Game over

«Я на вашем месте поостерёгся бы вставать у неё на пути!»

(«Гарри Поттер», Гораций Слизнорт)

Ещё никогда Джинни не давалось так трудно пробуждение и давно у неё настолько сильно не болела голова. Было трудно описать своё состояние. Чертовски хреново — это точно.

Отдалённо Джинни слышала чьи-то голоса, взволнованный и, наоборот, весьма спокойный, но последнее, что её сейчас интересовало, так это кому они принадлежат.

Тело не слушалось. Уизли хотела бы встать и узнать, какого чёрта вообще происходит, но не могла позволить себе этого. Тяжесть в голове не позволяла поднять её ни на дюйм, и поймать хотя бы одну чёткую мысль казалось весьма трудным удовольствием, недосягаемым.

Джинни изо всех сил попыталась открыть глаза, но тут же ещё сильнее сомкнула их. Свет. Слишком много света. И он ранил её сейчас не хуже, чем каких-то вампиров.

Уизли неосознанно вскрикнула, но со стороны этот вскрик сошёл скорее на едва слышное мычание.

Голоса приблизились, разговаривая противно громко. Джинни хотела бы понять хоть что-то, но желание, чтобы голоса умолкли, было явно сильнее.

И голоса умолкли, утащив с собой и её сознание.

Уизли не могла знать, сколько времени опять пролежала в отключке. Может, пару минут, а может — и дней. Но пробудиться в этот раз было гораздо проще. Голова уже так не болела, а свет не мешал в силу своего отсутствия: за окнами темнело.

Больничное крыло. Причём совершенно пустое, больше «гостей» не было. Не самое приятное место во всём Хогвартсе. И что она здесь забыла?

Было трудновато рыскать в закоулках памяти: мозг всё ещё отказывался строить логические цепочки и показывать нужные картинки. Она упала? Вероятно, ударилась головой? Джинни не помнила, а думать было до того больно, что проще было у кого-то спросить.

Попытки приподняться оказались нелёгкими, присесть — тем более. Ощущение тошноты и желание вырвать стали ещё одним неожиданным и весьма неприятным сюрпризом. Голова в который раз закружилась и Джинни застыла на месте, пытаясь собрать картинку перед глазами воедино.

Из соседней комнаты, которая служила личной комнатой и кабинетом мадам Помфри, доносились голоса. Кажется, всё те же, что и до отключки. Разговаривали негромко, а кровать Джинни была достаточно далеко. Как-то в голову не пришёл вариант позвать. Пришёл вариант начать действовать.

Схватившись за угол кровати, Джинни попыталась встать. Рвота подходила к горлу и отступала. Неприятные ощущения. Гриффиндорка сделала шаг и неожиданно для самой себя пошатнулась. Мир вокруг опять начал медленно плыть.

— Эй-ей, не так быстро!

И в последний момент Джинни поймали.

В третий раз Джинни приходила в сознание уже с неким удовольствием. Все бесящие ощущения покинули её тело и голову, слишком яркому солнцу хотелось улыбаться, и вообще самочувствие казалось прекрасным.

— Джинни, тебе лучше, слава Богу!

Гермиона Грейнджер тут же подбежала к подруге и заключила её в свои объятия. В этот момент Джинни-то и догадалась, кому всё это время принадлежал тот взволнованный голос. Неужели Гермиона не отходила от неё всё это время?

И, собственно, главный вопрос: сколько длилось «всё это время» и какого чёрта она вообще здесь делает? Уизли поспешила тут же озвучить главные вопросы вслух.

И удивилась, когда Гермиона посмотрела на неё так, словно Джинни сейчас пыталась съесть какую-нибудь мандрагору, не меньше. Таким удивлённым взглядом Гермиона даже на Малфоя не смотрела, когда того в Нору притащили.

— Чего?

— Ты не помнишь, почему ты здесь? — самый логичный вопрос. Но Гермиона не сводила с Джинни удивлённо-перепуганного взгляда и та поспешила задуматься.

