Сокровенная мечта

Вот снова ночь, Ван Дацзинь пришёл домой глубоко за полночь, а Ван Иньши ждала его, как последняя дура. Ждала и надеялась, что он хотя бы предупредит, что задержится. Или просто напишет банальное смс. Женщина потратила несколько часов, чтобы в этот памятный лишь для неё день приготовить любимые блюда мужа, убрать в доме и привести себя в порядок. Но разве было ему какое-то дело до годовщины свадьбы — того самого рокового для неё дня.

Она сидела в тишине комнаты, позволяя взору блуждать по знакомым уголкам, где каждый предмет хранил кусочек её души. Долгие годы эти стены были свидетелями её борьбы — любви, которая не приносила утешения, не согревала и тем более не дарила покой. Теперь, наконец, пришло осознание: она всегда ждала того, кто никогда не оценит её истинные чувства.

Всплывали воспоминания о тех днях, когда сердце женщины неистово колотилось при мысли о Ван Дацзине. Он был её миром, солнечным светом, который прогонял тьму одиночества, и она была готова платить любыми жертвами, лишь бы оставить его рядом. Эти пылкие чувства захватывали её, как буря, разрывая покой каждого дня. Но теперь, когда она взглянула на это с расстояния, в глазах осталась лишь горечь. Как долго Ван Иньши пыталась достучаться до его сердца, не осознавая, что каждая попытка лишь отдаляла её от самой себя?

В этот момент она почувствовала, как ненужная тяжесть наконец начинает покидать её душу. Это было похоже на освобождение от давно забытого бремени. Страх потери, мешавший ей расстаться с этими чувствами, превратился в осознанное решение. Женщина поняла, что всё это время лишь теряла себя, позволяя одной мысли об этом мужчине определять всё её существование. Как много она могла бы открыть за это время, как много новых горизонтов возможно увидеть!

Прощание с этой любовью требовало не только смелости, но и понимания настоящей ценности себя. Она начинала осознанно отпускать ту иллюзию, которая держала в плену. С каждым прощальным взглядом, с каждым незаслуженным моментом, когда она чувствовала себя недостаточной, — Ван Иньши осознавала, что заслуживает больше. Закрывая глаза, она давала себе разрешение: «Я имею право на счастье. И я должна отпустить его, чтобы найти себя».

Так женщина решила для себя, что в этот день, такой некогда памятный для неё, отпустить чувства к Ван Дацзиню. Она хотела спокойно с ним поговорить, поэтому решила дождаться мужчину и не важно было, сколько времени для этого потребуется.

Но стрелки часов всё тикали, а телефон, напротив, хранил молчание. В конце концов, не выдержав, она позвонила сама и вместо извинений услышала мат, женский голос на фоне и то, чтобы она отстала. Эта встреча была для него важнее, чем она, его жена. Всё было важнее, чем она.

И тогда она не стала плакать, как делала раньше. Напротив, Ван Иньши разозлилась. Женщина злилась на себя, на него, даже на так быстро остывающую еду. А после, попытавшись убрать со стола, обрезалась.

«Ах!» — воскликнула она, когда острое лезвие ножа незаметно располосовало кончик пальца, и на светлой коже выступила алая кровь, а холодный металл упал куда-то на пол. Казалось, что это было каким-то знаком, который она упорно отвергала много лет совместной жизни с мужчиной, что никогда её не любил.

Это немного охладило пыл женщины. Но лишь настолько, чтобы сначала осторожно убрать со стола приборы и лишь после тарелки. Еду, с любовью приготовленную для этого вечера, она выкинула вместе с посудой, что покупалась для особо торжественных случаев. Порезанный палец женщина лишь несколько раз облизнула, и этого было достаточно, чтобы кровь перестала течь.

Вот входная дверь хлопнула, закрывшись за вошедшим в дом мужчиной. Ван Иньши, грациозно встав с дивана в гостиной, пошла встретить мужа. Даже не подходя близко, от него чувствовался перегар и дешёвые женские духи. Отвратительно.

— Смотрю, ты сегодня не спешил домой, — холодно произнесла она.

— А что? С каких это пор я должен перед тобой отчитываться? Кем ты вообще себя возомнила?

