🖤🐍

Ну НЦ так НЦ, хрен ли мне... (￣ ;￣)

Воспоминания.

Безумные идеи посещают Тома с завидно регулярностью. Гарри во всех затеях участвует охотно. Потому что любимого это радует, но энтузиазма не ощущает. Только тепло в груди от того как юный гений тёмной магии азартно излагает очередной план. Но этот случай особенный. На этот раз Эванс носится бешеным снитчем едва ли не восторженней Риддла. Потому что Тома посетила светлая (ну или тёмная, тут уж как посмотреть) мысль о том, что, достав подходящие артефакты, они смогут в обход всех законов (и здравого смысла) заключить настоящий магический брак. Всего-то и надо - раздобыть артефакты всех четверых основателей. Которые заменят Гарри магический род. Все-таки по параметрам он вполне так монстр Слизерина. Пусть даже тёмная магия - не самая сильная его сторона. Но ведь и не слабая, в самом-то деле. Строго говоря, лучше всего Эвансу даются защиты. Тоже вполне так подходит для легендарного монстра. А почему нет? В бою мало что важнее хорошего щита. В паре с Томом идеально. Риддл едва не мурчит, рассуждая об этом вслух. Гарри целует его через слово. Не пытаясь прервать разговор, а скорее выражая согласие.
Впрочем, есть и ещё одна задача, которую предстоит решить в ближайшем будущем. Парные палочки. Почти как кольца...
Вообще-то, особой надежды не было. Но Фоукс затеял линьку в гнезде своего ползучего друга... Линяют фениксы редко... Один раз за один жизненный цикл. А урвать перо и вовсе сложная задача. В руки не даются, на глаза не показываются. А удержать почти двухметровую махину с иммунитетом к большинству заклятий... Суицидников как правило не находится. Разве что линяющая птица выронит в полете. Как результат, перья редки и дороги. А уж парные - тем более. Но, спасибо Фоуксу, пятый день бойко чешущемуся о василиска против чешуи, ещё нескольких перьев хватит на то, чтобы оплатить изготовление палочек. Правда вопросы могут возникнуть. Олливандер - мутный хрен. А Дамблдор - не в меру любопытный мудила. Риддл довольно долго ломает голову как это провернуть. Однако решение подворачивается само. В лице слегка придурочного, но на удивление беззлобного Слизнорта. У декана куча переписок с другими зельеварами и артефакторами. Он посредничает в изготовлении и того, и другого. И сам иногда работает под заказ. Подкинуть в его неразобранную почту заказ от вымышленного французского родственника Ноттов было делом техники. А гербовую печать для письма недоумок радостно притащил сам. По-тихому вызвав в школу своего домашнего эльфа. Как-никак ему была оказана великая честь выполнить приказ. Не Малфою, не Эйвери. Ему! Эванс ржал. Риддл плевался. Нотт сиял...
День для подбрасывания был выбран идеально. Слизнорт показывал варку жидкой удачи. Убедить его выпить пару капель зелья оказалось несложно. А к вечеру он уже катался по подземелью восторженным шаром и вещал ученикам о результатах. Мол, даже мечтать не мог получить набор перьев для палочек. А тут вдруг такое везение. И это все зелье. Прям-таки величайший зельевар Британских островов. Ага.
Заказ Олливандеру улетел с совой в тот же вечер.

После истории с боггартом даже запредельная осторожность Риддла дает трещину. А Эванс и вовсе радостно игнорирует мнение окружающих. Они переплетают пальцы по дороге из класса в класс. Прячутся в нишах, чтобы украсть быстрый поцелуй и сидят, прижавшись боком к боку в библиотеке и гостиной. Гарри ещё и без стеснения кладёт голову на плечо Тому. Косо на них смотреть никто из учеников не решается. Учителя делают вид, что не понимают. А Слизнорт нелепо умиляется. Только Дамблдор бледнеет в цвет савана при каждом взгляде... Но двоим счастливым подросткам не до него. Да и ему, честно говоря, не до них. Он все чаще исчезает из школы, организуя сопротивление Гриндевальду. Заменяет его щедрый на баллы Слизнорт. Всех это, в общем-то, устраивает.

