Глава 1. Пророчество и заговор
Для поклонников во всем мире, которые, как и я,
не были готовы попрощаться.
31 декабря 1926
На улицах Лондона шел легкий снег. Он падал на крыши домов и кружился под уличными фонарями, в конце концов оседая на пустынных тротуарах. Был еще ранний вечер, но хриплые звуки празднования кануна Нового года уже доносились из клубов и танцевальных залов, словно наперекор холодной тишине снаружи.
На окраине города, вдали от рева труб, звона бокалов и смеха красавиц, тот же легкий снег падал на двор перед высоким, квадратным зданием, окруженным высокой оградой. Как и в других зданиях вокруг, его окна были темными, а фасад был таким мрачным, что, казалось, он источал враждебность. Можно даже было подумать, что он пустой или заброшенный, если бы не мучительные стоны женщины, доносившиеся изнутри.
В подвале вспыхнул фонарь, осветив измученное лицо шестнадцатилетней девушки с коротко подстриженными черными волосами. Она, встряхнув, погасила спичку. Ее рука дрожала. Но не потому, что она устала (хотя она действительно устала). И вовсе не из-за холода в подвале. И даже не потому, что эта маленькая, темная комната под кухней всегда вызывала у нее беспокойство (особенно, когда ее отправляли вниз одну). Нет, дискомфорт, который она ощущала, главным образом, был сосредоточен вокруг странной девушки, которая прибыла в приют в тот вечер - девушки, которая корчилась от боли на кровати позади нее.
За те несколько недель, которые Рут работала в приюте Вула, она уже видела множество отчаявшихся, беременных женщин, которые, шатаясь, поднимались вверх по ступенькам здания, но что-то в этой девушке - да, она была совсем еще девочкой, не намного старше самой Рут – что-то в ней было не совсем нормальным и вызывало тревогу. Возможно, это было связано с ее истощенным видом и странным взглядом, которым ее тусклые, запавшие глаза, казалось, следили повсюду. Впрочем, возможно, дело было в чем-то другом. Что-то невыразимое и непостижимое, но определенно присутствующее, окутывало девушку, будто тяжелый туман...
- Рут, чего ты ждешь? Ребенок вот-вот родится! Промокни ей лоб!
Фрэнсис Басби, грозная старуха, была надзирательницей в Приюте Вула уже более сорока лет. У нее был плотно сжатый маленький рот, она носила простое серое платье, и никогда, казалось, не испытывала затруднений, чтобы известить Рут обо всех ее недостатках.
- Ты, наверное, до сих пор дуешься из-за этой проклятой вечеринки. Но я не хочу больше слышать ни слова о ней, или о том парне, Роджере Кауле.
Рут изо всех сил старалась не скривиться при этих словах женщины, занимая позицию рядом с головой девушки. Имя ее дружка было Роджер Коул, а не Каул, и Рут уже давно сохла по нему. В тот вечер он устраивал у себя дома новогоднюю вечеринку, а его родители уехали отдыхать. Если бы у Рут был выходной, она, возможно, получила бы шанс поговорить с ним или даже потанцевать с ним, но вместо этого она была здесь, в темном подвале, принимая еще одного несчастного ребенка в этот мир. Набравшись храбрости, поскольку сама мысль о том, чтобы прикоснуться к девушке, казалась ей совершенно отвратительной, Рут взяла угол грязной простыни, на которой лежала девушка и осторожно вытерла им ее потный лоб.
Фрэнсис на данный момент, со всем своим опытом уже достаточно умело принимала роды. Прошло совсем немного времени, прежде чем тело девушки обмякло, и Фрэнсис выпрямилась, подавая Рут новорожденного младенца. Он был на удивление легким и лежал неподвижно.
- Он не кричит, - заметила Рут.
- Он дышит? - спросила Фрэнсис, не глядя на ребенка и вытирая руки о грязный фартук.
Рут ощупала ребра младенца и приложила ухо к его губам. Он дышал, но был очень холодный. Это беспокоило ее, потому что ей никогда раньше не доводилось держать новорожденного, который был бы столь же холодным, как этот.
- Да, мне кажется, он дышит, но он замерзает.
Фрэнсис сняла фартук и протянула ей.
- Заверни его и отдай матери. Пусть сама решает, оставить его или нет. Мне нужно проверить остальных детей. Альберта мучают кошмары, а Люси все время выскальзывает из постели ...
И Фрэнсис внезапно исчезла наверху скрипучей лестницы, оставив Рут наедине со странной девушкой, которая теперь затихла, если не считать ее неглубокого хриплого дыхания. Ее тусклые глаза были устремлены в темный потолок, но казалось, что она и не глядит туда вовсе. Рут бережно завернула младенца в фартук и с опаской приблизилась к ней.
