Превыше упрёка
Осень мягко разлилась, как бальзам на душу, и все граждане Эйвонли испустили массовый облегченный вздох после душного и насыщенного долгого лета.
Школа закрылась, когда приблизился сбор урожая, чтобы дети остались помогать дома, на поле и на кухне.
Мисс Стейси, хоть и сильно любила профессию, которую выбрала сама, была более чем готова насладиться собственным моментом. Нарастающий конфликт между двумя ее старшими учениками быстро перерос в нечто исключительно раздражающее.
Честно говоря, отпуск стал ей просто необходим из-за их злостных выходок. Она могла сорваться, но не сделала этого, так что Мюриель гордилась своим невероятным контролем над собой во всех подобных ситуациях.
Энн Ширли-Катберт — лучшая ученица, внимательная и жаждущая узнать все, что только можно. Она была мечтой учителя, но, что касалось остального мира… она была молодой, невинной и слепой.
Гилберт Блайт и Билли Эндрюс оба были сражены рыжеволосой девушкой. Каждый из них, юноша не без достоинств и недостатков, провел остаток лета, пытаясь завоевать большее расположение у Энн, чем сможет соперник.
Конечно, девушка, казалось, не имела представления о пытках, которым она их подвергала. Мисс Стейси сочла утомительным изобретение все более изощренных способов предотвратить драку между ними.
Мюриэль очень гордилась успехами, достигнутыми Билли в учебе, и они произошли, в основном, благодаря прощению и терпению Энн. Но иногда она почти желала возвращения хамства старого Билли Эндрюса, поскольку, по крайней мере, с этим она могла справиться.
Два безнадежно влюбленных мальчика с глазами-сердечками.
Если бы ее глаза закатились еще хоть раз, то в том же положении и остались бы.
***
Эйвонли был благословлен свыше, когда дело дошло до уборки урожая в тот год, и все горожане были щедро вознаграждены за труды. Люди были в веселом настроении, и ничто не могло нарушить спокойствие, которое накрыло Эйвонли, подобно мягкому одеялу.
Гилберт был благодарен за то, что на ферме они работали вместе, их первый настоящий год в фермерстве был трудным, но успешным. Он никогда не уклонялся от тяжелой работы, особенно во время сбора урожая. Хотя сельское хозяйство не влекло его, оно было в его крови.
Вместе с Башем и Мэри они бы накопили достаточно денег, чтобы спокойно прожить в холодные зимние месяцы. Они не были зажиточными людьми, денег на дополнительные траты не было, так что им не хотелось бы голодать и нуждаться в чем-то еще, когда снег запрет их всех в помещении.
Это было большим облегчением — больше не быть одиноким, ведь у него снова была семья, и он верил, что отец был бы горд его решениями.
Гилберт мало видел Энн, но чувствовал облегчение от того факта, что Билли тоже слишком занят, чтобы проводить с ней время. Как оказалось, это было не проблемой, ведь на виноградниках прошел слух, что Энн согласилась пойти на пикник вместе с мистером Эндрюсом.
Этим мистером был Билли, который сделал новый шаг навстречу Энн, и она, очевидно, приняла его приглашение. Энн не могла чувствовать к Эндрюсу что-то большее, чем дружбу, правда ведь? Не с тенью прошлого Билли, которая кружила на горизонте, как стервятник.
Гилберт был вне себя от смеси беспокойства и ревности при мысли о том, что они сейчас вместе. Весь класс мог поверить в его щенячье раскаяние, но Гилберта было не так легко провести.
Когда в школе не было занятий, парень проводил время, следуя за Энн и Билли, куда угодно. Он отлично разбирался в шпионаже с тех пор, как Энн поймала его весной.
Возможно, это было мелочью, но он не мог ничего с собой поделать — мысль о том, что Билли сидит рядом с Энн, заставляла волосы на его затылке встать дыбом, или мысль о том, что Билли касается ее руки или прячет прядь волос за ее ухо… ну, мягко говоря, он понимал, что чувствует бешеный пес, когда упускает добычу.
Он не мог знать, когда они пойдут и куда. И, даже если бы он знал, как мог бы следить за ними, не будучи обнаруженным. Это была безнадега, незнание сводило его с ума.