— Я твоя жена, а не какая-то дешёвка, от которой ты только что пришёл.

— Кто-кто? «Жена»? А где же была моя так называемая жена, когда у меня начались проблемы? Где ты, блять, была, когда я загибался на работе? Где ты была, когда всё, ради чего я так долго работал, летело коту под хвост?

Даже несмотря на то, что стоять на ногах от количества выпитого ранее алкоголя было сложно, мужчина прошёл в квартиру обутым, по пути скидывая картины со стен и фарфоровые статуэтки на пол, где те вдребезги разбивались. Он кричал, не желая мириться с неповиновением со стороны надоедливой женщины, а также оскорбления в адрес любовницы Су Цзили, настоящей чаровницы в постели.

— Я всегда была рядом, — отчеканила каждое слово женщина. — Я всегда была с тобой, поддерживала тебя, уговаривала отца постоянно вкладываться в твои компании и продвижения. А ты просто вытер о меня свои ноги. Возвращайся к той шлюхе, здесь больше не твой дом.

Ван Иньши не желала больше слушать того, кого когда-то давно любила. Она отвернулась, чтобы не показать предательские слёзы, и направилась вглубь квартиры.

— Что сказала? На каком это основании ты вышвыриваешь меня из дома, что я купил? Сука неблагодарная! Ты жила припеваючи всё это время, а теперь, наслушавшись какой-то херни, втираешь, что уйти должен я! Что ты, что выродок одинаковые! Этот ублюдок весь в тебя! Как вообще твой грязный рот может говорить что-то о Су Цзи... Блядь! Всё настроение испортила, дрянь! — Он направился следом за женой, которая уже дошла до столовой. Бросив мельком взгляд на стол, который теперь был сервирован лишь частично, мужчина не смог промолчать, желая как можно сильнее втоптать женщину в грязь. — Что ты мне тут вычитываешь, а сама даже на стол накрыть не можешь? Не женщина, а лишь пизда с деньгами! Да! Да, я женился на тебе только из-за денег! Ты разве не знала, что я не любил, не люблю и никогда не полюблю такую, как ты!

Он видел, как от жестоких слов дёрнулись хрупкие плечи женщины. И был рад. Ван Дацзинь наслаждался её болью, он радовался, что снова может контролировать её эмоции и чувства. Он хотел вновь сделать из жены молчаливую и не имеющую собственного мнения куклу. Однако каково же было удивление мужчины, когда от таких бездушных слов она не заплакала сильнее, а повернулась с гордо поднятой головой и горящими от злости глазами.

— Как же я была глупа и наивна раньше, когда закрывала глаза на твою тиранию и не могла даже слова против сказать! — кричала Ван Иньши, в порыве гнева кидая тарелки на пол. За этот вечер там скопилось уже целое кладбище разбитой посуды всех оттенков стекла и производителей. — Я прожила с тобой столько лет, а что взамен? Ты только и делал, что игнорировал меня, игнорировал сына и заставлял нас притворяться любящей семьей! Но единственное, что ты на самом деле любишь, — это деньги!

— Да! Да, впервые ты права! Я люблю деньги! — мужчина схватил с пола нож, который женщина ранее отбросила и не заметила в полутёмной комнате, освещаемой ранее романтическим тусклым пламенем свечей. Он схватил жену за руку, повалил на пол и принялся водить холодным металлом по её разгорячённой коже. И ей стало страшно. Она боялась того, что было перед ней, потому что чем бы это ни было, но это не Ван Дацзинь. Он не может, не сможет причинить ей вред. — И что ты сделаешь? Ты годна лишь на то, чтобы папочка давал тебе деньги по первому твоему открытому ротику. А давай сделаем так, чтобы он открывался как можно шире?

В ту долю секунды, когда холодное железо коснулось её кожи, весь мир вокруг погрузился в глухую тишину. Сердце забилось словно барабан, отдаваясь эхом в ушах, а дыхание стало прерывистым, как будто сама жизнь замерла в ожидании. Она чувствовала, как ледяной страх пронизывает тело, превращая руки в холодные камни, а разум — в бушующее море мыслей.

