Глава 5 - Простые вещи
На следующий день всё было иначе. Не по форме — мы по-прежнему завтракали молча, каждый в своей чашке с чаем и телефоне, — а по ощущению. В воздухе будто стало легче дышать. Не потому, что всё забылось, а потому что... было проговорено. Без драм, но достаточно, чтобы трещина не стала стеной.
Саша первым нарушил молчание — это уже само по себе удивило.
— Я подумал, — начал он, медленно помешивая чай, — может, стоит всё-таки прописать какие-то... правила? Ну, чтобы избежать повторений.
Я подняла глаза от чашки. Он говорил почти буднично, но во взгляде был тот самый оттенок осторожной честности, который я давно не видела в нём.
— Думаю, это разумно, — кивнула. — Просто — что, кому важно.
Мы сели с двумя листами бумаги и ручками. Это было почти забавно — как дети, которым задали домашнее задание: «Сформулируй, как тебе удобно жить с другим человеком».
— Начну, — он поставил галочку. — Утро: стараюсь быть тише с восьми до десяти, если ты спишь. Но без обещаний полной тишины. Это кухня, я там живу.
— Принимается, — я написала в свой список. — А я не ворчу, если слышу, что кто-то жарит омлет. Но могу надуться, если будильник — в виде кастрюли.
Он усмехнулся.
— Второе: пожалуйста, не оставляй ноут в общей зоне, если с него играет музыка. Я иногда работаю и...
— Да, это моя вина, — перебила я. — Вчера забыла выключить. У меня просто плейлист включился случайно.
— А ещё... — он помолчал. — Если тебе нужно тишины — просто говори. Я не угадываю, правда.
Это прозвучало так просто, что я даже немного растерялась.
— Окей, — кивнула. — Тогда ты тоже говори, если я начинаю витать и хлопать дверцами в поиске вдохновения.
— Согласен.
Мы смотрели друг на друга с лёгкой, чуть неловкой улыбкой. Что-то размыкалось в нас обоих. Впервые это было похоже на живую беседу, а не обмен фразами.
После полудня я пошла в книжный — не по работе, просто захотелось пройтись. Погода была почти летняя, конец весны обнимал город нежным ветром, пахнущим мокрым асфальтом и распускающимся клёном. Вернувшись, я обнаружила Петровича, удобно устроившегося на моей подушке. Судя по его самодовольному лицу, он принял это как должное.
Саша стоял в коридоре, ставя обувь на полку. Его белая рубашка была чуть взъерошена от ветра, волосы спутаны. Я заметила, как в его облике есть что-то... небрежно красивое. Без позы, без желания произвести впечатление. Просто он — белый, живущий на своей частоте.
— Ты куда-то выбирался? — спросила я, проходя мимо него на кухню.
— К родителям. Недолго. Завтра опять дела, — ответил. — А ты?
— Книги. Не купила, но подышала.
Он кивнул, и между нами возникла тишина. Но теперь она не пугала. Не была между нами стеной. Скорее, это было пространство. Простое. Лёгкое.
— Хочешь чаю? — спросил он после паузы.
Я кивнула. И мы снова оказались за столом — не как союзники, не как друзья, не как герои моего романа. Просто как двое, кому надоело быть закрытыми.
— Ты правда не обижаешься? — тихо спросила я.
— Нет. Я просто... не сразу привыкаю. К людям. Даже к хорошим.
Мне стало странно тепло. Я не знала, кем я для него становлюсь — соседкой, раздражающим вдохновением, просто девочкой, пишущей странные строки по ночам. Но это уже было неважно.
Саша поднялся, убрал чашку. Перед уходом сказал негромко:
— Твой роман... он ведь про обычного соседа, да?
Я удивилась, но кивнула.
— Ну... возможно, тебе всё-таки стоит немного усложнить героя. Жизнь с ним — не такая уж простая.
Он усмехнулся и ушёл в комнату, оставив после себя лёгкий аромат зелёного чая с лимоном.