Бэш посмотрел на него косо, когда Гилберт начал снимать внутреннее напряжение на бедных беспомощных посевах.
— Эй, эй… с тебя хватит. Я предпочитаю, чтобы картошка была целой, а не разрубленной пополам, — Баш забрал лопату из его цепкой хватки.
Гилберту хватило ума выглядеть пристыженным, он знал, что был глупцом, который больше мешал, чем помогал. Но мысли о том, что Билли и Энн могут появиться в школе, держась за руки, холодила кровь в жилах. О, а еще страшнее было представить, как ему пришлось бы пойти на их свадьбу.
— Пойду посмотрю, нужна ли помощь Мэри.
Баш кивнул.
— Пожалуйста, — мягко попросил он, пряча лопату за своей спиной.
Уйдя с огорода угрюмым, Гилберт вошел в дом через заднюю дверь. Мэри и вправду нуждалась в помощи, потому что ей нужно было время на то, чтобы заготовить соленья на зиму.
И, помимо навалившихся дел, она чувствовала тошноту, из-за чего пришлось с горем пополам выбежать на задний двор, чтобы прочистить желудок. Женщина предполагала, из-за чего с ней это происходит, но не хотела беспокоить двух мужчин, когда они и так были завалены работой на ферме.
Она заметила, что мальчик обеспокоен, так что решила улучшить ему настроение. Все шло плавно, пока разговор не зашел об Энн, которую Мэри в последнее время не видела… Большая ошибка.
Из-за этого все его страхи вырвались наружу, и он сорвал все волнения на беззащитных яблоках, которые покрошил с большой злостью.
Гилберт не останавливался ради передышки, он чувствовал себя так нелепо, но иного выбора, как выразить свое мучение, у него не было.
Тем не менее, он остановился, когда Мэри положила ладонь на его руку и крепко сжала, тогда он повернулся и чувственно ее обнял. Взгляд стал стеклянным, звук панического дыхания был громче ее успокаивающего шепота, он обхватил ее и доверился ей, чувствуя освобождение.
Держа его за плечи, она откинулась назад, чтобы взглянуть ему прямо в глаза. Он с благодарностью посмотрел на нее, словно у нее был ответ на все его вопросы.
— Полагаю, мы здесь уже много дел переделали, и, если я не ошибаюсь, то некая соседка предлагала нам помочь, если мы об этом попросим.
Гилберт с улыбкой кивнул. Мэри была такой мудрой. Почему он так редко об этом вспоминал?
— Гилберт, утро сегодня просто потрясающее, не мог бы ты потом пойти со мной к Катбертам? В кладовке лежит тыквенный пирог, который я хотела бы взять с собой в подарок, не мог бы ты его завернуть?
Гилберт чуть не сбился с ног, пока шел к кладовке.
Если он смог бы занять Энн, то она, может быть, была бы вынуждена отказаться от своих планов с Билли. Стоило попробовать, кроме того, она осталась бы в его компании. Парень хотел, чтобы она увидела в нем нечто большее, чем друга, но просто не был уверен, как это сделать.
***
Следующим утром Гилберт встал раньше, чем взошло солнце. Он побрился, вымылся начисто и предпринял попытку уложить волосы в нечто более привлекательное. На памяти еще был момент, когда Руби лирически вещала о его темно-шоколадных кудрях, и, хотя он не думал, что Энн это волнует, он попытался применить все, что имелось у него в арсенале.
Девчонкам в школе он, вроде как, нравился, но Гилберт никогда не думал, за что они его так любят. Родители воспитали в нем уважение и заботу о других. Ему никогда ничего не протягивалось на блюдечке, он всегда упорно трудился ради каждой крошки.
Никто не мог бы сказать о Гилберте, как о прилежном ученике. К счастью, ему повезло унаследовать от родителей симпатичное лицо и очарование. Парень не пользовался этим сознательно, чтобы достичь успехов, особенно на личном фронте. Просто девушки цеплялись за каждое его слово, и ему не приходилось делать ничего особенного для этого.
Был ли он тщеславным из-за того, что ему не приходилось прикладывать усилий, пока в его жизни не появилась Энн? Он знал без сомнений, дело не в том, что она отвергала его, хотя все могло начаться и с этого.
