Глава 15
Эвита оказалась жертвой собственных желаний. Никто не толкал её в лабиринт, никто не уговаривал рисковать жизнью. Это был её выбор. Только её. И именно он теперь привёл её в ловушку — в сеть пустых, затаившихся коридоров.
Всё накатило разом. Словно волной захлестнуло: боль, обида, ярость, страх, разочарование. Она вспомнила, как Ньют пытался её удержать, как говорил, что это опасно. Он всегда был рядом — не из вежливости и не по долгу. Он действительно беспокоился. А она не слушала. Думала, что он просто выполняет чужие указания. Думала, что его забота — часть системы.
Но он хотел защитить её. Он заботился. По-настоящему.
Неужели она и вправду верила, что сможет всё? Что именно ей удастся справиться с лабиринтом, в одиночку, без опыта, без поддержки? Неужели всерьёз надеялась стать исключением из правил?
Сейчас, застрявшая среди бесконечно одинаковых стен, она ясно понимала: её решение было ошибкой. Глупой, безрассудной. Бегуны тратили месяцы, чтобы хоть немного понять устройство лабиринта. А она? Она хотела раскрыть его тайны за один день.
И всё же, несмотря на боль, несмотря на страх, Эва знала одно: она шла не зря. В лабиринте действительно были ответы. Она чувствовала это. Просто теперь дорога к ним перекрыта. Не исчезла — но усложнилась. И всё, что ей оставалось — найти способ выжить.
Эвита глубоко выдохнула. Сейчас главное — остаться в живых. Отдать себя лабиринту без боя? Ни за что. Даже если суждено погибнуть, она сделает это, сражаясь до конца.
Вытерев слёзы, она огляделась, поняла, что сидит прямо на земле — такой же каменной, как и стены. Весь пол лабиринта был выложен из грубого серого камня.
Резко поднявшись, девушка осмотрела своё тело — ссадины на руках, на ногах, оставленные стенами и цепким плющом.
Но всё это было ничто по сравнению с тем, что ей ещё предстояло пережить.
Было трудно поверить, что она справится с чудовищами, обитающими здесь, но она не собиралась тонуть в отчаянии.
Внезапно девушка замерла. Где-то вдалеке раздался металлический скрежет. Протяжный, скользящий, с лязгом и стуком — звук, от которого по телу пробежали мурашки.
Гривер.
Шаги — если так можно назвать грохот тяжёлых клешней — эхом расходились по лабиринту, путая направление. Эвита вздрогнула: а что, если он чувствует её запах? Что, если идёт именно за ней?
Сразу стало ясно: стоять на месте — значит обречь себя на смерть. Неважно, куда направляется чудовище — если она останется здесь, оно найдёт её.
Сорвавшись с места, Эвита побежала. Не так стремительно, как раньше — сейчас каждое движение требовало внимания. Нужно было двигаться быстро, но бесшумно, насколько это возможно на каменном полу.
Она петляла, сворачивала, делала всё, чтобы уйти как можно дальше от звуков металла.
Но с каждым поворотом нарастало ощущение, будто она сама загоняет себя в ловушку. Эхо снова играло злую шутку: звуки казались ближе, чем были на самом деле. Или дальше. Или повсюду сразу. Лабиринт будто дразнил её, не давая сориентироваться, путая направление — так же, как тогда, когда она искала путь к воротам.
И вдруг — тишина.
Звуки прекратились. Чудовище либо остановилось, либо свернуло в другую сторону. Эвита притормозила, затаилась, прислушалась. Лабиринт молчал. Но тишина эта была не спасительной. Она была чужой, враждебной. Казалось, сам воздух стал гуще, тяжелее, насыщен чем-то тревожным. Всё вокруг будто затаило дыхание.
Эвита тоже замерла, стараясь не издавать ни звука. Лабиринт больше не казался просто сетью коридоров. Сейчас он был живым. И он смотрел на неё.
Сделав пару осторожных шагов, Эвита нахмурилась — каждый её шаг в обуви отдавался гулким эхом по коридору. Слишком громко. Лишний шум — лишний шанс быть замеченной. Не долго думая, она стянула по ботинку, оставив их аккуратно у стены. Если выживет — попросит Минхо забрать. Он будет в бешенстве, узнав, что она натворила. Или уже узнал. Скорее всего, они все уже поняли, что её нет — и, вероятно, думают, что она мертва или вот-вот умрёт.
А как же Чак? Маленький, доверчивый мальчишка. Он умолял её вернуться. И она пообещала, что сделает это. А что, если не сдержит слово? Как сильно это ударит по нему? И по Ньюту? Успел ли он привязаться к ней настолько, чтобы горевать? Потому что она — да.
Парень успел ей понравиться и если бы всё было наоборот, если бы это он был в лабиринте, Эвита бы сошла с ума от ужаса.
