глава 7. дыши
— А сахар есть?
— Прямо перед носом твоим, болван. Боже, дай мне сил его вытерпеть, — вздыхаю я, наплевав на то, что Глеб слышит меня.
Какое-то время мы проводим в молчании, ведь никто не решается сказать хоть что-то. Я достаю печенье из шкафчика и Викторов уже тянется к пачке, но я бью его по ладони.
— Культяпки свои прибери.
Тот наигранно обижается, но руку всё же убирает и отпивает чай. Ведём себя так, будто мы старые друзья, а не ненавидим друг друга. Мда. Вряд-ли это закончится чем-то хорошим.
— Это, ну, я пошёл тогда? — говорит он, ставя чашку в раковину и уже проходя в коридор. Обувается, накидывает куртку и стоит у меня на коврике, чего-то ожидая. — Спасибо за тёплый приём. Забегу ещё как нибудь. Давай, пока.
Глеб покидает мою квартиру, где сразу же становится непривычно пусто. Плетусь на кухню и завариваю себе ещё одну кружку чая, дабы не заснуть.
Так проходят две недели. Я была всё время одна. Викторов не приходил, да и я не писала ему – помнила всё до мелочей.
Рана не заживёт, если её постоянно касаться, верно? Моя губа, разбитая Глебом, всё ещё не зажила. Я кусала её каждый день, когда хотела что-либо ему ответить. Каждый день напоминала себе, кто я есть в этой жизни. Ничтожество.
Ежедневные одиночество и пустота стали настолько привычными, что когда вернулись родители, мне начала болеть голова. Единственный плюс – мама будто бы подобрела и даже обняла меня, как только вернулась. Разумеется, пока отец не видел. А он, кстати, просто прошёл мимо меня, задев плечом, да так сильно, что я пошатнулась. Обидно. Очень. Наверное, было бы лучше, чтобы он сказал мне напоследок пару гадких слов, как и всегда. Сейчас же я чувствую себя совсем ненужной, будто меня и вовсе нет в этом проклятом мире.
Но всё это длится недолго – на следующий же день отец возвращается домой с огромным пакетом, от которого только и слышно звяканье бутылок, бьющихся друг о друга. Ладно, не мне решать когда и сколько пить, но можно же это делать не при детях?
Девять вечера. Дверь в мою комнату открывается будто с ноги, громко стукаясь о стену. Пихаю телефон в карман и встаю с кровати, оказываясь прям напротив отца.
— Дрянь тупая, ты почему нам мешаешь? — начинает орать папа и я не сразу понимаю что он имеет ввиду.
— Так я встала всего раз..
— Заткнись! — рявкает он, и мне прилетает жгучая пощечина. — Молоко на губах не обсохло, чтоб так со взрослыми разговаривать. С родителями особенно.
Дальше у отца включается какой-то режим ярости, а может и вовсе приступ – кто знает что у него в голове творится. Я лечу в стену, ударяюсь головой, откуда начинает течь кровь. Он хватает меня за волосы и вытаскивает на коридор, где я ещё пару раз прикладываюсь всеми частями тела. Скулю и плачу от боли, но отцу попросту плевать. Я оказываюсь на лестничной клетке и хватаюсь рукой за перила. Получив удар ногой по пальцам, понимаю, что лучше просто пустить всё на самотёк.
Ещё один удар, этой же ногой, но в живот, и я качусь по лестнице, ударяясь головой о металлическое ограждение по краю. Крупные слёзы катятся по щекам, во рту привкус собственной крови, а тела я и вовсе не чувствую. В какой-то момент всё темнеет, а мне кажется, что душа покидает тело и улетает куда-то вверх, на свободу. Туда, где лучше, где спокойная жизнь. И я стремлюсь за ней, практически закрывая глаза.
Из непроглядной тьмы меня выдергивает чей-то до боли знакомый голос.
— Блять, Лиса, не отключайся только, пожалуйста. Дыши, давай, ты сильная, всё сможешь.
Половину слов не слышу, лишь чувствую, как сознание покидает меня.
— Блять, малая! — лёгкая пощёчина не даёт мне окончательно потерять сознание. Чувствую, что сильные руки подхватывают меня, заставляя почувствовать себя в безопасности. — Вот, умница. Ты только дыши, поняла? Помощь уже в пути.
Он максимально аккуратно несёт меня вниз по лестнице, стараясь не трясти. После чувствую, что меня кладут на что-то достаточно твёрдое, будто тряпичную куклу. И всё. Пустота. Тело перестаёт реагировать на что-то и я попросту отключаюсь.