Он не мог понять, почему каждый мальчишка в классе не пытался добиться ее. У Энн была такая всепоглощающая страсть к жизни, которая манила к себе. Она была умна и жизнерадостна, потому что такой ее воспитала жизнь. Энн выжила, она хваталась за все обеими руками, и каждое открытие было для нее чудом, небесным откровением.
Во всем Эйвонли не было никого, подобного ей. Она принесла детскую радость в самые обыденные задачи, и, когда тебе открывался ее мир, не хотелось уходить обратно. Энн сплела тонкий кокон вокруг своего сердца, который никто не был способен распутать, и Гилберт был весьма доволен этим фактом. Может быть, он видел так мало в этом мире, а ведь было так много всего, что можно было бы увидеть, но юноша был согласен только если бы она была рядом с ним.
К тому времени, когда прибыли Катберты, Энн и Джерри, Гилберт протоптал тропинку на ковре в гостиной комнате.
Он бросился открывать дверь еще до того, как Энн занесла руку, чтобы постучать.
— Гилберт, доброе утро… Разве не прелестный день?.. Когда мы были на повороте, в воздухе витал такой аппетитный запах яблок…
Энн одарила его приветственной улыбкой, от которой перехватило дыхание, и немедленно начала захватывающий рассказ, подкрепленный широкими жестами. Широко раскрытые глаза просто горели изнутри, а еще она прикусывала нижнюю губу.
Единственная оставшаяся мозговая клетка Гилберта испустила дух, так что он застыл на месте, разучившись говорить. Чтобы добавить ему страданий, ранние солнечные лучи возникли из-за угла, осветив весь дом, а заодно и ее черты лица, подчеркивая легкую влажность на ее искусанных губах специально для его голодного взгляда. Ее волосы стали светлым красно-оранжевым нимбом в свете лучей, проходящих через сосновые ветви.
— Я более чем готова помогать на поле, и я буду не хуже любого мужчины, но я могу помочь и на кухне, я обещаю не отравить тебя, несмотря на свои скромные кулинарные навыки, хотя Марилла говорит, что я значительно продвинулась в этом деле… У меня уже так много идей…
Джерри закатил глаза, глядя на эту рыжеволосую нюню, и, пока Катберты не видели, резко толкнул ее в сторону мальчишки Блайта.
Энн споткнулась о порог, а Гилберт бросился вперед, чтобы поймать ее, и его руки оказались на ее талии, помогая ей удержаться на ногах.
— Энн, прошу тебя, дай кому-нибудь вставить слово, — добавила Марилла, вошедшая в дом, которая проигнорировала Джерри, хихикающего у крыльца. Гилберт покраснел и почти сразу отпустил Энн, прежде чем обратиться к женщине.
— Мисс Катберт, мистер Катберт, большое вам спасибо за то, что пришли помочь нам. Я очень ценю протянутую нам руку помощи, мы все ценим.
Марилла улыбнулась, нежно сжимая его руку, и подмечая, насколько он был похож на своего отца. Она ожидала, что загрустит, вновь увидев в лице мальчика другое давно знакомое ей лицо, но вместо этого она по-настоящему обрадовалась. Джон был бы горд узнать о том, каким человеком стал его сын. Марилла очень хорошо знала о привязанности Гилберта к Энн. Его взгляд обращался к ней достаточно часто, так что было совершенно очевидно — он почитает ее.
Мэттью нервно кружился в дверях, не желая вторгаться, пока Джерри раздраженно фыркал рядом с ним, не так уж сильно беспокоясь о почтении. Тишина повисла между ними всеми, когда Энн перестала болтать.
Все, о чем Гилберт мог думать, это то, как покалывало его пальцы от прикосновения к ее телу и насколько близко он был к ней — настолько, чтобы сосчитать все эти милые веснушки на ее лице.
Слава Богу, Мэри и Баш вошли в комнату, нарушив царящую атмосферу неловкости.
— Мисс Катберт, мистер Катберт, спасибо за то, что пришли, мы будем вам вечно благодарны за это.
— О, ерунда, ведь так поступают соседи. Мы более, чем счастливы помочь в любом деле, несмотря на то, что мы уже старые и чудаковатые.