А действительно. Сейчас именно она лежит в больничном крыле и именно ей ещё совсем недавно (наверное) было так ужасно хреново. Вероятно, этому есть интересные причины. И какого, спрашивается, фига, она не может их вспомнить? К ней применили Обливиэйт? Но это ж как ей влипнуть надо было, чтобы всё так? Это ж надо было как минимум, чтобы Малфой в любви признался, иначе какой нафиг Обливиэйт?

И какой нафиг Малфой, Джиневра Уизли?!

Гермиона ещё более удивилась, когда Джинни вдруг стукнула себя по лбу.

Уизли подняла на подругу испуганные глаза:

— Прикинь, вообще ничерта не помню, — в глазах Джинни витало некое отчание вперемешку со страхом. И Гермиона прекрасно её понимала. Вляпаться в такую передрягу — ещё постараться надо! Мысленно Гермиона тут же принялась искать варианты, как можно исправить ситуацию, но даже представить себе почему-то не могла, что именно нужно исправлять. Обливиэйтом, как ей казалось, здесь и не пахло.

Ситуацию тут же разъяснили:

— Это нормально, хоть и немного неожиданно, — в палату, быстро перебирая короткими ножками, вбежала мадам Помфри. Война немного изменила её. Женщина, мягко говоря, стала «слегка интересной». Но до чудаковатости Трелони ей определённо было о-очень далеко. — У тебя, милочка, сотрясение. Хорошенько тебя приложили.

«Приложили?»

— Потеря памяти в таких случаях возможна. Не переживай, ты вспомнишь всё достаточно скоро. Стены Хогвартса сами тебе всё напомнят. Вопрос в том, понравятся ли тебе воспоминания.

Судя по виду, Гермиона была хорошенько перепугана за подругу, но Джинни всё ещё сложно давалось что-то понять.

Пока мадам Помфри продолжила поить её какими-то зельями и колдовать над её бедной головушкой, подпевая какую-то весёлую песенку, Джинни не унималась:

— А как я оказалась здесь?

Мадам Помфри пожала плечами.

— Если честно, я сама толком не поняла. Тебя кто-то принёс и положил на вот эту кровать, на которой ты сидишь. Я уже дремала, как в мою дверь постучали. Я ещё удивилась, ведь палата, на удивление и слава Мерлину, пустовала, не было ни одного пациента и я могла отдохнуть. Я увидела только юношескую спину, покидающую больничное крыло, и успела заметить только, что этот паренёк достаточно высок. Увидев кого-то на кровати, то есть тебя, малышка, — мадам Помфри улыбнулась, задёргав Джинни за щёчку, прямо как когда-то любила делать Молли Уизли, — я совершенно забыла о его персоне.

«Вероятно, Стефан», — подумалось Джинни. Кто ж ещё? Только какого чёрта он не остался с ней и всё ещё не пришёл её проведать до сих пор? Так расстроен проигрышем в квиддиче, что наплевал на собственную девушку?

Но гораздо сильнее Джинни Уизли сейчас интересовало, кто мог «приложить» её так, что аж до потери памяти? И главный вопрос: зачем? Почему-то единственный вариант, который пришёл в голову, касался одного слизеринского придурковатого блондина, но нет!

Драко Малфой, конечно, стопроцентно был тем ещё засранцем и, Джинни не сомневалась, вполне способным на подобные проделки. Но сделать такое с ней? С той, которую несколько раз, весьма чувственно и со страстью, целовал?

Впрочем, Джинни тут же вспомнила о дурацкой игре и отмела все аргументы «против». В душе Уизли всё равно на 99% была уверена, что это не Малфой. Но вот последний 1% услужливо прокручивал в памяти картинки последней их встречи в Норе и чрезмерно злой взгляд, направленный надменным слизеринцем прямиком в её душу.

К сожалению, эти воспоминания не стёрлись даже ни с каким сотрясением. А Джинни с радостью бы забыла именно все его чёртовы поцелуи, объятия и даже случайные касания. Может, хоть это помогло бы забыть о них напрочь и не видеть даже во снах. А то так скоро и с ума сойти можно.

