Глава 9.
Холод забирался под кожу, которая вся была покрыта мурашками. Теплая ткань пальто не согревала, лишь раздражала ещё больше. Ирина потёрла руки через рукава пальто, тем самым справляясь с эмоциями. Как же она была слаба внутри. Уверенная поступь, цокот высоких каблуков, высокомерный взгляд из-под густо накрашенных ресниц и пустота в глазах, что была замаскирована обманчивым блеском линз. Давно ли она видела свои настоящие глаза? Глаза убийцы… Тряхнув головой, девушка взялась за ручку дверцы автомобиля, но не хватало сил её открыть. Нужно выстоять. Следующий ход. Чертова дрожь! Она коснулась ключей в руке. Может, завести машину и уехать, ко всем чертям, отсюда? Плясать на могиле старика было неправильно. Не по-человечески. Но ударить ещё раз по Максу хотелось так сильно, что все моральные принципы и установки летели в Тартары.
Рука сжала ключи и открыла одним уверенным движением дверцу. Резкий порыв осеннего ветра ударил в лицо, словно давая ей пощечины. Листья под ногами взметали вихри и опадали в лужи. Она закрыла машину и, ещё раз поправив меховой ворот пальто, двинулась вперед. Людей было мало. Звенящая тишина стала погребальной мелодией этого дня. Лишь свистящие стоны ветра заполняли её душу, смешиваясь с надрывной скрипкой и плачущим фортепиано. Мелодия боли и грусти, липкой ненависти и безразличного сожаления.
Он стоял к ней спиной. Следил за процессом выкапывания могилы. Один. О чём он думал? Об отце, конечно… Как сильно ему было больно? Так же больно, как было ей, когда он убил её малыша? Если да, то жаль ей не было. Или, всё же, чуть-чуть…
— Что ты здесь делаешь?! — злой голос выдернул её из мыслей. — Я спрашиваю, что ты здесь делаешь, убийца?! — Макс протянул к ней руку, желая схватить её и просто задушить, но вовремя остановился.
— Пришла выразить свои соболезнования, — ехидно ответила она, проглатывая ком в горле. Дышать становилось всё трудней. Он же был рядом. Такой несчастный…
— Сдохни, сука, — прошипел ей, наклоняясь ближе к лицу. — Сдохни в адских мучениях.
— В каких сдох твой отец? — нервно рассмеялась.
— Это правда… Ты могла спасти его. Просто не захотела этого сделать.
Его голос был насквозь пропитан скупыми мужскими слезами, которые навсегда остались в нём и умерли. Глаза сияли ярчайшей пустотой, её отблески придавали зрачкам мужчины зловещий свет. На что способен человек, лишившийся всего?
— Я не могла. У него отказало сердце. Всё. Я не Бог, чтобы вытаскивать с того света больных стариков. Не Мать Тереза, понимаешь?
— Как ты смеешь говорить о Боге, убийца? — Он повторял это слово снова, чтобы она прочувствовала в себе то злобное существо, которым она стала. — Я до последнего надеялся, что он выживет. До последнего верил, что ты не могла ничего сделать, не успела. Но никакие деньги не спасли его…
— Теперь ты понял, что жизнь бесценна? — перебила его и подошла ближе. — Понял, что жизнь дается нам свыше, и мы не вправе её забирать? — Её губы почти касались его. — Узнал, каково это, лишиться жизни?
— Узнал. Мы оба остались ни с чем, да? Мы оба потеряли частичку себя в этой жизни. Теперь ты успокоишься?
— Я и так спокойна.
— Вижу. В душе светло и радостно от осознания убийства моего отца?
— Я не убивала его…
— Заткнись, тварь. — Он сжал пальцами её подбородок. Обрывки души сейчас догорали в адском пламени боли, издавая смрадный запах по всей брюшной полости. — Или я убью тебя собственными руками, разорву на части, придушу! — Отпустил её, делая шаг назад.