— Мисс Катберт! — рассмеялась Мэри. — Вы и Ваш брат — совершенно не такие.
— Очень любезно слышать это от вас. Зовите нас просто Марилла и Мэтью, мы ведь теперь друзья, а не просто знакомые.
Довольно быстро они придумали план дальнейших действий, и, к несчастью Энн, ей была отведена роль на кухне, к ее большому недовольству, но девушка быстро перестала возражать, стоило только Марилле одарить ее строгим взглядом.
Женщины уже заканчивали вторую партию весьма неплохих печеных яблок, когда Мэри опять почувствовала тошноту. Она старалась скрыть это так долго, как только могла, и, к ее счастью, Энн как раз заняла их одной из множества своих историй.
Мариллу было не так легко обмануть, и она заподозрила нечто уже в тот момент, когда увидела пепельное лицо Мэри. Согласно этикету, это было не ее дело, потому что, во имя Бога, она же не Рэйчел Линд. Марилла была уверена, что Мэри доверит ей этот секрет, когда наступит подходящий момент, не раньше.
Когда самочувствие совсем испортилось, Мэри быстро извинилась и покинула кухню, прижимая ко рту ладонь.
— Энн, присмотри за пирогами и убедись, что они не сгорят, — пробормотала Марилла, бросив свой фартук на стул и уйдя следом за Мэри.
Энн едва ли заметила всю эту суету, так как была занята выдумыванием отважной концовки своей истории. Ее брови сходились у переносицы, пока она продумывала детали, одновременно с этим взбивая в миске яйца, сахар и масло. Оставшись довольной густотой массы, девушка поставила чашку на высокую полку, так как нигде больше не осталось свободного места. Затем она вернулась к сухим ингредиентам, просеяла муку и разрыхлитель, продолжая что-то бормотать про себя.
Джерри и Гилберт вошли на кухню, принеся еще два ведра яблок. Энн совершенно оправданно их не заметила, так как была воистину погружена в свои мысли.
Гилберт колебался, прежде чем заговорить с ней, потому что он не хотел мешать, так что стоял и наблюдал.
Джерри ухмыльнулся, поняв, что Гилберт надолго тут задержится, и ушел тем же путем, которым пришел. Этот парень Блайт был таким миленьким с ней, и это смущало — видеть его, застывшего влюбленного дурачка. Тем не менее, надо было вернуться к работе, а еще юноше нравилось слушать истории Баша о его морских приключениях.
Гилберт оперся на скамейку и окинул Энн глазами в этот момент ее открытости. Он едва скользнул навстречу, и именно его движение, которое она поймала краем глаза, заставило ее вскрикнуть и развернуться к нему, вытягивая перед собой деревянную ложку, как орудие борьбы.
— Гилберт… нельзя же так к людям подкрадываться. Я тебя чуть не ударила, — ее сердце так сильно колотилось. С облегчением девушка оперлась на скамью позади себя.
Гилберт медленно двинулся навстречу.
— Такое уже бывало, — и он провел рукой по тому месту, куда она ударила его грифельной доской в первый день. В его глазах мелькнули веселые искры, а губы едва искривились в улыбке.
— Да, — Энн покраснела, — тогда ты назвал меня той ужасной кличкой…
Она фыркнула, но все мысли тут же вылетели из головы, потому что Гилберт был так близко, и он продолжал приближаться, одна его рука была на одной высоте с ее руками, лежащими на краю скамейки. Она могла ощутить тепло его пальцев в миллиметре от своих. Другой ладонью он протянулся к ее щеке, мягко проведя большим пальцем по ее мягкой коже.
— Морковка, — прошептал он.
Энн замерла, угодив в западню из-за его глаз и прикосновений.
— Что ты делаешь? — прошептала она, исследуя его лицо взглядом.
— Мука, — пробормотал он, проводя большим пальцем по одной из ее изящных веснушек.
И тогда он уловил опасение в ее глазах, напряжение в ее позе. В одну секунду парень понял, что потерял контроль над собой и повел себя совершенно неуместно.
Гилберт отстранился, сжимая руки в кулаки, и изо всех сил постарался вычистить из головы то ощущение ее кожи на своих пальцах.
