце уже знало — она дома.
***
...и вдруг — знакомый голос. Глубокий, сильный, родной до боли.
— …Гибкие Лианы?..
Эти два слова прозвучали в воздухе, как гром среди раннего утра. Они вырвались из палатки предводителя, эхом ударили в сердце кошки, и мир на миг застыл. Лианы у входа разлетелись в стороны, и изнутри с трепетом, с порывом, с дрожью в лапах выскочил Сухие Лианы.
Его взгляд сразу наткнулся на её глаза. Он не поверил. Сделал шаг. Ещё один. А потом — рванулся, бросился к ней, забыв обо всём: о раннем часу, о своих обязанностях, о том, что прошло moons с тех пор, как он видел её.
Он врезался в неё всем телом, обнял лапами, прижал к себе крепко, как будто боялся, что она исчезнет, если отпустит. Он дрожал. Он не мог говорить сразу, только тяжело дышал, всхлипывал, уткнувшись мордой в её загривок. И наконец, тихо, еле слышно, шептал:
— Моя малышка… моя дочка… ты жива… Прости меня… прости, что не спас…
Она стояла, прильнув к нему, дрожа всем телом. Сердце билось быстро-быстро. Глаза затопил солёный туман — слёзы. Она всхлипывала, не могла выговорить ни слова, только обвила отца хвостом и прижалась к нему всем, что у неё было. Он был настоящий. Не видение, не сон. Её папа. Живой. Рядом.
— Я... я так долго шла, — прохрипела она, всхлипывая. — Папа… я всё вспомнила. Всё.
Сухие Лианы отпрянул на миг, чтобы заглянуть ей в глаза. И в его взгляде было всё: любовь, боль, гордость, удивление.
— Ты стала такой сильной… — выдохнул он. — Ты настоящая Лиана. Ты кровь Племени, кровь этой земли.
И в тот миг из другой палатки появилась стройная светлая фигура — Березовая Вера. Она замерла, увидев дочь, моргнула, будто не поверила глазам… и затем, без слов, кинулась к ним. Они втроём слились в один объятие. Как древо Лиан — крепкое, живое, несломленное.
Солнце тем временем поднималось всё выше. Лагерь пробуждался, коты выглядывали наружу, видя перед собой ту, кого когда-то считали потерянной навсегда. Но в этот миг она была дома.
И сердце её билось уже не от страха, а от мира.
***
Когда первые лучи солнца расплелись по траве лагеря, воздух наполнился не только светом, но и тревожным шёпотом. Коты, выныривая из своих палаток, один за другим останавливались, цепенели, замолкали. Кто-то ронял свежую дичь, кто-то замедлял шаг, кто-то поднимал голову с застывшей на языке фразой.
— Это… это… она? — шепнула старая Тихолапка.
— Но… её же больше не было… — удивлённо выдохнул молодой ученик, уронив моховую подстилку.
— Гибкие Лианы… — сказал кто-то вслух, и имя пронеслось по лагерю, как ветер.
Медленно, неуверенно, сдерживая эмоции, коты начали подходить ближе. Они не касались, не мешали — просто смотрели. Словно боялись спугнуть, словно не верили. Кто-то отвёл взгляд и украдкой смахнул слезу. Кто-то сжал зубы, увидев её исхудавшее тело, израненные лапы, следы боли и страха в глазах, которые при этом сияли — светом возвращения.
Гибкие Лианы осторожно отошла от родителей и встала в центр лагеря. Лагерь замер.
— Я... хочу рассказать вам. Я хочу, чтобы вы знали.
Она стояла прямо, гордо, но голос дрожал. Дрожала не от страха — от тяжести воспоминаний, от того, что наконец-то слова прорвались наружу.
— Меня схватили Двуногие. Я не помню всего сразу. Долго не помнила... Меня держали где-то далеко. Потом я сбежала. Скиталась. И... я попала в лапы… одного кота. Он был как предводитель, но злой. Не как мы. У него не было чести. Он запер меня. Он хотел… — она замялась, сглотнула, но глаза остались открытыми, голос — твёрдым, — он хотел, чтобы я родила ему потомство.
Тишина стала вязкой, как туман. Несколько кошек испуганно выдохнули. Один из старших воинов яростно сжал когти в землю.