Ирина часто дышала, пораженная его поступком. Тут же были люди…
— Придуши, подонок! Надеюсь, твой папаша горит в преисподней, платит за все грехи! И за твои тоже.
Желваки на лице Макса заходили, руки сжались в кулаки.
— Надеюсь, твоё не родившееся отродье — тоже! Пусть горит в аду за мать-шлюху!
Пощечина не заставила себя ждать. Она опять занесла руку, желая расцарапать его лицо, но её остановил Стефан. Он выглядел ещё более несчастным. Постарел на несколько лет… Её сердце ёкнуло. Ему она не хотела причинить боль.
— Убери свои руки, сучья дочь! — Он сжал её запястье до боли. — Ты должна быть сейчас на его месте! На месте моего отца!
— Отпусти! — Пихнула его, отходя от братьев. Они хотели её крови, это было видно по их глазам. Но и она так просто не отступит.
— Ваш папаша поплатился за то, что сделал ошибку в прошлом! Усыновил вас — уродов! Одного, так точно, — метнула взглядом искры в Макса.
— Заткнись, ради бога. Заткнись! — проревел он. — Отойди, Стефан. Всё равно похороны, места и ей хватит.
— Тогда ты умрёшь вместе со мной, сволочь! Встретишься там со своим папашкой. И мамашей. Шлюхой! Ненавижу тебя! И не жалею, что не дала таблетки твоему отцу. Туда ему и дорога.
— Тогда какого черта ты тут делаешь? — спросил Стефан, мрачнея на глазах. — Какого чёрта твоя нога сейчас наступает на эту землю? Где скоро будет похоронен мой отец?!
— А такого! Хотела посмотреть, как твой ублюдок-брат будет плакать. Хотя, нет, простите. Монстры плакать не умеют!
Ирину опять кто-то потянул за руку. Марина. Что она-то здесь делала?
— Замолчи, — твердо сказала та, оттаскивая её от Стефана и Макса.
— Что ты делаешь, Марина?
— Закрой рот. Во что ты превратилась? Это ПОХОРОНЫ. Понимаешь? Ты понимаешь, что творишь?!
Она уволокла её подальше от разъяренных мужчин.
— Понимаю! И…
— Замолчи. Умер человек. И врачи говорят, что ты могла его спасти. Что было время, таблетки могли помочь. — Она ткнула пальцем в девушку. — Ты могла помочь.
— Тебе-то что? Это из-за Стефана, да? Спишь с ним, теперь меня отчитываешь?
Марина отшатнулась от неё. Где была её Зара? Что эта дьяволица сделала с ней?
— Умер человек, — прошептала она. — Умер. Пойми, он умер. Его убила ты. Причем тут Стефан? И не смей меня попрекать тем, что я сплю с ним!
— Плевать. Умер и умер, — равнодушно продолжала Ирина. Она не покажет слабость.
— Зачем ты приехала сюда? Добить их?
— А ты зачем тут? Хочешь утешить одного из братьев после мероприятия? — рассмеялась девушка. Она сама не знала, что на неё нашло, но яд так и лился изо рта.
— Я бы ударила тебя, но я не базарная баба. В отличие от некоторых, — сказала Марина и, развернувшись, пошла прочь, к Стефану.
Он стоял спиной к ней, смотря, как рабочие копают могилу. Для его отца… Она не решилась положить ему руки на спину и обнять, Вадим ждал в машине.
— Кхм… Стефан.
— Марина... Вот и замкнулся круг. Джек столько мне дал, сделал из меня человека, вытащил из полного дерьма…
— Я соч…
— Он стал мне отцом, хотя я своего никогда не знал. Он дал мне брата. Да, ужасного, несносного, но, тем не менее, самого дорого и близкого на свете человека. Он дал двум одиноким душам приют… А теперь его нет, — монотонно говорил мужчина, чтобы не дать чувствам проскользнуть в голосе. Попытался взять её за руку, ведь ему так нужна была поддержка любимой женщины, но она убрала руки.
