Пролог
Когда-то человечество верило в прогресс. Мы покоряли небо, расщепляли атом, приручали время. А потом — мы наткнулись на то, чего не понимали.
Магию.
Сначала она лечила. Потом — подчиняла. Вскоре она стала войной.
И тогда пришла Глобальная Катастрофа. Континенты треснули, небо потемнело, а шепот костей стал громче сирен.
Мир не погиб. Он стал другим. Холодным. Железным. Без веры.
Теперь всё решает Армия. Закон — сталь. Истина — в уколе «Адреналина». А тех, кто слышит голос прошлого, ждет не признание, а казнь.
Поезд гудел, выдыхая в утренний туман запах мазута и железа. Кай стоял у вагона, крепко сжимая ремень рюкзака. Вокзал был почти пуст. Только солдаты в серых мундирах, проверяющие бумаги. Только ржавые табло и равнодушный скрипучий голос, сообщающий маршрут.
Он шел, как и велели. Не оглядывался.
Вперед — только путь. Назад — выжженное ничто.
Ты — оружие. Ты — будущее. Ты забудешь. Ты подчиняешься.
Слова наставника из интерната. Короткие. Зубастые. Но он помнил и другие слова.
Кай шагнул на подножку поезда, упрямо сжимая в пальцах потрёпанный пропуск. Порыв ветра развевал полу его потёртого армейского плаща, выданного на складе, как всем новобранцам — но на нём он сидел иначе. Слишком по размеру. Словно плащ знал, на чьи плечи должен лечь.
Он был высок — не чрезмерно, но с тем ростом, который невольно заставляет людей поднимать голову. Волосы — чёрные, как пепел, подстриженные машинкой, но отросшие неровно — в приютах не заботились о внешнем виде. Под острым подбородком едва намечалась тень будущей щетины.
Лицо — странно незапоминающееся, если не смотреть в глаза. А глаза у Кая были цвета ртути. Тёмные, слишком взрослые. Такие глаза бывают у тех, кто слишком рано понял, что такое смерть. На щеке — тонкий шрам, будто кто-то провёл ножом, но не глубоко.
Он поднялся в вагон.
Машина тронулась, увозя его в самое сердце порядка. Мягкое, но дребезжащее гудение заполнило пространство. Кай сидел у окна, наблюдая, как за стеклом проносятся пыльные пейзажи: изломанные башни старого мира, заброшенные поля, остовы городов. Всё это было теперь тенью прошлого.
Он опёрся лбом о прохладное стекло, погружаясь в воспоминания.
Интернат № 17. Серое здание на отшибе. Плесень в душевых. Пустые глаза воспитателей. И только трое, кто делал это место хоть чем-то настоящим. Лира — с теми самыми глазами, что умели не только видеть, но и чувствовать. И Томми — шумный, упрямый, всегда с ним наперегонки. А он сам — тень с чужим именем. Как и все там.
Он помнил, как они прятались в вентиляции, чтобы слушать разговоры офицеров. Как делили паёк, когда кто-то наказан.
Как Лира когда-то сунула ему свой шарф, когда у него не было куртки зимой.
— Ты мерзнешь, Кай. Не спорь.
Он помнил, как Томми однажды влез в архивы, чтобы найти их настоящие имена.
Он зажмурился. В груди — холод.
Не от поезда. От воспоминаний.
Песок бил в окна бронепоезда, словно пытался стереть само его существование. За грязным стеклом тянулась безжизненная равнина, будто мир забыл, что значит зелёный цвет. Только ржавые остовы зданий, изуродованные статуи прошлого, обугленные кресты.
Кай сидел, вжавшись в кресло, и считал удары сердца. Раз, два, три… Приём “Адреналина” по графику — через два часа, после прибытия. Пока — сухость во рту, как всегда перед посещением врача.
Магия — ересь. Магия — смерть.
Эти слова ему вдалбливали с семи лет. С тех самых пор, как он оказался в приюте — там, где выращивали солдат, а не людей. Ему повезло. Так говорили воспитатели. Он выжил, он пригодился.
И теперь он новобранец Армии.
Поезд был полон таких же, как он. Молчащие лица. Затравленные глаза. Каждый понимал: обратно отсюда не возвращаются. Армия не отпускала.
