Я из твоего сна

Студия Банчана гудела после успешной защиты студенческих проектов. Воздух пах краской, кофе и легкой эйфорией. Хёнджин стоял у мольберта, но не рисовал. Он наблюдал за Феликсом, который оживленно обсуждал с группой студентов тонкости акварельной техники. Его светлые волосы ловили свет из высокого окна, жесты были уверенными, улыбка – искренней и легкой, без тени прежней печали. Кулон-лабиринт, теперь оправленный в прочную серебряную цепь, лежал в кармане Хёнджина как талисман победы, а не оков. Они решили: носить его будет Хёнджин. На память. И как символ того, что ключ от их счастья – в их руках, а не в металле.
Чанбин, окрыленный успехом своего ученика (маленькая девочка написала музыку к его картине!), ворвался в соседнюю аудиторию, которую Сынмин временно оккупировал под «лабораторию». Технарь, с наушниками и впавшими от бессонной ночи глазами, пытался отладить сложную программу визуализации для нового проекта Банчана. В комнате царил полумрак, мерцали мониторы.
«СЫНМИН-А! ТЫ ВИДЕЛ?! ЭТО БЫЛО ЭПИЧНО!» – рявкнул Чанбин, влетая и включая на полную катушку портативную колонку, с которой не расставался. Оглушительный бит хлынул в тишину, заглушая тихие сигналы компьютера.
Сынмин вздрогнул так, что чуть не уронил дорогущий графический планшет. По его лицу пробежала волна ярости. Все накопленное за последние дни раздражение – на Хёнджина, на Феликса, на их дурацкую историю, на вебтун, на бессонницу, на этот чертов кофе, который не бодрил – вырвалось наружу.
«ВЫКЛЮЧИ ЭТОТ АДСКИЙ ШУМ, ДЕБИЛ!» – заорал Сынмин, вскакивая. Он забыл про планшет, про код, про все. Его единственной целью было заставить этот рев прекратиться. Он рванулся к Чанбину, который стоял с идиотски-торжествующей улыбкой, и с размаху толкнул его в грудь. «Я ТЕБЯ СЕЙЧАС…!»
Чанбин, не ожидавший атаки, пошатнулся назад. Его нога зацепилась за провод. Чтобы не упасть, он инстинктивно схватился за Сынмина. Тот, теряя равновесие от толчка и внезапной тяжести, потащился вперед. Их лица, искаженные злостью и неожиданностью, столкнулись с силой.
Их губы встретились.
Не поцелуй. Столкновение. Жесткое, неловкое, болезненное. Зубы стукнулись. Чанбин вскрикнул от неожиданности и боли прямо в рот Сынмину. Музыка продолжала орать.
Длилось это микросекунду. Они отпрянули друг от друга, как от раскаленного железа. Чанбин вытер рот тыльной стороной руки, глаза круглые от шока. Сынмин стоял, бледный как мел, касаясь пальцами своих губ с выражением чистого, немого ужаса. Звук бита внезапно стих – Чонин, появившийся как раз в дверях с телефоном (опять!), успел выдернуть штекер из колонки.
«О. Мой. БОГ», – прошептал Чонин, не опуская телефон. Его глаза горели восторгом чистого, неподдельного вдохновения. «Враги-любовники! Физическое выражение подавленного напряжения! Спонтанити! Это же… ШЕКСПИР на минималках!»
«ЗАТКНИСЬ!» – прошипели в унисон и Сынмин, и Чанбин, глядя на Чонина с одинаковым желанием придушить.
Тишина в ближайшей кофейне «Lunar Brew» (где когда-то работал Феликс) была оглушающей после недавнего крика. Чанбин и Сынмин сидели за крошечным столиком у окна. Между ними стояли две огромные чашки черного кофе. Атмосфера висела густым, неловким туманом.
«Я… я не хотел тебя целовать», – пробормотал Сынмин, уставившись в свою чашку, как в бездну. Его щеки все еще горели. «Это был несчастный случай. Ты вломился, орал…»
«А ты полез драться как последний гопник!» – парировал Чанбин, но без привычной агрессии. Он тоже смотрел в кофе. Его губа слегка распухла от столкновения. «И да… несчастный случай. Кошмарный». Он помолчал. «Хотя… музыку я действительно врубил слишком громко. Прости.»
Сынмин поднял глаза, удивленный. Он не ожидал извинений. «А ты… не разбил планшет. Когда падали. Спасибо. Он… дорогой.»
Еще минута тягостного молчания. Чанбин неловко ковырял ложкой пенку на кофе.
«Так… насчет Хёнджина и Феликса…» – начал он осторожно.
Сынмин вздохнул. «Я видел их сегодня. Улыбаются. Идиоты.» Но в его голосе не было прежней ярости. Была усталость и… капитуляция. «Феликс… он выглядит… нормально. Счастливым. Если этот псих его не сводит с ума по-настоящему…» Он махнул рукой. «Ладно. Пусть. Надоело бегать и орать.»
«Они переезжают вместе», – сообщил Чанбин, отхлебывая кофе. «Снимают квартиру поближе к универу. Хёнджин уже коробки таскает, как муравей.»
«Вместе?» – Сынмин поднял бровь. «Серьезно? Ну… удачи им. Выживут – молодцы.» Он вдруг усмехнулся – коротко, беззлобно. «Твои мозги, наверное, тоже скоро съедут, если будешь рядом с ними часто.»
Чанбин фыркнул. «Мои мозги и так под угрозой от твоих криков и попыток убийства через поцелуй.»
Сынмин бросил в него бумажной салфеткой. «Заткнись.»
