Глава 8.
Макс проснулся. Голова была тяжелой, мысли весили тонну, каждая. Черепная коробка вот-вот развалится. Полночи он не спал, думал о ней. Мужчина уставился в потолок. Опять он её обидел, опять переступил черту дозволенного. Нельзя было так говорить о ребёнке. Нельзя! Он встал, со злостью скидывая одеяло. Моральная усталость превращалась в физическую, тело не хотело ему подчиняться. Макс всё больше чувствовал себя осколком, хаотично плывущим по жизни, постоянно врезавшимся в скалы. Надоело быть одиноким тираном, деспотом, влачащим жалкое существование. Во всем была виновата мамаша! Сука, родившая монстра.
— Сама-то сдохла, тварь. А как быть мне? — спросил пустоту, брызгая в лицо холодной водой.
На кого он стал похож? Лицо носило на себе многовековую печаль, в каждой морщине была скрыта боль сотен дней, прожитых в полнейшем одиночестве и безумии, которое заменило ему кровь. Подменило красную жидкость в венах на едкий яд, отравляющий своими парами мозг. Сорок лет. Ему было всего сорок лет. Вся осознанная жизнь осталась позади. Сейчас он должен был быть окружен детьми, любящей женой и бабушками с дедушками. А на деле он был окружен лишь беспощадными демонами, что рвали его душу в клочья каждый день и вонзали свои клыки в его плоть.
Зачем он её обидел? Она, наверняка, плакала там, за дверью. Наверняка, стерва сдавала свои позиции, когда никто не видел. Её слёзы резали его сердце, пускали кровь. Зачем она так говорила? Она врала. Он был в этом уверен. Не могла его Зара так говорить, даже если представить на секунду, что он был отцом. Внутренний червь сомнений грыз всё сильнее, не оставляя шанса передумать. Его ребёнок, его Зара…
Макс вышел из ванной, так и не прояснив мыслей, даже с помощью ледяной воды. Ничто не могло помочь, только он сам. Выглянул в окно. Лил дождь. В Америке бы в стекло билось солнце, ослепляя яркими лучами. Он думал, что навсегда сбежал из этой холодной страны, оставил колючую проволоку прошлой жизни здесь. Но солнце другой страны не приносило ему тепла. Будто и не светило вовсе. Вечный узник собственной жизни. И не сбежать. Зара была права — деньги стали для него всем. Он прятался за купюрами, находя утешение лишь в их количестве. Но сейчас ему так не хватало её. Её смеха, её чарующей улыбки, её стеснения и дерзости. Не нужно никакого секса, он готов был стать монахом. В его возрасте душа нуждалась в покое и стабильности, потребности члена пора было переместить на второй план, а то и на десятый. Почему только член получал всё, что хотел? Душе никогда ничего не перепадало…
«Ты же тоже делаешь только то, что нравится тебе. Ты не думаешь о других людях никогда. Только о себе, о своих желаниях. Всегда всеми пользуешься!»
Крупная дождевая капля ударила в окно, и мужчина вздрогнул. Дождь усилился, переходя в ливень. Холод потянулся по коже. Он, на самом деле, всеми пользуется, никого никогда ни о чём не спрашивает. Может, поэтому и не получает ответа? Просто потому, что не спрашивает… Капли дождя забарабанили по стеклу, словно пытаясь достучаться до него. Господи, да он даже Венди нагло использовал. Как последний подонок, кусок отборного дерьма. Кулак врезался в стекло. Макс чувствовал нечто невообразимое, некий прилив сил в душе, он был готов совершать добрые дела. Хоть какие-то. Наверное, это и есть просветление. Когда в кромешной темноте твоей души внезапно зажигается свет, да такой, что ослепляет. Режет глаза, но ты не ищешь выключатель, а подчиняешь ему. Достав телефон из кармана брюк, он набрал номер Венди.
— Да, мистер Бекер. Доброе утро.
