Глава 11
Следующие несколько дней прошли в непрерывной работе. Эвита старалась показать себя с лучшей стороны, упорно трудясь в каждом новом ремесле. На кухне она быстро освоилась и чувствовала себя уверенно, но вот в строительстве дело пошло сложнее. Здесь её куратором оказался Галли — и это уже было испытанием.
Он не упустил случая язвительно прокомментировать каждое её неловкое движение, криво забитый гвоздь или неудачно отмерянную доску. Однако Эва молчала. Она стиснула зубы, сделала вид, что не слышит насмешек, и просто продолжала работать. Каждый вечер она засыпала с ноющей спиной и натёртыми ладонями, но внутренне была полна решимости доказать — она не слабая.
Со временем Галли стал менее резким. Увидев, с каким упрямством она берётся за дело, он перестал поддевать её на каждом шагу. А однажды даже помог — когда она смастерила небольшую лавочку и попыталась укрепить её подручными средствами. Идея пришла внезапно: Глэйд большой, а отдохнуть негде. Простая скамейка могла бы стать уютным уголком для передышки. Конечно, получилось немного хлипко, но Галли всё же не позволил тратить дерево на «ерунду» и сам помог довести работу до ума.
Прогулки с Чаком на время сошли на нет, но мальчишка не обижался. Он терпеливо ждал и искренне радовался, когда Эва обещала, что вскоре они снова будут вместе бродить по поляне. А вот Ньют заметно насторожился. Его немного озадачило, с какой поспешностью девушка стремится сменить ремесло, будто что-то ищет или от чего-то убегает. Но, с другой стороны, если она решит остаться на плантациях, это его вполне устраивает. Так он хотя бы сможет присматривать за ней.
Один из дней выдался особенно тяжёлым — она работала у забойщиков. Эвита с трудом сдерживала слёзы, глядя в глаза животным, которые будто умоляли о пощаде. Она не смогла ни держать нож, ни даже наблюдать. Когда всё закончилось, она вышла бледная, дрожащая, с камнем внутри. Едва переступив порог, пообещала себе: никогда больше. Это ремесло не для неё. Пусть найдётся кто-то другой. Кто-то, кто сможет делать это, не чувствуя себя чудовищем.
За эти дни она познакомилась с десятками ребят. Не все были приветливы, но многие, кто раньше смотрел на неё с подозрением, начали относиться с уважением. Её перестали считать чужой. Теперь она могла спокойно ходить по поляне — не оглядываясь, не чувствуя на себе косых взглядов. Это стало неожиданно важным. Лёгкость, с которой теперь воспринималось Глэйдское утро, казалась подарком.
Ещё одним странным изменением стало то, что ей перестали сниться кошмары. Казалось бы, радоваться надо, но Эвита ловила себя на тревожных мыслях. Почему они исчезли? Куда пропала та пугающая реальность, что прежде вторгалась в сны с такой отчётливой болью? Возможно, мозг просто устал. Или, что хуже, буря только затаилась.
Алби время от времени наблюдал за ней, переговаривался с Ньютом и, похоже, не находил поводов для беспокойства. Девушка действительно старалась — и делала это искренне. Хотела просто выбрать дело, которое по-настоящему ей по душе.
Прошла неделя с момента, как она впервые ступила на поляну. За это короткое время Эвита сумела произвести хорошее впечатление. Те, кто успел с ней поработать, отзывались о ней с уважением. Она завела друзей — Ньют, Минхо, Томас и, конечно же, Чак.
Она начинала привязываться. А привязанность в этом месте могла стоить слишком дорого. И потому её это пугало.
Томас и Минхо начинали понемногу ей открываться. В разговорах всё чаще мелькали упоминания о лабиринте — мимолётные, как оброненные случайно искры, которые она ловила с жадным вниманием. Они даже рассказали, что случилось во второй день после прибытия Томаса.
— Ты бросился в закрывающиеся ворота? — изумлённо переспросила Эва.
Томас кивнул, будто это было чем-то совершенно естественным. Он рассказал, как Алби нуждался в помощи, как Минхо не справился бы один, и как они втроём оказались в западне. Гривер — чудовище, обитавшее в лабиринте, — почти настиг его, но Томас сумел продумать хитрый план. Воспользовавшись движением стен, он заманил тварь в ловушку. Когда массивные плиты начали смещаться, тело чудовища оказалось между ними. Гривера расплющило.
— Мы едва выбрались, — добавил Минхо. — До нас никто не возвращался живым из лабиринта после заката.
— Ого… — только и смогла вымолвить Эва. Поражённая, она молча смотрела на них, в голове прокручивалась картина, будто сцена из фильма: беготня, тяжёлое дыхание, хруст костей, рев чудовища и грохот смыкающихся стен.
Томас тут же заговорил более серьёзно. Он и Минхо почти хором начали объяснять, насколько лабиринт опасен. Словно по сценарию, в ход пошли строгое «нельзя», «смертельно», «не суйся». Эвита слушала, но уже мысленно отключалась. Её раздражали нравоучения. Они звучали так, будто она — ребёнок, который сунул пальцы в розетку.
Позже, уже лёжа в своём гамаке, она думала обо всём, что с ней произошло за эти дни. Мысли плавно скользили, собираясь в аккуратную цепочку. Она провела много времени наедине с собой, успела всё проанализировать и взвесить. Пазл складывался.
Она знала, что лабиринт — это смерть. Знала, что она — не бегун. Не тот человек, которому доверят карту и дадут компас. Она — девушка, а в этом месте это будто уже само по себе означало «не лезь». Но ей слишком сильно хотелось увидеть всё своими глазами. Что скрывают эти неприступные стены?
Нет, она не планировала безумный побег. И не собиралась геройствовать. Но всё чаще ловила себя на мысли: а что, если попросить Минхо взять её с собой? Всего на один раз. Не сейчас. Возможно, позже, когда он будет ей больше доверять. Возможно, он откажет. Но эта мысль пустила корни. Она больше не уходила.
И Эвита знала: рано или поздно она всё равно попробует.