— Я не могу, прости. Вадик ждёт меня в машине. Мне уже пора. Я… не знаю, что сказать. Соболезнования, сочувствие, да. Я хочу тебя поцеловать, обнять, держать в своих объятиях, пока боль не перестанет душить, но я не могу.
— Я помню. Ты чужая невеста, — горько усмехнулся он. — Иди, тебя ждёт жених.
— Мы обязательно встретимся. Всё будет хорошо, — произнесла Марина и, развернувшись, ушла.
— Конечно…
Отец умер, любимая женщина уходила сейчас. Всё будет хорошо, как же иначе?
* * *
Ирина вернулась домой. Напряжение-таки замкнулось на ней. Казалось, будто сердце болело. Боль была фантомной, но она её ощущала. Чертов дождь барабанил по лобовому стеклу, отдаваясь барабанной дробью в голове. Когда это всё прекратится? Когда прекратится этот дождь? Это дерьмо? Эта жизнь… Она вышла из автомобиля и направилась в дом. Ноги ломило, они не хотели её слушаться. Мозг посылал сигнал нервам — нужно идти, но не было сил. Хоть ползи. Подставив лицо под капли дождя, девушка закрыла глаза. Вода потекла по лицу, смывая маску. Глина сейчас стекала вниз, отваливалась комьями. Она чувствовала это. Плакать не хотелось. Не было на это сил. Банально, не было сил…
Дома стояла мертвая тишина, которая начала её раздражать. Опять Леши не было дома? Да где он был?! Кинув сумку в прихожей, сбросила сапоги и пальто, нервно сдернула платок с головы и затолкала его в шкаф. Прошла на кухню. Никого. На столе стояла чашка с теплым кофе. Он не выпил его. Значит, был дома. Ирина обошла все комнаты первого этажа, но мужа нигде не было. Она нашла его на втором этаже, как всегда, в кабинете.
— Привет. — Вошла в кабинет, он опять забыл закрыть дверь.
В ответ — молчание.
— Ты даже не поздороваешься со мной?
— Как мне с тобой здороваться? Я теперь даже не знаю, — ответил Алексей сухим тоном, почти игнорируя её.
— В смысле?
— В смысле, мне обращаться к тебе, как к убийце, твари, конченной суке? Как? — Поднял на неё стальной взгляд.
— Не смей меня оскорблять!
— Я не смею. Ты сама себя оскорбила всеми возможными способами. Опустила — ниже некуда, изваляла в грязи. Кровь с рук не смыть, просто знай это.
— Я ничего не делала…
— Хватит! — громогласно сказал Алексей и стукнул по столу кулаком. — Не хочу слышать твои лживые речи! Убийца! Моя жена — убийца. Бог, явно, что-то перепутал. Он наказал не того человека. Что я сделал, за что он послал мне тебя?
— Не говори так…
— Замолчи! Сейчас я скажу всё, а ты слушай. Убив старика, ты отдала долг мести? Теперь ты можешь быть счастлива? Иди, строй с ним отношения, любовь, вы оба по шею в дерьме. Купайтесь в нём, наслаждайтесь запахом гниения, что исходит от обоих. Чувствуешь этот смрад? Это твоя душа! Посмотри на свои руки, они все в крови. Как, как ты могла сидеть и смотреть, когда его отец умирал?! Я бы понял, если бы умер Макс. Но его отец! — Мужчина закрыл на секунду лицо руками, восстанавливая контроль. — Ты УБИЛА человека. Никакого осознания, да? Тебя ждет ад, — покачал головой.
— Да ср*ть я хотела на твои ад и рай! Слышишь? И на твоего Бога тоже! Где он был, где прохлаждался, когда те убийцы душили моего ребёнка?! Где он был, мать твою? В каких райских кущах он сидел?
