blows
Кэтрин
После активно проведённого дня, посвящённого моей модельной карьере и началу избавления от Леоны Хейз-Эдвардс, мы с Кэролайн вернулись под вечер очень уставшими, но удовлетворёнными. Я узнала, благодаря центральному агентству «Seattle Model Management», что серьёзно задействована Леа и плотно укрепила свои позиции только в «Nylon». Я была удручена, когда думала, что она просочилась во все модные центры Сиэтла, но этого не случилось. Я очень вовремя разобралась с колледжем и договорилась о «досрочном» обучении, которое пророчила Джеки. Также, без проблем, заключила два договора, один с «Seattle Model Management», — который сам ищет для меня работу в разных модельных компаниях, — а другой, естественно, с «Nylon».
Я была удивлена, что они так быстро решили принять меня, но потом почитала условия — у меня есть месяц, чтоб попасть в топ моделей Вашингтона, только тогда они продлят договор. Из списков я поняла, что Леа уже «утвердилась». Как выяснилось, «скандальные» появления моделей в прессе тоже усиливает их влияния в модном мире. Тут, конечно, без слов. Она в этом сто процентов первая. На глазах Кэролайн, после того, как она поняла всю подлость этой стервы — появились слёзы, и, клянусь, если бы она была рядом, я бы кинула в неё первое, что попалось мне под руку.
К моему удивлению, долго Кэр унынию не предавалась.
Взяв латте в Старбаксе, в котором мы решили передохнуть от первой части дел, я решила начать воплощать собственный «скандал».
GQ были рады принять предложение «молоденькой начинающей модели, являющейся девушкой самого сексуального босса Сиэтла - Марселя Грея», — как сказал противный голос гомосексуала, который оказался невозможно милым, когда мы познакомились лично.
Я знала, что «голая» или просто откровенная фотосессия — единственное чудодейственное средство, которое легко вытеснит Леону.
Мы обговорили детали завтрашней фотоссесии: каких производителей нижнего белья я люблю, какой бы я хотела стиль фотографий, а вдобавок ко всему привели ещё и визажиста от «Maybelline» для пробы макияжа.
Если честно, мне нравились все варианты, но выбрать было нужно, согласно концепции, всего два.
Последний со «smoky eyes» я попросила не смывать — он мне очень нравился, а Кэр бесконечно соблазняла меня своими предложениями пойти в клуб. Естественно, усталость брала верх, но дома сидеть не хотелось, особенно с отцом, который решил затевать один за другим серьёзный разговор. Естественно, он не одобрил то, что я отклонила празднование день рождения с роднёй в Белвью. Не одобрил мои успехи в продвижении по карьерной лестнице модели. Не одобрил, что Марсель «торчал у нас два часа», ожидая меня. И уехал на минут пятнадцать раньше до нашего возвращения. От этих мыслей мне стало тепло, но было немного не по себе — целый день я игнорировала его звонки и, признаться честно, боялась, что проболтаюсь. Марсель бы, наверняка, никогда не позволил мне сделать то, что я сделаю, а конкретно — приму участие в очень интимной фотосессии, — но я уверена, что ему понравится. Конечно, он одобрит, он поддержит меня и всё будет хорошо. И в конце концов, Марсель сам дал мне понять, что никто не имеет права запрещать мне быть собой, следовать за тем, что люблю и делать то, что захочу. А отец толкал меня назад. Заставлял думать о том, о чём я не хочу думать, поэтому я буквально сбросила с плеч усталость, после чего мы с энтузиазмом двинулись в клуб.
Так как с макияжем нам помогли визажисты, оставалось только переодеться — я надела то, что Марсель всегда так любил и ненавидел. Обтягивающее и короткое. Не слишком откровенное, показывающее достаточно, но не капли лишнего.
— Наконец-то мы оторвёмся! — Воскликнула Кэр, едва на нас нацепили сияющие в темноте браслетики с эмблемой клуба, и мы пробрались внутрь. На секунду меня посетило дежавю: в этом самом «Ла Скуэль» Марсель спустил меня с барной стойки и так я впервые оказалась в его постели.
Чувство вины оттого, что я динамила его звонки весь день тронуло мою душу, я даже хотела написать ему, где я и что соскучилась, когда допила вторую «Текилу Санрайз», но Кэролайн напомнила мне, что мы вспоминаем былые беззаботные времена без Крига и Грея, и что я просто не должна ничего делать — не писать, не звонить. Конечно, при ней я этого делать не стала, но в дамской комнате решилась: Марсель не брал телефон, тогда моя пьяная, совершенная, сама по себе, женская логика — послала эти мысли к чёрту.