Ему показалось, или её голос дрожал от неуверенности? Наверное, думает, что он сейчас пригласит её к себе.
— Венди, я расторгаю наши договоренности.
— Но, мистер…
— Ты меня слышала? Договоренности расторгнуты. Я снимаю с тебя дополнительные обязательства, — сказал он и отключился. Выдохнул. Минус один грех с души.
В дверь постучали. Макс перевел взгляд на неё. Кого там принесло? Пусть уносит обратно! Но проигнорировать посетителя не удалось. Это был отец.
— Макс, головная боль моей задницы, открой! Я знаю, ты там.
Макс чертыхнулся, но открыл.
— Откуда ты знаешь, что я тут? — недовольно спросил он, впуская отца.
— Чувствую по недовольству, которое клубами вырывается из-под двери, — улыбнулся Джек.
— И почему ты Стефана никогда не называешь ни занозой в твоей заднице, ни головной болью этой самой задницы?! Почему только меня?
— Потому, что он к моей заднице не имеет никакого отношения. Он хороший мальчик, а ты вечно влипаешь в истории. Хотя, он тоже сегодня какой-то раздраженный. Я это ещё вчера заметил, когда говорил с ним по телефону. Почему я не имею ни малейшего понятия о том, что происходит в жизни моих сыновей? Почему они переживают лучшие и совсем не лучшие моменты своих жизней в одиночку?
— Может, потому, что им так проще? — огрызнулся Макс. Его раздражение тоже взлетело до предела.
— Может, я не спорю. Почему ты никогда не давал мне шанса стать тебе отцом? Я рад, что хотя бы со Стефаном тогда, двадцать лет назад, ты нашел общий язык. А то был бы сейчас совсем…
— Один! Я знаю. Я был бы совсем один. И это было бы правильно.
— Прекращай распускать нюни! — Джек сел в кресло, а Макс остался стоять у окна. — Что случилось?
— Ничего. Стефан для этого тебя позвал, вправлять мне мозги? — грубил Макс, хоть и сам не знал причин для подобного тона в разговоре с отцом. Просто не было больше сил ни на что. Хотелось сбросить маску, оставив свою изуродованную душу обнаженной.
— Жаль, тебе не десять лет. Я бы всыпал тебе по первое число. Поверь, ремень из толстой крокодиловой кожи хорошо приводит в чувство.
Макс едва заметно улыбнулся, снова обращая взгляд к окну. Ему хотелось вырваться из этих стен, на улицу.
— Ты даже не знал меня, когда мне было десять лет.
— Это неважно. Да, я узнал тебя немного старше, и было уже поздно заниматься твоим воспитанием…
— Да, всё потеряно, — перебил его Макс. — Вырос монстр.
— Почему ты так говоришь о себе? Из-за наркотиков и лечения в клинике? Сущий пустяк!
— Да не из-за наркотиков! Я же был не в курсе, что это наркотики. Просто… вырос монстр. Я знаю это точно, — тихо сказал он.
— Зачем ты вообще пил успокоительное? Ваше со Стефаном «просто так, нервная система была ни к черту» меня не убеждает. Я ничего о тебе не знаю. Я, твой отец, прошёл три года настоящего ада с тобой, и даже не заслужил доверия знать, что происходит с моим старшим сыном?
— С ним ничего не происходит. Ничего! Оставь мою жизнь мне. Я сам разберусь с ней.
— Я люблю тебя, Макс. И мать твою любил.
— Значит, ты ничего не смыслишь в любви, — резко ответил Макс и, подхватив вещи, направился к двери.
— Куда ты, сын? — взволнованно спросил отец, его сердце болело за него. Того явно грызли нехорошие мысли. Как бы чего не сделал.
— На улицу. — Дверь захлопнулась.