Размышления о ребятах не давали утонуть в панике. Идя босиком по холодному камню, она почти не чувствовала стоп — от напряжения её всю трясло, словно по телу гулял озноб.
Адреналин разъедал изнутри. Мысли о Глэйде, о том, как её встретят — если она всё таки выберется — помогали на мгновения забыться.
Пока внезапно, прямо перед ней не задрожала стена.
Эвита застыла. В нескольких метрах громко заскрежетал механизм — стены медленно разъезжались в стороны, открывая проход. Минхо когда-то говорил, что лабиринт может меняться, но Эвита представляла это совсем иначе. Не так... живо.
В проёме показалась чёрная масса. Сначала она подумала, что это просто тень. Или плющ. Или...
Нет. Это был гривер. И он смотрел прямо на неё.
В тот же миг существо с леденящим душу металлическим лязгом рвануло вперёд. Грохот клешней отозвался в ушах, словно раскат грома.
Сердце Эвиты ухнуло вниз, а тело рвануло в противоположную сторону раньше, чем она успела осознать, что делает. Она бежала. Быстро, отчаянно, настолько насколько могла себе позволить.
Но чудовище было невероятно быстрым — слишком быстрым. Оно почти настигло её, и лишь резкие повороты коридоров мешали ему схватить добычу. Эвита поняла, что гривер теряет время на манёврах, и начала сворачивать как можно чаще, бросаясь в ответвления и делая резкие петли.
Но один из таких поворотов оказался роковой — он вёл в тупик.
Резко затормозив, Эвита врезалась в холодный камень. Она резко обернулась. Был ли шанс спастись? Хоть один? Нет.
В конце коридора уже застыл гривер. Он не бросался, не ревел. Он ждал. Металлические клешни поблёскивали в тусклом свете, извивались, как будто существо вкушало момент. Из его нутра доносилось чавканье или причмокивание. Или оба звука разом. Словно он уже жевал кого-то.
Сейчас, в нескольких метрах от неё, Эвита могла разглядеть его чётко. И ничего в этом зрелище не было величественного — только омерзительное. Механические отростки, обтянутые плотью, дрожали в нетерпении. Он напоминал гигантского, изуродованного тарантула, скрещённого с машиной.
Эвита медленно отступила. Шаг. Ещё один. Сердце билось где-то в горле. Мозг судорожно искал хоть что-то, способное спасти её. Руки были пусты. Оружия не было, и даже иллюзии шанса — тоже.
Гривер не двигался, словно знал, что она сейчас думает. Словно ждал, когда страх парализует её полностью, настолько, что она не сможет сопротивляться. Вкус страха — возможно, это ему нравилось больше самой добычи.
Но страх — это ещё не конец.
«Если он ждёт… значит, он думает». Мысль обожгла голову. Эвита напряглась, цепляясь за неё, как за спасительную соломинку. А если у него есть мозг… значит, его можно обмануть.
Победить — невозможно. Но обхитрить?
— Отлично, — прошептала она, сама себе. — Осталось придумать план.
Она принялась анализировать, быстро, отчаянно. Гривер быстрый — слишком быстрый. Но он плохо вписывается в повороты. Каждый резкий разворот тормозит его. А значит, его слабость — манёвренность. Там, где он тормозит — он уязвим. Но в те же секунды он выпускает свои клешни, перекрывая недостаток силой.
Идеальная машина. Идеальное чудовище.
Не человек, но и не зверь. Гибрид. Конструкт. И если он не просто монстр… если он под чьим-то контролем…
Мысль кольнула сердце. А если им управляют?
Если за его действиями стоит разум, человеческий? Кто-то наблюдает за ней, за её страхом, за каждым движением?
Если это правда… это усложняло всё. Потому что тогда — всё это было ловушкой с самого начала. Экспериментом. И сбежать — значит сломать систему.
Следующее решение Эвы было отчаянным. Внутри всё сжималось от ужаса, но она понимала: если не попробует — умрёт прямо здесь. Она с трудом удерживала равновесие на подкашивающихся ногах, делая медленные, выверенные шаги вперёд. Страх стягивал грудь, холодной хваткой сжимал горло, но девушка изо всех сил старалась не показывать, как сильно дрожит. Её движения были плавными, почти театральными — ни одного резкого жеста, ни единого порыва, способного вызвать у чудовища агрессию.
Гривер наблюдал за ней, не шевелясь, издавая те же влажные причмокивающие звуки. Казалось, он разглядывает её, словно нечто новое и странное. Эвита не могла понять — видит ли в ней угрозу или забавную игрушку. Может, он вообще ничего не чувствует? Или всё же в нём что-то человеческое?
Она пересекла половину расстояния между ними. Тишина становилась почти физически ощутимой. Только вдалеке, как слабое эхо, перекатывался стон лабиринта.
