Глава 18
Гибкие Лианы сидела на самом краю обрыва. Ветер бережно играл её шерстью, словно пытался шепнуть что-то давно забытое. Небо над ней было ясным, но в её мыслях поднималась буря — вспышки воспоминаний, дрожащие тени прошлого, что пытались выйти наружу.
Она прикрыла глаза.
Тепло. Кто-то гладит её по голове. Нежный голос, как журчание ручья:
— Всё будет хорошо, котёнок…
Она видела кошку. Высокая, грациозная, с густой шерстью, словно кора берёзы. В её глазах — мягкость, мудрость и сила.
— Мама… — прошептала Гибкие Лианы, голос её дрогнул, как лист на ветру.
Имя... оно было где-то рядом. Она чувствовала его на кончике языка. Чувствовала, как от него тепло расходится по груди.
Берёзовая Вера.
И с этими словами по её щеке скатилась слеза. Горячая, как боль, но чистая, как родник.
— Её звали Берёзовая Вера, — выдохнула она, и мир, будто, стал чуть тише, словно лес тоже прислушивался.
И тут… другая тень.
Голос. Глубокий, уверенный. Сильный и спокойный, как дуб, стоящий на вершине холма.
— Ты станешь великой. В тебе течёт дух леса. Ты должна служить племени, как и я…
Гибкие Лианы судорожно вдохнула. Перед ней стоял кот — высокий, крепкий, с янтарными глазами, которые смотрели в самое сердце. И имя… имя хранилось в её груди всё это время.
Сухие Лианы.
Она широко распахнула глаза. И прошептала:
— Его звали Сухие Лианы… Он был моим отцом…
Ветер стих, будто замер, отдавая дань памяти. А потом — нежно обнял её, как будто отец сам дотронулся до неё через дуновение воздуха.
Гибкие Лианы села ровнее. Слёзы стекали по морде, но она не прятала их. Она вспомнила. Она знала теперь, чья кровь течёт в её венах. Дочь Берёзовой Веры. Дочь Сухих Лиан.
И с этой мыслью в её сердце поселилась не только боль, но и сила.
***
Гибкие Лианы стояла перед котами, словно после долгого пути вернулась туда, откуда начиналась. Её глаза сияли слезами, но голос звучал чётко:
— Я вспомнила. Мою мать звали Берёзовая Вера… она была воительницей. А моего отца — Сухие Лианы. Он был предводителем племени.
Коты, стоявшие рядом, обменялись взглядами. Первым отозвался Уголь. Его голос стал серьёзным, даже немного задумчивым:
— Сухие Лианы… это имя я слышал. Мне о нём рассказывал один старый кот в далёком лесу. Он говорил, что Сухие Лианы был сильным предводителем, племя уважало его, и враги — боялись.
— Я тоже слышал, — отозвался Серебристый. — Кто-то говорил, что он вёл своё племя через голод и бурю, но никогда не отступал. У него была… сила. Не когтями — духом.
Гибкие Лианы дрожала, но не от страха. Это была дрожь пробуждённой истины. Всё встало на место — имена, лица, обрывки воспоминаний, теплота в груди.
— Я счастлива… — сказала она, — что наконец знаю, кто они были. Я не сирота. Я дочь воительницы и предводителя. У меня есть корни. Есть кровь.
Она опустила взгляд, прошептала:
— Но… я всё ещё не понимаю до конца, какая кровь во мне. Почему мне приходят эти сны. Почему именно меня зовут издалека…
Серебристый подошёл ближе, тихо, без лишних слов. Он положил хвост ей на плечо:
— Потому что у тебя особый путь. Тебе ещё многое предстоит узнать. Но начало ты уже нашла.
Гибкие Лианы кивнула. Где-то внутри она чувствовала, как будто невидимая нить, тянувшаяся сквозь сны и страхи, наконец начинает вести её туда, где она найдёт всё. Ответы. Себя. И свою силу.
