Глава 17
Сон был глубоким и безмятежным, как теплая вода, в которой ты тонешь без сопротивления, наслаждаясь тишиной и покоем. Я уткнулась лицом во что-то твердое и теплое, чувствуя под щекой ритмичный, убаюкивающий стук сердца. Вишня и апельсин смешались в один неразделимый, дурманящий аромат, который кричал каждой клеточкой моего тела: «Ты в безопасности. Ты дома».
Я не сразу поняла, что проснулась. Сознание возвращалось медленно, лениво, не желая покидать уютный кокон сна. Первым ощущением стало тепло — тяжелая, согревающая рука на моей талии, владеющая и защищающая одновременно. Затем — дыхание, ровное и глубокое, щекочущее мои волосы. Итачи спал.
Я боялась пошевелиться, боялась спугнуть эту хрупкую, невероятную реальность. Мы спали в одной постели, и в этом не было ничего постыдного или пугающего. Была лишь оглушительная, всепоглощающая нежность. Я приоткрыла глаза, чтобы в полумраке рассмотреть его черты. В расслабленном состоянии его лицо казалось моложе, с него слетела привычная маска холодности и величия. Он был просто мужчиной. Моим мужчиной.
Я улыбнулась ему в плечо, чувствуя, как по телу разливается счастливая, почти детская радость. Возможно, все действительно будет хорошо.
Эту идиллию нарушил резкий, настойчивый звук дверного звонка, прорвавшийся сквозь толщу стен и сон.
Итачи вздрогнул и проснулся мгновенно, как и подобает человеку, всегда находящемуся настороже. Его тело напряглось на долю секунды, прежде чем он осознал, где находится. Его взгляд, острый и сфокусированный, тут же упал на меня, будто проверяя, все ли в порядке.
— Не двигайся, — тихо, но твердо приказал он, его голос был хриплым от сна. Он уже собирался подняться, когда звонок повторился — на этот раз более дерзко и продолжительно.
— Кому бы это быть в такую рань? — пробормотал он себе под нос, нахмурившись. Легкая тень раздражения промелькнула на его лице. Он не отпускал меня, словно не желая разрывать нашу связь.
Внезапно по дому раздались быстрые, уверенные шаги — должно быть, кто-то из охраны уже пошел открывать. Но почти сразу же следом донесся взрыв знакомого, звонкого и абсолютно невозмутимого голоса, от которого у меня замерло сердце.
— Эй-ей! Где тут моя сестра? Итачи! Я пришел проведать!
Наруто.
Итачи замер надо мной, его брови удивленно поползли вверх. Это было настолько неожиданно, что даже он, всегда все контролирующий, был ошарашен.
— Что за черт? — вырвалось у него, и он наконец поднялся с кровати, на ходу натягивая брошенные на стул черные шелковые брюки. — Он же должен быть в больнице.
Я тоже вскочила, накинула его же, безразмерную и пахнущую им футболку и последовала за ним, сердце бешено колотясь от смеси радости, тревоги и недоумения.
Мы вышли на верхнюю площадку лестницы как раз в тот момент, когда внизу открылась парадная дверь. На пороге стоял Обито, выглядевший крайне смущенным, а перед ним — Саске. Лицо младшего Учихи было искажено самой мрачной и раздраженной гримасой, какую я только видела. А рядом с ним, сияя во всю свою солнечную улыбку, опираясь на костыль и все еще бледный, но невероятно живой и довольный, стоял мой брат.
— Наруто! — выдохнула я, не в силах сдержать эмоций, и бросилась вниз по лестнице, забыв обо всем на свете.
— Сестренка! — он раскинул руки, готовясь к объятиям, но я, помня о его состоянии, лишь осторожно обвила его руками, прячу свое лицо в его шею. Он пах лекарствами и больницей, но под этим все еще чувствовался его родной, теплый запах мандарина.
— Что ты здесь делаешь? Ты же должен лежать! — запричитала я, отстраняясь и осматривая его с ног до головы. Повязки, костыль... но глаза горят.
— Соскучился! — он засмеялся, как будто это было самым очевидным ответом в мире. — А еще этот вон, — он кивнул на Саске, — все ворчал, что я мешаю ему медитировать или что-то там такое. Ну, я и предложил радикальное решение — приехать сюда. Он долго сопротивлялся, но я победил!
Саске стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на брата таким взглядом, что, казалось, вот-вот испепелит его на месте.
— Он не «победил», — прошипел Саске, обращаясь больше к Итачи, чем к нам. — Он три часа ныл без перерыва, угрожал сбежать через окно и пытался подкупить санитарок, чтобы те выписали его. Я подумал, что будет менее разрушительно для моего психического здоровья привезти его сюда, чем продолжать это безумие.
Итачи спустился вниз. Он выглядел... не злым, а скорее устало-довольный. Он посмотрел на Наруто, потом на Саске, и в уголках его губ дрогнула едва заметная улыбка.
— Я вижу, ты нашел себе достойного противника, брат, — заметил Итачи сухо.
— Это не противник, это стихийное бедствие, — огрызнулся Саске.
— Я слышу! — весело парировал Наруто, поворачиваясь к Саске. — И я еще тот противник, просто ты не готов к моей тактике!
Впервые за все время я увидела, как Саске потерянно закатывает глаза. Это было почти по-человечески.
Я стояла, разрываясь между братом и Итачи, чувствуя, как по дому снова разливается странное, но живое тепло. Оно было другим, не таким, как наше с Итачи уединенное. Оно было громким, пахло больницей, раздражением Саске и безудержной энергией Наруто. И оно было... правильным.
Итачи подошел ко мне и положил руку мне на плечо, властно и успокаивающе. Его взгляд был обращен на братьев.
— Поскольку «стихийное бедствие» уже здесь, — произнес он, и в его голосе снова зазвучали привычные нотки лидера, — придется накрывать дополнительный завтрак. Обито, распорядись.
Он посмотрел на меня, и в его черных глазах читалось что-то новое — не просто possessiveness или страсть, а тихое, глубокое удовлетворение. Его стая, его семья — пусть и такая странная и неожиданная — собиралась вместе.
И глядя на Наруто, который уже вовсю спорил с Саске о том, какие блины лучше — с кленовым сиропом или с красной фасолью, я поняла, что это именно то, чего мне не хватало всю жизнь. Не просто безопасности, а этого хаоса. Этого дома.
Итачи слегка сжал мое плечо, и я прижалась к его руке, чувствуя, как мое сердце наполняется до краев чем-то светлым и прочным, как сталь.
Возможно, наша сказка только начиналась. И в ней было место не только для нас двоих.