Чанбин поймал салфетку и… улыбнулся. Не своей широкой, громкой улыбкой, а какой-то новой, чуть смущенной. «Ладно, технарь. Трепаться тут мы мастера. Может, закажем еще кофе? Или… пончиков? Ты же недоедаешь, когда в коде тонешь.»
Сынмин посмотрел на него, потом на витрину с пончиками. В его циничных глазах мелькнуло что-то похожее на слабое любопытство. Или начало чего-то нового. Очень неловкого. Но нового. «Пончики… с шоколадом. И да… еще один кофе. Крепкий.»
Джисон влетел в комнату Чонина, как ураган, с ноутбуком наперевес. «СМОТРИ! ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ПРОСМОТРОВ ЗА НОЧЬ! И ПОДПИСЧИКИ! И КОММЕНТЫ! "ГДЕ ГЛАВА 2??", "АУТОРЫ, Я УМОЛЯЮ!"» Он прыгал на месте, сияя.
Чонин, возлежавший на диване в халате, увенчанном лавровым венком из бумаги (для вдохновения), величественно поднял руку. «Спокойствие, юный падаван! Толпа требует хлеба и зрелищ? Мы дадим им ШЕДЕВР!» Он указал на огромную доску, завешанную сюжетными схемами, артами Джисона и… фотографией неловкого момента Сынмина и Чанбина в дверях аудитории. «Глава вторая: «Поцелуй Врагов и Тайна Кофейного Перемирия»! Добавим драмы, намёков и… может, немного выдумки про тайное общество, контролирующее кулоны?»
«ДА!» – закричал Джисон. «И арт с Чанбином и Сынмином за кофе! С молнией между ними!»
Они снова погрузились в творческий хаос. Их связывало нечто большее, чем просто вебтун. Их связывало общее безумие, любовь к абсурду и потрясающей реальности их друзей. Они были идеальным дуэтом: гений визуала и мастер слова. И лучшими друзьями в этом сумасшедшем калейдоскопе.
Коробки были распакованы. Книги Хёнджина стояли рядом с кулинарными альбомами Феликса. Скрипка мирно соседствовала с коллекцией чашек. В маленькой, но светлой квартирке с видом на парк царил уютный хаос нового начала.
Феликс расставлял последние кружки на кухонной полке. Хёнджин подошел сзади, обнял его за талию, прижался подбородком к его плечу.
«Как ощущения?» – спросил он тихо, вдыхая знакомый запах его волос и кожи – полынь, кофе, домашний уют.
Феликс обернулся в его объятиях, положил руки ему на грудь. Его глаза светились спокойным счастьем. «Как… будто я наконец проснулся по-настоящему. И знаю, что это не сон.»
Они поцеловались. Медленно, сладко, без спешки. Поцелуй не обещания, а подтверждения. Они были здесь. Дома.
«Больше никаких исчезновений?» – прошептал Хёнджин, касаясь лбом его лба.
«Никаких», – улыбнулся Феликс. «Только я, ты, и эта прекрасная, немного безумная реальность.» Он кивнул в сторону окна, за которым горели огни ночного Сеула. «Готов к новым снам? Только теперь… наяву.»
Минхо зашел в кофейню за своим привычным двойным эспрессо. Его взгляд скользнул по залу и зацепился за столик у окна. Джисон, счастливый и раскрасневшийся, жестикулировал, показывая что-то на экране планшета Чонину. Они что-то горячо обсуждали, смеялись.
Минхо замер. Что-то знакомое кольнуло в груди. Та же безбашенная энергия, что и у… Нет. Джисон был другим. Ярким, как неоновая вывеска. Наивным и бесконечно увлеченным. И в этом был свой шарм. Минхо наблюдал, как Джисон закидывает голову назад, смеясь над шуткой Чонина, как его глаза горят азартом. Ветеринар почувствовал странное тепло и легкое головокружение. Не то, что с кошками. Другое. Более… человеческое. И пугающее.
"Черт... Это же ребенок, по сути," – пронеслось в голове Минхо с привычной язвительностью, но мысль потеряла силу перед искренним сиянием Джисона. Он резко отвернулся, подошел к стойке за своим кофе. "Другая жизнь. Совершенно другая история." Но зерно любопытства, маленькое и настырное, уже было посеяно. Он украдкой бросил еще один взгляд на смеющегося Джисона, прежде чем выйти в прохладный вечерний воздух, унося с собой кофе и новую, незнакомую мысль.
Вечер опустился на Сеул, окутывая город мягким светом фонарей и неоновых вывесок. В новой квартире Хёнджина и Феликса пахло свежей краской, пиццей и счастьем. Они сидели на полу среди полураспакованных коробок, их плечи соприкасались, пальцы сплетены.
"Знаешь," – сказал Феликс тихо, глядя на огни за окном, – "весь этот год... эти сны, эта боль забывания... Я думал, это было проклятие. Но теперь..."
"Теперь?" – Хёнджин повернулся к нему, его глаза ловили отражение городских огней.
"Теперь я понимаю," – Феликс встретил его взгляд, его губы тронула улыбка, теплая и безмятежная. – "Это было не проклятие. Это была долгая, трудная дорога домой. К тебе. К нам. К этой реальности."
Хёнджин притянул его ближе, их лбы снова соприкоснулись. Он не стал говорить. Слова были лишними. В тишине их нового дома, под мерцающим небом Сеула, прозвучала лишь цитата, ставшая их истиной, написанная не чернилами, а пережитым чудом:
> "Самые прекрасные сны – не те, что мы видим с закрытыми глазами. А те, что случаются, когда мы открываем их и видим рядом того, кого так долго искали во тьме."
>