Её глаза широко раскрылись, когда Ван Иньши увидела лицо нападающего — в нём читались безумие и злость, Ван Дацзинь был полон намерения, которого она никогда не могла бы представить. В этот момент реальность обнажилась — стерлись границы всего, что она знала о себе и о мире, оставив только яркую, невыносимую боль. Разум лихорадочно принялся анализировать каждую секунду, сцепляя потоки мыслей — «Почему это происходит? Как я могу выбраться отсюда?» — вместе с открытой паникой. Её мысли метались между «не верю» и «я должна выжить».

Ван Дацзинь купался в страхе и панике, что так и лились вместе со слезами из глаз Ван Иньши. Но этого было мало. Мужчина хотел наказать её так, чтобы женщина больше не смела даже посмотреть в его сторону, не то чтобы пререкаться или, тем более, возмущаться.

Он коснулся её щеки, а после кожу обожгло резкой болью, и что-то горячее заструилось вниз.

Она осознала, что этот момент стал испытанием — испытанием не столько на физическую силу, но и на внутреннюю стойкость. С каждым мгновением, когда нож прижимался всё сильнее, она чувствовала, как внутри неё вспыхивает яркая надежда. Не все кончено. Может быть, ей удастся вырваться из этого мрачного кошмара. От страха женщина закричала, отчаянно зовя на помощь, но не сильно на неё надеясь.

И случилось чудо. Сосед, что только недавно переехал, отозвались с другой стороны двери.

— Я слышу вас! Уже вызвал полицию! Сможете продержаться до её приезда? — крикнул мужской голос с той стороны двери.

— Скажи, чтобы убирались. — угрожающе зашипел Ван Дацзинь на жену, прижимая лезвие ножа к шее женщины. Если бы это было раньше, то она бы сделала так, как он говорит. Но не теперь.

— Пожалуйста, помогите! — крикнула она изо всех сил, отталкивая от себя мужа. — Он убьёт меня, убьёт!

Ван Дацзинь рассмеялся и ударил рыдающую, но не сдающуюся женщину рукой по лицу так, что изо рта потекла тонкая струйка крови из разбитой губы, а сама Ван Иньши отползла от него, тихо всхлипывая. С той стороны входной двери теперь было тихо, и женщина подумала, что этот кто-то испугался и ушёл, оставляя её один на один с совершенно спятившим мужем. Оставалось только надеяться на то, что кто-то всё же вызвал полицию.

Но внезапно что-то ударило прямо по двери, заставив находившихся внутри людей вздрогнуть от неожиданности.

Бам-бам-бам!

Под натиском этих ударов замок не выдержал, и дверь приоткрылась, позволяя незнакомцу войти. Это был мужчина с тёмными вьющимися короткими волосами лет сорока, овальным лицом и высокими скулами. Неглубокие морщины подчеркивали живость лица и отражали опыт прожитых ранее лет. Он был одет неброско: клетчатая зелёная рубашка была накинута поверх черной футболки, синие джинсы подчеркивали спортивную фигуру, а на ногах были обычные кроссовки. Это был неприметный мужчина из толпы, и ранее Ван Иньши даже не обратила бы на него внимания.

Но не теперь. Этот самый обычный с виду человек сжимал в одной руке молоток и выглядел с ним весьма угрожающе. Ван Дацзинь бросился на него с ножом, однако быстрой подсечкой незнакомец сначала повалил мужчину на пол, а после скрутил его руки за спиной, связывая сползшим пиджаком хозяина.

Только после того, как Ван Дацзинь был обезоружен и практически не мог двигаться, незнакомец бросился на помощь к Ван Иньши, на ходу снимая рубашку и быстрее промокая ею кровь.

— Вы в порядке? Сможете встать? — забеспокоился он, совершенно не обращая внимания на лежащего на полу мужчину, рот которого извергал одно проклятие за другим. — Понимаю, вам страшно, но теперь всё хорошо.

Она не смогла ответить, силы внезапно покинули Ван Иньши. Она могла только плакать и прижимать рубашку к лицу, вдыхая тонкий аромат мужского парфюма.

Когда приехала полиция, женщина немного успокоилась и поблагодарила незнакомца за помощь. Она вглядывалась в его лицо, и смутное осознание, понимание того, кто перед ней никак не могло сложиться воедино. Это чувство было похоже на разрозненные кусочки пазла, что лежали на столе, и которые ещё предстояло собрать. Вроде и очевидно, что там, но из-за ранее нахлынувшего адреналина пока что размыто и нечётко.