Макс вдохнул полной грудью. Свежий воздух немного успокоил его больную душу. Дождь только что прекратился, но по нависшим тучам было ясно, что небо еще разразится слезами. Он не знал, куда идти, ноги сами понесли его в нужном направлении. Словно прошлое вело его сейчас к истокам мироздания, туда, где он сможет найти покой. И ответы на свои вопросы. Под ногами хлюпали лужи, ветер завывал в самом сердце. Мужчина остановился. Пространство и время остановились тоже, он замер, собирая все мужество у себя внутри. Куда же он пришёл? Взгляд скользил по новым десятиэтажкам, красивым домам, лужайкам, детской площадке. Было тяжело видеть это всё, чертовски тяжело. Он прошёл к скамейке напротив детской площадки и сел.
Дети катались с горки, строили фигуры из мокрого песка, смеялись и кидались грязью. Кому-то обязательно влетит за испачканную одежду. Голову пронзила резкая боль, шум в ушах стал нарастать. Макс закрыл глаза и позволил боли прокатиться по сознанию.
Он играет с какими-то мальчишками, детьми местных алкашей и нищих, они копаются в земле, так как никаких площадок тогда тут не было. Ищут червяков и жуков, ведь игрушек тоже не было… Он весь грязный, даже лицо в земляных разводах. Выходит мать и орет на него, дает подзатыльник, обзывает и говорит, что он маленькая свинья, которая сорвет ей встречу. Тащит его за воротник в дом, которого сейчас здесь нет, в это общежитие для шлюх. Срывает одежду, бьёт, опять что-то орёт, но он уже не слышит, потому что громко плачет.
— Скоро придет клиент, а ты, придурок, весь в грязи! — Кидает одежду на пол и толкает его в какое-то корыто, наподобие ванной. Обливает водой, трёт губкой, продолжая сыпать оскорблениями, которые он не понимает.
Этот ужас заканчивается, и начинается новый. Через полчаса приходит тот самый клиент…
Глаза Макса распахнулись. Это всё неправда! Этого всего нет. Перед ним сейчас во всей красе стоял новый, дорогой район, с большой детской площадкой и зеленью. Никаких алкашей, их детей и ненавистных шлюх. Всё пристойно, всё красиво. Отстроили за двадцать лет, снесли его прошлое одним махом. Сердце сдавило болью. В ногу что-то ударилось. Он опустил взгляд и увидел футбольный мяч. Малыш подбежал к нему, в нерешительности смотря на незнакомца, у ног которого сейчас лежал его мяч.
— А ну, лови! — весело крикнул Макс и кинул ему мяч, вполсилы, чтобы тот поймал. Мальчуган захихикал, поймав мяч, и убежал к друзьям.
Макс улыбнулся тоже. Пусть у этих детей будет правильное детство, смех и улыбки. Взгляд мужчины остановился на сарае, развалившемся здании, стоящем особняком от этого красивого района. Не может быть… Да это же тот самый киоск! Он встал и направился к нему. Конечно, киоск… Почему его не снесли? Может, в нём жили бомжи? Сердце снова защемило от воспоминаний. Этот киоск стал самым приятным воспоминанием детства. Не будь он мужиком, слёзы давно бы катились по его щекам.
Случались у его мамаши приступы просветления, когда она плакала и прижимала его к себе. Осыпала лицо поцелуями, гладила по голове и приговаривала, как любит своего сыночка. Просила простить её. На голову Макса упала капля. Ещё одна, ещё. Пошёл дождь, небо бушевало над ним, сталкивая в этомт момент прошлое и настоящее, разрывая его душу на части.
— Прости, Максюша, сынок, прости меня. — Слёзы текли по её щекам, она прижимала маленького мальчика к себе.
— Не плачь, мама, — утешал её он, душа ребенка была чиста, он не держал на неё обид.
— Это всё он. Он заставляет меня! Но я люблю тебя, люблю, сыночек. — Поцеловала в макушку. — Пойдем в киоск, жвачку купим? — улыбнулась она, притягивая его к себе ближе.