На стене вагона замигали лозунги:
Армия — долг. Адреналин — защита. Преданность — спасение.
Кай переводил взгляд с букв на трещины в стекле. Их было шесть. Шесть, как пальцев у одного из мутантов, которых он видел в учебных видео. Уродства, рожденные магической катастрофой. Враги.
И всё же… что-то в них казалось странно знакомым. Словно они были не только...
Дверь вагона скрипнула.
— Встать, — раздался голос, будто хрустящий лед под сапогом.
Женщина в форме вошла уверенно, Кай сразу узнал ее. Капитан Эмилия Васкес. По прозвищу “Пепел”. Легенда. Ходячий страх. Обугленные воспоминания в человеческом обличье. Эмилия была из тех, кто не нуждается в форме, чтобы подчёркивать власть. На ней был тот же серо-чёрный мундир с острыми плечами, как и на остальных офицерах, но сидел он на ней почему-то иначе.
Более величественно.
Высокая, худая, с тем напряжением в теле, которое бывает у людей, всегда готовых ко всему. Волосы — светлые, затянутые в узел на затылке, ни одного выбившегося локона. Черты лица строгие, будто вырезаны ножом.
Но больше всего — глаза. Ледяные, бледно-серые, без блеска. Такими смотрят на мишени. В них не было жестокости — только полное отсутствие сомнений.
Кай не мог решить — красива она или страшна. Может, и то и другое.
— Добро пожаловать в реальный мир, — сказала она, не глядя ни на кого конкретно. — Здесь ваши мечты — мишени. А сомнения — повод пустить пулю.
Эмилия медленно прошлась вдоль вагона, каблуки её сапог отбивали ритм, будто метроном приговора.
— С этого момента вы не люди. Вы — ресурс. Каждая капля вашей крови, каждый выдох — собственность Армии.
Она остановилась перед Каем, и он почувствовал, как взгляд прожигает его насквозь.
— Здесь нет "почему". Есть "да, капитан". Нет семьи, нет прошлого. Есть только Приказ, "Адреналин" и долг.
Поезд качнулся, где-то вдали загремел взрыв — глухо, будто мир выдохнул боль.
— Армия подразделяется на три уровня. Первый — ударные отряды. Вы — мясо. Вас будут бросать туда, где техника бессильна, где магия ещё дышит в тенях. Второй — тактический штаб. Они дают приказы. Они не ошибаются. Третий — Совет. Вам не нужно знать больше.
Она вытащила флягу, сделала глоток.
— Правила просты. Выполняйте приказы. Поддерживайтн боевую пару. Одиночки не выживают. Не задавайте вопросов о "Адреналине". Он ваша вера. Увидели магию — уничтожьте. Усомнились — застрелидись сам.
Некто позади Кая судорожно сглотнул.
— И последнее, — её голос стал тише, но от этого только страшнее. — Никаких разговоров о прошлом. В этом мире прошлое — радиация. Оно отравляет.
Она подошла к выходу и, не оборачиваясь, добавила:
— Добро пожаловать в жизнь после жизни.
Дверь закрылась. Вагоны снова затихли. Только за окном всё так же завывал ветер.
Кай ещё переваривал слова капитана, когда дверь соседнего вагона с лязгом открылась. Глаза не верили увиденному. Он увидел их. Томми был и всё тот же, и совсем другой.
Он вырос, подрос, плечи стали шире, а челюсть — резче. Но в глазах всё ещё плясали знакомые искры — те самые, с которыми он когда-то вызывал Кая на дурацкие споры в общих спальнях интерната. Форма сидела на нём неаккуратно, как на человеке, не привыкшем носить её с достоинством — илт не желающем. Волосы, чуть длиннее, чем позволено уставом, торчали в разные стороны, как бы нарочно.
— Живой, значит, — усмехнулся он, протягивая руку. — Я уж думал, ты сгнил в какой-нибудь трущобе.
Но в голосе — облегчение. И в том, как хлопнул по плечу — настоящая радость.