Ван Иньши, незнакомец и сотрудники полиции, что под руки вели закованного уже в наручники Ван Дацзиня направились в ближайшее отделение, и там женщина выяснила то, что не давало покоя с тех пор, как ужас от поведения мужа прошёл.

Мужчина, который спас её, оказался не случайным прохожим. Это был Лю Кайвэй — известный актёр. Оказывается, из-за навязчивых фанатов, узнавших его адрес, он купил новую квартиру в надежде на спокойную жизнь. И действительно, всё шло хорошо, пока он не услышал крик о помощи. Как настоящий мужчина, Лю Кайвэй не мог оставить женщину в беде.

Пока на Ван Дацзиня составляли протокол, у Ван Иньши и Лю Кайвэя брали показания и снимали травмы в отделе полиции, а оперативная группа выехала, чтобы сделать фотографии на месте происшествия. Вместе с ними также был пожилой консьерж, который должен был остаться в квартире до тех пор, пока Ван Иньши не приедет. Ещё ему нужно будет вызвать мастера и сменить замок в отсутствии хозяйки.

Позднее приехал адвокат Ван Дацзиня, но уже по одному лишь выражению лица, что обычно хорошо контролировалось, было понятно, что простым штрафом бывший политик не отделается. Но кроме этого было что-то ещё, что-то незримое, неуловимое, что лишало бывшего политика последней капли надежды и в этот раз уйти безнаказанным от правосудия.

***

Когда в тихой квартире адвоката Мо Вайгуна раздался телефонный звонок и высветился номер полицейского участка, он, что уже отдыхал после рабочего дня, ответил на звонок, а после нехотя встал и начал собирать ранее разложенные бумаги в папку. То, что он был личным адвокатом нескольких политиков, давало не только приличный счёт в банке, но и кучу головной боли. А последние несколько лет его самой большой головной болью был Ван Дацзинь.

Однако, на удивление адвоката, после первого звонка через некоторое время раздался второй. На этот раз звонившим оказался младший брат его самой большой проблемы, Ван Хаосюань. Мо Вайгун никому не говорил, но на самом деле глубоко уважал этого мужчину и как путешественника, и как автора. А это многое говорило при том, что он был младшим братом такого, как Ван Дацзинь.

В ходе этого разговора Мо Вайгун узнал всё о прошлом своего клиента, а так как мужчина всё ещё был человеком справедливым, то сначала хотел отказаться от защиты интересов такого, как он, в суде. По воле случая адвокат знал невообразимое количество фактов биографии клиентов, способных потопить их карьеры в мгновение ока, но никогда и ни одно дело не было связано с предумышленным убийством, а также с покушением на убийство несовершеннолетнего. Даже мысленно мужчина не мог проговорить «сына». Такой человек, как Ван Дацзинь, совершенно не достоин иметь детей.

Но Ван Хаосюань был настойчив, как и старший брат, вот только методы он выбирал гораздо более мягкие, и получалось так, что человек сам соглашался сделать то, что от него и хотелось. Так получилось и теперь. Мо Вайгун, проговорив около получаса с Ван Хаосюанем, согласился защищать его старшего брата лишь при условии, что у него на руках будут абсолютно все документы, связанные с прошлым клиента и все обстоятельства дела. Он предпочитал быть во всеоружии, особенно когда это касалось судебных заседаний. Это было на руку самому Ван Хаосюаню, поэтому на такое условие он согласился легко.

Кроме адвоката, полностью собранные улики и доказательства попали в руки прокурора Мун Хэсика. Вот только не от Ван Хаосюаня, а от Сун Цзияна.

Время, которого они так долго ждали, наконец пришло.

***

В камере предварительного заключения в ожидании суда Ван Дацзиню пришлось провести не несколько дней, как обещалось ранее, а почти две недели. Всё это время Мо Вайгун изучал и перепроверял результаты расследования Лю Хайкуаня, который приехал вместе с Ван Хаосюанем из Лондона. Точность, полнота и скрупулёзность, с которой это было собрано, впечатлили мужчину, однако когда не осталось ни единого сомнения, что Ван Дацзинь виноват в смерти Лауры Брантон и также покушался на жизнь собственного сына, снова отказался защищать такого человека.