— Конечно! Мятную или апельсиновую? — радостно воскликнул он и слез с её коленей, натягивая куртку. — Пойдем быстрей, мама! А то, ещё раскупят.
Мятная или апельсиновая, а ещё малиновая и кофейная. По сорок копеек. Макс стоял под дождем и смотрел невидящим взглядом на киоск. Он помнил, как не мог увидеть содержимое витрины, поэтому приходилось подпрыгивать. Он всегда точно знал, где лежала заветная упаковка любимых пластинок. Сорок копеек. Сейчас сорок тысяч долларов ничего для него не значат… А ещё там был ромовый шоколадный батончик за двадцать копеек, и даже иногда, в моменты невообразимой душеной доброты, ему перепадала «Аленка» за рубль восемьдесят.
Дождь усилился, он уже промок до нитки. Холод пробирал до костей, но это был другой холод, не физический… Душевный. Мужчина развернулся и побрел прочь от этих мест, от своего прошлого. Достаточно на сегодня боли. Ему хватит этой боли на две жизни вперёд. Вот почему он так обижал свою Зару и всех остальных бабочек. Свою любимую женщину он обижал, а теперь не знает, как жить дальше. Отец говорил ему о своей любви, а он снова показал ему, какой он маленький мальчик. Максу до дрожи захотелось поговорить с отцом. Чёрт, он вынес столько боли рядом с ним, держал его за руку вместе со Стефаном, когда он буквально распадался на части. И что же он дал взамен самым дорогим людям?
Зайдя в отель, мужчина быстро поднялся на свой этаж, но потом решил не тратить драгоценное время на переодевание. Нужно было срочно идти к отцу, пока не пропал настрой. Не успел выйти с этажа, как чья-то сильная рука рванула его назад и припечатала к стене.
— Какого хера ты опять творишь?! — злился Стефан, испепеляя Макса взглядом.
— Отпусти! И скажи, что тебе надо, без всяких причитаний. Я спешу.
— Куда ты спешишь, грёбаный извращенец? Нашел новую дырку для впихивания члена?
— Заткнись, Стеф! — Оттолкнул его от себя. — Не хочу бить тебя при всех. Поэтому понизь тон и скажи, что тебе нужно, черт возьми.
— Почему Венди зашла сегодня ко мне трясущаяся и вся в слезах?
— Не знаю.
— Я знаю! Потому что ты уволил её с должности своей личной шлюхи!
— Не твоё дело, — упрямо сказал Макс. — Следи за своим членом, братишка.
— Я, как раз таки, слежу. Как ты мог так с ней поступить?
— Да что такого? Ну, не хочу я её больше трахать. Дальше что? Конец света случился?
— Она думала, ты её таким образом уволил совсем. Венди столько лет являлась твоим секретарем, и ты, все равно, поставил желания своего больного х*я выше всего!
— Не ори, — зашипел Макс. — Не твое собачье дело. Она может возвращаться на работу, я её не увольнял. Передай ей это и подотри, заодно, слезки.
— Она не вернется. Я перевел её в свой отдел.
— Наср*ть. А теперь отвали, Стефан. — Макс прошёл мимо него, торопясь к отцу. Стефан завел его, он был зол.
Постучал в дверь, услышал приглушенное «войдите» и вошёл, точнее, влетел, будучи мокрым, злым и взведённым.
— Сын, ты чего…
— Я тоже люблю тебя, отец, — выдохнул он, бросая на пол мокрую верхнюю одежду и все вещи.
Джек был ошарашен. Он даже не успел придумать, что ответить, и открыть рта, как Макс продолжил.
— Просто люблю, отец, хоть и никогда не говорил об этом. Я думал, что не умею любить. Но я абсолютно точно уверен, что люблю тебя и Стефана. Это именно любовь. Наверное, пришло время произнести эти слова впервые в жизни? — вымученно улыбнулся Макс, опять подходя к окну. Он сейчас был далеко отсюда, причём, на много лет назад.