— Извини, у тебя на щеке была мука, — он был зол на самого себя, на свое поведение. Это было глупо, так глупо…
— Оу… Спасибо, Гил, — выдохнула она, вытирая лицо краем фартука. Гилберт просто повел себя с ней мило в очередной раз, а ее мозг уже в очередной раз пал до таких унизительных мыслей глупой школьницы.
Гилберту было неудобно, но он остался здесь, стараясь не смотреть ей в глаза.
— Могу я обойти тебя, мне нужно дотянуться… — она дернулась, когда в воздухе повисла неловкость, шагнула в сторону, встала на цыпочки, вытягиваясь к полке за той самой чашкой, которую она поставила сюда раньше.
Она была так близко к нему, что он просто не мог нормально мыслить при всем сочетании ее опрометчивой близости, тепла, запаха яблок и специй, аппетитных и успокаивающих.
Его мысли были похожи на густую патоку, чего следовало бы избегать. Но, до того, как мозговые клетки успели воспламениться, он попытался отобрать качающуюся на краю чашку, пытаясь помочь. Это только повлекло беспорядок, когда чаша выскользнула из их дрожащих рук. Пальцы соединились, и сквозь них будто прошла молния.
Чаша стукнула Гилберта по макушке, и этого хватило, чтобы причинить ему такую боль, что он оттолкнул посудину, которая села прямо на голову Энн. Месиво быстро пропитало ее волосы, и стекло вниз, став лужей у их ног.
К удивлению парня, девушка громко рассмеялась и шагнула назад, попутно снимая испорченные ботинки.
— О, Энн, прости, мне так жаль, я не должен был тебе помогать, только сделал все в сто раз хуже! — он излучал раздражение, злясь на самого себя, и держался за голову, потому что, черт возьми, это было очень и очень больно.
Энн была ужасно обеспокоена, и, поменявшись с ним местами, теперь она толкала его к столу, ее пальцы осторожно ощупывали то место, где его ударила чаша. Она тщательно исследовала повреждения нежными поглаживаниями пальчиков по воспаленной коже, ее дыхание напротив его горячего лица напоминало прохладный бальзам. Словно шелковистое крыло бабочки, не причиняющее ему вреда своей суетой.
Он не мог дышать, пока она не отступила в сторону.
— У тебя будет большая шишка из-за этого недоразумения, мой рыцарь, сэр Гилберт Блайт, — с усмешкой она отошла назад, снимая с себя испорченные фартук и передник, прежде чем сложить все это в сторону.
Гилберт послушался своих чувств и последовал за ней в заднюю часть дома, где была раковина, чтобы умыться. Он ушел за полотенцами и, вернувшись, увидел, как она пытается расплести свои косы, в которых застыло масло.
Со вздохом, девушка сдалась и сосредоточилась на том, чтобы вымыть яйцо со своего передника. Ее взгляд оторвался от осторожной стирки, когда она заметила его возвращение, и глаза ее приметили полотенца.
— Спасибо, Гилберт. Не мог бы ты помочь мне с этим? — Энн указала на косы.
— Конечно, — ответил он хрипло.
Сначала его пальцы часто застревали, пока он не разобрался с тем, как все это держалось вместе — ленты были сложной задачкой. Это была достаточно невинная просьба, но не для него, потому что для парня это было всем. Началом многих провокационных снов, которых становилось все больше, и ведь она понятия не имела, о чем просит его.
Линии размылись, когда он взял одну тесьму в дрожащую руку и осторожно вытащил ленту, позволяя ей упасть в раковину. Парень с трепетом провел пальцами сквозь распутывающуюся косу, распутывая пряди двумя руками, и волосы Энн расправились на его ладони, словно подношение. Его коварные пальцы блуждали все выше и выше, пока они не задели ее затылок. До этого он прочесал волосы от корня до кончиков, игнорируя крупинки сахара между чувствительными подушечками, и едва не растекаясь в лужицу от осознания, что ему позволили сделать это.
Оставшись довольным своей работой, он перешел ко второй косе и повторил весь процесс еще раз. Гилберт поймал себя на том, что не может взглянуть ей в глаза, потому что никогда не видел ее волосы распущенными, и они были так прекрасны, что у него в животе все сжималось.