Мо Вайгун назначил встречу семье Ван Дацзиня в офисе, чтобы спокойно обсудить всё и официально сообщить об отказе. На ней присутствовала и Ван Иньши, которая была в ужасе от услышанного, но всё равно слёзно молила не отказываться от дела ради неё и сыновей мужчины. С огромным трудом и переступая через собственные убеждения, но Мо Вайгун всё же согласился. Ему стало искренне жаль эту бедную шокированную женщину.

Настал день суда. Заседание проходило в просторном здании в три этажа. На первом из них большие панорамные окна отражали свет солнца и, покрытые специальной плёнкой, не давали увидеть происходящее внутри. Именно туда через огромную толпу людей следовал Ван Дацзинь в сопровождении охраны полицейских. Мужчина мельком отметил, что люди снаружи были разделены на два лагеря: его сторонников и недругов. Если бы это был обычный день и обычное публичное выступление, он бы обязательно постарался показать себя как можно лучше, теперь же ему было всё равно. Сейчас мужчина чувствовал, словно решение по его делу уже было принято и всё, что ожидало дальше, — смертная казнь.

Когда до ступеней перед входом оставалось около ста метров, в толпе промелькнула фигура. Это была женщина с роскошными волосами цвета блонд. Высокий рост выделял её в толпе, а лицо... Сердце Ван Дацзиня, что замерло и не билось уже очень давно, дрогнуло, когда мужчина лишь на миг представил, что это может быть Лаура.

Лаура Брантон... Единственная женщина, что смогла затронуть что-то в глубине его души. И единственная, что до последнего не склонила голову. Он никогда не забывал ту искреннюю, светлую улыбку, которая когда-то развеивала все его тревоги, но никогда не была адресована лично ему. В каждом воспоминании об этом человеке таилась невидимая боль, которая была его постоянной тенью. Он знал, что сам погубил её, и это осознание было как яд, капля за каплей разрушающий изнутри. Ненависть к самому себе и окружающим вращалась как беспокойный ветер, заставляя сильнее погружаться в пучину саморазрушения.

Ван Дацзиню часто казалось, что он предал не только её, но и себя. Он привык, стал прятать свои чувства за маской, улыбаясь людям вокруг, но знал в глубине души, что эта улыбка не достигнет глаз. Со временем эти чувства потускнели, и мужчина старался спрятать их так глубоко в памяти, чтобы они никогда не всплыли на поверхность. Но лишь один неясный силуэт молниеносно сорвал все замки, заставляя сердце заходиться в бешеном беге, но не волнения, а страха разоблачения.

Невозможно, совершенно немыслимо, чтобы Лаура Брантон оказалась здесь. Она же мертва. Он же сам причастен к её смерти. И не только её, но ещё и их сына. Вот только об этом никто не узнает, потому что все, кто имел к этому хотя бы малейшее отношение, уже мертвы. Слегка усмехнувшись, он прошёл дальше в сопровождении полицейских, поднялся по ступеням и скрылся за стеклянными дверьми. Толпа, ещё немного пошумев, успокоилась и стала ожидать решения суда.

В зале заседания в основном были репортёры, словно коршуны, собравшиеся здесь. Они, как и люди снаружи, ожидали и решения, и того, что будет говорить обвинение. И, конечно же, их интересовали слова защиты, ведь адвокатом был заявлен известный в их среде Мо Вайгун.

Во время слушания слово переходило от стороны обвинения к защите и снова к обвинению. В зале была напряжённая тишина, и никто, кроме выступающих, не решался даже вздохнуть. На удивление тех, кто находился на слушании, Ван Дацзинь совершенно не раскаивался независимо от того, какие аргументы говорила про него сторона обвинения. Ровно до того момента, как речь зашла о ней.

Мун Хэсик, главный прокурор по делу бывшего политика, а также близкий друг Сун Цзияна, сначала как бы вскользь сказал про Лауру Брантон, а после внимательно смотрел на обвиняемого, чтобы оценить реакцию на произнесённые слова.