Джинни до последнего отнекивалась от самой себя, но, да, отношения со Стефаном испортились не только из-за ситуации с Чжоу и Гарри, не только из-за подготовки к играм и учёбы. Избегать когтевранца она тоже стала далеко не только из-за этих причин.

Весьма глупо всегда и всюду искать глазами белобрысую макушку в зелёной мантии. Весьма глупо изучать глазами всех ошивающихся рядом с этой макушкой подруг на предмет опухших губ, счастливых улыбок или, что ещё хуже, засосов. Весьма глупо, подписывая учебник по Травологии, случайно написать «Драко Малфоя — конченного ублюдка». Весьма глупо рисовать в личном дневнике метку Пожирателей, сама того не осознавая. Весьма глупо вообще постоянно анализировать все предыдущие «весьма глупо», связанные с этим идиотом.

До некоторых пор с Корнфутом всё было идеально. Что, чёрт возьми, пошло не так?

И почему при одной мысли о Стефане уже становилось не просто слегка неприятно, а ещё и чрезмерно мерзко, до блевоты прям?

Не успела Джинни обдумать эту мысль, как рвотный рефлекс тут же дал о себе знать. Бедная мадам Помфри, оказавшаяся непозволительно рядом.

В голове витало столько мыслей, что Джинни сама удивилась, что начала забываться. Все вопросы незаметно улетели прочь, жёсткая больничная кровать с каждым мгновением казалась всё удобней и мягче, перед глазами начинали мельтешить сны. Ещё буквально полчасика, и Уизли бы уже крепко спала, но в пустой палате вдруг послышался шум.

Сперва Джинни не обратила на это никакого внимания. Но шоркание с каждым мгновением казалось всё ближе и громче, а во сне причин для такого звука не находилось. И чем больше Джинни прислушивалась, тем тише был звук, периодично затихая.

Это было не шоркание. Это кто-то сопел. Сопел как слон, на всю палату. Стоило Джинни немного прийти в себя после дрёма, как никаких сомнений не было — к ней пришли гости.

Она в лазарете совершенно одна. Мадам Помфри не сопит и, кроме того, давно уже спит.

Кто мог прийти? Ночью? Именно к ней? И самое главное — с какой целью?

В любой другой ситуации, окажись она в больничном крыле с иными обстоятельствами и диагнозом, Джинни вряд ли бы сильно обратила на это внимание. Просто открыла бы глаза и с радостью поприветствовала того, кто решил её навестить. Пока это были только Гермиона, Гарри со своими извинениями и перемирием и Рон. Стефан так и не пришёл.

Так, может, всё-таки Корнфут удосужился?

Но что-то Джинни подсказывало, что пока не стоит выдавать себя. Пусть таинственный гость думает, что она спит. В конце концов, очень уж интересно, что он предпримет. Неужели вернулся её «приложитель», чтобы доприложить окончательно? А то ведь негоже таким героям оставлять своё дело незаконченным.

Мадам Помфри поклялась, что Джинни всё вспомнит и совсем скоро. И уж тогда Уизли точно не позавидовала бы этому «недоприложителю». Как говорил Гораций Слизнорт: «Я на вашем месте постерёгся бы вставать у неё на пути»!

Гость опять на мгновение засопел и снова умолк. Уизли насторожилась: в этот раз сопение донеслось с совершенно другой стороны; неизвестный обошёл кровать и уже красовался прямо перед её лицом.

— Люмос! — Джинни молниеносно вытащила волшебную палочку из-под подушки и направила прямо в сторону сопящего.

— Твою ж... — Уизли и сама подпрыгнула на месте, ей-богу, разглядывая схватившегося за нос и подпрыгивающего на месте... Малфоя? — Пожирателя тебе в постель, Уизли!

Какого чёрта он забыл в лазарете, с хрена ли молча сопел тут вокруг неё и о каком, дементор его дери, Пожирателе идёт?.. Стоп.

Неужели всё-таки её нахождение здесь — именно его заслуга?

Мысль пришла слишком неожиданно и почему-то совершенно ей не нравилась.

— Ногу подвернул, а послезавтра игра. Вот, пришёл лечиться, — сам не понял, зачем резко начал оправдываться, Малфой. Умеет правдоподобно говорить, сволочь. Только хрен там плавал! — Не ожидал, что через одну дуру больную ещё и нос придётся лечить.