В конце концов, я имею право на личное пространство и на отдых, после напряженного дня — нотаций отца — боли за подругу Кэролайн... Эту цепь, составляющую в соединении весь мой день, можно продолжать, но я в клубе и приехала отвлечься, а не загрузить себя ещё больше, чем прежде. Марсель не ответил. Это не покидало моей головы, эта мысль не уходила по доброй воли и когда я вернулась за барную стойку, я заказала Скотч, точь-в-точь такой же, как напиток в бокале Кэролайн — это заставило её повеселеть ещё больше, а процент алкоголя в моей крови повыситься.
Я не умею пить и не люблю. Пью, если это вкусно. Скотч обладает не лучшим вкусом, однако его воздействие... Кажется, что прямо внутри тебя разливается приятная горячая волна, ты буквально паришь, когда двигаешься и, даже если, тебя, наверное, кто-то ударит шокером — больно не будет. Мы с Кэролайн практически летали над танцполом — музыка превратилась в нечто захватывающе-фееричное, во что-то, что заставляет поверить в себя и расправить крылья. Никакой усталости, никакой не уверенности в себе, всё только начинается.
— Что, алкоголички, радуетесь жизни? — Громкий голос раздаётся буквально у меня над ухом, и я подпрыгиваю, пока Кэр широко улыбается кому-то у меня за спиной. На секунду меня охватывает трепет, что это может быть Марсель, но я встречаюсь с карамельными глазами брата Кэролайн, Мойерса.
Не знаю почему, но с моих губ срывается визг. Он заключает меня в объятия, а я крепко сжимаю его в ответ, в мгновение ощутив, как вспотела от постоянных танцев и устала. Недолго чувствую себя растерянно — мне повсюду мерещится Марсель, но чёрт подери... Мы с Филом — очень редко общаемся, но знакомы, кажется, сто лет и мы пьяны. Так, почему бы не обняться, если хочешь кого-то обнять, верно?
— Фи-и-ил! — Стону я, начав смеяться, когда он притворяется, что захрапел на моем плече. Он с радостной улыбкой осматривает меня, отстранившись, но не выпуская из объятий.
— Давненько я тебя не видел. Как и босса. Отдых вам с Марселем пошёл на пользу. — Он наклоняется, стараясь перекричать музыку и у него получается. — Кстати, а где он?
Почему он тоже должен быть здесь?
— Разве он не переживает, что его красотку на танцполе может обнимать какой-то Фил Мойерс?
— Я тебя умоляю! Марсель не будет ревновать её к тебе, убавь самооценку, братец! — Вмешивается Кэролайн, когда мы уходим с танцпола к столику.
Вместе с Филом мы смеёмся. В отличие от Кэролайн, мы одни, видимо, сразу поняли, что это просто шутка. Сев за столик, который освободился совсем недавно и который мы с Кэр оккупировали перед тем, как уйти на танцпол, своими вещами и бокалами, я чувствую себя ещё больше уставшей. Ноги гудят, и я снимаю неудобные каблуки со всей своей пьяной грациозностью, заставив Фила смеяться.
— Ты здесь один? — Спрашивает у брата Кэр, явно раздражённая внедрением мужчины в наш небольшой женский дуэт, и забирает свой коктейль из его рук. Он снова смеётся.
— Нет, я здесь с другом. — Мы с Кэр переглядываемся.
— Девушка? — Интересуюсь я. Фил краснеет и это как-то слишком мило. Кажется, со своими характерами, Мойерсы должны были родиться наоборот — Кэролайн Филом, а Фил — Кэр.
— Нет, конечно нет... Ну, вообще, здесь есть девушка, которая мне очень нравится, но... Она с другим. — Я как можно больше сосредотачиваюсь и ловлю его взгляд — в нескольких метрах от нас, за соседним столиком, сидит Софина, а рядом с ней, кажется, Микеле. Он бронзовый от загара, она белая, как снег. Да, она красивая... Даже очень, очень красивая, как миссис Грей. Видимо, она понимает, что мы с Филом таращимся на неё и ловит наши взгляды. Дерьмо.
До этого они что-то оживлённо обсуждали вдвоём, а теперь... сюда... Они идут сюда? Я сдвигаюсь как можно ближе к Кэролайн, понятия не имея, что буду делать, а Фил тут же подрывается с дивана, как мальчишка на уроке, едва директор входит в класс.
Наш последний телефонный разговор с Софи не хило задел меня. Наверное, она не помнит уже, зато я не забыла. Видела я двоих, последний раз, на балу восемнадцатого июня — к моему удивлению, они также были напряжены и также что-то, надрываясь, обсуждали. Интересно, как долго может пара так держаться, если по их поведению кажется, что они на грани разрыва?