До заседания он несколько раз встречался как с Сун Цзияном и его мужем, так и с адвокатом по этому делу Мо Вайгуном. Такие встречи были запрещены, но приказ правящей партии о тщательном расследовании открыл многие ранее закрытые двери.

— Подсудимый Ван, а что вы можете сказать о смерти мисс Лауры Брантон? — Ван Дацзинь застыл на месте, поражённый услышанным.

— Что?..

— Я спросил, что вы можете сказать о смерти мисс Лауры Брантон?

— Я... Я понятия не имею, кто это. — Мужчина постарался взять себя в руки, но учащённое дыхание и нервное постукивание пальцев по столу выдавали волнение.

— Разве? Господин Ван, вы находитесь под присягой и не можете лгать. — Прокурор смотрел на него, как хищник, почуявший лёгкую добычу. По сути, прямо сейчас так и получалось, что бывший политик сам себя загнал в ловушку и понятия не имел, как оттуда выбраться. Кроме этого, Мун Хэсик показал фотографию, на которой все присутствующие могли увидеть прекрасную юную молодую девушку, так и лучившуюся красотой. — Я говорю об этой девушке, внимания которой вы не смогли добиться. Расстроившись постоянными отказами, вы выпили, подкупили тех, с кем она работала, а после изнасиловали. Теперь припоминаете?

— Я... Не-нет! Это неправда! — закричал мужчина, не желая признавать то, что сам когда-то сделал. — Это всё ложь! Вы всё врёте!

— Господин судья, можем ли мы в рамках этого слушания также рассмотреть и это дело?

— Да, продолжайте.

— Спасибо, ваша честь. Тогда позвольте вызвать нашего свидетеля.

В панике Ван Дацзинь обернулся, и остатки краски сошли с лица. Он увидел владельца того самого заведения, которого подкупил в ту самую роковую ночь. Теперь же оставалось молча смотреть, как мужчина спокойно выходит и рассказывает, как всё было. Он поведал и про подкуп, и про то, что убрал записи с камер видеонаблюдения, и даже про то, что после уволил девушку, когда она больше всего нуждалась в помощи.

Некоторые присутствующие журналисты даже отвлеклись от ноутбуков, на которых писали статьи. Неужели некогда любимый политик, пример для подражания многих и в целом добрый человек мог сотворить такие отвратительные вещи?

Но на этом рассказ не закончился.

Далее слово снова взял Мун Хэсик и принялся снова и снова задавать вопросы Ван Дацзиню, каждый раз рассказывая что-то из той истории. Так журналисты по крупицам узнали все те злодеяния, что сделал бывший политик. Но больше всего их поразила даже не его жестокая натура, а поведение. Отрицание, что было в самом начале, сменилось гневом, когда Мун Хэсик в конце выступления показал фотографии с места аварии. Той самой аварии, в которой погибла Лаура Брантон, спасая маленького сынишку Джексона.

— Подсудимый, вы знали, что мальчик жив?

— Да.

— Вы всегда это знали?

— Нет.

— Как давно вы узнали, что ваш сын выжил в тот день?

На это Ван Дацзинь не знал, что ответить. Он искоса посмотрел на адвоката, который должен был защищать его, но на деле получалось отвратительно. Казалось, что будь его воля, то вообще встал и ушёл бы отсюда. Но и уйти не мог, и защищать не стремился.

— Подсудимый, отвечайте на вопрос. — Мун Хэсик вернул внимание Ван Дацзиня на себя, чтобы услышать ответ.

И тогда мужчина нехотя рассказал, что узнал об этом лишь несколько лет назад, когда отправил Ван Ибо, своего законного сына, на учёбу в Лондон и приставил следить за ним частного детектива. Именно тогда и узнал, что сын Лауры выжил и околачивался рядом.

— То есть вы хотите сказать, что не знали, что мальчик не просто выжил, но и почти всё это время рос с вами в одной семье?

— Что? — искренне удивился Ван Дацзинь. Он никогда не пытался разузнать о том, как и где вырос мальчишка, и теперь отказывался поверить в услышанное.

— У вас сегодня проблемы со слухом? Вы переспрашиваете практически каждый мой вопрос.

— Нет... У меня нет таких проблем. Но... Рядом? Как это?