Он отчаянно хотел зарыться волосами в ее шелковистые волны, вдохнуть запах ее волос, а затем провести носом по изгибам ее шеи, поцеловать ее кожу и попробовать ее на вкус. Эти видения опьяняли его.
Энн наклонила голову вперед, чтобы позволить воде течь по ее голове. Она застонала, когда кожа окунулась в приятную прохладу, ведь на кухне было так жарко, печь работала без перерыва и все отвары кипели…
Это был рай на кончиках пальцев, когда она расчесывала волосы, наблюдая, как следы яиц и сахара исчезали в канализации.
Гилберт был беззащитен перед ней, и весьма, весьма уязвим. Хриплый голос Энн, смешанный со всеми этими противоречивыми мысленными образами, заставил дрожать каждый нерв, напряженный до предела. Парень не мог это остановить, его разум отключился.
— Энн Ширли-Катберт, что ты натворила?
Это случилось. Разъяренный голос Мариллы, исходящий из кухни, вполне мотивировал его убраться отсюда, пока женщина не пришла сюда, чтобы обнаружить его в таком горестном виде.
В гостиной он врезался прямо в Мэри, которая как раз искала их, подростков, подевавшихся невесть куда. Гилберт был весь бардовый, и его рука лежала у него на пахе.
Мэри готова была треснуть его, так что парень вскинул руки со страдальческим лицом, боясь, что она сделает ему больно, хотя он этого заслуживал.
— Ничего такого, я клянусь, я не трогал ее в том смысле, она просто была такой красивой, а я случайно пролил еду на ее волосы, и она попросила меня помочь смыть это, а я… я такой ужасный друг… — Гилберт весь дрожал.
Мэри сменила смущение на окончательное принятие того, каким жалким он был, и все это — за один долгий вздох.
— Иди и приведи себя в порядок, а потом выйди на улицу. Все в порядке, здесь нечего стыдиться, такое случается… — ей не приходилось об этом говорить, ведь ее сын всегда вел себя уверенно с девушками, в отличие от Гилберта.
Гилберт оставался в комнате, пока не успокоился, а затем вернулся в яблоневый сад и погрузился в работу, не позволяя себе ни минуты думать хоть о чем-то. Сегодняшняя ночь должна была стать настоящей пыткой.
Марилла была в ярости, ведь Энн недоглядела за пирогами и они сгорели, едва не подпалив вместе с собой весь дом. Обе женщины держали Гилберта и Энн на относительном расстоянии друг от друга на протяжении следующих трех дней.
Гилберт был практически благодарен за это, ведь ему надо было учиться контролировать свои эмоции. Если бы Энн или Марилла поймали его тогда, ему наверняка было бы запрещено приближаться к ним, не говоря уже о том, чтобы ему когда-нибудь разрешили взять Энн в жены.
В последний вечер они вместе ужинали, делились историями и смеялись. Марилла убедила Мэри поделиться новостями, а потом было много объятий и рукопожатий, все поздравляли ее с этой хорошей новостью. Никто не переплюнул Баша, который сидел с заразительной улыбкой от уха до уха, потому что ему не терпелось стать отцом.
Когда они объелись и утомились, три Катберта и Джерри собрали сумки, чтобы вернуться домой и спать, пока не заскрипят кровати.
— Увидимся послезавтра, Гилберт, — Энн зевнула. — Я уже не могу дождаться того момента, когда вернусь в школу и услышу новости от друзей. Я так давно не видела Диану и Руби…
— Да, неплохо будет вернуться к изучению нового, и к Муди, который пытается вовлечь меня в разговор с Билли, будто бы мы всегда дружили.
— Гилберт, поверь мне, он изменился, и тебе стоит простить его за то, что он делал в прошлом. Я простила, а ведь со мной он вел себя наиболее омерзительно. Если я могу, то и ты…
— Прости, Энн, но я не в силах.
Он не мог рассказать ей о соревновании за ее сердце. Может быть, она действительно этого не замечала или убедительно игнорировала, не желая им противостоять. В чем бы не крылась причина, битва рано или поздно закончилась бы, и ей не осталось бы ничего, кроме как сделать свой выбор.