— Ты для меня загадка, сын. Что с тобой происходит? — Замолчал. — Ты любишь её, — с легкой улыбкой констатировал он.
Макс хотел возразить или прикинуться дурачком, будто не понимает, о чём отец говорит. Но вместо этого качнул головой, словно сбрасывая вековую тяжесть с себя. Для Джека этого мимолетного, но искреннего жеста было достаточно, чтобы всё понять.
— Расскажи, что происходит у тебя на душе. Не таись. Я всё пойму, на то я и отец, — сказал он, взглядом приглашая сына к разговору.
— Что ты хочешь услышать? Что маленький, обиженный мальчик не дает мне жить? Что он каждый день плачет и требует мести? Что он ненавидит свою мать? Ты хочешь услышать, что сорокалетний мужик запутался вконец и не знает, как найти выход?
— Хочешь вернуть всё назад?
— Да, — не колеблясь, ответил Макс и ощутил эту непоколебимость, эту твердость внутри.
— Жалеешь, что не остановил её от этого шага? Дурак ты! Позволил женщине решать, жить твоему ребёнку или нет! А после валялся в больнице под капельницей!
Твою ж мать... Как было стрёмно врать отцу, но такова была официальная версия. Зара сделала аборт, а он её не остановил, даже посодействовал.
— Мы думали, что это не мой малыш…
— Что значит «думали»?! Думать ты так и не научился, сын! Как вы поняли, что это не ваш ребёнок? Ты увидел его лицо у неё в животе, она призналась, что спала с другими мужчинами? Или что? Чем ты думал? Все эти три года я не могу услышать вразумительного ответа.
— Просто так вышло, и всё. Какая разница, как, почему и зачем? Ребёнка нет, её тоже. Ничего нет, — голос Макса сел.
— Эх, я и не услышу этот вразумительный ответ. Хватит жевать сопли, ничего вкусного и полезного в этом нет. Действуй, черт возьми! Чего ты ждешь? Пока она родит мужу?
Мужчина поднял удивленный взгляд на отца.
— В смысле «действуй»? Что мне делать? Просить её развестись? Она не захочет больше никогда меня видеть в своей жизни…
— Да почему?
«Потому что я убил её ребенка!» — кричал про себя Макс.
— Просто… Я уверен в этом.
— Вздор! Прекращай. Всегда проще ныть. Сопли мотать на кулак проще, понимаешь? Встань и сделай шаг ей навстречу. Отдай ей тендер.
— Что?! — Макс подскочил. — Ни за что! О чём ты говоришь, отец? Совсем к старости сентиментальность одолела? Это и твоя фирма тоже, между прочим!
— Плевать мне на фирму. Какие мои годы, скоро уже помру. И перед смертью я хочу знать, чёрт возьми, что не фирма моя процветает, а мой сын счастлив!
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — покачал головой Макс. — Бред…
Но червь сомнений уже взял бензопилу и принялся пилить его на части. Он хотел бы вернуть её, до дрожи в пальцах, до звона в ушах и помутнения в глазах. Просто хотел её. Назад, в свою жизнь. Хотел отмотать всё, как кинопленку. Дать им шанс. Может, она бы родила ему сына или дочку? Господи, грёбаное время, которое нельзя было вернуть назад! Но оно тягучей, вязкой субстанцией струилось по пальцам, превращаясь в песок и утекая навсегда, унося в своих крупицах все надежды на светлое будущее, которым не суждено было сбыться.
— Ты прав, отец. — Он повернулся к нему. — Прав! Я просто отдам ей все самое дорогое. Ведь она так думает. Думает, что важней денег в моей жизни ничего нет. И она права. Была. Теперь есть. — Что с тобой? Тебе плохо? — Отец держался за сердце, лицо исказила гримаса боли.