— Привет, Фил. — Мягко произносит блондинка в малиновом платье, изгибая бровь также, как и её братец, и подает ему для поцелуя руку. Он краснеет и часто моргает. Микеле неодобрительно наблюдает за этим. Для итальянца, он — чрезвычайно красив, но что-то в его лице неприятно отталкивает, возможно, эта самая графическая правильность этих черт? Он кивает, здороваясь с Филом за руку и приветствуя Кэролайн так, будто видит надоедливую моль, а после переводит взгляд на меня.
Я знала от Марселя, что он - парень Софи, Микеле Арбаль, а также знала, чем он занимался раньше... но представлены мы друг другу не были.
— Микки, — говорит Софи, заметив его реакцию, и я чуть ли не прыскаю от смеха, добавив «Маус»... но нет, смешок всё же сходит. Это раздражает представительного мужчину, и она ретируется. — Микеле... Знакомься, это девушка Марселя.
Он широко раскрытыми глазами смотрит на меня. Я бы сказала, что они отливают сапфиром из-за своей глубокой темноты, но не уверена.
— Кэтрин. — Вполголоса говорю я, понимая, что Софина так и не назвала моё имя. Микеле наклоняется, к моему лицу, видно, не расслышав и чуть поворачивается ко мне ухом. — Кэтрин.
— Приятно познакомиться. — На его лице появляется улыбка, а глаза, точно, воронье крыло — чёрные. Такое вообще бывает?
Я не сразу понимаю, что он садится рядом со мной. Софина умещается напротив меня, рядом с Филом, который несколько медлит, прежде чем сесть.
— Вы не против, если мы к вам присоединимся? — Пытается быть вежливой Софи. Всё очень странно. Она ведёт себя как-то слишком чинно и сдержанно для похода в клуб. Я хотела расслабиться, а чувствую себя в каком-то бермудском треугольнике.
Пока Кэролайн распинается в гостеприимстве, мужчины заказывают алкоголь. Фил держится неловко, при том, что Микеле даже не смотрит на тот диван, где сидит он и его девушка. Микеле наоборот пугающе расслаблен. Часть меня сейчас хочет протрезветь, чтобы понимать хоть что-то, но другая, гораздо большая, хочет напиться, расслабиться и надеется, что это не кончится мордобоем.
Но десять минут хорошего виски с ледяной колой решают все проблемы. Да, конечно, своей кондиции я достигла, мне достаточно, да и за временем я слежу — завтра фотосессия... Блять!
Я чуть ли не хватаю себя за голову и резко отставляю стакан, не зная, зачем решаю нужным объявить:
— Я больше не буду пить.
— Почему? — Чёрные глаза встречаются с моими. Я понимаю, что неловкость постепенно начинает приходить снова, но только смеюсь в ответ и делаю снова небольшой глоток коктейля, лишь бы не отвечать. Проверяю телефон — от Марселя ничего. А вот телефон Фила начинает разрываться. Он вспоминает, что забыл про друга — у меня было такое же выражение лица, когда я забыла о фотосессии. Но сейчас я помню, у меня всё под контролем.
Кэролайн перелезает с моего дивана к Софи, решив, что я в безопасности, и начинает заваливать Софину вопросами о Гаити, Доминикане, об их отдыхе в жарких местечках в целом. Я пытаюсь вникнуть в разговор, но чувствую себя крайне неловко. Он смотрит на меня. Я сдвигаюсь на диване чуть вправо, создавая больше пространства между нами, но это позволяет ему сесть ко мне вполоборота. Дерьмо. Он хочет что-то сказать? Или мне нужно?
— Почему ты одна? — Не то, чтобы этот вопрос застал меня врасплох, но я не знаю, стоит ли мне говорить с ним?
— Мы решили потусоваться с Кэролайн вдвоём, как в былые времена. — Натянуто улыбаюсь я. Его глаза смотрят как-то слишком... вдумчиво, сосредоточенно и изучающе. — Как оказалось, здесь был брат Кэр вместе со своим другом... и вы тоже.... Редко так бывает, чтобы волей случая все оказались в одном месте. — Я дурацки и пьяно хихикаю, пытаясь скрасить неловкость своего положения.
— Случайностей не бывает. — Он утверждает.
— Веришь в судьбу? — Я откидываюсь спиной на диван, и он ещё более неприлично рассматривает меня. Хорошо, здесь полусумрак, светомузыка и моих красных щёк не видно. Они вспыхивают.
— Да. Теперь, да.
Он абсолютно серьёзен, но кокетство нескрываемо в его глазах. Мне просто невыносимо неловко. Рядом с нами сидит его девушка, которая делает вид, что ничего не замечает.