— Теперь он действительно милейший юноша. Билли заставил меня почувствовать себя королевой, когда привел на невероятный луг, усеянный маргаритками. Он сплел венок для моих волос, можешь в это поверить? Я думаю, что он и вправду собирал сэндвичи и пирожные сам, они были такие несуразные, но в то же время потрясающие. Билли так отличается от того олуха, которым был прежде, это вдохновляет. Он думает, что это я одна старалась ради пикника. Но это он сделал почти всю работу, и я так им горжусь!
Она выглядела задумчивой и счастливой, что поразило Гилберта в сердце, снова и снова, и это было чудо, что он все еще мог выстоять после всего, в чем она призналась.
Мэттью посмотрел на мальчика с болью, но Гилберт не заметил. Потянув за поводья, кобыла побежала вперед по дорожке из гравия.
Энн живо помахала ему. Гилберт рефлекторно помахал в ответ, пока все его беспокойство возвращалось, усиленное в десять раз, так как он не смог это предотвратить. Билли проник в ее чувства и заложил фундамент, прежде чем начать серьезно ухаживать за ней.
Сжав руки в кулаки, он пошел в сторону дома, чувствуя гнев. Думая о битве, которую собирался устроить. Если Билли думал, что ему все дастся легко, ему лучше было соблюдать осторожность, потому что Гилберт готов был драться грязно, если понадобится.
***
Белая зима кралась по земле. Поскольку лето было ужасно жарким, зима стала самой холодной за последние несколько лет.
Баш сидел в доме, что для Мэри было просто замечательно, потому что ее беременность проходила тяжело, и доктор Вэрд предупредил ее, что ей придется оставаться в постели до конца своих испытаний. Баш не стеснялся выполнять все ее требования и становился весьма хорошей няней, к большому удовольствию своей жены и Гилберта.
Он терпел их подшучивания над собой, искренне наслаждаясь огромным удовольствием, взбивая подушки и бормоча над круглым животом Мэри. И, что в этом было лучше всего — ему не пришлось покидать уютный дом, ведь Баш ненавидел снег и все, что с ним было связано.
Гилберт ежедневно приставал к Мэри с вопросами о детях, иногда и ежечасно. Он вел записи о протекании беременности, как ему предложил доктор Вэрд, к большому недовольству Мэри, которой часто приходилось выгонять его из комнаты, чтобы отдохнуть.
Снова начались школьные занятия, и все ученики, которые надеялись достичь уровня Королевской Академии (чтобы получить право на преподавание) в оставшемся учебном году были отделены от остальных ребят, чтобы учиться по специальной программе.
Миссис Барри решила, что Диане пора учиться быть хорошей хозяйкой, женой и матерью. Обе девушки были в ужасе, что драма все же случилась. К несчастью, миссис Барри невозможно было разубедить, так что Диана и Энн с горечью расселись по разным партам.
Гилберт был в восторге от осознания того, что Билли Эндрюс также не будет посещать специальные занятия, так как его отец желал завещать ему большую часть акций на ферму. Это означало, что именно Гил будет проводить большую часть школьного дня с Энн, поскольку они оба готовились к вступительным экзаменам в Королевскую Академию.
Именно с острой, как бритва, ухмылкой он бросал этот факт в лицо Билли каждый день, когда он следовал за Энн к классу, а затем садился за парту прямо рядом с ней, нарочно протягивая девушке новый мелок, чтобы увидеть невероятную улыбку, которой она его одаривала.
Все это должно было привести его в бешенство, но Билли отказался от приманки, только сузив глаза в ответ на самодовольное лицо Гилберта. Каждый день происходило одно и то же, и Гилберт знал, что он сидит на пороховой бочке, ведь он не смог бы сопротивляться долго, потом он припомнил бы Энн о жестоком мальчишке, которым он когда-то был.
Занятия начались всего пару недель назад, а Гилберт уже вступил в игру, отказываясь дать Билли дорогу.
Эндрюс никогда не оставался наедине с Энн, над ними всегда нависала тень Гилберта Блайта. Он даже сумел притвориться, что они снова стали приятелями — хлопал Билли по спине весело и дружелюбно, но, когда Энн отворачивалась, на его лице снова мелькала улыбка акулы.