Солнце поднималось над горизонтом, рассыпая свет по их шерсти. И в этом свете она стояла не просто как спасённая кошка, а как часть чего-то большего — части племени, части судьбы.
****
Гибкие Лианы сидела у самого края холма. Ветер трепал её шерсть, под лапами шуршали сухие листья, а в голове — гул, шум, будто тысячи голосов одновременно шептали, взывали, требовали внимания. Она закрыла глаза, дышала неровно. Сердце билось быстро. И тут в глубине её разума вспыхнула искра.
— Братик… Братик… где ты… — прошептала она вслух, но голос её утонул в ветре.
Внутри, будто из самой её души, вырвался детский крик:
"Брааатик!"
Картины прошлого замелькали перед глазами. Она увидела себя — маленькую, пушистую, с огромными глазами, бегущую через поляну, спотыкаясь на каждой кочке. Там, у края лагеря, её встречал молодой кот с тёплой, чуть лохматой шерстью и мягким голосом. Он всегда был рядом. Защищал, слушал, смеялся с ней, лечил, когда она падала, и рассказывал истории у костра.
Но... имя.
Имя не вспоминалось. Как будто за пеленой.
Она зажмурилась, уткнулась лбом в землю, когтями вцепившись в траву. "Имя! Его имя! Я должна вспомнить!"
Внезапно, словно удар молнии, память разорвала пелену.
— Лиановый Миг… — прошептала она. — Лиановый Миг… он… мой брат.
Глаза наполнились слезами. Холод прошёл по телу от макушки до кончиков хвоста. Она отпрянула, подняла голову, широко раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, туда, где исчезали тени и начиналась правда.
— Это был он… — её голос задрожал. — Это он приходил ко мне во снах. Этот спокойный, добрый, заботливый кот. Я думала, он незнакомец… но нет. Это был Лиановый Миг. Мой брат… целитель племени…
Серебристый кот, услышав её, подошёл ближе и сел рядом, молча, с уважением и вниманием в глазах.
— Он всегда был рядом, даже когда я не знала, кто он. Он звал меня, предупреждал, защищал. — Она всхлипнула. — А я… я не узнавала его. Как могла забыть? Он ведь часть меня. Часть нашей крови. Нашего племени…
Она посмотрела на небо, слёзы текли по морде, но это были не слёзы боли, а облегчения. Она возвращала себя — по кусочку, по ниточке.
Серебристый кот прошептал:
— Значит, ты уже ближе, чем думаешь. Осталось понять, кто ты теперь… с этой памятью. С этой кровью.
Гибкие Лианы закрыла глаза и прошептала:
— Я дочь предводителя и воительницы… и сестра целителя. Я часть Племени. Я… Лиана. И я иду домой.
***
Гибкие Лианы сидела неподвижно, словно застывшая тень, а ветер медленно кружил листья у её лап. Её взгляд был рассеян, но внутри бушевал ураган. Она вспомнила имя брата — Темные Лианы — но душа просила большего. И вот... ещё одна волна воспоминаний подступила из темноты.
Картина вспыхнула, будто взгляд из другой жизни.
Туманная равнина. Резкий запах крови. Вой. И... рыжевато-коричневая туша огромной лисицы, зарычавшей прямо в лицо молодому коту. Это был он. Темные Лианы. Он стоял между врагом и кем-то раненым за собой. Его глаза — полны решимости, страха, но и любви. Он знал, что не отступит. Он защищал.
Она. Она была той, кого он спасал.
— Нееет! — крик вырвался из груди Гибкой Лианы. — Не уходи! Не делай этого, прошу!
Но память была беспощадной. Лисица прыгнула. И Темные Лианы прыгнул навстречу. И в следующий миг всё потонуло в грохоте, крови и тишине.