Эйвери ловит Эванса по дороге со стадиона.
- Я кое-что знаю! - Гордо выдаёт вальпургиев рыцарь.
У Гарри голова занята совсем другим. Сегодня пятница. И они с Томом планируют просочиться в ванную старост после отбоя. А ещё он устал на тренировке до трясущихся коленей. Поэтому Эйвери он, честно говоря, почти не слушает.
- А? Ну да. Ты же все-таки на пятом курсе. - Эванс скребет в затылке, соображая, не прослушал ли он чего. Эйвери стремительно заливается краской. Вот уж правду говорил Нотт - австралийцы те ещё хамы. Но все же берет обвинительно-торжествующий тон:
- Тебе нравится раздвигать ноги перед Милордом!
- Почему только ноги? - Обрывает его Гарри. И снова взъерошивает воронье гнездо, задним числом соображая, что ещё можно именно "раздвигать". Двери? Рамки? Границы дозволенного? Ну так это-то не вопрос...
Пунцовый до корней волос Эйвери вдыхает поглубже, чтобы заорать и хватается за палочку. Как назло достойного сарказма в голову не приходит. А вопли слушать не хочется. И уж тем более не хочется тащить труп тупоумного "рыцаря" на съедение василиску, в случае, если Том узнает о сцене. Поэтому Эванс быстро добавляет:
- Завидуй молча.
И подкрепляет высказывание врезавшимся под ребра кулаком. К вульгарным маггловским дракам чистокровки не привычны. Правда менее больно им от этого не становится. Эйвери издаёт жалобный писк, оседая на пол. Палочка откатывается в сторону. Хотя, честно говоря, не настолько сильно ему Гарри и втащил.
Воздух вдруг тяжелеет и темнеет. Шаги в пустом коридоре раздаются неестественно громко. Эванс смотрит на идущего к ним старосту, не мигая. Во рту мгновенно становится сухо, а в штанах тесно. Тщательно контролируемая ярость и боевая магия в глазах Эванса делают Тома таким... Взрослым. Опасным. И настолько желанным, что он рад бы прямо сейчас сделать не только то, в чем его обвинял Эйвери, но и много того, о чем последний даже не подозревает.
Палочку "рыцаря" Риддл подбирает неестественно плавным, хищным движением. И медленно обходит провинившегося по кругу. Живое воплощение тёмной магии. Или даже самой смерти. Заглушающие и сигнальные между делом ложатся на стены коридора. Теперь никто не вмешается.
- Василиск в этом месяце уже ел.* - На всякий случай напоминает Гарри. Не, ну не перекармливать же змеюку, в самом-то деле. Том до скрипа сжимает челюсти, бросая на него убийственный взгляд. В котором слишком явно мерцают искры сдерживаемого хохота.
- НЕ НАДО!!!!! - Верещит Эйвери, умудряясь сделать два полных прыжка на четвереньках по направлению к выходу. Магия тащит его обратно, повинуясь движению палочки Риддла. На этом остатки выдержки невезучего чистокровки отчаливают в небытие. Он заливается слезами, вцепляясь в штанину Эванса:
- Не надо!!! Простите, Милорд!!!! Эванс, я не хотел!! Не отдавай меня ему!!!! Это все Нотт!! Нет! Малфой!! Нет! Яксли!! Точно!! Яксли!! Его идея!!!!!
- Отпусти... - Почти ласково приказывает Риддл.
Эйвери разжимает трясущиеся пальцы, сворачиваясь в клубок.
- Круцио.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
*Крупные змеи едят раз в 2-3 недели. Василиск оооочень крупный. Следовательно, чаще раза в месяц его кормить не следует.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

В слизеринскую спальню Эйвери возвращается бледный как смерть. С чёрными тенями под глазами и трясущимися руками. Но драматично гордый. Ему была оказана великая честь. Непонятно правда как он выполнит задание милорда. Хотя... Деньги решают все. А наследнику отродясь ни в чем не оказывали. Не откажут и теперь.
- Милорд готовит великое колдовство. - Загробным, сорванным от воплей голосом сообщает приятелям Эйвери, молитвенно прижимая руки к груди. - Скоро наш мир изменится навсегда.
Рыцари понимаю чуть меньше, чем нихрена. Но патетично кивают.