- Это мальчик, - тихо сказала она, остановившись в нескольких футах от железной кровати.
Девушка ничего не ответила, не отрывая своих невидящих глаз от потолка. Рут рискнула подойти на несколько шагов ближе.
- Не хочешь подержать его?
Долгое время девушка не отвечала. Наконец, по-прежнему не сводя взгляда с потолка, она заговорила. Голос у нее был тихий, едва ли громче шепота.
- Надеюсь, что... он похож на своего отца.
По бледности ее лица, а также мелкой дрожи, сотрясавшей ее маленькое тело, Рут поняла, что девушка была не в состоянии держать ребенка.
- С тобой все в порядке, милая? Может, послать за доктором?
Девушка не ответила.
- Я пошлю за доктором, - сказала Рут, пятясь к лестнице. - Я скоро вернусь.
- Подожди!
Девушка вдруг схватила Рут за юбку, страшно выпучив глаза.
- Останься... пожалуйста!
Рут колебалась. В конце концов, чем она обязана этой девушке? В тот момент она задержала взгляд на густых черных волосах девушки, свисающих, словно гниющие водоросли по обе стороны ее изможденного, осунувшегося лица. Откуда взялась эта девушка? Через что ей пришлось пройти? Возможно, таким способом она отчаянно пыталась соединиться с кем-то, с кем угодно, и в конце концов Рут сдалась. Она присела на край кровати.
- Я здесь. Я останусь с тобой.
Девушка вздохнула с облегчением и ослабила хватку, откинувшись на подушку.
- Его должны назвать Том... как его отца. Марволо... как меня. Том Марволо Реддл.
- Том... Марволо... Реддл, - нерешительно повторила Рут. Это имя звучало как цирковое, и на мгновение она задумалась не оттуда ли была незнакомка.
- Да... - выдохнула девушка. Ее остекленевший взгляд вернулся к потолку. Прошло много времени, прежде чем она заговорила снова.
- Когда я была маленькой девочкой, я мечтала о том, чтобы увидеть свою мать. Она умерла, когда я была слишком мала, чтобы помнить ее. Возможно, когда мой сын вырастет, он тоже будет мечтать увидеть меня.
Слеза скатилась по ее щеке, прочертив блестящий след через пленку грязи, которая покрывала ее лицо.
- Я никогда не была красивой. И никогда не была умной... но я любила. Я знаю, что это такое жить для кого-то другого. Достаточно ли этого, чтобы сказать, что моя жизнь чего-то стоила?
Затем она взглянула на Рут своими мертвыми, пустыми глазами.
- Я надеюсь, что его, моего маленького Тома... его ждут великие дела. Он не будет обречен прозябать в темных углах, как я делала это всю свою жизнь... Если в моей крови, в крови моей семьи осталась хоть какая-то сила... пусть она перейдет теперь к нему. Пусть она поможет ему вырасти сильным...
В тот момент Рут показалось, что в комнате стало немного темнее, как будто сам воздух заключил договор. Пламя в фонаре зашипело и заплясало. Когда Рут снова взглянула на девушку, она с удивлением обнаружила, что та повернулась, устремив глаза на фонарь. Слабое пламя отражалось в них, как призрак. Она произнесла еще несколько слов, и голос ее был холоднее, чем холод снаружи.
- ... и пусть смерть ему будет не страшна.
Глаза девушки продолжали пристально смотреть, но спустя несколько ударов сердца Рут, что-то из них ускользнуло, оставив их ужасно пустыми. Все, что теперь в них отражалось, это были лишь образы танцующего пламени.
Рут посидела какое-то время, чувствуя себя такой же пустой, как эти широко раскрытые глаза. Только когда крошечное существо у нее на руках издало тихий звук, нечто среднее между писком и шипением, она вспомнила о ребенке. Она поднялась с кровати и сделала несколько шагов к свету фонаря на столе, покачивая его на руках, пока шла. Когда свет упал на его маленькое личико, мальчик открыл глаза, и девушка была поражена, увидев, какими они были спокойными, темными и умными. Рут прикоснулась кончиком пальца к его крошечной ручке.
- Привет, Том.
***
45 лет спустя
- Переверните ее.
В ответ на приказ, который, казалось, исходил из самого воздуха, человек в мантии с накинутым капюшоном и маске послушно вошел в небольшое кольцо света в темной, затхлой комнате. Он ткнул стальным носком ботинка в ребра старухи, распластанной на полу в центре, чье хрупкое тело было завернуто в рваные шали. Она повернулась лицом вверх, ее лицо, покрытое синяками, было в слезах, смешавшихся с маленькими струйками крови.
- Я не переношу неповиновения, - продолжал голос. – Либо ты мне сейчас скажешь, о ком ты только что говорила в пророчестве, либо ты мне скажешь позже, когда твоя семья будет висеть перед тобой, и ты будешь выцарапывать себе глаза, чтобы не видеть боли и мучительной смерти, которые я причиню им...