Лира стояла чуть в стороне — будто не решалась подойти сразу.Она изменилась сильнее всего. Её округлое лицо стало тоньше, серьёзнее, а во взгляде появилась тяжесть — как у тех, кто слишком рано начал взрослеть. Волосы, когда-то собранные в два тугих хвоста, теперь были заплетены в длинную косу. Но улыбка — всё та же. Тёплая, стеснительная, как будто она всё ещё та девочка, что прятала записки в учебниках.
— Ты... — Лира подошла ближе, растерянно улыбаясь. — Я боялась, что не найду тебя.
Кай почувствовал, как что-то внутри сжалось.
Три года.
И словно миг.
— Когда нас раскидали, — начал Томми, потирая затылок, — я думал, ну всё. Вас больше не увижу. Даже адресов не дали.
Он усмехнулся, но в голосе чувствовалась горечь.
— Каждый день проверял списки на распределение, хотя понимал, что это бесполезно.
Лира кивнула, глядя куда-то в сторону.
— Я писала письма в Министерство. Просто... чтобы знать, живы ли вы.
Она быстро взглянула на Кая и тут же отвела взгляд.
— Никто не ответил.
Кай ощутил, как внутри поднимается что-то странное — смесь вины, тепла и боли.
— Я... вас тоже искал. До последнего. Но, кажется, только у нас троих остались силы и упрямство дожить до этого дня.
— Упрямство? — фыркнул Томми. — Скорее, бешеное везение. Или... — он на секунду задумался, — или чья-то воля.
Лира посмотрела на них обоих и чуть слышно добавила:
— Значит, всё было не зря
Они сели в угол вагона, где воздух казался менее тягучим. На миг стало тихо — только грохот колёс. Потом Лира нарушила молчание:
— Я… Я пошла сюда, потому что иначе не могла. Без цели — я просто пыль. А тут… может, я смогу что-то изменить. Хоть что-то.
Кай перевёл взгляд на неё. Когда-то она плакала из-за сломанной куклы. Теперь она говорила, как будто уже держала смерть за руку.
— А ты, Томми?
Он пожал плечами:
— Чтобы доказать, что лучше. Лучше всех. Лучше тебя. Лучше всех ублюдков, что бросили нас в интернате. Но, — он посмотрел в окно, — если честно… я хочу, чтобы кто-то наконец сказал: "ты нужен". Пусть даже перед смертью.
Кай опустил голову. Он не знал, зачем здесь. Он хотел забыть. Но чем дальше поезд уходил в пустоши, тем яснее становилось: память — не цепь. Она яд.
Поезд замедлился, и резкое торможение скрежетом разрезало тишину. Из динамиков посыпались сухие команды:
— Приготовиться к выходу. Внимание: соблюдение строя обязательно. Никаких разговоров.
Двери открылись с глухим щелчком, и мир за окном ударил в лицо жаром и серым холодом одновременно. Они ступили на платформу, где воздух пах железом, гарью и чем-то химическим — как будто сама столица жила горьким ядом.
Перед ними возвышались чёрные стены крепости. Главный штаб Армии и лаборатории Командования. Башни уходили в небо, покрытые антеннами, охранными турелями и метллическими дисками. На фасаде блестела эмблема: череп в венце из шипов и иглы с каплей "Адреналина".
За пределами крепости — город. Он тянулся серым мозаичным ковром: узкие улицы, похожие на трещины; дома с глухими окнами; здание администрации, храм-мавзолей, в который больше не молятся.
Небо над столицей было затянуто плотным пепельным куполом. Свет не проникал — он преломлялся, становясь тусклым и мёртвым. Говорили, здесь даже солнце боится взглянуть на землю.
Кай почувствовал, как сжались плечи. Это был не город — это был приговор, вытесанный из стали и молчания.
— Добро пожаловать, — глухо сказал шепотом Томми.
— В строй! — крикнула Эмилия, и новобранцы синхронно повернулись, выстроившись на пыльной платформе.
На перроне их уже ждали. Высокий мужчина с крепкой фигурой и надменной осанкой шагнул вперёд. На его чёрной форме поблёскивали знаки отличия, а во взгляде читалась уверенность человека, который привык командовать.
— Командир Ройс, — представился он без излишней вежливости. — Здесь всё иначе, новобранцы. Забудьте, кем вы были до этого дня.