Алексей подошёл к ней вплотную и заглянул в глаза. В них стояли слёзы.
— Ты должна была похоронить своего малыша один раз и отпустить. Но ты выбрала путь смерти. Думаешь, твоя дочь сейчас на небе гордится своей матерью-убийцей? Бог давно отвернулся от тебя, значит, ты была того достойна.
Слезинка скатилась по её щеке. Она дрожала, но не отводила от него глаз.
— Мой отец умер от сердечного приступа. Меня не было рядом, меня вообще не было в стране. Но если бы я имел всего один крохотный шанс спасти его — я бы отдал свою жизнь. Не задумываясь, я бы отдал ангелам всё, что бы они не попросили за его жизнь. Моя мать умерла от рака уже около десяти лет назад, а я каждый день говорю Богу, что он мог забрать у меня всё, деньги, здоровье, всё, но только не мать. Только не моих родителей. Ну, да, что ты можешь знать о родителях? О любви в семье? Есть ли в тебе хоть что-то человечное?
Девушка не могла говорить, только слёзы текли по щекам.
— Да, он монстр. Он забрал у тебя самое дорогое, что может быть у женщины. Но Макс болен, у него явные проблемы с головой. Этого не видит только слепой. Его болезнь совсем не означает непременное прощение, но можно его понять. А ты убила Джека осознанно. Считай, взяла нож и перерезала ему горло.
— Нет, — замотала головой. — Нет.
— Да! — Алексей взял её за руки и поднял их к лицу. — Видишь на них кровь? Этими ухоженными руками ты свернула старику шею!
— Я не делала этого, — заплакала Ирина.
— Хватит, прошу тебя! Я знаю, что сказали врачи. Время сыграло против него. Если бы помощь была оказана вовремя, всё могло обойтись. Но помощь сидела рядом и скалилась, говоря про себя с дочкой, да? Говорила ей, что теперь она отомщена? Скажи, меня ты тоже можешь убить? Мне бояться спать рядом? Бояться поворачиваться к тебе спиной?
— Что ты говоришь такое… Нет!
— Уйди. Не хочу видеть тебя.
— Лёш…
— Вон! — проорал он, отталкивая её от себя.
Ирина выбежала из кабинета и закрылась в своей комнате. Села в угол и заплакала. Как же больно. Господи, как больно!
Так она и просидела до позднего вечера. В окно уже смотрела луна, отбрасывая зловещую тень. Лёша больше не показывался, а боль душила всё сильней. Накапав себе двойную дозу успокоительного, она сняла одежду, да так и уснула. Сон пришёл быстро, благодаря лекарству, но спокойствия в нём не было.
Чёрные тучи густой ватой заполонили небо, закрывая собой солнце. На мир опустилась тьма. Тёмные духи сновали из стороны в сторону, смеясь уродливыми ртами. Их лица прорезали резкие линии, а глаза светились белым светом. Руки с ужасными когтями тянулись к ней, но не доставали. Они издавали такие жуткие, пронзительные крики, что хотелось закрыть уши. Неожиданно в центре этого безумия показался Джек. Бледный, похожий на духов. Его рот растянулся в мерзкой улыбке, а губы прошептали:
— Убийца!
Раздался детский плач, и девушка подскочила на кровати. Голова сейчас отправлялась в космос и не выдерживала нагрузки. Уши разрывало от воспоминания об этих криках. Она закрыла их руками и начала раскачиваться. Плач ребенка преследовал её часто во снах, но Лёша тогда был рядом. Он успокаивал. Сейчас не было никого. Только кровь и она, месть и её мертвая душа.
— Почему ты плачешь? — закричала она. — Я отомстила за тебя! — Слёзы прорвали плотину и затопили подушку, в которую она уткнулась лицом. — Я же из-за тебя запачкала руки кровью, — прошептала девушка. — Из-за тебя… — Её сотрясали безудержные рыдания.