Микеле гораздо старше её, меня тем более, и его девушка действительно безумно красивая. Как он может так делать? Он хочет специально позлить её? Мы просто таращимся друг на друга.
— Мне нужно на воздух. — Наполовину лгу я. На самом деле, мне не плохо физически. Но морально я чувствую удушье.
— Я тебя провожу. — Он снова произносит безапелляционным тоном и игнорирует все мои протесты. Даже помогает с обувью, что спряталась у меня под диваном! Я тщетно пытаюсь поймать на себе взгляд Софи, но она говорит что-то Кэролайн, она безучастна. Кэр понимает, что я молча ищу спасения, и кивает — непонятно кому — мне или Софи.
Вместе мы идём в сторону мансарды. Я пытаюсь обогнать навязчивого чужого парня-мудака, но, как и всегда, мой «предательский» каблук меня подводит, он настаивает на своем и ведёт меня под локоть. Когда мы оказываемся наедине, и прохлада ударяет мне в лицо из-за приоткрытого окна в огромной широкой мозаике стеклянного купала, я решаюсь дерзнуть и задать прямой вопрос:
— Зачем ты делаешь это?
— Ты сама прекрасно понимаешь. — Моя челюсть падает. — Да, возможно, на том вечере ты не обратила на меня никого внимания, но я взгляда с тебя не сводил. Очень жалел, что так и не познакомился с тобой. Но этот час, наконец, настал... Случайный. Но я снова убедился в этом.
— В чём? — Мой голос еле слышно.
— Я нашёл.
— Что?
— Я расстанусь с Софиной сегодня же.
— Что? — Ужас до дрожи пронзает меня. Вдруг парень разражается рядом со мной смехом, я облегчённо выдыхаю. Чёрт! Разве можно так шутить? Я нервно хихикаю, но когда он прерывается, смотря на меня так вдумчиво, мне снова становится страшно.
— А если на чистоту, Кэтрин, я устал притворяться, что меня устраивают наши, с сестрой твоего парня, -выделяет едко он, - отношения.
— Ты помнишь, что у меня есть парень — это хороший знак. - Вслух замечаю я, он снова смеётся.
Я прислоняюсь спиной к прохладному стеклу.
— Немного странно. Парень есть, но его нет.
— Здесь нет.
— Я о том же.
— Ты скажешь прямо, чего тебе нужно? — Я не хочу раздражаться, но у меня уже нет сил. — Ты прекрасно знаешь Марселя и знаешь, какие проблемы у тебя могут быть. На твоём месте я не была бы настолько самоуверенна. Если ты позволишь себе что-то, что может плохо отразиться на мне, он не будет долго разговаривать с тобой. — Я стараюсь говорить, как можно медленнее и чётче. Знаю, что веду себя, будто обороняюсь и угрожаю... Смех пляшет в его чёрных пугающих глазах. Я только что угрожала бывшему бандиту, да?
А бывают ли бывшие бандиты?
— Это я бы был менее самоуверен на месте твоего парня. Он, конечно, очень способный дружок, но он меня смешит. Как и ты, когда пытаешься прикрыться им. Но это хотя бы мило.
— Ты намереваешься разбить сердце его сестре и клеишься ко мне. Он тебя не трогал. Взвесь все за и против.
— Поэтому он жив, раз не тронул. — Без тени улыбки произносит он. Чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Болезненный спазм бьёт в живот, и рука непроизвольно к нему прижимается. От одной мысли, что....
Он снова разражается смехом.
— Я шучу, малышка. Тебя так легко напугать.... Нельзя быть такой неискушенной и импульсивной, хотя это главные качества, которые поражают меня в тебе.
— Меня поражает твоя наглость. Почему ты думаешь, что можешь вести себя со мной так?
— Ты ведь именно поэтому повелась на Марселя, разве нет? Крошка, твой вкус примитивен, как вкус любой маленькой девочки. Фишка в том, что Марсель завлёк тебя и ты разочаруешься в нём, а если я завлеку тебя, то тебе всегда будет меня мало. Я знаю. — Он смотрит мне прямо в зрачки. Его рука тянется к моей щеке, но я отпихиваю её и толкаю в грудь, освобождая себе дорогу. Он ловит меня за левое запястье, но я не теряюсь — правая рука в мгновение отвешивает ему звонкую пощёчину. Даже самой больно!
— Не подходи ко мне впредь. Или Марсель всё узнает и убьёт тебя.
Я несусь на каблуках из прохладной мансарды в зал, ещё не полностью уверенная в том, что смогу скрыть от Марселя своё унижение. Несмотря на испугавшую меня собственную смелость — меня трясёт, колени подкашиваются, и всё, чего я хочу, забиться в угол, забиться в угол на коленях Марселя и тихо плакать у него на груди. Господи, почему он тогда просто не ответил мне?..