- Думаешь, добудет? - Гарри спрашивает это в перерывах между поцелуями. Том кивает и усмехается:
- Потратится, не треснет. Как объяснит предкам - его проблемы.
Усмешка ехидная и жестокая. Эванс целует эту усмешку, обнимая лицо наследника Слизерина ладонями. С чего началась драка он упорно не сознается. Пока. Расскажет, конечно. Но чуть позже. Во-первых, Том может сорваться добавить бестолковому рыцарю круциатусов. Да так, что тот угодит в ментальное отделение Мунго. На пару месяцев. И придётся потратить кучу усилий, чтобы выйти чистенькими из этой заварушки. А во-вторых и в-главных, это отличный повод для будущего Тёмного Лорда его, Эванса, допросить.
- Так что такого Эйвери вякнул, что ты засветил ему под дых? - В очередной раз спрашивает Риддл. Гарри улыбается от уха до уха. Теперь можно и ответить как хотелось с самого начала. Зря они что ли заперлись в ванной старост.
- Присяга аврората не позволяет разглашать подобную информацию. - Он хитро прищуривает авадовые блюдца. Том хмыкает, изламывая бровь. Хотя по щекам расползается предательский румянец:
- Мне тебя допрашивать что ли?
Эванс приглашающе ухмыляется:
- Аврора легилименцией не проймешь. Придётся приложить усилия.
Связывающее срывается с тисовой палочки без предупреждения. Магия швыряет на середину комнаты. Но держит при этом крепко и мягко. Так, чтобы не позволить упасть, не оставить ни ушиба, ни царапины. Чары ложатся вокруг картинкой каменного подземелья. Пол по-прежнему тёплый, а сквозь камни пройдёт рука, если коснуться. Но в пафосе Волдеморту не откажешь.
Он обходит пленника по кругу. Лицо у него непроницаемое. Но от скользящего по телу взгляда становится физически жарко.
- Аврорат - Риддл говорит это почти безэмоциональным низким шёпотом. Слишком похожим нотками на парселтанг - Обвешивает своих людей защитными печатями. Сам сдашься? Или вынудишь искать их и взламывать силой? Аврор Эванс...
- Сдаться тёмному лорду? - Гарри сглатывает, надеясь, что переходный возраст его не подведёт преждевременным оргазмом в штаны. Хотя, честно говоря, он уверен, что, даже будь они в два или три раза старше, при виде такого Риддла - опасного, властного, переполненного непреодолимой тёмной магией - реакция была бы ровно такая же.
Том останавливается у него за спиной. Кончики холодных пальцев проходятся по шейным позвонкам и поднимаются выше, собирая взъерошенные лохмы в горсть. Дыхание касается линии роста волос на затылке:
- Не здесь...
Гарри изо всех сил старается не заскулить. Хотя Риддл ещё ничего и не сделал. Точнее, как раз поэтому.
Юный Тёмный Лорд делает несколько шагов, вокруг пленника. И останавливается лицом к лицу. Короткий жест палочкой заставляет пуговицы расстегнуться. Магия нарочито медленно стягивает белый хлопок с плеч. Благо свитер и галстук уже валяются где-то на полу. Сила темного мага скользит по коже вместе с тканью. И от этого колени подламываются. Иллюзорные верёвки легко пропускают рубашку, не ослабляя хватку. Риддл склоняет голову к плечу, прожигая взглядом насквозь. По пальцам свободной руки бегут искры инсендио.

{Ещё и мантию снова нацепил, изверг... С капюшоном. Тёмный Лорд как есть... Ну нельзя же быть таким охуенным, ну в самом-то деле!!!!}

Кончики пальцев останавливаются на расстоянии искры от ключицы. И скользят ниже. Не касаясь. Инсендио горячее, на грани ожога. Боли не причиняет. Но пробирает до костей. Не застонать невозможно. Гарри со всхлипом втягивает воздух. Риддл нарочито хищным движением скидывает капюшон. Эванс вдруг резко подаётся вперёд, цепляя Тома ногой под колени. И вместе с ним падает на пол. На пару секунд он оказывается сидящим на своём личном Тёмном Лорде. Дёргает зубами ворот рубашки возлюбленного, заставляя ещё одну пуговицу расстегнуться и улыбаясь во все тридцать два интересуется:
- Развет так допрашивают пленных авроров?
Том облизывается, пряча улыбку. Сбрасывает Эванса с себя, прижимает магией к полу. И встаёт во весь рост, направляя на него палочку:
- Ты слишком самонадеян, мальчишка.