— Я пыталась сбежать, но он меня поймал. Он был жесток. Он хотел сломать меня. Но я помню… в ту ночь… мне приснился кот. Я не знала его. Он сказал мне: «Жди». И я ждала. Я терпела. Потом снова — он сказал: «Беги». И я убежала.
Она всхлипнула, глаза блеснули, но она продолжила:
— Меня спасли пятеро котов. Я не знала их. Но они пришли. Они помогли. Один из них… один был тем, кого я видела во сне. Они были рядом со мной, когда я вспоминала. Я поняла, кто я. Я — дочь Сухих Лиан. И я кровь Племени Лиан. И я вернулась. Но... мои котята… они остались там. У него.
Её голос дрогнул, в нём зазвучала боль, затихшая где-то глубоко, и теперь вышедшая наружу.
— Я вернулась не просто так. Я пришла просить… нет. Я пришла сказать: я пойду за ними. Верну своих котят. Они не будут жить в темноте. Не будут в лапах чудовища.
Она выпрямилась, как будто выросла на несколько хвостов. А вокруг — тишина, пропитанная уважением. Ни один кот не заговорил сразу — слова просто не могли выразить то, что чувствовали.
И только один голос прозвучал, уверенно и спокойно — голос Березовой Веры:
— Мы рядом, дочь. Мы с тобой.
И тогда лагерь заговорил. Старшие воины кивали с одобрением. Молодые смотрели на неё с восхищением. Ученики глазели широко раскрытыми глазами — перед ними стояла не просто кошка, вернувшаяся из тьмы. Перед ними стояла кошка, которую звали Лианой. И она была светом.
***
Когда Гибкие Лианы замолчала, в лагере наступила гулкая тишина. Она чувствовала, как сотни глаз смотрят на неё. С тревогой, со страхом, с уважением. Сухие Лианы стоял рядом — огромный, тёплый, будто скала, что сдерживала бурю. Но в его глазах металась та же буря, что и в душе дочери.
Он медленно шагнул вперёд, поднялся на возвышенность перед лагерем.
— Мы не можем оставить это так, — громко и чётко произнёс он, — мои внуки… — он осёкся, голос предательски дрогнул, но он собрался, — наши котята не должны быть в лапах чудовища. Мы вернём их. Я поведу патруль сам.
— Я пойду! — вырвался голос из толпы. Это был Костяной Шаг — грозный и опытный воин, которому доверяли в бою.
— И я! — воскликнула Рыжуля, горящие глаза сверкнули решимостью.
— Я тоже! — шагнула вперед ученица Звёздная Росинка, несмотря на молодость, в её голосе звучала сила.
И ещё. И ещё. Один за другим коты начинали выкрикивать: «Я пойду!», «Я помогу!», «Я не позволю держать котят в клетке!» — голоса сливались в гул, в поток, в рёв.
Гибкие Лианы смотрела на них, ошеломлённая. Её сердце сжалось от благодарности. Слёзы на глазах дрожали, но она не прятала их.
Сухие Лианы поднял хвост, призывая к тишине.
— Я знаю, что каждый из вас готов пойти. Я горжусь каждым. Но идти могут не все. Мы не знаем, что ждёт нас впереди. Мы должны быть быстрыми, незаметными. Поэтому я выберу тех, кто пойдёт со мной. Остальные — вы будете охранять лагерь и готовиться к возвращению котят.
Гибкие Лианы подошла ближе. Он посмотрел на неё и мягко кивнул.
— Ты пойдёшь со мной. Ты покажешь путь.
Она кивнула, губы дрожали, но голос был твёрд:
— Я отведу вас. Прямо к логову.
Сухие Лианы выбрал пятерых. Среди них была Рыжуля, Костяной Шаг, юркий Брызг, ночная разведчица Лисохвостка и молчаливый, но быстрый Глинистый Лес.
Пока они собирались, готовясь в путь, всё племя помогало — кто нёс мох для подстилок, кто делился дичью, кто укреплял палатки. Все знали: если племя Лиан встаёт — оно не сдаётся.
Перед самым выходом Сухие Лианы посмотрел на дочь. Он увидел в ней силу. Не только крови. Не только памяти. А силу настоящей воительницы, которой не нужен был титул — у неё было сердце.
— Мы идём за ними, — сказал он. — Мы идём, чтобы вернуть твоих котят. Наших котят.
И племя, не сдерживая чувств, подняло хвосты вверх. Это был не просто поход. Это было возвращение света — туда, где была только тьма.