— Слишком много речей от такой тупоголовой башки! — Уизли прямо взлетела с кровати, продолжая тыкать светящейся волшебной палочкой в лицо наглого слизеринца. Джинни мгновенно рассвирепела: её лицо с каждым мгновением всё больше напоминало цвет волос, а из ушей, казалось, скоро пойдёт пар. Джинни наступала, словно дикая кошка, и Малфой уже был даже готов к тому, что вот-вот она вонзится своими коготками прямо в его прекрасные глаза.

Он ожидал, конечно, что Джинни не встретит его с радушием, но не столько же! Да и вообще: по плану она не должна была его застукать. Да и какой вообще к чёрту план? Драко сам не знал, какой оборотень его укусил, что он умудрился припереться сюда.

По Хогвартсу уже несколько дней ходили слухи, что Джинни Уизли в больничном крыле и что она совершенно ничего не помнит. О первом он знал из первых уст, а точнее - из собственных воспоминаний, а вот о потери памяти он слышал столько разных вариантов, что даже стало интересно, насколько сильно и много рыжая всё забыла.

Конечно, Драко Малфой никогда бы не признался себе, что не желал, чтобы Джинни Уизли кое-что забывала. Кое-кого. Его. Его и всё то, чему они позволили случиться во время его пребывания в Норе. Но проверить правдоподобность слухов он был обязан. И не важно, что Драко до последнего не знал, как именно он это сделает, пока Уизли спит. Главное: это была единственная, всенепременно, причина, по которой он припёрся в лазарет — узнать, правдивы ли слухи. Он просто любил быть во всём проинформированным. Особенно если это всё касается вражей шайки.

И не важно, что война давно закончилась, а их вражда оставалась скорее для поднятия самооценки и настроения, просто на основе разных жизненных взглядов. Но тем не менее — он пришёл сюда именно поэтому и только! Без вариантов!

— Ты кого тупоголовым назвала? — Малфой тоже начал свирепеть. А с хрена ли это она на него орёт да и ещё этой палкой в него тычет? Да ещё и дураком обзывает. Он вообще не дурак! Это кто ещё из них глупее!

— Ты ещё папочке пожалуйся, маленький бедненький мальчик! — Уизли состроила обиженную моську, как бы копируя Малфоя. Руки вовсю начинали колотить по слизеринцу, пытаясь нанести как можно больший урон. — Мало тебе Норы было? Добавить решил? — Колотила что есть силы, попеременно пытаясь попасть как не в нос-глаз-рот, то обязательно между ног. Он ещё попляшет у неё! Она тут думает о нём, придурке, сутками, а он ей сотрясения услужливо преподносит. В этой жизни над ней издеваться можно только близнецам! И то уже нельзя.

Это ж надо таким ублюдком быть! Она над ним в шутку издевается, а он её избивает! Берега в край попутал? В Азкабан захотел? Будет тебе Азкабан, пускай она только в Министерство жалобу подаст, про нападение! Слизняк недоделанный, змея охреневшая, петух!

Драко всё понимал, но такой дикости что-то вообще не понимал. Такой разъярённой он Уизли ещё не видел. Ни когда воду на неё пролил или другие мелкие пакости проделывал, ни когда девушкой лёгкого поведения заставил себя почувствовать, ни даже когда в полной комнате перед родными и друзьями охать от удовольствия заставил. Это был какой-то, опредёленно, новый уровень свирепости Джиневры Уизли. И если это был не верх, то что может быть хуже? Этого Драко, кажется, узнавать не хотел.

Как бы слизеринец не пытался отбиться или хотя бы схватить Джинни, получалось на удивление хреново. Уизли была слишком активна и это давало ей явный приоритет.

Драко сам не заметил, как, пятясь от одичавшей гриффиндорки, вскоре оказался у выхода из лазарета.

— Проваливай и не смей больше ни на шаг подходить ко мне! — напоследок выкрикнула Уизли с высочайшей злостью и захлопнула входные двери прямо перед его носом.