Она вскрикнула, упала на бок, уткнулась мордой в землю, дрожала всем телом. Слезы текли горячими ручьями. Сердце сжалось, как будто кто-то вцепился в него когтями. Это было слишком. Слишком больно.
— Братик… ты… умер… — хрипло прошептала она. — Я была рядом. Ты спас меня. Ты умер ради меня...
В этот миг лёгкий ветерок прошёлся по её спине, будто ласковая лапа прикоснулась к ней. И она услышала... не ушами, но сердцем:
«Я не ушёл. Я рядом. Всегда рядом. Я защищаю тебя, Лиана. До последнего дыхания…»
Её дыхание сбилось. Но в груди вдруг разлилось тепло. Необъяснимое. Тихое. Надёжное. Как будто кто-то обнял её изнутри, вложил силу в самое сердце.
Серебристый кот снова был рядом. Он не задавал вопросов. Просто лёг у её лап, обвив хвостом её лапу. Он чувствовал, что произошло что-то важное.
— Он мёртв… — прошептала Гибкие Лианы, всхлипывая. — Но он оберегает меня… мой брат… мой герой…
Небо над ними медленно светлело, и в отблесках раннего солнца, казалось, мелькнула тень — кошачий силуэт, исчезнувший в лучах света. И Гибкие Лианы поняла: она больше не одна. Никогда.
****
Когда её слёзы высохли, когда сердце немного отпустило, Гибкие Лианы подняла голову. Солнце уже начало пробиваться сквозь листву, тёплыми золотыми языками касаясь её морды. Пятеро котов молча ждали. Ни одного вопроса, ни одного лишнего движения — только уважительное молчание и тишина.
Словно понимая, что она готова, Серебристый Кот шагнул ближе и кивнул в сторону тропы. Гибкие Лианы встала. Ноги дрожали, но не от боли, а от того, что она несла в себе. Все пятеро встали рядом — ободряюще, сдержанно, но по-своему тепло. Они отправились обратно к пещере.
Путь был молчаливым. Лес не тревожил их. Даже птицы казались тише, будто сам лес понимал, что в груди у кошки разгорается пламя, способное спалить прошлое и осветить будущее.
Когда они вошли в тень пещеры, прохлада обняла Лиану. Она тяжело вздохнула, села у центра и посмотрела на каждого из своих спутников. Пауза. Затем голос её раздался тихо, но ясно:
— Я вспомнила его смерть…
Коты насторожились, замерли. Серебристый сел рядом, его глаза мягко блестели.
— Темные Лианы... — продолжила она, — мой брат. Он... он погиб из-за меня. Он отдал свою жизнь, чтобы защитить меня от лисицы. Я была тогда ещё совсем юной, ничего не понимала, просто кричала от страха. А он стоял между мной и смертью. И прыгнул...
Она на секунду замолчала, не выдержав. Голос дрогнул, но она продолжила:
— Его не стало. Я видела это во сне, но я знаю, это не просто сны. Это память. И это он — он всё это время со мной. Он и был тем незнакомцем из моих видений. Я чувствую его рядом. Он оберегает меня. Он... он всё ещё мой брат.
Тишина накрыла пещеру, как мягкое одеяло. Коты не перебивали. Их взгляды наполнились уважением и сочувствием. Уголь кивнул, словно признавая силу её слов.
— Ты многое пережила, — произнёс он наконец. — Но если его дух с тобой... значит, ты не одна.
— Да, — прошептала Лиана. — Я не одна.
Серебристый кот прижался к ней плечом. Он не знал, какие слова будут верными — и, возможно, слов не нужно было вовсе.
Она перевела дух и слабо улыбнулась, впервые за долгое время. Пусть горько, пусть со слезой — но искренне.
— Спасибо вам… за всё. За то, что не бросили, не отвернулись. За то, что рядом.
И в тот момент она поняла — пусть боль ещё не ушла, пусть память режет сердце… но впереди есть путь. И она по нему пойдёт. Ради себя. Ради брата. Ради котят.