Она убила человека. Живого человека. Отомстила за мёртвую дочь, которая никогда и не жила. Мир рушился, придавливая её колоннами. Время текло сейчас назад, возвращая её в день смерти Джека. Во всем был виноват этот ублюдок! Он наплел своему отцу, что это она убила малышку. Всхлипы стали громче, а удушье — сильнее, дыхание постоянно прерывалось, чтобы дать ей секунду-другую для успокоения. Лёша бил её сегодня в самое больное — в её одиночество. Да, не было у неё никогда семьи, и не будет! Так ещё этот гнусный подонок отобрал и дочь. Ирина дрожащими руками дотянулась до бутылька с успокоительным и вылила половину в стакан с несколькими каплями воды. Плевать. Уснуть бы, забыться навсегда, и никогда не проснуться…
* * *
— Здравствуй, отец. Вот и закончилось всё, — тихо сказал Макс и провел рукой по надгробию. Его рука дрожала. — Вчера… мне не хватило сил остаться и поговорить с тобой. И сейчас сил нет…
Мужчина замолчал. Его мало волновали набегающие тучи, предвещающие грозу. Дождь вот-вот пойдет, но ему всё равно. Ветер больше не доставлял дискомфорта. Сердце навсегда замерзло.
— Я совсем недавно обрел отца и… потерял. Никому и никогда я не говорил о своей любви. Но я люблю тебя. Ты ведь слышишь? Знаю, слышишь. — Его взгляд блуждал по надписям на плите. Дата смерти… Так быстро всё это произошло… — Вот и сейчас маленький мальчик пришёл к твоей могиле, сказать, как ему больно и тяжело. Прости, что я появился в твоей жизни. Прости, что забрал у тебя жизнь. Я убил её ребенка, она убила тебя. Прости меня… — голос сорвался, и Макс снова замолчал. — И спасибо тебе за всё, отец. Кем бы я был без тебя? Может, загремел бы в тюрьму по молодости и сдох там? Почему же Бог спас ублюдка?
Повисло молчание. Он пытался собраться с мыслями, что было чертовски тяжело сделать. Да бл*ть! Как же так?! Его отец лежал сейчас под землей мертвый! Неправда… Неправда! Он хотел кричать, бить надгробие, доказывая всем и, в первую очередь, себе, что отец жив. Не мог же он умереть сейчас, когда Макс понял, что значит «любить». Не могло же всё так закончиться…
— Я бы убил её за тебя. Но не могу. Я слабак, да? Прежний Макс похоронил бы её с тобой вместе, но я не могу. — Обхватил голову руками, не справляясь с эмоциями. — Я не могу, черт возьми! Я… люблю её, отец. И я убил… я… убил… своего малыша. Она не говорит прямо, кто отец, но это очевидно — я. Господи, какой-то сумасшедший круговорот крови и мести в природе. Мы с ней больны, так? Идеальная пара. Она — идеальная пара для монстра.
Снова пауза. Его рвало от бушующих эмоций, еще мгновение, и он сорвётся. Покалечит сам себя, сделает непоправимую глупость. Пора было брать себя в руки.
— Не знаю, смогу ли я с этим справиться. Сейчас некому меня поддержать. Стефан тоже сходит с ума. Мы снова с ним остались блуждающими в темноте душами. Мы оба можем сорваться, и это будет конец всему, что ты так долго и упорно строил. Я буду стараться. Я стану лучше. Клянусь, отец… — Скупая мужская слеза скатилась по щеке, и Макс встал. — Прости, отец… И я люблю тебя.
Он ушёл, оставляя за собой горький шлейф горечи. Горечь эта повисла в воздухе, а всё пространство было пропитано его раскаянием и сожалением. Боль звенела в натянутых струнах тишины. Монстр плакал. Монстру было больно. Монстр устал быть монстром…