— Нет, нет, все нормально. Уже второй день сердце пошаливает. Не обращай внимания, надо мне будет опять на Гоа слетать. Чтобы никого, кроме краснозадых макак на пальмах, не видеть, — слабо рассмеялся Джек. — А я, действительно, прав. Сделай так, как я говорю. Вот увидишь, что я не ошибся. А фирма… Фирма фирме рознь, можно ещё одну основать, но найти новую любовь — невозможно.
Макс был настолько воодушевлен, даже окрылен этой идеей, что его мало волновал проигрыш, который ударит по фирме и репутации в глазах других людей. Он отдаст всё своей любимой бабочке, лишь бы она снова была с ним. И на добровольной основе.
— Вот видишь, сын, иногда нужно просто открыть глаза, чтобы увидеть свет. — Джек мягко улыбнулся ему, отцовское сердце пело от радости за сына.
— Я люблю тебя, отец, — произнес Макс, смотря на него доверчивым, радостным взглядом. — За всё. За то, что дал мне жизнь. Именно жизнь, а не то жалкое существование, которое я влачил раньше. За то, что спас меня, когда я водил хороводы с чертями в клинике, за то, что… Был мне отцом, хоть я это всегда отрицал. Не перебивай, пожалуйста, — остановил его. — Ты хотел внука, в отличие от меня — монстра, который даже не плакал по своему ребёнку. Сейчас ты открыл мне глаза, просто пнул меня навстречу свету. И я не подведу тебя… Папа.
— Сын… Не хочу ничего говорить. Слова — пустое. — Он подошёл и обнял Макса. Тот замер, абсолютно не дыша, все клетки тела застыли. Похлопал по спине и отпустил. На глазах Джека выступили слезинки, он их аккуратно стёр. — Всё, иди, готовься. Завтра идем к ней.
— Но, отец…
— Иди, говорю! Ещё я буду плакать при тебе.
Макс вышел, выпав из реальности. Что сейчас произошло? Боже, да это было первое в его жизни проявление нежности… Он зашёл в номер и сел на кровать. Завтра они идут к Заре. Завтра он сделает этот роковой или спасительный для него шаг.
* * *
Ирина со злостью захлопнула крышку ноутбука. Бесило всё! Ещё чуть-чуть, и шторы воспламенятся. Воспламенится она сама. Лёша уволил её! ЕЁ! Свою жену. Всего-то за то, что она опоздала на службу, в этот долбаный храм! Девушка выгребала документы и прочие вещи из шкафов, с яростью закидывая их в коробки. Уволил! Она раздраженно сдула челку, так нагло лезшую в глаза, и продолжила бросать журналы и бумаги в коробку.
— Ирина Валерьевна, до вас не может дозвониться Алексей Викторович, — в дверях появился Сергей, помощник мужа.
— Мне плевать, — огрызнулась она. — Закрой дверь с той стороны!
— Но…
— Оглох?!
Она провела по экрану смартфона пальцем, снимая блокировку. Несколько пропущенных от Лёши. Пошёл к чёрту! Не будет отвечать, и перезванивать тоже. Трахается с этой французской сукой, а на неё ещё орёт и увольняет. Девушка остановилась, села в кресло и устало откинула голову на подголовник. Господи, как она устала. С Лёшей совместная жизнь пошла прахом, просто трещала по швам. Они делили жилплощадь, не более… Он был прав, она знала это. Её не тянуло к нему магнитом, не срывало тормоза при виде собственного мужа. Зато при виде Макса энергия всполохами вырывалась из неё, беснуясь и взрываясь.
— Ты просто больна… Зара, — пробормотала себе под нос и вздохнула. Она уже настолько запуталась в паутине этого безумия, что просто не знала, как поступать, во что верить и как жить.
В дверь постучали. Ну, сейчас Сергей нарвется на взбучку. Честное слово, нарвется! Ирина резко встала с кресла, направляясь к двери. Рванула её на себя и сказала:
— Сереж, ты тупой такой?! Сказала, НЕ БЕСПОКОИ… Ой. Мистер Дэвидсэн? — Её глаза округлились. — Что вы здесь делаете?