— Если это игра, то потрясающая, — усмехнулся прокурор. — А если нет, то раз уж начали следить за сыном, то могли хотя бы узнать всё о его новом окружении.

— Прокурор Мун, не переходите черту, — одёрнул его судья.

— Простите, ваша честь. Так вот, как мы выяснили, Джексон Ван является приёмным ребёнком вашего младшего брата Ван Хаосюаня и живёт с ним и его партнёром более двадцати лет. Вы никогда не видели ребёнка младшего брата?

— Я даже не знал, что он у него есть! Когда Сюань сказал, что гей, я больше ничего не узнавал о его жизни и жизни его выбля... Партнёра. Так что нет, я ничего не знал.

— Тогда мальчику повезло больше, чем вашему младшему сыну и вашей жене, на которых вы отыгрывались за все неудачи. — Прокурор достал толстую папку, в которой было просто огромное количество листов бумаги, и передал доказательства судье. — Ваша честь, здесь есть вся информация о насилии, которое подсудимый применял по отношению к семье, а также есть доказательства, как он, пользуясь высоким положением, разрушил жизнь другой семьи.

Услышав новость, люди в зале начали тихонько переговариваться. Их шёпот напоминал шуршание миллионов тонких крыльев насекомых.

В заседании объявили перерыв, чтобы судья мог ознакомиться с документами, а за спиной Ван Дацзиня начали перешёптываться люди. Никто больше не был на его стороне. Всё, что он слышал, были лишь порицания и обвинения. Но никто не вышел из зала, боясь пропустить конец и решение суда.

По окончании перерыва судья вынес приговор в виде пожизненного заключения без возможности досрочного освобождения и материальной компенсации морального вреда старшему сыну Джексону.

Сидя на скамейке обвиняемого, Ван Дацзинь не раскаивался в содеянном даже после вынесения приговора. Он давно принял тот факт, что убил единственную женщину, которую любил. И не просто убил, а сначала унизил, принудив к близости. И всё это лишь потому, что не смог вынести отказ, не смог добиться её внимания. Не смог стать кем-то большим, дорогим и родным, а не просто хладнокровным убийцей.

Под конвоем Ван Дацзиня, некогда успешного политика, а теперь пожизненно осуждённого мужчину, вывели из зала заседания, а журналисты, кажется, дописывали неизвестно какую по счёту статью о том, свидетелями чего они только стали.

Ван Иньши чувствовала себя настолько раздавленной, униженной и опустошенной, что легла в больницу, где проходила длительное лечение. Ван Ибо, Сяо Чжань и Джексон Ван приходили проведать её так часто, как только могли. После этого слушания, когда она узнала правду о прошлом мужа, с которым после подала на развод, женщина захотела познакомиться и с другим его ребёнком. И каково же было удивление, когда она увидела крепкого, уверенного в себе молодого мужчину, поведением так похожего на приёмного отца Ван Хаосюаня. Джексон Ван и Ван Иньши быстро нашли общий язык и даже стали частенько созваниваться, налаживая отношения.

***

Жизнь Ван Иньши сильно изменилась после ареста бывшего мужа, и она постепенно училась жить одна. Вначале было очень сложно приспособиться к новой обстановке, но со временем это получалось всё лучше и лучше. И настолько, что женщину стало не узнать.

Светлые утренние лучи пробивались сквозь окна её новой галереи, мягко освещая старинные предметы, хранившие в себе истории веков. После развода с Ван Дацзинем, который поглощал её душу и уничтожал мечты, она наконец почувствовала, как воздух свободно проникает в её легкие. Этот новый этап жизни распахнул перед ней двери к возможностям, о которых она давно мечтала.

Внутри неё бурлили чувства, о которых Ван Иньши могла только мечтать раньше. Освобождение от тёмной тени, которая висела над ней, как облако, казалось, стало началом светлой эры. Чувство облегчения переполняло, когда женщина отдавалась процессу обустройства галереи, окружая себя атмосферой искусства и истории. Каждый предмет, который попадал ей в руки, становился символом нового начала. Она понимала, что здесь, среди старинных вещей, нашла своё истинное «я».