Поток сумбурных мыслей останавливается, едва я сталкиваюсь с грудью Фила. Он берёт меня за плечи и осторожно осматривает, игнорируя извинения.
— Эй, ты в порядке?
— Да. Нет. Наверное... вроде как, да. — Я кусаю внутреннюю сторону щеки, чтобы загасить свои эмоции.
— Кэтрин. — Голос Фила странно требовательный. Он догадывается?
— Где Микеле? — К нам подходит Софина. Я киваю головой в сторону мансарды — она стремглав несется туда. Взгляд Фила не отпускает мой.
— Кэтрин?
— Я в порядке, правда, уже лучше. — Я представляю взбучку, которую устроит ему Софина.
— Что он сделал?
— Ничего, мы просто говорили. Просто тема была не из приятных. Где Кэролайн? — Он понимает, что я вру, но не хочет давить.
— Со Стефаном.
— Со Стефаном? — Я округляю глаза.
— Да, я был здесь с ним... Чёрт! Скажи мне, с тобой точно ничего не случилось? Я хотел попросить тебя смягчить Кэр, но пришла Софи и ублю... Он. — Фил сам исправляет себя. — Я вижу, что помощь им не нужна. — Я смотрю на танцпол, куда указал рукой Фил.
Они счастливы, они в объятиях друг друга. Я в согласие киваю.
— Она смягчилась уже после нашего вчерашнего ночного разговора.
— А тебе? Тебе нужна помощь? — Я до сих пор не уверена, в порядке ли.
Я хочу плакать, всё ещё хочу и меня это бесит.
— Давай выпьем, мне надо... Расслабиться. Только подальше от столиков, надо забрать вещи...
Фил кивает, видя панику в моих глазах, и двигается к вип-зонам, а я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Он возвращается через минуту, когда я уже почти отошла от танцпола, двигаясь к бару.
По его лицу видно, что новости не из лучших. Боже. Что может быть ещё?
— Там нет твоих вещей.
— Что? — Изумляюсь я, но изумление сменяется шоком.
Из-за спины, как-то сразу, неожиданно, появляется Марсель.
Он будто юлу прокучивает к себе Фила, схватив за плечо, и до того, как я успеваю закричать: «Марсель, нет!» — он заряжает кулаком в его лицо. Кровь хлынула из носа, как гейзер.
— Босс? — Он зажимает его и вытягивает вторую руку вперёд.
Марсель порывается, не расслышав и, видимо, до сих пор не узнавая своего помощника. Я становлюсь впереди, на его защиту, и ничего не могу сказать. Наконец, выходит:
— Марсель, это Фил...
— Что? — Его взгляд встречается с моим, я чувствую, как он зол. На нас начинают оборачиваться. Я прошу прощение у Фила на ходу и хватаю Марселя за руку, уводя за собой. Он поддается, но в холле вырывает руку и мне становится больно.
— Ты была здесь с моим помощником? — От шока я не знаю, что сказать.
— Я была здесь не с твоим помощником, а с Кэролайн.
Мой голос звучит спокойно, еле слышно, и я сама не знаю, почему не ору на него, хоть невыносимо зла.
— Вы здесь с утра веселитесь? Это твой план, да?!
— Марсель, пожалуйста, успокойся. — Он не повышал голос так раньше. Он не был ещё таким злым, как сейчас.
— Что тогда с тобой?! — Он подходит и хватает меня за щёки. — Когда я увидел тебя, Кэтрин, мне показалось, что тебя сейчас пытались изнасиловать! Фил довёл тебя до этого состояния? Кто?! Ответить мне! — Он требует ответ, но я молчу. Я знаю, если не скажу ему, он пойдёт драться с Филом, пока тот ему не расскажет, что к чему. От слова «драться» и оттого, что кровь вновь будет на его руках —желудок ухает вниз, в крови, внутри, в голове, везде — мне везде не по себе.
Его волосы встрёпаны, чёрная рубашка расстёгнута чуть ли не до половины груди, глаза блестят. Я знаю, он любит меня. Да, он со злости сказал сейчас то, что я никогда не ожидала от него услышать, но это просто злость. Он волнуется за меня. Сама не знаю, почему, но слёзы льются из моих глаз, и я высвобождаю голову, но он вновь ловит, не отпускает, утирает солёные капли и не даёт отвести от него взгляд.
— Кэтрин.... Прости, прости, что так груб, но я правда зол. Я постоянно звонил тебе — никакого ответа. Ждал, как дурак, у Гленна, что ты вернёшься, блять, грёбанных два часа, а ты даже не перезвонила мне. Ни разу! Только потом. Один. И всё. И потом вообще не отвечала. Как ты думаешь, что я должен чувствовать? Пропади я так, ты была бы в порядке? — Он снова начинает выходить из себя. Я хватаю его руки и сжимаю, отводя от своего лица.