Кай почувствовал, как Лира сжала кулак рядом. Томми, напротив, выпрямился, будто ему польстили. Его черная форма была идеально выглажена, ботинки сияли даже под серым небом. В глазах — холодный огонь, в движениях — расслабленная угроза. Лицо жёсткое, с острыми скулами, губы — тонкая, прямая линия. Его глаза, тёмные, будто затянутые дымом, скользнули по новобранцам, и у Кая внутри что-то сжалось. Шрам, рвущийся от виска к щеке, добавлял ему звериной угрозы. Не уродство — отметка. Напоминание, что Ройс не просто командует. Он прошёл сквозь ад и, судя по всему, не потерял в нём ничего, кроме лишних иллюзий.
Кай поймал себя на мысли: если уж бояться кого-то в этой Армии — то именно его.
— Офицер Ройс Эскар отвечает за боевую подготовку в Зоне-7.
— Зона-7 — это не тренировка, — усмехнулся он, оглядывая их взглядом охотника. — Это сито. Кто пройдет, тот достоин носить броню. Кто нет... Ну, об этом позаботится Вэй в морге. Все
Зоны. Всю жизнь Кай слышал об этом, но только теперь смысл слов обрушивался на него всей тяжестью реальности.
После Катастрофы остатки власти сжались в кулак. Территория, где ещё можно было житьч или хотя бы выживать, была разделена на сектора: десять Зон, каждая со своим назначением, рисками и уровнем допуска. Армия стояла в центре этой системы, словно шип в теле земли.
Зона 1 — Центрум.Сердце Армии, центр командования, элита. Простым смертным туда путь закрыт.
Зона 2 — Заводы. Мрачные, постоянно дымившие, они кормили военную машину техникой, оружием и новым поколением «Адреналина».
Зона 3 — Академии. Образование. Только избранные могли учиться там, остальные шли в солдаты. Или умирали.
Зона 4 — Архивы. Закрытая зона. Говорили, там хранили магические артефакты до великого запрета. Сейчас — строго охраняемые руины.
Зона 5 — Биолаборатории. Мутанты, вакцины, ужасы. Даже думать о ней было противно.
Зона 6 — Тыловые земли. Там пахали, сеяли, добывали ресурсы. Там было "мирно". Если не считать частых набегов.
Зона 7 — Пограничная. Где заканчивалась территория людей и начинались пустоши. Где командовал Ройс.
Зона 8 — Рад-пояс. Смертельный. Только дронов и сборщиков туда пускали. Иногда кто-то возвращался. Иногда — не совсем человеком.
Зона 9 — Мёртвая вода. Затопленная территория с руинами старых городов. Легенды о чудовищах там ходили чаще, чем лодки.
Зона 10 — Необозначенная. О ней не говорили. Даже карты о ней молчали.
Стальная махина поезда в последний раз содрогнулась, и двери со скрипом разъехались. Столица встретила их смогом и серым светом — как будто даже солнце здесь подчинялось уставу.
— С этого момента вы — собственность Армии. У вас будет ровно один шанс показать, что вы достойны жить в этом городе. Препарат "Адреналин" не прощает ошибок. И я тоже.
Она сделала паузу, обводя всех тяжёлым взглядом.
— Первая остановка — медосмотр. Доктор Вэй вас изучит. А потом… — еео губы дрогнули в почти улыбке, — потом вы попробуете "истину" на вкус.
Где-то в глубине станции что-то заскрежетало. Гул голосов смешался с эхом шагов, и колонна новобранцев направилась за Ройсом, оставляя Эмили на станции.
Шаг за шагом строй продвигался по широкой бетонной дороге. Под армейскими ботинками хрустела пыль. Дорога вела сквозь внутренний периметр столицы — серый лабиринт ангаров, казарм и административных блоков. Всё казалось одинаковым: здания были словно вылиты из одной бетонной матрицы, с одинаковыми узкими окнами и бронзовыми табличками на стенах. Без украшений. Без души.
Кай шёл чуть позади, между Томми и Лирой. Он обвёл взглядом территорию.