Драко ещё некоторое время молча стоял, тяжело сопя от небольшой простуды и пытаясь что-то понять. Какого чёрта только что произошло и что самое главное: что он всё-таки, дементор его дери, забыл в этом грёбаном лазарете? С ногой-то всё было более чем прекрасно и к игре он подготовлен просто превосходно!

***

Уже с утра мадам Помфри, которая, кстати и к огромнейшему удивлению, совсем ничего не слышала, дала Джинни зелёный свет. У Уизли даже настроение приподнялось, и уходила она с лазарета, о да, с улыбкой. Давненько она всё-таки не улыбалась этому миру!

Если быть совершенно честными, где-то в глубине души Джиневра Уизли понимала, что настроение ей поднял вовсе не факт выздоровления, а вчерашняя стычка с Малфоем, но это только где-то в глубине, не более.

Вот вся такая развесёлая, улыбающаяся всему миру в лице студентов Хогвартса, словно немного сумасшедшая, Джинни совсем не ожидала встретить по пути Корнфута. Он шёл где-то в десяти ярдах от неё и Уизли едва распознала парня в толпе учеников. Двигался он в одном направлении с ней немного впереди, а значит — надо было либо догонять, либо останавливать.

Уизли, странно, даже уже немного позабыла о присутствии Корнфута в её жизни. Но сильнее Джиневру смущал тот факт, что забыли о ней. Кто это ему позволил ни разу не навестить её? Он хочет, чтобы она его бросила? Пф, в таком приподнятом настроении она способна на всё! И бросать этого Корнфута, наверное, давно пора.

Трудно объяснить, что творилось в голове Джинни. Но хотелось таких перемен... Вот прям таких... Что со Стефаном явно не по пути и пора уже его бросать, вот прям совершенно точно и прям сейчас, не отлагая!

Джинни ускорила шаг. Стефан не спешил, что преподнесло ей возможность нагнать его достаточно быстро.

— Сте-ефан! — пропела Джинни сладко, возмущённая тем, что Корнфут всё ещё не заметил её в толпе этих невзрачных ребят. Она ведь сегодня такая весёлая, такая довольная и энергичная, что все должны смотреть только на неё! И много кто так и делал. Правда, вряд ли именно с такими ассоциациями, так как взгляды были достаточно... удивлённые. Обычно так на Луну смотрят, но это сейчас Джинни совершенно не интересовало.

— Стефан!

Джинни заметила вещи в его руках уже тогда, когда когтевранец развернулся. Чемодан, на котором вальяжно разместился любимейший кот Корнфута — Саймон, противно заскрипел от резкого падения (ранее он переносился по воздуху благодаря левитации). Кот недовольно зашипел и куда-то смотался.

Но больше всего Джинни смутил сам Корнфут. Как только его взгляд остановился на ней, Уизли тут же почувствовала, как сильно от её пока ещё парня веет холодом: брови нахмурены, уголки губ опущены вниз... Да он, казалось, сейчас плюнет ей в лицо! И непременно ядом.

Таким Джинни никогда его не видела.

Верно?

Джинни уже перехотела его бросать. Сегодня так точно. А Корнфут всё также продолжал изучать её, оглядывая сверху вниз, словно она какое-то мерзкое существо, каких он в своей жизни ещё не видел. Настолько мерзкое, что даже тот-кого-нельзя-называть был ему приятнее, кажется.

Под таким взглядом Джинни и сама начинала думать, что что-то начудила. Если он так на неё смотрит, есть ведь причина, верно? Но она ведь ничего такого не сделала! Или она и это забыла?

Ранее застывшая на месте Джинни слегка попятилась, сбитая по нелепой случайности каким-то первокурсником в потоке. Её словно расколдовали. Хогвартс жил своей жизнью, а она тем временем не двигаясь смотрела на Корнфута, который пытался прожечь в ней взглядом дыру.

Что за хрень последнее время творится в её жизни?

— Стефан, всё в порядке? — глупый вопрос. Весьма-весьма глупый. И ежу ведь понятно, что происходит какая-то фигня.