— Знаешь, мне жаль, что я заставляю тебя сомневаться во мне! — Вспыхиваю я.
— Я не сомневаюсь в тебе! Ты просто пьяная, глупая дурачка, с которой можно сделать в состоянии опьянения всё, что угодно! — Орёт он. Люди оборачиваются на нас, я вытираю слезы и выхожу на улицу, вдыхая режущий воздух. Марсель пытается остановить, обнять меня, но я не даю ему этого сделать.
— Не подходи! Слышишь? Не подходи! Мне сейчас... так... так обидно оттого, что ты наговорил мне! Я пытаюсь понять тебя, пытаюсь, а ты только давишь сейчас на меня! Я была уверена, что ты, хотя бы ты, будешь единственным человеком, который не будет душить меня своей злостью и обвинениями во всякой чепухе! Я пьяная, меня морально изнасиловал парень твоей сестры, пока ты обижался и не отвечал мне на звонки, будучи неизвестно, где, а я.... — Я обрываюсь, поняв, что сказала.
— Арбаль?! — Его глаза загораются злостью, и у меня перехватывает дыхание. Видимо, так он хотел добиться у меня признания, что на самом деле произошло.
Но чёрт! Можно было сделать это и проще, а не так, как он!
— В машину! — Командует Марсель, схватив меня за локоть и буквально силком таща к двери, которую с размахом раскрывает.
— Нет! — Я вырываю руку.
— Да! — Орёт Марсель. В его глазах столько ярости, и я уже сомневаюсь, что это только из-за меня. — Что он тебе говорил?
— Он оставил твою сестру за столом с Кэролайн, а сам пошёл за мной. Я хотела подышать свежим воздухом.
— Дальше.
— Весь вечер он таращился на меня, а там сказал, что расстанется с Софиной, что ему надоело притворяться и что... что... он коснулся моей... щеки и кажется хотел... — Голос начинает предательски дрожать, а глаза Марселя продолжают вытягивать правду, крупицу за крупицей. — Хотел поцеловать.... Я...убежала и дала ему пощёчину, а теперь, наверное, сейчас они говорят с Софиной... — Марсель хрипит и двигается к дверям клуба, но они открываются раньше. Первой выбегает плачущая Софина.
— Я ненавижу тебя! — Кричит она, прежде чем садится в машину Фила, который, видимо, вышел ещё раньше... мы просто не заметили.
Они выезжают прежде, чем Арбаль успевает выкрикнуть, что она шлюха. Марсель в ярости таращится на него.
— Значит Дориан и его мать были правы, ублюдок. Ты пользовался Софиной. Ты пристал к Кэтрин, чтобы свести это на измену? Ты пристал к ней, чтобы ваше расставание случилось из-за Кэтрин, а не из-за того, что ты, грёбаный гондон, пользуясь её именем, прикрывал свои махинации и махинации твоей шайки?! — Марсель практически рычит каждое слово, а поза только подчёркивает, что в любую минуту он готов к прыжку.
— Всё совпало, Марсель. Вы узнали правду, а мне больше не нужна Софина. Вам не в чем меня обвинить. Вам — не подкапаться. У меня всё схвачено. — Ублюдок подходит всё ближе к Марселю. Тот еле сдерживается, я клянусь, его трясёт от злости. — Если ты убьёшь меня, мои люди и люди отца убьют твою сестру. Двух сестёр. Они медленно уничтожат всю твою семью. Софине я уже заплатил за то, что она давала отъебать себя. А вот твоя Кэтрин... Она запала мне в... ну... куда-то, с первого взгляда, и видимо сейчас, у нас решающий бой. Накинешься на меня — убьёшь — я труп. И ты тоже. Я накинусь на тебя. Убью. Твоя Кэтрин больше не твоя. А мо... — Он не успевает договорить, как кулак Марселя летит ему в челюсть, и он буквально падает на асфальт.
Я в ужасе смотрю, как кровь хлыщет по земле, слышу отчётливый хруст ломающейся челюсти. Я ловлю себя на том, что у меня онемение всего тела, внутри у меня — оцепенение. Марсель садится на него. Они превращаются в дерущееся пятно.
У меня чувство, будто я кричу, реву, зову на помощь, но никто меня не слышит, ноги подкашиваются, я не могу не закрыть глаза, всё слишком кружится. Слишком много людей, машин, и сирены, и хруст костей, и кровь...
