Пролог
Грузия,
окрестности Тбилиси.
Ему никогда не было так тошно. И страшно.
Пожар ощущается горечью жженой земли, соленостью плавящихся перекрытий и сладостью смерти. Смерть пахнет не так, как он ощущал в детстве. Она вообще, оказалось, разная: для кого-то мягкая, как шерсть старого лабрадора, для кого-то терпкая, как перегар от пришедших в дом Сотрудников Ритуальных Услуг.
Для Ким Сокджина смерть оказалась гадкой и горькой — взрывчатка и разрушенная жизнь.
Она на ощупь как выбитое автомобильное окно, рассыпанное мелкой стекольной крошкой по асфальту; она на слух — гром, треск и рокот бетонных блоков; она на вид — небо. Низкое, свинцовое, с разноцветными всполохами.
Наверное, так и должна гореть лаборатория. Разноцветным пламенем токсичных веществ и черным едким дымом. Будущее Сокджина горит также. Он ощущает это, когда голова от ударной волны (ужаса) идет кругом, уши пробивает острой резкой болью, глаза слезятся.
Вертолетные лопасти загораживают низкое грузинское солнце.
Оно каждую секунду сгорает, отдавая свое тепло.
Сокджин сгорает вместе с ним.