{ОХУЕТЬ...}

Оветить что-то Гарри уже не в состоянии. Слова в голове рассыпаются бешеным калейдоскопом. Он сам не может понять хочет ли секса прямо сейчас или чтобы Риддл продолжал вот так обнажать свою тёмную сторону.
Остатки одежды с Эванса стаскивает заклинание. Он хватает ртом воздух и пытается подняться на колени. Не за чем-то конкретным, а потому что сопротивление магии ощущается почти как физический контакт. Хочется ближе. Теснее. Больше. Риддл скидывает с себя мантию. Стаскивает свитер. Галстук успел отправиться куда-то в неопределённую сторону задолго до начала игры. Он лениво и даже немного задумчиво закатывает рукава. Смотреть, но не трогать - хуже всякого круциатуса и сильнее амортенции. Юный Тёмный Лорд присаживается на корточки возле Гарри:
- Последний шанс. Что сказал тебе Эйвери?
Авадовые глаза с расширенными зрачками встречают тёмное серебро. Алые сполохи прожигают насквозь. Том может сколько угодно идеально изображать холодность. Но только если отводит взгляд. По глазам и магии слишком понятно, что он уже на грани.
- Не скажу! - Эванс подаётся навстречу и резким широким движением проводит языком по губам Риддла. Тот рычит, роняя его на пол. И впивается взглядом. Легилименция. Вот только раскрывать секреты вальпургиева рыцаря Том отнюдь не собирается. Фантазии возлюбленного и так на поверхности. Он проскальзывает в них мягко, как поцелуем. Все ещё сдерживая себя невесть откуда берущимися резервами воли. Происходящее в мыслях приобретает мучительную реалистичноть. Для обоих. Риддл трясущимися руками рвёт с себя никчёмные сейчас тряпки, путаясь в них в процессе. Контроль над инкарцеро слабеет. Гарри с рыком высвобождает руки. Обхватывает Тома и целует. Грубо и глубоко. От возбуждения его потряхивает. Думать не получается. Говорить тоже. Только, поскуливая пытаться насладиться на член возлюбленного без подготовки. В абсурдной уверенности, что влаги предэякулята хватит. А если и не хватит то к Мордреду все! Пусть так!
Риддл пересекает безумие силой. Прижав Эванса к себе одной рукой, а второй вцепившись в чёрное воронье гнездо. Покрывает быстрыми, нежными поцелуями лицо, заглядывает в повлажневшие, расфокусированные глаза и шепчет:
- Сейчас. Сейчас все будет. Потерпи ещё чуть-чуть, малыш. Любимый мой. Сейчас...
Контраст между ледяным тёмным волшебником и сверхзаботливым, нежничающим Томом ощущается как бесконечное падение за Завесу. Гарри трясёт от перевозбуждения. Он царапает спину возлюбленного и оставляет засос за засосом на плече, в которое утыкается. Заклинаний он почти не чувствует. Или чувствует слишком сильно. Слишком много. Всего и сразу. Тела будто и вовсе нет. Или же оно все - сплошной ожог. Конечно, если бы ожоги могли доставлять невыносимое, граничащее с болью удовольствие. Риддл шепчет что-то заполошное и нежное. Сцеловывает испарину со лба. Двигает пальцами так мягко и ласково, будто пытается утешить. Гарри млеет, расслабляясь, несмотря на крайнюю степень возбуждения. Но как только возлюбленный приподнимает его за бедра, насаживая на себя, пробирает до тёмных пятен перед глазами. Крик сменяется на хрип. Эванс наваливается на Риддла всем весом, вцепившись обеими руками в спину, а зубами в и без того искусанное плечо. Двигается быстро и резко. И кончает почти сразу. С осипшим стоном обмякнув в руках Риддла. Капли пота, катящиеся между лопаток, горячая влага на солнечном сплетении судорожно сжавшееся вокруг кольцо мышц - это слишком даже для бесконечного риддловского самоконтроля. Но очищающие он наложит потом. И залечит свою разодранную в кровь спину тоже потом. Всё потом. Потому что Гарри тихо и удовлетворённо урчит и тянет его упасть на тёплый мраморный пол. Не слишком удобно, но сейчас так хорошо, что значения это не имеет.
Том обнимает худое, поджарое тело несостоявшегося монстра Слизерина и шепчет бессвязные нежности, ловя поцелуями ответные признания в любви.
Когда дыхание выравнивается и сердце перестаёт выпрыгивать из груди, Гарри трется носом о плечо Риддла, открывает слегка расфокусированные глаза и, улыбаясь от уха до уха, признается:
- ОХУЕННО...
Том все ещё внутренне мечется между восторгом и тенью вины. Хотя вообще-то не за что. Он заглядывает в авадовые блюдца. Золотистые искры тёплые и счастливые. Сомнения в них тонут без остатка. Гарри снова его целует. Тянется, хрустнув шеей. И добавляет:
- Охуенно, но мало. Хочу продолжения.