— В порядке? — Стефан умеет визжать как девчонка? — В порядке, Уизли? — Корнфут сделал несколько угрожающих шагов вперёд и Джинни, обратно, попятилась. — Нормально — это ты о моём изгнании из Хогвартса, жалобе в Министерство и запрете играть в квиддич до окончания учёбы как минимум? Да ты испортила мою жизнь, шалава мелкая!

Какая к чёрту жалоба и какое к чёрту Министерство? Джинни пыталась построить хоть какую-нибудь логическую цепочку, но получалось, мягко говоря, хреново. Что успел натворить Корнфут за время её отсутствия и каким боком к этому вообще может быть причастна она? Что ещё она, мать вашу, забыла в этой жизни?!

И в смысле шалава, погоди?

Джинни только приготовилась налетать в ответ, как минимум за шалаву, как лицо Корнфута побагровело ещё более и он начал орать с новой силой. Вокруг них уже давненько толпились студенты, и Джинни готова была поспорить, что уже знает, какая новость завтра будет в топе сплетен.

— Передай своему уизлилюбцу, что я прекрасно знаю, чьих рук это дело! Он ещё вспомнит меня!

Парень, ты бредишь? Что перемкнуло в твоём мозгу? Или тебе их вышибли?

Джинни тут же вывернула все свои мысли слово-в-слово на парня, но тот, кажется, всё ещё не собирался затыкаться. Они уже прошли так несколько футов: Корнфут наступал, Уизли отступала. Совершенно не из страха, конечно.

— Чего это он тебя так оберегает, а? — Корнфут склонил голову набок, скривившись в противной ухмылке. — Что он <i>в тебе</i> нашёл? В тебе же из прекрасного только тело. Ты больше ни на что не годна!

А вот это сейчас было пиздец обидно. Вообще, чёрт, попутал? Джинни перестала отступать, сжав ладони в кулаки. Сейчас ты получишь, морда петушиная!

Боже, как же ей всё-таки пришёлся по душе этот Гермионин «петух», к слову! Но да, неважно.

— Наверное, сам ещё не натешился, да, Уизли? — Корнфут поднял подбородок Уизли, заглядывая в глаза. Со всей ненавистью, всем презрением, всей обидой и толикой... дикого желания? — Добавки слизняк хочет, да, Джиневра? — почти что прошипел. Но Джинни уже не слушала. Её мысли были совершенно в ином месте.

<i>Пустой коридор. Холодная стена. Не чувствуется земля под ногами. Она парит в воздухе над тем самым полом. Его глаза смотрят на неё с таким возбуждением, таким желанием овладеть ею здесь и сейчас, что Джинни впервые за долгое время чувствует, как по щеках текут слёзы. Его ладони под её мантией. Одна пощёчина. Вторая. Темнота.</i>

Корнфут на мгновение смотрит на кого-то позади Джинни, быстро отпускает её подбородок, отходит и хватает в руки чемодан, забыв про левитирующие чары.

— Ну и развлекайся дальше со своим Малфоем! Чокнутые!

Но никто ещё не уходил от семьи Уизли безнаказанным.

— Петрификус Тоталус! — и видит Мерлин, дальше у Джинни были грандиозные планы по проучению нового врага, который посмел так с ней поступить, но сзади, увы, поспешила МакГонагалл и взяла ситуацию в свои руки.

Пока профессор носилась с этим душевнобольным, Джинни поскорее ретировалась, совершенно не желая выслушивать никаких нравоучений.

Вот так новости! И в смысле за неё всё порешал Малфой? Так ведь это получается? Какое он вообще имел право? И зачем вообще вздумал мстить Корнфуту? Или у них всё-таки личные счёты?

А она ещё ведь на него наорала, как полоумная, предыдущей ночью. Вместо «спасибо».

Но какое ещё к чёрту «спасибо», тоже смешно. Она бы и сейчас наорала! Это она должна была расправиться с Корнфутом! А теперь как она это сделает, если его сейчас выгонят из Хогвартса? Но, может, оно и к лучшему, что так?

Чё-ёрт! Кажется, Джинни Уизли совершенно точно запуталась! И влипла.