На дальнем горизонте возвышались наблюдательные башни, словно когти железного зверя, вгрызавшиеся в небо. За ними — дымные трубы завода, их силуэты едва виднелись в пелене утреннего тумана. А дальше... там была стена. Высокая, угрюмая, поросшая старыми прожжёнными лозами. За ней начинались Пустоши.
— Смотри, будто впервые мир видишь, — проворчал Томми, криво усмехаясь.
— Я его таким впервые и вижу, — тихо ответил Кай.
Справа мелькнуло здание со стеклянными стенами — редкость в этом городе. У его входа стояла женщина в белом халате — высокая, с волосами, убранными в тугую косу. Она держала в руках планшет и о чём-то быстро говорила в гарнитуру.
— Это Вень, — прошептала Лира, как будто читая его мысли. — Главврач сектора. Не спорь с ней. Она запоминает лица. Чего так смотрите? Она приезжала к нам в интернат.
Командир Ройс шёл впереди, бесстрастный и точный, как механизм. Он махнул рукой, и колонна свернула к зданию с гравированной табличкой: «Медицинский Центр. Блок 3».
Рядом с врачом, почти скрываясь в тени, стояла девушка с русыми волосами и книгой в руках. Она старалась не смотреть никому в глаза, но все же Кай словил ее взгляд на себе.
Что-то в этот момент дрогнуло в нём — знакомое, неясное, будто шёпот сквозь толщу воды.
Комната, в которую их завели, была пугающе стерильной. Серые стены, тусклый свет, запах антисептика — тихо как в морге, только тела ещё дышат.
Доктор Линь Вэй щёлкнула по планшету, не глядя на новобранцев.
— Фамилия, дата рождения, есть ли побочные реакции на стимуляторы. Быстро.
Она работала с механической точностью. Казалась безразличной ко всему — будто тела, стоящие перед ней, были не людьми, а очередной серией образцов для эксперимента.
Рядом с ней стояла та самая девушка. Её пальцы все также нервно теребили угол старой кожаной книги. Кай почувствовал, как её взгляд снова нашёл его. На этот раз чуть дольше. Тревожно. Интерес вырезался не в зрачках, а в дыхании — замерла, будто что-то поняла.
— София, — тихо сказала доктор Вэй, — запиши реакции на первую дозу. Обрати внимание на нейроотклонения.
София кивнула и подошла ближе. Когда она остановилась перед Каем, он уловил аромат пепла и сухих трав. Она почти шёпотом проговорила:
— Ты… уже принимал "Адреналин"?
— Пока нет, — ответил Кай, чувствуя странное волнение.
Она медленно подняла взгляд. На её лице отражалась неуверенность — и что-то ещё. Ожидание?
— Тогда береги себя. Первое введение... меняет всё.
Словно дуновение ветра пробежало по коже. Что-то в её голосе задело в Кае.София записала данные и отошла, будто и не было между ними ни слов, ни взгляда.
Доктор Вэй уже приказывала следующему:
— Раздеться до пояса. Мы проверим уровень адаптации. Не волнуйтесь — если "Адреналин" не убьёт вас в первый день, дальше будет только хуже.
Процедурная казалась тише, чем церковь. Ветер за окном пытался проломиться внутрь, но даже он боялся нарушить эту тишину.
Кай сидел на холодном металлическом стуле. На предплечье — туго затянутая манжета. Доктор Вэй небрежно ввела шприц в вену.
— "Адреналин" — доза первая. Зафиксировано. Следим за реакцией, — проговорила она, отступая в тень.
София молча встала сбоку, блокнот в руке, взгляд напряжённый.
Всё было нормально… секунду назад.
Затем — *удар*. Изнутри. Как будто сердце не стучало, а кричало. Кровь вспыхнула жаром, нервы запели, мышцы — натянулись, как струны.
Мир вокруг дрогнул.
Словно время дало сбой.
Кай распахнул глаза, и в его зрачках вспыхнули незнакомые знаки — живые, древние, словно вытканные из самого языка мира. Он не знал этих слов… и всё же прошептал их:
— Sʌr’ei morai... ke’tal arven.
Слова слетели с губ так, будто ждали века, чтобы быть произнесёнными.