Работа придала ей уверенности, открыла новые горизонты. Сердце наполнилось радостью и гордостью, когда Ван Иньши видела, как её идеи воплощаются в жизнь. Это было как заново научиться дышать после того, как долгое время мечтала о свободе, но не могла её ощутить. Работая с антиквариатом, женщина не просто искала и реставрировала предметы — она давала им новую жизнь, как и себе. Это стало не просто работой, а настоящим призванием.

Каждый день становился маленьким открытием: о каждом предмете, о каждом клиенте. Постепенно, общаясь с людьми и делясь своими знаниями, женщина вновь начала верить в себя, в свои способности и в свою уникальность. Люди удивлялись её страсти и уму, и это было весомым доказательством того, что жизнь может быть полной и насыщенной, свободной от тяготящих отношений.

В то время как сердце ещё периодически напоминало о том, что было, Ван Иньши понимала, что настоящий путь к себе начинается здесь и сейчас. Она приняла ошибки, переживания и даже утраты — всё это стало частью её истории. Освобождаясь от угнетающего прошлой жизни, она научилась снова мечтать, а мечты стали шевелиться, наполняя её дни светом и теплом.

Находясь в своей галерее, женщина чувствовала, что это её пространство, где каждый уголок отражает новую сущность и стремление к свободе. И хотя тёмные моменты прошлого иногда возвращались в мысли, она знала, что за каждой тенью следует свет. Расправив плечи, Ван Иньши вздохнула полной грудью и улыбнулась отражению в старинном зеркале — в этом отражении она видела сильную, независимую женщину, готовую к новым свершениям.

Это было начало новой жизни — жизни, наполненной своей уникальной историей, в которой она сама писала каждую страницу. И она была готова поделиться своей историей с миром, вдохновляя других на возможность начать заново и находить собственный путь.

Жизнь отца Сяо Чжаня, Сяо Донгэя, после слушания также начала налаживаться. По решению суда его восстановили на любимой работе в туристическом агентстве и теперь мужчина с гордостью и небольшим волнением стоял около входа в знакомые двери.

Когда он переступил порог офиса, сердце забилось быстрее, как будто в тот же миг время замерло. Вокруг всё осталось прежним, но в его душе пронеслась буря эмоций, вытесняя тень предыдущих переживаний. Смущение и радость переплетались в сознании, как крепкая нить, связывающая его с тем местом, где он когда-то чувствовал себя на своём месте.

Словно потоки свежего воздуха наполнили легкие, Сяо Донгэй ощутил, как прежняя энергия возвращается. Быть снова здесь значило для него нечто большее, чем просто возвращение на работу — это было возрождение его уверенности и самооценки. Мужчина помнил, как тяжело переживал дни, полные сомнений и неуверенности, когда его выбросили за пределы привычной жизни, когда он терял себя и свой путь. Теперь, оказавшись снова здесь, он чувствовал, что смог победить.

На лице заиграла улыбка, когда он увидел знакомые лица коллег, которые поддерживали и верили в него даже в самые трудные времена. С их взглядами, полными тепла, Сяо Донгэй почувствовал, что его возвращение не просто событие, но настоящий триумф. В сознании всплыли воспоминания о совместных проектах, идеях и маршрутах — то, что действительно имело значение. Он понял, что этот коллектив был не просто местом работы, а настоящей семьёй, и его место здесь — среди них.

Каждый шаг по коридору был наполнен новым смыслом. Он чувствовал, как уверенность медленно, но верно возвращается к нему. Ощущение, что его работа ценится, что его усилия не были напрасны, искренне поддерживали его решимость. Теперь он стремился не просто выполнять свои обязанности, а приносить пользу, расти и развиваться.

Директор долго извинялся перед ним и говорил, что не мог пойти против такого влиятельного человека как Ван Дацзинь, но Сяо Донгэй не был на него зол. Он прекрасно понимал, что у мужчины была своя семья, а методы бывшего политика были слишком жестокими, и неизвестно, что могло бы случиться. Так что он просто сказал, что это всё совершенно не заслуживает внимания.

Вернувшись на любимую работу, мужчина понял, что это не просто восстановление, а новая глава в его жизни. Он был готов встретить вызовы, ведь, переступая порог, он оставлял в прошлом неуверенность и страдания, открывая дверь для нового. Это был не просто возвращение домой — это было возвращение к себе, к своему призванию.