Вечер понемногу опускался на город — не резким контрастом, а мягкой тенью, которая, как в фильме, медленно стирала чёткость границ между окнами и деревьями. Я сидела на подоконнике с книгой, но не читала. Мы с Сашей почти не разговаривали весь день, но в воздухе уже не было напряжения. Только что-то похожее на перемирие, неформальное, негласное. Как если бы оба понимали — да, мы разные, но в этой квартире придётся учиться быть рядом.
Когда часы перевалили за семь, Саша заглянул в мою комнату. Осторожно, как будто входил не в спальню соседки, а в музей редких эмоций.
— Я забыл про кое-что, — сказал он, чуть понизив голос. — Ужин. В честь того, что мы не убили друг друга.
Я приподняла бровь.
— Это романтично, — усмехнулась. — Жаркое на костях прошлого?
— Скорее... паста на прощение, — парировал он. — Я умею. Без кота, конечно.
Я засмеялась и кивнула.
— Тогда я за вино. У меня где-то была бутылка белого.
На кухне снова ожила та тихая домашняя магия, которой так не хватало: звучала негромкая джазовая музыка из колонки, Петрович лениво развалился под столом, а воздух пах обжаренным чесноком, оливковым маслом и чем-то ещё — может, базиликом.
Саша готовил уверенно, будто стоял у плиты не просто так, а потому что это его способ успокоиться. Его белая рубашка была расстёгнута у горла, рукава закатаны. На нём не было никакой показной бравады — он просто был... в своём темпе.
— Это паста с томатами и моцареллой, — сообщил он, пока я открывала бутылку. — Папа научил. Правда, у него всё получалось в два раза вкуснее. Но я стараюсь.
Я поставила два бокала на стол.
— Ты так спокойно об этом говоришь, что мне страшно. Уверена, ты не отравил меня?
Он усмехнулся:
— Только чесноком. Это мой способ мести за ноут с музыкой.
Мы сели. Стол выглядел просто, но уютно: белая тарелка с макаронами, салфетки с жёлтым лимонным узором, свечка, которую я зачем-то зажгла — просто потому что захотелось тепла. Её свет отбрасывал мягкие тени на лицо Саши, и вдруг стало ясно: он умеет быть домашним. Не тем, кто улыбается и говорит правильные слова, а тем, кто просто есть. Присутствует. Без напора, но с вниманием.
— Спасибо, — сказала я, делая первый глоток вина. — Это... приятно. Такое чувство, что мы наконец выдохнули.
Он кивнул, не спеша жуя. Потом, уже после нескольких минут молчаливого ужина, добавил:
— Ты знаешь, ты другая, чем я думал.
— В плохую сторону?
— В живую, — просто сказал он. — Я думал, ты будешь шумной, капризной, творческой до нервов. А ты... тихая. Но тебя много.
Я опустила глаза в бокал, скрывая смущение. Он не флиртовал. Это не было признанием или попыткой подкатить. Это была честность. А она почему-то резала глубже, чем любые комплименты.
— А ты... — начала я, подбирая слова. — Я думала, что ты будешь отстранённым. Ну, таким. Белая рубашка, ровный голос, вечно занят. А у тебя юмор. Просто... дозированный.
— Я экономный, — фыркнул он.
Мы рассмеялись оба.
После ужина он молча помог убрать посуду, и это тоже было жестом. Простым. Словно: я не буду спрашивать, как ты себя чувствуешь, но я рядом, если что.
Когда всё было чисто, он подошёл к двери своей комнаты, задержался:
— Если захочешь компанию — фильм или просто... чай, я не против. Но и не обижусь, если нет.
— Спасибо, Саш, — сказала я. — Я, наверное, запишу пару сцен. У меня родилась одна после нашего разговора утром.
Он кивнул, и, уже исчезая в проёме, бросил:
— Надеюсь, герой там не слишком закрытый.
— Наоборот, — сказала я. — Он потихоньку становится настоящим.
Он не ответил. Но я знала — он понял, о ком речь.