Марсель
Когда я ехал за Кэтрин, я, блять, не знал, что так, сука, будет. Я не знал, что возненавижу всё: себя самого, Софину... и больше всего возненавижу Арбаля. Его лицо изуродовано, искалечено, и это малое, что я мог сделать. Не приехал бы Дориан, я бы его задушил...
Хорошо, чёрт подери, что Стефан, прежде, чем помогать Дориану оттаскивать меня — додумался включить запись чистосердечного признания этого уёбка, признания, подтверждения и доказательства, что он — пользовался моей сестрой и угрожал расправой мафией Арбаля всей нашей семье, угрожал Кэтрин.
Хочется выть от боли, хочется ломать всё, что попадётся под руку, но это блять так не работает. Её потеря сознания высосала из меня все эмоции, что я испытывал на тот момент — их было пиздец, как много, их было не сосчитать — и всё заменило одно чувство. Боль. Ему нет альтернативы. Оно высасывает всю энергию, потрошит рассудок на мелкие обломки.
Могу только представить, что говорил ей этот уебан, я уверен, что ФБР разберётся со всем этим, теперь это неопровержимо и есть свидетели, помимо меня и Кэтрин. Есть свидетели той хуйни, что делала это группировка, есть свидетели того, чьи жизни тоже были сломаны.
Уверен, раньше люди просто боялись и молчали об этой банде, но это блядское змеиное логово будет вскрыто. И все СМИ, с которыми связана работа Софи, помогут своей коллеге, так и её интересы были ущемлены, она была использована этим хером.
Я смотрю на Кэт, лежащую, как в лучшие времена, в нашей спальне, в нашей кровати и меня бьёт озноб от мысли, что она снова сбежит от меня. Конечно, было бы неплохо запереть её дома и не пускать никуда без меня. Неплохо же, верно? Вряд ли, конечно, ей бы это понравилось, но я же бы выходил с ней, она бы привыкла....
Блять, дерьмо, нахуй!
Ебаные мысли. Я просто чертовски не выношу, я не привык, и я не хочу привыкать, что она будет исчезать от меня на целый день после секса в кровати, — неважно, есть там кто-то ещё или нет, — и заканчивать этот день так, как мы закончили? Нет! Я не согласен. Один день друг без друга, один день — и жизнь напоминает какое-то несоизмеримое с понятиями разумного дерьмо.
Мне блядски плохо от самого себя. Зачем я орал на неё? Как я мог орать на неё? Как мог обвинять в чём-то? Тогда я злился на Арбаля, на Софину, которая припиралась со мной сегодня и была так слепа!
Зачем я спускал свою злость на Кэтрин? Она — пострадавшая сторона в этом дерьме! И, чёрт подери, если бы Стефан не сказал мне, где она, я бы мог опоздать и позволить этому хую сделать ещё какую-то дрянь и уйти, как ни в чём не бывало.
Мне невыносима сама мысль, что он мог...
Блять.
Нет-нет, я не буду думать об этом, или я выбегу из дома и на ходу остановлю эту грёбаную «скорую» и закончу то, что начал. Мои руки вновь сойдутся на его шее, вот тогда он и поймёт, что это значит, когда делаешь больно людям, которых я люблю. Если делаешь больно — самое близкое и самое доступное, что ждёт — смерть. Я просто не могу осознать, как так получилось, как это вообще было возможно остановить.
Кэтрин стонет во сне, и я тут же оказываюсь на кровати, гладя её руки, талию, волосы, пытаясь разбудить её и успокоить. Она приоткрывает глаза и, видя меня, со спокойным выдохом закрывает их снова. Это будто вновь забирает у меня остаток эмоций. Эмоций, которые заставляют меня уничтожаться изнутри, даря взамен какой-то эфемерный, ни на что непохожий покой. Я хочу молиться, чтобы она не уходила от меня завтра и особенно не уходила не попрощавшись. Поэтому просто ложусь на неё сверху и сжимаю своим телом, не желая отпускать её ни на мгновение.
***
Утро начинается со стона Кэт мне на ухо, от её шепота, что ей жарко, что ей нужно в туалет, а я хочу послать все эти потребности к чёрту, потому что не могу прямо сейчас отпустить её. Она начинает напевать голосом Бритни Спирс прямо мне в ухо, как тогда, в Париже, и хоть мне чертовски не нравится, как поёт эта певица, у Кэт получается делать это неплохо.... Но это не отменяет того, что я на дух я Бритни не переношу. Я со стоном скатываюсь с неё и она, слабо смеясь, лениво выползает из постели.
— Спать с тобой стоит того, чтобы утром терпеть этот ужас. — Со сна я звучу, будто болен ангиной. Кэт хихикает и спустя время я слышу мерный шум воды. Она рядом, за стеной. И морально, за ночь, я слишком опустошён, чтобы не уснуть...