Гривер не двигался. Он просто ждал.
Эвита выглядела так, будто шла на заклание — и, возможно, это и было тем, что удерживало чудовище на месте. Её шаги были осмысленными, будто она добровольно приняла свой конец. Когда расстояние сократилось до трёх метров, она остановилась. Сердце било в горле.
Гривер издал глубокий, глухой рёв, разбрызгивая капли густой жидкости. Эвита почувствовала резкий запах — нечто едкое, химическое. Топливо. От него в горле запершило, а глаза защипало.
И всё же она надеялась. Надеялась, что за металлическими клешнями стоит разум — пусть чужой, пусть жестокий, но способный на сочувствие. Может быть, ей дадут шанс. Может быть, не всё потеряно.
Ошибка.
Металл сверкнул, как удар молнии. Всё произошло за доли секунды. Гривер взорвался в действии, и первое, что она увидела — лезвие, мчащееся к ней. Эвита отскочила, но не успела полностью уклониться — что-то острое и тяжёлое вспороло её живот, вырвав из лёгких хрип.
Боль была такая резкая, что на мгновение мир потерял цвет. Она не успела осознать, насколько глубокий порез, потому что следом обрушился второй удар.
Девушка попыталась вскочить, но ноги отказались повиноваться. Она повалилась на холодный камень и, перекатившись, чудом избежала клешни, вонзившейся в то место, где секунду назад была её голова. Гривер взревел — раздражённо, хищно.
Из его конечности вырос новый инструмент — с хрустом, скрежетом, механическим щелчком. Пила. Острые зубья вращались с бешеной скоростью, издавая зловещий визг. Лабиринт наполнился звуками смерти.
Жужжание разносилось по каменным стенам, отражаясь в каждой трещине, в каждом углу. В голове Эвиты вспыхнула паническая мысль: слышит ли это кто-то? Кто-то из Глэйда? Или её крик навсегда останется здесь, между стенами и монстром?
Гривер занёс над ней пилу. Лезвие вибрировало, издавая пронзительное жужжание, словно предупреждая: ещё секунда — и конец. Металл сверкал, отражая блеклый свет луны, пробившийся сквозь щель в верхней части стены. Эвита ощущала, как с каждым колебанием воздух становится гуще от страха, как дрожь поднимается по позвоночнику, цепенеет в пальцах.
Она не могла двигаться быстро, не с раной на животе. Каждое движение отзывалось рвущей болью, словно по внутренностям прошлись тем же самым лезвием.
В тот миг, когда она была уверена, что сейчас умрёт, взгляд зацепился за нечто зелёное — у самой стены, почти у земли, выступал пучок плюща. Он был неприметен — с виду высохший, цепляющийся за трещины камня, но один из отростков спускался чуть ниже, петлёй, как тонкий канат. Он шевелился от сквозняка, почти незаметно.
Мелькнула мысль. Безумная, отчаянная. Но лучше, чем просто ждать удара.
Собрав остатки сил, Эвита рванулась к растению, словно в нём заключался последний шанс. Пила рассекла воздух за её спиной — она буквально прокатилась по земле, хватая плеть плюща руками.
С трудом, изо всех сил, она дёрнула его вниз. Плющ не поддался сразу. Но когда она изогнулась и вложила в рывок всё, что было, корень треснул. С хрустом, с каплями грязи. Отломившийся отросток оказался толще, чем казался сначала, тугой и прочный, как сырая верёвка.
Взгляд — на гривера. Он только начал разворачиваться, пытаясь перекатиться к ней. Его поворот был медленным — как она и рассчитывала. И вот в эту секунду она метнулась ему за спину, взвизгнув от боли в животе, и обернула плющ вокруг одного из суставов клешни. Вторым рывком затянула, как петлю.
Гривер взревел. Он понял.
Его конечность дёрнулась, но была прижата к телу. Эвита обернула плющ вокруг второй клешни, потом ещё — как только могла, обвязывая существо по спирали, не думая, просто действуя.
Он яростно завизжал, пуская в ход пилу. Но плющ намок от крови и топлива, он начал искрить, как будто вступил в реакцию. Вдруг чудовище содрогнулось, его тело дёрнулось, будто ток пробежал по всем схемам. Эвита отпрянула, падая, прижимая руки к животу.
Плющ воспламенился.
Секунду спустя один из суставов гривера взорвался искрами. Он завизжал — не механически, не электронно. Это был настоящий рёв боли. Эвита смотрела, как он отползает, как пилы и клешни дергаются, будто его внутренности разладились.
Но она не радовалась.
Она просто дышала. Резко, хрипло. Горячая кровь стекала по боку. Тело горело ожогом. Вся дрожала, как в лихорадке.
Она знала: это не конец.
Но она жива.