— Зара, дорогая, рад тебя видеть! Как жизнь? Как дела?
— Проходите для начала в кабинет, — пригласила его внутрь. — Эм… дела у меня отлично. А у вас?
— Ты, наверное, хочешь знать, что я тут делаю? — ласково произнес он, устраиваясь на диване. — Приехал повидать сыновей. Вот к тебе решил заглянуть. А ты сильно изменилась, Зара.
— Меня зовут Ирина, и попрошу не забывать об этом. Да, изменилась. И мне, всё же, не очень понятна цель вашего визита. — Ей еще нужно было вещи собрать, не до болтовни. — Я так понимаю, тендер?
— Ты правильно понимаешь, милая. — Джек загадочно ей улыбнулся. — Именно тендер.
— В таком случае, не о чем нам с вами говорить. Я не могу повлиять на решение комиссии, кому достанется, тому достанется. Джек, извините, но я сейчас немного занята.
— Конечно. Мой визит не продлится долго. — Макс уже отправился к её мужу с разговором об отказе от тендера.
Ирина смотрела на него с непониманием. Это наглость, или он не понимает намеков? Она хотела возразить ему, но дверь открылась, и в кабинет вошёл Макс.
— Добрый вечер, Ирина Валерьевна.
— Очень добрый, мистер Бекер. Что происходит? Что вам нужно? Встреча не была назначена. — Как же ей не хотелось, чтобы они узнали об её увольнении. — И сейчас я не могу с вами разговаривать. Повторюсь, я занята.
— Мне нужен ваш муж, — ответил Макс, на удивление спокойно и сдержанно. Он не пришёл воевать с ней или ругаться.
— Он отсутствует.
И она даже не знала, где он был… Это стало нормой.
— Макс подождет вашего мужа в приемной, а мы пока побеседуем, — твердо сказал Джек, и Макс, все поняв, вышел.
Ирина вообще ничего не понимала.
— Джек…
— Ирина, прекрати. Я просто хочу вспомнить былое, поговорить.
— Вспомнить былое, значит? Ну, хорошо, вспоминайте. Как я вам не понравилась с первого взгляда, как вы меня невзлюбили. Не знаю, что на вас нашло потом, да меня это и не волнует.
— Знаешь, Ирина, правильно ведь невзлюбил, — казалось, в его голосе сквозила обида на неё.
— Что?! Нет, это даже не смешно. Не хочу более ничего слышать. Ждите моего мужа с вашим сыном в приемной.
— Конечно, не хочешь! И внука моего выносить и родить ты тоже не хотела. Лишила Макса возможности стать отцом! Почему ты решила за двоих? — сказал Джек и замолчал, выравнивая дыхание. Сердце опять стало барахлить. Сдавливало не по-детски. Придется навестить местную клинику.
Ирина задохнулась, он не просто ударил её под дых, а нокаутировал, убил. Что за чушь он нёс?! Этот придурошный старик?! Буря злости охватила её окончательно. Она швырнула со стола папки и, опершись на него, прошипела, сгорая от ярости:
— Заткнитесь, жалкий лицемер! Или я выцарапаю вам ваши лживые глаза и вырву поганый язык!
— Зара, дочка…
— Заткнитесь, я сказала! Я вам не дочка, подонок! Значит, это я не дала монстру стать отцом? Я, да?! — Она ударила по столу и, обойдя его, остановилась напротив Джека. — Он вам так сказал?
— Да… А что…
— Он, он убил мою дочь! Он притащил меня в больницу, где эти убийцы вкололи мне снотворное и убили мою девочку, — голос сорвался на хриплый шепот, глаза, против воли, увлажнились. — Ненавижу его! И вас! За то, что усыновили это отродье!
— Зара… Нет… Что ты говоришь? Ты врёшь!