Когда я открываю глаза, никаких признаков, что Кэтрин здесь, уже нет. И это меня не просто, блять, бесит. Это доводит меня до последней грани бешенства. Когда я уже начинаю выдумывать чепуху, которую готов сказать, раздаётся звонок в дверь. Я почти чувствую, что скоро вызверюсь и плохо будет всему, что меня окружает. Умывшись, я тщательно вытираю лицо, надеваю майку и полностью убедившись, на какой важный шаг решусь через какие-то сутки, я иду к двери, в которую уже не стучат. Закрадывается надежда: может, уже убрались? Может это Кэт решила сама вернуться, постучала, чтобы одурачить, а сама вошла? Нет, это слишком идеально, чтобы быть правдой. Единственное, что меня успокаивает, что этого раздражающего звука нет.
Мой брат Армэль сидит на террасе у дома, а на качелях с полугодовалой Аной медленно покачивается Доминика.
— Привет, Марсель... Ты, видимо, только проснулся? У нас есть новости. — Она начинает гвоорить и мне уже хочется стонать от этих новостей.
— Ну? Удивите меня.
Да, я всё ещё зол. Улыбки с их лиц моментально спадают. Блять. Они не виноваты в этом дерьме!
— Простите, вчера была непростая ночь... Наверное, для вас будет обухом по голове, но Микеле Арбаль приставал к Кэт, тот же Арбаль оказался последним гондоном, использовавшим Софину, вчера я раскромсал его лицо и теперь наша сестра наконец-то свободна от него.
— Он чёртов кретин. — Всё, что может выдавить Армэль.
— Ваши новости столь же весёлые? — Я усмехаюсь, ещё толком неуверенный, хочу ли я знать это.
— Ну, мы теперь с Лили... в одном положении и ждём, когда к нам присоединится Кэт. — Улыбается радушно Доминика.
Вот дерьмо. Кажется, мой язык свернулся в хуеву трубочку. Мне просто не удаётся ничего произнести! Ничего, абсолютнейшим образом — ничего не идёт в голову.
— Марсель, мы хотели узнать у тебя кое-что... — Спрашивает Армэль и закусывает губу, чтобы не рассмеяться или не расплакаться.
Не знаю. Видимо, по выражению моего лица нельзя угадать тоже... ничего. Но я выдыхаю и нервно усмехаюсь:
— Кхм, наверное, где продаются презики? Спроси у Дориана! Ох, стоп! — Я вскидываю руки к небу. — Сервер информации устарел, в Лили уже запущен механизм, равно, как и в Доминике, так что, поищи на будущее в интернете, необязательно у меня интересоваться! И почитай инструкцию к применению!
Наверняка, моя издевательская улыбка выдаёт, что я поздравляю их таким образом.
— Вообще-то... — Начинает говорить Доминика и затихает, прижимая мою красивую племянницу ближе к груди. — Мы хотели узнать, Марсель... Ты не хотел бы стать папой? Крёстным папой Аны.
Чего, блять?
— Кроме шуток? — Хмыкаю я.
— Марсель! — Обрывает меня Мэл.
Чёрт. Вот скажите, мне сейчас до этого? Кэтрин снова сбежала от меня, воспользовавшись тем, что я заснул, вчера я был так зол, что это чуть было не разорвало меня изнутри. Такое чувство, что всё вокруг, вся Вселенная сговорилась против меня и теперь решила проверить меня на прочность.
— У меня что, внешность ангела-хранителя?
— Соглашайся, Марсель. Или ты будешь крестить сына Дориана и Лили, они на тебя тоже метят...
— Им уже из небесной канцелярии сообщили, что будет сын? — Странно, Дориан не говорил мне такую чушь.
— Марсель. — Мэл снова вставляет палки в колёса моей иронии.
— Нашли козла отпущения. — Пробубнил я под нос, смотря в небо.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что согласен. Согласен быть крёстным Аны. Всё. Решено. Это всё? — Я смотрю то на Доминику, то на Мэла. Они переглядываются.
— Мама прилетает в сентябре, после премьеры Лили в Лос-Анджелесе. — Ну, это хорошая новость.
— Думаю, что мы там и увидимся... — Говорю я.
— Марсель, они собираются прилететь вместе...
— С Дэйзи? — Подгоняю я.
— Нет. — Доминика кусает губу.
— С папой. — Улыбается Мэл. — С папой.
Ебаный в рот. Только этого мне не хватало. Серьёзно, только этого...
— Марсель! — Слышу вслед то смех, то стоны, когда следую к двери и показываю два фака, даже не оборачиваясь.
Я должен покончить с этим дерьмом, или это дерьмо покончит со мной.