Все-таки у Риддла хватает выдержки и здравого смысла, чтобы сначала залечить следы предыдущего раунда и искупаться. Гарри притворно ворчит. Мол, проснулась в возлюбленном садистская натура. И самым бесцеремонным образом лапает наследника Слизерина под водой. Разумеется, это довольно быстро даёт совершенно предсказуемый у пятикурсников эффект...
Том сосредоточенно вытаскивает Эванса на бортик, распластывая по мрамору. Пена сегодня пахнет чем-то травяным. Не то свежей листвой, не то Запретным лесом после дождя. Но в любом случае чем-то летним. Поскольку день рождения Гарри не помнит, праздновать решено в дату, когда ему пришло письмо из Хогвартса. 31 июля. День первого настоящего поцелуя и первой близости. Запах и воспоминание одновременно обостряют чувства и притупляют способность думать.
- Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю. За двоих. - Повторяет тем временем Эванс, оглаживая белую, исчерченную почти невидимыми нитями старых шрамов, кожу везде, где может дотянуться.
- Акцио. - Шепчет Риддл ему в губы, протягивая руку в сторону палочки. Вкладывает любимому в ладонь и приглашающе целует. Эванс приподнимается на локте, накладывая заклинания. Тянет Тома за бедра ближе к лицу. Ласкает член ртом, пока пальцы бережно растягивают тугие мышцы. Риддл упирается руками в пол над головой Гарри и тяжело дышит. Соблазн ускорить движения слишком велик. Но Том останавливает возлюбленного, сжав в горсти разметанную чёлку. Прикусывает губу едва не до крови. И сдвигается назад. От прикосновения бледных пальцев и погружения в горячую тесноту Эванс мечется головой из стороны в сторону, до синяков сжимая колени любимого. Риддл стискивает его руки, вынуждая переплести пальцы. И начинает двигаться. Со стоном откидывая голову и прогибаясь в спине. Как Гарри умудряется не забыть дышать он и сам не знает. Сейчас слишком хорошо. А его любимый тёмный маг слишком красивый. Раскрасневшийся, со стонами хватающий ртом воздух. Он смотрит, не моргая. До рези в глазах. Переплетенные пальцы сжимают друг друга до боли. До хруста. Эванс даже не пытается сдерживаться. Оргазм внутрь - отдельное удовольствие. Близость без тормозов. Риддл откидывается назад с низким стоном. Почти рыком. Гарри высвобождает одну руку, облизывает ладонь и сжимает член. Хватает пары движений. От ощущения сокращающейся в ладони мышцы и густого горячего следа на животе и пальцах темнеет в глазах. Будь такое возможным, он бы кончил от этого ещё раз.
Том обессиленно падает ему на грудь. Всё ещё задыхающийся и охрипший от крика. Гарри слизывает с пальцев белесые пятна. Если бы остались силы, он бы облизал возлюбленного с ног до головы, делая почти ненужными очищающие. Но силы есть только поцеловать волнистую макушку, шепча что-то бессвязно-нежное. Риддл отвечает охрипшим "люблю" и оставляет засос-клеймо на грудной клетке. Эванс обнимает его, скользя ладонью по влажным от пота позвонкам до крестца. И умиротворенно размышляет, о том, что допрос его как аврора так ни к чему и не привёл. А значит, можно отдохнуть и продолжить.