Старуха содрогнулась в приступе удушливого кашля.
- Я не знаю, - взмолилась она, и ее руки, покрытые венами, заскребли по грязным, гнилым половицам. - Я уже сказала вам, что истинное пророчество самому провидцу ни услышать, ни уразуметь невозможно!
Внезапно тело женщины резко дернуло в воздух, как будто невидимая рука схватила ее за шею, но через мгновение рука стала видимой. Она была белой и костлявой, и человек, которому она принадлежала, казалось, материализовался из ниоткуда. Он был высок, мускулист и силен, и имел вид человека, который когда-то был красив, но чье внутреннее уродство наконец прорвалось на поверхность. Лицо его было бледным, черты восковыми и искаженными. Белки его глаз были налиты кровью, а зрачки окаймлены красным.
- Кто посмеет трижды бросить мне вызов!? Кто посмеет встать у меня на пути, у меня, который преодолел границы смерти!? Кто посмеет!?
- Я не могу...
Человек крепче сжал шею предсказательницы, и несколько мгновений она судорожно открывала рот в попытке вздохнуть. Затем, когда, казалось, что жизнь из нее вот-вот ускользнет, он отпустил ее. Она тяжело упала на спину.
- Авада кедавра!
Во вспышке ослепительного зеленого света тело женщины обмякло. Остальные в комнате не смели дышать. Их было много. Их число, казалось, росло с каждым днем. Они цеплялись за тенистые углы комнаты, как пауки, как будто темнота могла уберечь их от опасности того, кто был их лидером - того, которого они и любили, и боялись. Когда напряжение стало почти невыносимым, один из них выступил вперед, чтобы говорить. Он был не самым высоким и не самым представительным (на самом деле, он был немного полноват в талии), но этот шаг был настолько смелым, что только кто-то высокого ранга осмелился бы сделать его.
- Мой господин, - слащаво протянул он, - разумно ли было заставить ее замолчать? Больше никто из живых не знает о пророчестве.
На какое-то мгновение глаза бледного человека вспыхнули алым во мраке комнаты.
- Малфой, я всегда думал, что ты один из моих самых верных Пожирателей смерти.
Его слуга, казалось, значительно сжался при этих словах.
- Мой господин?
Его хозяин поставил босую ногу на лицо мертвой старухи, изучая ее пустой, широко раскрытый взгляд без тени жалости.
- Мой дорогой Абракас, прежде чем бросить вызов моей логике или моему лидерству, пожалуйста, прими к сведению, что ты значишь для меня ровно столько же, что и мадам Трелони, лежащая здесь.
Малфой снова растворился в тени, не произнеся больше ни слова. Остальные наблюдали за происходящим с жадным удовлетворением.
- Теперь уже все равно, - продолжал человек, переступая через тело Трелони. Он обратился к комнате в целом. - Она сказала правду. Видите ли, я всегда знаю, когда мне лгут...
Некоторые фигуры в комнате беспокойно заерзали.
- Все пойдет по плану. Если кто-то в Хогвартсе или где-то еще осмелится вмешаться в нашу благородную работу, будьте уверены, что они будут очень долго молить о смерти, прежде чем я великодушно... предоставлю ее.
Последние два слова повисли в затхлом воздухе с ужасающей завершенностью.
- Мой господин, вы лично возьметесь восстанавливать предмет? - спросила другая фигура в капюшоне.
Его хозяин напрягся с презрением.
- Я бы занялся им, если бы не этот любитель грязнокровок, Альбус Дамблдор, который везде сует свой нос. У меня есть другие Пожиратели смерти, которые исполнят мои приказы, даже более преданные, чем ты, Гранджбул. Слуги, которые могут эффективно спрятаться среди распускающих сопли, пресмыкающихся перед маглами профессоров, которые преподают в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.
Он пересек комнату и, взмахнув изогнутой тисовой палочкой, распахнул с грохотом ставни на окне. Глянув вниз на переполненную маглами площадь прямо под ним, его лицо исказилось от отвращения.
- Мой план идеален.
С этими словами он поднял свою длинную, изогнутую палочку, и сломленное тело легендарной предсказательницы поднялось с пола позади него, как жуткая марионетка. Легким движением он швырнул ее в окно. Пару секунд она покружилась в воздухе, словно тряпичная кукла, а затем пропала из виду, упав с десятого этажа на магловскую площадь.
- Морсмордре!
Над площадью в зеленых искрах возник огромный светящийся череп, из пасти которого гротескно выползла змея из густого дыма. Прежде чем пронзительно завопившие маглы в хаосе внизу смогли даже взглянуть на окно, из которого выпало тело, человек и его Пожиратели смерти исчезли.