— Да, я вру. — Ирина положила руки на живот. — Я вру. Нет, не вру! Я до сих пор говорю со своим ребенком, когда никто не видит. Я до сих пор вижу её во сне. Она снится мне каждый день, плачет и смеется. Она так похожа на меня… Ваш сын — больной придурок! Он принимал все это время наркотики и после убил своего малыша!
— Он говорил, что ребёнок не его, и ты знала.
— Это его ребенок… Был.
— Не верю, — тряхнул головой мистер Дэвидсэн. — Мой сын не мог. Он не ангел, но и не…
— Демон! Вот, кто он. Дьявол во плоти, исчадие ада! — орала она, заступив за все рамки, разорвав все сдерживающие факторы. — Это всё его мать-шлюха, да? Поэтому он ненавидит женщин? А вы во всем ему потакаете. Дали чудовищу в руки власть, деньги, статус в обществе, а он распоряжается людскими жизнями, как монетами. Орел или решка. Кому повезёт?
Джек молчал. Его глаза метали огни, а душа трещала по швам, нервы высоковольтными проводами замыкались в сердце. Его сын не просто так попал в больницу, чуть ли не с диагнозом помешательства. Это была не ошибка. Его сын оказался монстром…
— Зара… — начал он, но боль хлыстом ударила по сердцу. Не выдержало оно. Мужчина издал глухой стон и схватился за сердце.
— Что с вами, мистер Дэвидсэн? — испуганно спросила Ирина.
— Всё хор… Ай… Сердце…
— Что делать? Нужно вызывать скорую? — Она стала суетиться, панические мысли мешали мыслить трезво.
— Таблетки… в кармане… внутри пиджака…
Девушка потянулась к нему, но внезапно остановилась, пригвожденная к месту. Слова другого мужчины сейчас резали керамическим ножом её душу, кровь окрашивала пол.
«— Тогда проваливай отсюда к черту, дрянь! Надеюсь, ты никогда не сможешь родить такое же, никому не нужное, отродье, каким являешься сама!»
Он сказал, что это она убила малыша… Подонок. Взгляд переместился на Джека, корчившегося от боли. Таблетки… внутри пиджака… Нет. Она подняла глаза на него, завороженно следя за мучениями пожилого человека. Кровь за кровь. Жизнь за жизнь.
— Дай таблетки, дочка… — прохрипел Джек, протягивая к ней руки.
Она отстранилась назад и покачала головой. Нет. Его рука упала, он перестал издавать звуки боли и просто посмотрел на неё. Это был конец, он ясно понял, что она не спасет его. Сын убил ребёнка этой женщины… Мужчина сделал легкий, почти невесомый качок головой, в глазах — понимание мотива её поступков и раскаяние за поступки сына. Боль давила прессом, плюща кровеносные сосуды, но было плевать. Перед смертью узнать, что его любимый сын запачкал свои руки кровью… «Как же так, Макс?» — последняя мысль проскочила в хаосе мыслей, вызванном болевым шоком перед тем, как боль взяла верх над разумом, и Джек закрыл глаза навсегда.
— Ирина Валерьевна, так, где же, всё-таки, ваш муж… — Макс, радостный и в приподнятом настроении, появился в дверях. — Отец!!! — Кинулся к нему. — Что с ним?!
Ирина смотрела в одну точку, застыв, словно изваяние. Джек умер. Долг мести был отдан. Она не слышала, как Макс обращался к ней, звал её и непрерывно щупал пульс отца. Око за око. Жизнь за жизнь. И снова её душа была забрызгана кровью… На заднем плане раздавался срывающийся голос Макса: «Отец, твою мать, отец! Где эти гребаные таблетки?! Твою мать!!! Держись… Держись… Держись! Дыши! Господи… Дыши… »
Что он там делал?.. Внезапно его сильная рука рванула ее, вырывая из транса.
— Если он умрет, я убью тебя, тварь!