Как будто Билли не замечал этого. Он должен был сдаться Гилберту, хотя Эндрюс оказался хорош, язык у него был подвешен, так что он был настолько убедителен, особенно при Энн, что она безоговорочно ему верила.
Они были в тупике.
Гилберт поздно вечером вышел из школы, потому что мисс Стейси дала ему пару дополнительных медицинских книг, чтобы он мог забрать их домой и просмотреть.
Он заметил Билли, стоящего внизу у порога и, очевидно, ждущего его.
— Не беспокойся. Можешь не притворяться, ее здесь нет. Она ушла домой пораньше, чтобы помочь мисс Катберт, — ухмыльнулся Билли. Им нужно было поговорить.
Гилберт предпочел проигнорировать его, спускаясь вниз и проходя мимо, будто бы ничего в этом мире его не волновало.
Билли обвел его взглядом:
— Ты знаешь, что никто из нас не может продолжать эту игру вечно.
Гилберт ощетинился, вставая перед лицом Билли, просто избегая прикосновений, но все равно угрожая одним своим видом.
— А я буду продолжать столько, сколько понадобится. Ты закончишь школу, а я уеду в Шарлоттаун с Энн.
— А кто сказал, что я не буду общаться с ней вне школы? — отбил он.
Взгляд Гилберта вспыхнул.
— Держи свои грабли от нее подальше! — выплюнул он.
Билли был застан врасплох такой вспышкой, но теперь была его очередь высказать все Блайту в лицо.
— Я не стану ее принуждать, как ты себе это надумал! — он угрожающе зарычал.
— Не так давно, дай припомнить, ты так уже делал, и, если бы я не вмешался…
— Ты не прав, я бы так не поступил. Да, признаю, мне нравилось ее пугать, но я бы не сделал нечто настолько омерзительное.
— Может быть, — Гилберт пожал плечами, — но… Ты выглядел так, будто хотел сделать ей больно.
— Я был зол, но я бы не причинил ей серьезного вреда.
— Уверен? Будто ты никогда не разрушал вещи, которых не понимал, — добавил Гилберт со всезнающей ухмылкой.
Билли отшатнулся. Блайт говорил о Коуле и его глиняных скульптурах, но ведь он их починил, он исправил ошибку.
— Что случится, если Энн тебя отвергнет? Уничтожишь и ее, как обычно? — добавил Гилберт.
Билли вскинул взгляд прямо ему в лицо.
— А что случится, если этого не произойдет, что, если ей нужен настоящий мужчина с семьей и связями. Я могу подарить ей целый мир.
— Когда-нибудь я буду доктором, — уверенно добавил Гилберт, но нервно прочистил горло.
— Да, может быть. Если она захочет ждать, пока ты поедешь учиться в медицинскую академию, оставив ее одну. Я могу дать ей все и сейчас. Я могу показать ей мир, а мы оба знаем, что она отчаянно хочет его увидеть.
Он заметил, что это задело Гилберта за живое, что он начал сомневаться. Цепляясь за последнее усилие, Блайт схватил Билли за воротник и притянул ближе.
— Ты не сможешь. Энн способна на большее, чем быть женой фермера и любить мальчишку, который прячется под юбкой сестры.
За это Билли ударил его в челюсть, и Гилберт упал, пошатнувшись от удара, но злобно посмеиваясь. Кровь стекала по его подбородку, пока он улыбался однокласснику.
— Ох… вот и он. Билли Эндрюс, который нам знаком. Не так уж долго пряталось твое уродство, — Гилберт сплюнул сгусток крови, ухмыляясь.
Он доиграл до конца. Попал в ловушку Блайта. Гилберт мог использовать это, чтобы посеять ссору между ним и Энн. Как он мог быть таким коварным?
Примечания:
Спасибо за верное ожидание, отзывы и оценки! Жду еще! И, прошу, отправляйте в пб всякую несуразность, которую заметите!
Предупреждение: пишу курсовую, так что могу долго не появляться. Осталась всего одна глава, но она огромная, так что, даже когда я вернусь к фанфику, перевод появится не скоро.