София застыла. Рука с блокнотом дрогнула, и тонкое перо укололо бумагу.
Доктор Вэй шагнула вперёд:
— Симптомы? Нарушения речи? Галлюцинации?
София быстро опомнилась и перехватила взгляд доктора.
— Нет. Всё в пределах нормы. Повышенная температура, но без аномалий. Устойчивость — высокая.
Доктор кивнула:
— Тогда к следующему.
Кай опустил голову. В висках пульсировала дрожь, но внутри — не страх.
Внутри было... пробуждение.
Как дошел до своей кровати, он не помнил. Казарма пахла сталью, влажным бетоном и чем-то горьким — то ли старыми бинтами, то ли самим страхом. По коридорам эхом расходились шаги прибывающих новобранцев, каждый пытался выглядеть увереннее, чем чувствовал себя на самом деле.
Кай бросил сумку на нижнюю койку. Томми, уже растянувшийся сверху, свесил голову вниз:
— Ну, как там укол? Не вырастили тебе третью руку?
Кай только усмехнулся.
— Пока нет. Но что-то было… странное. Будто что-то внутри… ожило.
Томми фыркнул:
— Странная у них врач, эта Вень. Она смотрит, как будто сканирует душу.
— А София? — тихо спросила Лира, устроившаяся на койке напротив. — Она… другая. Мне кажется, она боится чего-то.
— С такой женщиной в начальстве я бы сам ходил в подгузнике.
Кай откинулся на подушку, глядя в потолок, где паутина трещин складывалась в непонятные узоры.
— А командир Ройс? — добавил он после паузы. — Он слишком правильный. Чересчур правильный.
Томми сел, сдвинув брови:
— Он из тех, кто прячется за уставом, но в глазах — будто что-то обгоревшее. Может, и был когда-то героем. А теперь... пепел.
— А Эмилия? — Лира опустила взгляд. — Я слышала, она потеряла семью на границе.
Кай кивнул.
— Да. В ней... боль. Сдержанная, как штык. Но я бы не хотел оказаться у неё в немилости.
— Ну, — пробормотал Томми, уже устраиваясь спать, — добро пожаловать в наш новый дом. Где каждый либо солдат... либо труп.
Ночь легла тяжело, будто бетонная плита, и казармы погрузились в глубокую тишину. Только редкие стоны тех, кого «Адреналин» не пощадил, нарушали мрак. Кай уснул не сразу — тело дрожало, сердце билось глухо, словно внутри кто-то бился в запертые двери.
А потом — тишина. Абсолютная.
Он стоял на
бесконечной серой равнине, под небом, иссечённым трещинами, как старое стекло. Ни звука. Ни ветра. Только пепел — медленно, неторопливо — кружился в воздухе и ложился на плечи, на ладони, на лицо.
Он не знал, как здесь оказался — ни времени, ни направления. Лишь выжженная равнина, пепельное небо и ветер, уносящий в серую даль лёгкие хлопья прошлого. Вокруг лежали кости. Тысячи. Миллионы. Они не были погребены — они были разложены, как буквы в забытом алфавите. Их белизна почти светилась в дымке.
Он шагнул вперёд — и под ногой хрустнуло. И тут же в воздухе раздался шёпот.
— Помни…
— Назови…
— Не забыл ли...
Голоса — не мужские, не женские. Они шли изнутри, как будто не из костей. Они звали. Не умоляли — требовали.
Кай опустил взгляд — и увидел среди останков нечто странное: маску из обгоревшего металла. Она будто смотрела прямо на него — без глаз, но с тяжёлым, немым укором.
Он хотел сказать что-то — имя? Вопрос? Но язык прилип к нёбу. Шум усиливался, и пепел начал кружиться, как воронка.
Издали донёсся знакомый голос. Он не мог понять чей, но он был живой, тёплый — единственное живое среди мёртвого. Он потянулся к нему… и проснулся.
В комнате было темно. Только слабо мигал сенсор на стене. Кай задыхался, ладонь дрожала, стиснутая в кулак.
Он провёл рукой по лицу. Всё тело — мокрое от пота. Пальцы… на месте.
— Просто сон, — прошептал он.
Кости не могут шептать. Больше не могут.